Текст книги "«Великий Вавилон»"

Глава VI
В золотом зале

В этот вечер в Золотом зале «Великого Вавилона» должен был состояться большой бал. Зал этот являлся частью гостиницы, но помещался отдельно от нее и предназначался для публики менее привилегированной. Теодор Раксоль не был осведомлен о подробностях предполагавшегося торжества и знал лишь, что это был прием, устраиваемый мистером и миссис Симпсон Леви для своих друзей. Он ничего не знал об этих людях, слышал только, что мистер Симпсон Леви был одним из видных представителей той части биржевых дельцов, которая на обыденном языке называлась «кафрским кружком», что жена его – полная дама, обладательница орлиного носа и громадного количества бриллиантов, и что оба супруга очень богаты и гостеприимны. Мысль о том, что в этот вечер в его отеле должен состояться частный бал, совершенно не нравилась Раксолю, и незадолго до обеда он едва не отдал приказания запереть Золотой зал, празднество отменить, а почтенной чете Симпсон Леви предложить денежную компенсацию за отказ. На это у него имелось три причины: во-первых, новоиспеченный владелец отеля чувствовал себя не в своей тарелке, во-вторых, ему не нравилось имя Симпсона Леви, и в-третьих, американскому миллионеру хотелось показать этим представителям лондонской плутократии, что их богатство для него ровно ничего не значит, что они отнюдь не могут манипулировать Теодором Раксолем и что ему, Теодору Раксолю, ничего не стоит купить не только их самих, но и весь их «кафрский кружок» в придачу. Однако чутье подсказывало миллионеру, что если подобные действия могли быть допустимы в Америке, этой стране свободы, то их ни в коем случае не потерпят в Англии. Он инстинктивно чувствовал, что есть поступки в Англии неприемлемые и что его распоряжение было бы как раз подобного рода. Итак, бал состоялся, и ни мистер, ни миссис Симпсон Леви даже не подозревали, в каком неловком положении перед своими многочисленными гостями они чуть было не оказались.

Золотой зал «Великого Вавилона» предназначался специально для проведения балов. Он был опоясан расположенной на расписанных золотом и ляпис-лазурью сводах галереей, с которой те, кто не хотел или не мог танцевать, имели возможность наблюдать за происходившим в зале. Галерея эта была знакома всему светскому обществу Лондона, и многие во время балов охотно в ней располагались. Но никто не знал, что над ней, в одной из стен зала, существовало маленькое зарешеченное окошко, через которое администрация отеля могла наблюдать не только за танцующими в зале, но и за сидящими в самой галерее.

Людям непосвященным трудно поверить, что посетители такого пышного и знаменитого помещения, как Золотой зал «Великого Вавилона», могли нуждаться в бдительном надзоре. А между тем на деле это оказывалось нелишним. Не раз через это маленькое окошко удавалось выслеживать темных личностей или находить разгадку таинственных происшествий, и не один европейский сыщик, наблюдая за публикой с этого необычного поста, достигал самых блестящих результатов.

Около одиннадцати часов вечера опечаленный и расстроенный Теодор Раксоль и Нелла очутились возле этого окошка. Бродя вместе по коридорам гостиницы, еще плохо знакомым им обоим, они совершенно случайно наткнулись на маленькую комнатку, из которой, как из засады, открывался вид на помещение, где шел бал, устроенный супругами Симпсон Леви. Освещенная только проникавшим из залы светом горящих в канделябрах свечей, комнатка тонула в полумраке. Девушка подошла к окну, отец последовал за ней.

– Интересно было бы знать, кто из них миссис Симпсон Леви и подходит ли ей это имя, – проговорила Нелла. – Как бы тебе понравилось, папа, называться не Раксолем, а каким-нибудь таким именем, к которому люди легко могли бы придраться?

Снизу до них долетал гул голосов и звуки скрипок.

– Ах, черт бы побрал все эти вечерние газеты! – не к месту, но с большой искренностью воскликнул Раксоль.

– Папа, ты сегодня просто несносен! При чем тут вечерние газеты?! – с легким возмущением воскликнула мисс Раксоль.

– Да при том, душа моя, что в одной из них помещен твой портрет, в другой мой, и все они наперебой плетут разные небылицы. Смерть Диммока так их взбудоражила!

– Неужели ты надеялся ускользнуть от газетчиков? Остается только радоваться, что имеешь дело не с нью-йоркскими щелкоперами. Только представь, что бы затрубил милый «Геральд» о твоем вчерашнем скромном приобретении!

– И правда, – согласился Раксоль. – Но все равно завтра утром весь Нью-Йорк будет знать об этом. Хуже всего то, что Вавилон уже уехал в Швейцарию.

– Что это ему вздумалось? – удивилась Нелла.

– Не знаю. Должно быть, обуяла внезапная тоска по родине.

– А тебе-то что за дело до его отъезда?

– Да никакого. Только я чувствую себя одиноко и хотел бы заручиться поддержкой в управлении гостиницей, – нехотя проговорил новый владелец «Вавилона».

– Должно быть, ты нездоров, папочка, если у тебя появилось такое чувство!

– Да, признаю, это не в моих правилах. – Раксоль вздохнул. – Но ты, быть может, не понимаешь, Нелла, что мы попали в довольно темную историю?

– Это ты про бедного Диммока? – решила уточнить девушка.

– И про него, и про другое. Сначала таинственно исчезает из отеля мисс Спенсер, или как там ее зовут на самом деле, потом кто-то бросает камень в окно твоей комнаты, в три часа утра я застаю этого негодяя Жюля шепчущимся с Диммоком. Потом твой драгоценный принц Ариберт приезжает без какой-либо свиты – поступок крайне странный и представителю королевской династии неподобающий, и, кроме того, моя дочь, оказывается, общается на дружеской ноге с этим самым принцем. Затем ни с того ни с сего умирает юный Диммок, и перед нами встает перспектива уголовного расследования. А в довершение всего великий герцог Евгений Познанский со всей своей свитой, которого ждали к ужину, куда-то пропадает.

– Разве принц Евгений не приехал? – озадаченно воскликнула мисс Раксоль.

– Нет, а дядя его Ариберт вне себя от беспокойства и телеграфирует во все концы Европы. Словом, каша заварилась порядочная! – заключил почтенный владелец «Вавилона».

– А ты и в самом деле думаешь, что между Жюлем и бедным Диммоком было что-то такое?

– Не думаю, а знаю! Должен сказать, что я еще вчера заметил, как этот негодяй подмигнул Диммоку за обедом.

– Так, значит, и ты заметил это подмигивание, папочка?! – удивилась Нелла.

– Неужели и ты тоже?

– Конечно. Я только что собиралась тебе об этом сказать.

Миллионер насупился.

– Смотри-ка, папа, кто это? – вдруг шепнула мисс Раксоль, указывая на галерею как раз под потайным окошком.

Там, повернувшись к ним спиной, стоял человек с лысиной и, опершись на перила галереи, неотрывно смотрел в бальную залу.

– Ну, кто же это? – заинтересовался мистер Раксоль.

– Не Жюль ли? – предположила Нелла.

– О боги! Клянусь бородой пророка, это он! – с досадой воскликнул почтенный американец.

– Может быть, его пригласила миссис Симпсон Леви? – осторожно проговорила девушка.

– Приглашен он или нет, но сию же минуту вылетит отсюда, даже если мне придется для этого собственноручно вышвырнуть его!

С этими словами Теодор Раксоль быстро вышел из комнаты, а дочь последовала за ним. Но, оказавшись в галерее, миллионер не обнаружил в ней уволенного метрдотеля. В зале его также не было. Не произнося ни слова, сохраняя внешнее спокойствие, но мысленно разражаясь страшными ругательствами, Раксоль напрасно искал его повсюду и наконец, пройдя по витой лестнице и коридорам, вернулся к своему потайному наблюдательному пункту, чтобы вновь осмотреть залу из этой удобной засады. К его удивлению, в комнатке находился некий субъект, так же напряженно наблюдавший за происходящим в зале, как и сам Раксоль всего несколько минут тому назад. Заслышав шаги, мужчина вздрогнул и обернулся. Это был Жюль. Оба пристально посмотрели друг на друга в полумраке комнаты.

– Добрый вечер, мистер Раксоль, – спокойно проговорил отставной метрдотель. – Должен принести свои извинения за вторжение сюда.

– По привычке, я полагаю, – сухо заметил Теодор Раксоль.

– Именно так, сэр.

– Помнится, я запретил вам появляться в гостинице.

– Я полагал, что ваше распоряжение касается меня только как вашего бывшего служащего. Сегодня я нахожусь здесь в качестве гостя мистера и миссис Симпсон Леви.

– Гм… в вашей новой роли представителя светского общества? – не преминул уточнить владелец отеля.

– Именно, – подтвердил нежданный гость.

– Но это приватная территория, друг мой, и она закрыта для публики.

– Я уже извинился за свое присутствие здесь, – напомнил отставной метрдотель.

– В таком случае, извинившись, вам бы следовало уйти, это мой искренний совет вам, – продолжал бывший патрон.

– Доброй ночи, сэр.

– И предупреждаю вас, мистер Жюль, что если мистеру Симпсону Леви или кому-нибудь другому, все равно – еврею или христианину, еще вздумается пригласить вас в мой отель, вы меня очень обяжете, отклонив приглашение. Для вас это будет самым лучшим решением, – ледяным тоном напутствовал его мистер Раксоль.

– Прощайте, сэр.

Еще до полуночи Теодор Раксоль успел удостовериться, что длинный список гостей четы Симпсон Леви не включал в себя лиц, подобных Жюлю.

Миллионер долго не ложился в эту ночь, точнее сказать – вовсе не ложился. Усилием воли он мог заставить себя свободно обходиться без сна, если у него появлялось такое желание или если того требовали обстоятельства. Почтенный джентльмен ходил взад-вперед по своим апартаментам и напряженно размышлял над недавними событиями. В шесть часов утра он совершил обход хозяйственных подразделений своих владений и осмотрел провизию, доставленную с рынков Ковент-Гардена, Смитфилда, Биллингсгейта и из других мест. Работу кухни отеля он нашел весьма интересной и мысленно уже наметил некоторые преобразования, а также изменения в жаловании прислуги. В семь часов ему случилось проходить мимо багажного лифта и стать свидетелем спуска громадного количества багажа, исчезнувшего затем в повозке конторы «Картер, Паттерсон и К^о».

– Чьи это вещи? – грозно осведомился Раксоль.

Клерк, занимающийся багажом, с обиженным видом объяснил, что это вещи, принадлежавшие не какому-нибудь определенному постояльцу, а разным персонам и высылаемые в разных направлениях: действительно, это был курьерский багаж, отправлявшийся заранее, и приблизительно такое же количество вещей вывозилось из отеля каждое утро, в этот самый час.

Теодор Раксоль вернулся к себе и позавтракал чашкой чаю с гренками. В десять часов ему доложили, что его спрашивает полицейский инспектор, явившийся, по его собственным словам, наблюдать за перевозкой тела Реджинальда Диммока в покойницкую при следственном отделении. Предназначенная для этой цели карета стояла у заднего крыльца гостиницы.

Инспектор вручил также вызов в суд Раксолю и принцу Ариберту и потребовал привести посыльного, видевшего, как Диммок упал, для присутствия на допросе.

– Я полагал, что останки мистера Диммока были перевезены еще вчера вечером, – как бы нехотя проговорил Раксоль.

– Нет, сэр. Дело в том, что карета была занята в другом месте.

Полицейский изобразил на лице нечто вроде улыбки, и новый владелец «Великого Вавилона», почувствовав отвращение, сухо предложил ему приступить к исполнению своих обязанностей.

Спустя несколько минут от инспектора явился посланец с просьбой к мистеру Раксолю соблаговолить подняться на первый этаж. В передней, где первоначально поместили тело Реджинальда Диммока, находились инспектор полиции, принц Ариберт и еще двое полицейских.

– Ну что? – спросил Раксоль, входя и обмениваясь поклоном с принцем.

Тут он увидел гроб, поставленный на два стула.

– Я вижу, вы уже достали гроб. Прекрасно, – прибавил он, подходя ближе, и вдруг непроизвольно заметил: – Да он пустой!

– Именно так, – проговорил инспектор. – Тело умершего исчезло. И его светлость принц Ариберт заявляет, что, хотя и занимал комнату как раз напротив, на противоположной стороне коридора, однако он не может дать ни малейших разъяснений по этому делу.

– Действительно, не могу, – подтвердил принц, и, несмотря на то что он держался внешне совершенно спокойно и с достоинством, было заметно, что он глубоко встревожен и огорчен.

– Ну, я… – начал Раксоль и остановился.

Глава VII
Нелла и принц

Теодор Раксоль положительно отказывался понять, каким образом тело, перевозка которого создает столько трудностей, могло быть похищено из его отеля совершенно неслышно и незаметно, неизвестно кем и как. Первоначально охватившее его удивление вскоре сменилось напряженной, бессмысленной яростью. Он намеревался было уволить весь штат гостиничной прислуги, лично допрашивал ночных дежурных, горничных и всех, кто, по его мнению, мог или должен был хоть что-нибудь знать о происшествии, но это ни к чему не привело. Останки Реджинальда Диммока пропали бесследно, точно он был бестелесным духом. Правда, в дело вмешалась полиция, но Теодор Раксоль не особенно на нее полагался. Он давал показания, с терпеливой покорностью отвечал на вопросы, но не надеялся, что из этого что-нибудь выйдет. С принцем Арибертом Познанским у него также состоялось несколько свиданий, но, хотя принц являл собой воплощенную предупредительность и, без сомнения, был искренно опечален судьбой своего умершего секретаря, Раксолю казалось, что его высочайший гость что-то скрывает, будто не решаясь полностью высказаться. С отличавшей его проницательностью миллионер предполагал, что смерть Реджинальда Диммока была лишь малозначительным событием, намекавшим на существование некой более глубокой тайны. Поэтому он решил быть начеку и терпеливо выжидал, пока еще какой-нибудь случай не прольет света на все дело; до тех пор он принял лишь одну меру – позаботился, чтобы известие о похищении тела Диммока не попало в газеты. Тайна может быть прекрасно сохранена, если в обладателе ее сочетаются самоуверенность и твердость. Раксоль ловко повел дело, оно было нелегким, и успех тем более льстил его самолюбию.

Между тем миллионер сознавал, что временно превосходство оказалось за шайкой каких-то неизвестных ему заговорщиков, и подозревал, что во всей этой интриге Жюль играл не последнюю роль. Раксоль едва смел смотреть в глаза Нелле, очевидно ожидавшей, что отец разоблачит весь заговор одним взмахом своего волшебного жезла. Она привыкла, что у себя на родине он всегда выходил победителем из расставленных ему ловушек. Кроме того, он имел большой вес в обществе, имя его вызывало трепет, желания беспрекословно исполнялись; чтобы что-нибудь узнать, ему стоило только захотеть этого. Но здесь, в Лондоне, Теодор Раксоль оказался не тем, кем был в Нью-Йорке. Там он царил, тогда как Лондон, по всей видимости, не слишком им интересовался, и, без сомнения, тут нашлось бы немало личностей, готовых подстроить ему каверзу – ему, Теодору Раксолю. Ни он, ни дочь его не хотели с этим мириться.

Что до Неллы, то ведение дел в конторе отеля занимало не все ее время, и она с участием и интересом наблюдала за каждым шагом принца Ариберта. От нее не ускользнуло то, чего не замечал ее отец, – что за напускной сдержанностью его высочества скрывались тайная тревога и беспокойство, мучившие его. Она видела, что у бедного принца нет определенного плана действий и что даже спустя некоторое время после трагического происшествия он так и не решился поверить кому-либо свои опасения. До девушки дошли сведения, что он ежедневно в одиночестве и, по-видимому, совершенно бесцельно бродил взад-вперед по набережной Виктории. Наутро третьего дня Нелла решила, что она давно уже не правила лошадьми и что ей было бы полезно прокатиться. Приказав подать коляску и одевшись в изящную амазонку, она выехала на набережную. Нагнав принца около моста Блэкфрайерз, мисс Раксоль остановила лошадей у тротуара:

– Здравствуйте, принц. Уж не перепутали ли вы набережную с Гайд-парком?

Молодой человек поклонился и ответил с улыбкой:

– Обыкновенно я гуляю здесь по утрам.

– Вы меня удивляете. Я думала, что во всем Лондоне я одна предпочитаю набережную, с ее видом на реку, пыли Гайд-парка. Не понимаю, почему это лондонское общество избрало единственным местом для катания этот несчастный парк! Если бы он походил на нью-йоркский Централ-парк…

– По-моему, набережная – лучшее место для прогулок во всем Лондоне, – заметил принц.

Кокетливо улыбнувшись, Нелла промолвила:

– Кажется, у нас с вами родственные души. Оревуар, принц!

– Еще минутку, мисс Раксоль! – В его голосе слышалась просьба.

– Я очень тороплюсь, – сымпровизировала находчивая девица, – я ведь выехала не просто покататься. Вы даже не можете себе представить, сколько у нас дел!

– О, в таком случае не буду вас задерживать. Но сегодня я покидаю «Великий Вавилон».

– В самом деле? Быть может, ваше высочество окажет мне честь и позавтракает со мной в личных апартаментах моего отца? Папы дома не будет, он занят сегодня в Сити с какими-то маклерами.

– С восторгом! – согласился принц Ариберт, и лицо его просияло.

Нелла отправилась дальше. Своим успехом завтрак на этот раз был обязан не только Рокко, но и Нелле. Принц все время старался держаться в рамках обычной светской беседы. Хозяйка, наоборот, говорила много и красиво, но расшевелить гостя ей все не удавалось. После кофе он простился с ней почти официально.

– Прощайте, принц, – проговорила Нелла, – а я ведь думала… впрочем, нет, ничего. Прощайте!

– Вы думали, что я хотел поговорить с вами о чем-то… Я действительно намеревался, но раздумал, потому что не имею права обременять вас своими личными делами.

– Но представьте себе, что я сама этого желаю!

– Вы слишком добры.

– Сядьте, – отрывисто проговорила она, – и расскажите мне все, понимаете, все. Я обожаю секреты.

Почти помимо воли, горячо и порывисто, принц начал свой рассказ:

– Зачем мне докучать вам своими признаниями? Не знаю, я не отдаю себе отчета в этом, но чувствую, что должен вам сказать. Я чувствую, что вы поймете меня лучше, чем кто бы то ни было. А между тем почему вы должны меня понимать? Опять-таки не знаю. Мисс Раксоль, я выскажу вам все свои тревоги в одной фразе: принц Евгений, великий герцог Познанский, пропал. Четыре дня тому назад я должен был встретить его в Остенде. Он направлялся в Лондон по делу и желал, чтобы я сопровождал его. Я послал Диммока вперед, а сам остался дожидаться Евгения. Он не приехал. Я телеграфировал в Кельн, место последней его остановки, и узнал, что Евгений выехал оттуда, как мы и предполагали. Я узнал также, что он проезжал через Брюссель. След его пропал между Брюсселем и остендской гаванью. Его сопровождал только один адъютант, который также исчез. Мне нет надобности объяснять вам, мисс Раксоль, что в случае исчезновения особы, имеющей положение моего племянника, следует действовать крайне осмотрительно. О его розыске нельзя публиковать объявления в лондонском «Таймс». Подобное происшествие нужно держать в секрете. В Познани и Берлине все думают, что Евгений находится в Лондоне, в этом самом отеле, или, вернее, все так думали. Но сегодня утром я получил шифрованную телеграмму от его величества нашего императора, телеграмму очень странную, с вопросом, когда можно ожидать возвращения Евгения в Познань, и с предложением сначала заехать к нему в Берлин. Телеграмма эта пришла на мое имя. Далее, если бы император предполагал, что Евгений находится здесь, для чего бы ему было адресовать телеграмму на мое имя? Три дня я колебался, но молчать и дальше невозможно. Я должен лично явиться к государю и доложить о случившемся.

«Полагаю, вы вынуждены ему повиноваться», – чуть было не сказала Нелла, но удержалась и произнесла:

– Ведь император главенствует над вами. «Первый среди равных» – кажется, так вы его называете.

– Его величество – наш верховный владыка, – спокойно ответил Ариберт.

– Отчего же вы немедленно не предпримете чего-нибудь, чтобы разузнать о местонахождении вашего племянника? – простодушно спросила Нелла: дело это казалось ей таким простым и ясным.

– Да потому что могло случиться одно из двух: или Евгений в прямом смысле слова был похищен, или же у него могли возникнуть особые причины, заставившие изменить первоначальную программу и скрываться в медвежьих углах, вдали от телеграфа, почты и железных дорог.

– Что же это за причины? – недоуменно воскликнула девушка.

– Не спрашивайте. В истории каждой семьи есть страница… – Принц Ариберт не договорил.

– А какова же была цель приезда принца Евгения в Лондон?

Ариберт с секунду колебался, а затем наконец произнес:

– Деньги. Наш род очень беден, беднее, чем предполагают в Берлине.

– Принц Ариберт, хотите, я скажу вам, что я думаю?

Откинувшись на спинку кресла, Нелла смотрела на него из-под полуопущенных ресниц. Его бледное, худощавое изящное лицо, будто магнит, притягивало к себе ее взор. Этот человек, без сомнения, мог быть только принцем.

– Да, говорите, – ответил он.

– Ваш племянник, принц Евгений, – жертва заговора.

– Вы так думаете?

– Совершенно в этом уверена.

– Но почему? Для чего был нужен подобный заговор?

– Уж это вам лучше знать, – отрезала Нелла.

– Ах! Может быть, может быть, но, милая мисс Раксоль, откуда у вас такая убежденность?

– Несколько причин заставляют меня так думать, и все они имеют отношение к мистеру Диммоку. Не подозревали ли вы когда-нибудь, ваше высочество, что этот несчастный юноша был вам не вполне верен? – прямо спросила девушка.

– Он был предан мне абсолютно, – произнес Ариберт серьезно, с искренней убежденностью.

– Тысяча извинений, но это не так, – возразила юная американка.

– Мисс Раксоль, если бы это утверждал кто-нибудь другой, а не вы, я бы… я бы…

– Заточили бы его в самую мрачную темницу во всей Познани? – засмеялась она. – Слушайте же! – И девушка поведала гостю обо всех происшествиях ночи, предшествовавшей его приезду.

– И вы полагаете, мисс Раксоль, что между беднягой Диммоком и этим бездельником Жюлем существовало какое-то соглашение?

– Несомненно, существовало.

– Это невозможно!

– Ваше высочество, человеку, задавшемуся целью постичь всю глубину тайны, ничто не должно казаться невозможным. Но в пользу бедного Диммока я должна сказать следующее: мне кажется, что он раскаялся, в этом-то, возможно, и кроется причина его… внезапной смерти и исчезновения его тела.

– Почему прежде никто не говорил мне об этом! – горестно воскликнул Ариберт.

– Принцам редко доводится слышать правду, – ответила Нелла.

Молодой человек был изумлен хладнокровием и твердостью ее суждений, ее знанием жизни.

– Мисс Раксоль, – проговорил он, – позвольте мне сказать, что я еще ни разу в жизни не встречал женщины, подобной вам. Могу ли я рассчитывать на вашу симпатию и поддержку?

– На мою поддержку, принц? Но в чем? – изумилась девушка.

– Не знаю. Но вы могли бы помочь мне, если бы того пожелали. Если женщина умна, то она всегда превосходит мужчину.

– Ах, я вовсе не так умна! – Нелла вздохнула. – Но мне кажется, что я могла бы вам помочь.

Что заставило Неллу сказать это, она и сама не знала. Но какое-то предчувствие подсказывало девушке, что слова ее сбудутся, а как, благодаря какому счастливому случаю – для нее самой оставалось тайной.

– Поезжайте в Берлин, – заключила девушка, – я вижу, что вы должны это сделать. Ничего другого вам не остается. Что до всего прочего – мы посмотрим. Что-нибудь еще да случится. Я остаюсь здесь, отец мой также. Вы можете считать нас своими друзьями.

Поцеловав ей руку, принц Ариберт вышел, а Нелла, оставшись одна, принялась безостановочно целовать то место, к которому прикоснулись его уста. Теперь, спокойно обдумывая сложившуюся ситуацию, она находила все происшедшее странным, невероятным, фантастичным. Разве в наше время возможны заговоры? Разве теперь в Европе случаются загадочные происшествия? Да еще в лондонской гостинице?

В этот вечер мисс Раксоль обедала вдвоем с отцом.

– Я слышал, принц Ариберт уехал? – проговорил Теодор Раксоль.

– Да, – подтвердила она, но ни словом не обмолвилась о своем разговоре с принцем.