Текст книги "«Великий Вавилон»"

Глава XXIII
Дальнейшие события в погребе

– Ну, папа, – поприветствовала Нелла своего пораженного родителя, – тебе бы следовало удостовериться, что ты не ошибся, прежде чем пускать в дело свою ужасную силу. Ты чуть не сломал мне ключицу. – Она потерла рукой плечо, насмешливо поежившись, и встала со стула.

Подол ее темно-серого платья был разорван и испачкан, и вообще, обыкновенно нарядная, Нелла имела такой вид, точно ее только что вытащили из пожарного спасательного мешка. Машинально она одернула на себе платье и подняла упавший стул.

– Добрый вечер, – проговорил Феликс Вавилон, отвешивая изящный поклон. – Вот неожиданное удовольствие! – Феликс Вавилон ни на минуту не забывал светских манер.

– Не могу ли я узнать, что вы делали в моем винном погребе, Нелла Раксоль? – суровым тоном спросил миллионер.

По-видимому, он был сконфужен тем, что принял свою собственную дочь за какого-нибудь негодяя, кроме того, он терпеть не мог разочаровываться, в данном же случае разочарование его превзошло все границы. Наконец, ему вовсе не понравилось, что Нелла в таком виде предстала перед посторонним человеком.

– Я все расскажу вам, – ответила Нелла. – Я допоздна зачиталась в своей комнате – ночь такая душная. Потом услышала, как на соборе пробило половину первого, отложила книгу и вышла на балкон своей комнаты, чтобы подышать немного свежим воздухом, прежде чем лечь спать. Без всякого намерения я перегнулась через перила – вспомните, что я живу теперь на третьем этаже, – и посмотрела вниз, на маленький мощеный дворик, отделенный от улицы стеной. Мое внимание привлекла фигура пробиравшегося к дворику человека. Я знала, что с этой стороны входа в отель нет, да и, кроме того, дворик находится на пятнадцать или двадцать футов ниже улицы. Итак, я стала следить за этим субъектом. Он вплотную подошел к стене и исчез у меня из виду! Я перегнулась через перила настолько, насколько это было возможно, но не смогла его увидеть. Тем не менее я могла его слышать.

– Что же ты слышала? – резко спросил Раксоль.

– Я слышала будто бы скрежетание пилы, продолжавшееся довольно долгое время, с четверть часа, я думаю.

– Бог ты мой! Но почему же ты не пришла предупредить меня или кого-нибудь другого в гостинице? – прервал ее Раксоль.

– О, я, право, не знаю, папочка! – ласково возразила она. – Я была так заинтригована и сама захотела посмотреть, в чем дело. Ну, так я говорила, мистер Вавилон, – продолжала она с ослепительной улыбкой, обращаясь теперь к Феликсу, – шум этот слышался довольно долго. Наконец он прекратился, и человек, отделившись от стены, перешел дворик, взобрался на противоположную сторону и перелез через решетку на улицу. Тогда я почувствовала облегчение. Незнакомец медленно зашагал вниз по улице. Мимо как раз проходил полицейский, я слышала, как тот поздоровался с ним и попросил у него спичку. Получив ее, он закурил папиросу и спокойно продолжил путь. Рискуя вывернуть себе шею, мистер Вавилон, из моего окна можно увидеть набережную и реку. Я заметила, как человек, выйдя на набережную, перегнулся через парапет, точно разговаривая с кем-то. Потом он пошел по набережной дальше, к Вестминстерскому аббатству, и там скрылся из виду. Подождав минуты две, не вернется ли он, и не дождавшись, я решила, что пора приступить к расследованию дела. Я мигом спустилась вниз, вышла из отеля, прошла на ту улицу и заглянула через решетку во двор. С внутренней стороны находилась лестница, по которой можно было легко спуститься во дворик. Я страшно боялась, что кому-нибудь вздумается пройтись по этой улице и увидеть меня в то время, как я брала препятствие, но этого не случилось, и я одолела его без всякого другого ущерба, кроме разорванной юбки. Я на цыпочках пересекла двор и увидела, что в стене на одном уровне с землей и почти прямо под моим окном находится небольшая решетка. Так как поблизости не было больше никакого железного сооружения, то я заподозрила, что таинственный посетитель должен был подпиливать именно эту решетку ради каких-нибудь своих личных целей. Я с силой толкнула ее и ничуть не удивилась, когда значительная часть ее осталась у меня в руках, открыв пространство, как раз достаточное для того, чтобы в него мог пролезть человек. Я решила пролезть в него, о чем теперь очень жалею. Не знаю, мистер Вавилон, пробовали ли вы когда-нибудь в юбке лезть в узкое отверстие? Не пробовали?

– Не имел такого удовольствия, – проговорил миниатюрный Феликс, вновь поклонившись и машинально взявшись за первую попавшуюся бутылку.

– Ну, ваше счастье, – заключила неустрашимая Нелла. – Минуты три я думала, что застряну в этой решетке, папочка, с плечами, просунутыми внутрь, и с ногами, торчавшими снаружи. Тем не менее в конце концов путем нечеловеческих усилий мне удалось пролезть в нее и почти полумертвой упасть в этот необыкновенный погреб. Тут я стала размышлять, что делать дальше – дождаться возвращения таинственного посетителя и ударить его своими карманными ножницами при его попытке войти или поднять тревогу? Прежде всего я водрузила на место сломанную решетку, затем, чиркнув спичкой, я увидела себя в этом царстве бутылок. Спичка погасла, а другой у меня не было. Я села в уголок и стала думать. Только я решила ждать возвращения вора, как вдруг услышала шаги и голоса, и вошли вы. Должна сознаться, что я почувствовала себя все-таки застигнутой врасплох, особенно когда узнала голос мистера Вавилона. Видите ли, я не хотела пугать вас. Если бы я вдруг выскочила из-за ящиков с криком «Бу-у!» – вы могли бы испытать порядочное потрясение. Мне хотелось придумать способ деликатно открыть вам мое присутствие, но ты избавил меня от труда, папочка. Неужели я в самом деле так громко дышала, что вы услышали это?

Девушка окончила свое странное повествование, и в погребе воцарилось молчание. Раксоль только кивнул в ответ на ее заключительный вопрос.

– Хорошо, Нелла, – проговорил наконец миллионер, – мы очень тебе благодарны за твои гимнастические упражнения, весьма благодарны. Но теперь, мне кажется, тебе лучше пойти спать. Вскоре здесь произойдет нечто необычайное, готов поспорить.

– Но, папочка, если вы ожидаете ночного вора, мне бы так хотелось присутствовать при этом! – запричитала Нелла. – Я еще никогда не видела, как вора ловят на месте преступления.

– Тут будет не простой вор, дорогая моя. По моим соображениям, тут дело будет посерьезнее.

– Что? Убийство? Поджог? Взрыв? Какое великолепие!

– Мистер Вавилон утверждает, что Жюль в Лондоне, – спокойно проговорил Раксоль.

– Жюль! – прошептала она, мгновенно становясь серьезной. – Скорее потушите свет! – И, подбежав к выключателю, девушка погасила лампочку; погреб погрузился в полный мрак.

– Зачем это? – спросил ее отец.

– Если бы он вернулся, то, увидев свет, повернул бы обратно, а это вовсе не в наших интересах.

– Совершенно верно, мисс Раксоль, – сказал Вавилон, и в его голосе послышалось одобрительное удивление перед мудростью девушки, что очень польстило родительской гордости Раксоля.

– Послушай, Нелла, – сказал он, притягивая к себе дочь в полной темноте погреба, – мы предполагаем, что Жюль намеревается подмешать яд в одну из бутылок вина, которую, по его расчетам, должны подать принцу Евгению. Теперь подумай-ка, не был ли Жюлем человек, которого ты видела?

– Раньше мне не приходило в голову, что это мог быть Жюль, но стоило тебе назвать его имя, как я поняла, что это был он. Да, это был именно Жюль!

– Ну так слушай же, что я скажу: времени терять нельзя. Если он только вообще придет, то он должен появиться очень скоро, и ты можешь нам помочь.

Раксоль изложил, какова, по его мнению, должна быть тактика Жюля. Он предложил в случае возвращения Жюля не мешать его действиям, а лишь наблюдать за ним через стеклянную дверь.

– Вы хотите, как говорится, поставить Жюлю ловушку? – спросил Вавилон, которого несколько смущала такая манера поведения с преступниками. – Без сомнения, было бы гораздо проще и легче уведомить полицию о ваших подозрениях и предоставить ей поймать негодяя.

– Дорогой друг, – ответил Раксоль, – мы уже слишком далеко зашли в этом деле без помощи полиции, чтобы обращаться к ней сейчас. Кроме того, должен сказать, что я имею особенное желание поймать этого мошенника самолично. Вас с Неллой я оставлю здесь, так как Нелла настаивает на своем присутствии, и устрою так, что, как только Жюль попадет в маленький погреб, он уже не сможет оттуда выйти – во всяком случае не через решетку. Вы же лучше разместитесь по ту сторону стеклянной двери, в большом погребе, вы будете в состоянии наблюдать и оттуда. Я же сейчас уйду. Вся ваша обязанность будет заключаться в том, чтобы примечать все, что негодяй будет делать. Если у него есть сообщники в самом отеле, мы таким путем получим возможность раскрыть их.

Раксоль зажег спичку и, прикрывая ее рукой, вывел своих спутников в смежный большой погреб.

– Теперь, если вы запрете эту стеклянную дверь, он не сможет выскочить через нее: переплет рамы слишком мал, а дерево слишком крепко. Так что, если он попадет в западню, вы оба будете иметь удовольствие видеть, как он в бешенстве мечется по своей клетке, сами не подвергаясь никакой опасности, но, пожалуй, лучше, чтобы он вас не видел.

Минуту спустя Феликс Вавилон и Нелла уже были одни в темном погребе, прислушиваясь к удалявшимся шагам Теодора Раксоля. Но не успели эти шаги замереть в отдалении, как уже другой звук достиг их слуха: решетку в малом погребе вынимали из окна.

– Надеюсь, что ваш отец подоспеет вовремя, – прошептал Феликс Вавилон.

– Тише! – остановила его девушка, и они продолжали стоять друг возле друга в напряженном молчании.

Сквозь отверстие решетки осторожно и ловко пролезла фигура человека. Наблюдавшие сначала могли видеть лишь его силуэт, но, очутившись в погребе, незнакомец без малейшего колебания направился к электрическому выключателю и зажег свет. Это, вне всякого сомнения, был Жюль, и, казалось, он отлично знал план погреба. Вавилон едва смог подавить гневное движение при виде того, как этот плешивый и наглый экс-лакей уверенно расхаживает в драгоценном сердцу Феликса складе. Жюль прямиком подошел к маленькому ящичку, помеченному номером 17, и взял верхнюю бутылку.

– Romanée-Conti! Вино принца Евгения! – торопливым шепотом пояснил Вавилон.

Жюль ловко и быстро снял печать каким-то инструментом, очевидно, принесенным им специально для этой цели, потом вынул из кармана маленькую плоскую коробочку с черной мазью. Взяв ее на палец, он смазал край горлышка бутылки – как раз то место, где пробка касалась стекла. В следующее мгновение он искусно положил вновь печать и поставил бутылку на место, затем погасил свет и вернулся к отверстию в решетке. Когда он уже наполовину пролез в него, Нелла шепотом воскликнула:

– Он все-таки убежит! Папа еще не успел… мы должны остановить его!

Вавилон, воплощенная осторожность, сильно, но в то же время вежливо удержал эту девушку – янки, которую он считал слишком стремительной и безрассудной, и прежде чем она успела высвободиться, гибкий силуэт Жюля исчез.

Глава XXIV
Бутылка вина

Что касается Теодора Раксоля, то он насколько мог быстро направился из винного погреба на нижний этаж гостиницы, вышел в переулок и выбрался на ту улицу, с которой Жюль перебрался во двор. Но благодаря громадным размерам «Великого Вавилона» расстояние, которое ему пришлось пройти, было немногим меньше четверти мили. А так как по пути находилось множество лестниц, около двух дюжин поворотов и несколько коридоров, в это время ночи совершенно темных или очень слабо освещенных, то Раксоль не мог совершить этот переход быстрее чем за пять минут. В действительности же прошло шесть минут, пока он добрался туда, так как его еще задержали кое-какими вопросами посетители, слишком приналегшие на виски и заблудившиеся в коридорах. Когда Раксоль прибежал на нужную ему улицу, он, к несчастью, наткнулся как раз на того самого полицейского, который недавно так любезно предоставил Жюлю спичку. Полицейский, казалось, был уже не так сговорчив.

– Эй! – закричал он; очевидно, его природная подозрительность пробудилась при виде человека во фраке и без шляпы, стремительно бегущего по улице. – Что это значит? Куда вы так спешите? – И он на минуту задержал Теодора Раксоля, подозрительно посмотрев ему в лицо.

– Ну-ка, господин, пожалуйста, без фокусов. Мне некогда, – спокойно проговорил Раксоль.

– Прошу прощения, сэр, – не совсем добродушно сказал полицейский, все еще колеблясь, и Раксоль пустился дальше.

План миллионера по захвату Жюля состоял в том, чтобы, спустившись по лестнице в низкий дворик, спрятаться там за каким-нибудь удобным выступом стены, пока мистер Том Джексон не выйдет из погреба. Поэтому он проворно перелез через решетку, решетку собственного отеля, и уже осторожно начал спускаться по лестнице, как вдруг чья-то сильная рука ухватила его за воротник и потащила обратно с грубой руганью. Дело в том, что Теодор Раксоль забыл про полицейского, а между тем сей блюститель порядка, введенный в заблуждение поведением Раксоля, преспокойно последовал за ним. Вид карабкающегося через решетку миллионера воспламенил его усердие, результатом чего и стало позорное пленение Раксоля.

Напрасно Теодор спорил, объяснял и бранился. Одно лишь могло убедить тупоумного полицейского, а именно – их совместное возвращение в гостиницу, где они могли бы удостоверить личность миллионера. Если Раксоль действительно окажется Раксолем, владельцем «Великого Вавилона», полицейский обещал принести ему свои извинения. У Раксоля не оставалось выбора. Конечно, удостоверить свою личность было для него делом лишь нескольких минут, после чего раздосадованный, но более чем когда-либо владевший собой миллионер вернулся к решетке, а полицейский удалился в другой конец своего участка, где рассчитывал встретить товарища по службе и поболтать с ним.

Между тем наш давний знакомый Жюль, не подозревавший о происходившем на улице столкновении и о том риске, которому он подвергался, был уже в погребе и достиг его, прежде чем Раксоль подошел к решетке в первый раз. К счастью для себя, Жюлю удалось выйти оттуда как раз во время отсутствия Раксоля. Когда же миллионер во второй раз подошел к этому пункту, он увидел футах в пятидесяти впереди себя человека, направлявшегося к набережной. Он тотчас угадал, что это Жюль и что полицейский отпустил его слишком поздно. Он бросился вдогонку за Жюлем, но тот, услышав за собой шаги, тоже пустился в бегство. Экс-лакей бегал легко, а добежав до парапета набережной, он, к великому удивлению Раксоля, перепрыгнул через него, точно бросившись прямо в реку.

«Неужели он от отчаяния покончил с собой?» – подумал Раксоль, продолжая бежать, но секунду спустя услышал пыхтение парового катера и понял, что Жюль был далек от мысли о самоубийстве.

Перебежав через дорогу на набережную, миллионер увидел трубу отчалившего от стены парового катера, который, выйдя на фарватер, направлялся к Лондонскому мосту. На реке стоял туман. Раксоль был совершенно беспомощен.

Хотя Теодор дважды уже потерпел неудачу в стенах «Великого Вавилона» – один раз с Рокко и один раз с Жюлем, – он не мог винить себя в теперешнем крушении своих планов, крушении, которым он был обязан неожиданному вмешательству постороннего лица. Попросту ему не повезло, и, стало быть, этот инцидент не мог вызвать у него бессонницы в эту ночь.

На следующее утро он повидался с принцем Арибертом. Между ними теперь установились тесные, дружеские отношения, и Раксоль поведал ему обо всех происшествиях последней ночи и в особенности об отравлении бутылки Romanée-Conti.

– Кажется, вы вчера обедали с принцем Евгением? – спросил американец.

– Да, и по странной случайности именно вчера мы распили бутылку Romanée-Conti – чудное вино, которое Евгений особенно любит.

– А сегодня также будете обедать с ним?

– По всей вероятности. Боюсь, что сегодняшний день будет последним днем нашего пребывания здесь. Евгений желает завтра утром вернуться в Познань.

– Не ужасает ли вас, принц, что если бы Жюлю удалось отравить вашего племянника, то, вероятно, он также отравил бы и вас?

– Это не приходило мне в голову, – смеясь, ответил Ариберт, – но, должно быть, так бы и вышло. Кажется, что, когда Жюль принимается за преследование своей добычи, он мало заботится о тех, кого случайно может погубить при этом. Как бы там ни было, а теперь уже нам нечего этого бояться: вам известна бутылка, и вы можете ее немедленно уничтожить.

– Но я вовсе не намерен ее уничтожать, – спокойно проговорил Раксоль. – Если принц Евгений спросит сегодня Romanée-Conti, что весьма вероятно, я хочу, чтобы именно эта бутылка и была подана ему… и вам.

– Так вы все-таки хотите отравить нас?

– Нет же, – Раксоль улыбнулся. – Мое намерение состоит в том, чтобы раскрыть сообщников Жюля в отеле. Относительно винного клерка я уже наводил справки, и, как вы думаете, не странно ли, что именно сегодня мистер Хабборд болен и не встает с постели? Хабборд, как мне сообщили, чем-то отравился, что и обнаружилось ночью. Он будто бы не знает, что тому может быть причиной. Его замещает сегодня в винном погребе его помощник, почти еще мальчик, но, по-видимому, уже довольно ловкий мальчик. Нечего и говорить, что мы будем смотреть в оба за этим юнцом.

– Подождите-ка, – прервал миллионера принц Ариберт, – я не совсем понимаю, как же, по-вашему, должен подействовать яд.

– Бутылка в настоящее время исследуется экспертом, последний имеет инструкции снять немного той дряни, которой Жюль вымазал край горлышка. В течение дня бутылка незаметно будет поставлена в ящик на свое прежнее место. Вероятно, вино отравляется в процессе наливания ядом, который должен быть очень сильным, и один бокал этого вина уже окажется роковым.

– Но ведь лакей, несомненно, должен обтереть горлышко бутылки?

– По всей вероятности, он сделает это очень небрежно. И, кроме того, нельзя предполагать, что он сотрет всю массу: часть ее просочилась между пробкой и стеклом. А может быть, он и вовсе забудет обтереть горлышко.

– Принцу Евгению за обедом неизменно прислуживает Ганс. Эту честь преданный старик всегда оставляет за собой.

– Но предположите, что Ганс… – Раксоль остановился.

– Ганс – сообщник?! Дорогой мой, это предположение невероятно.

Вечером принц Ариберт ужинал со своим царственным племянником в роскошной столовой королевских покоев. Ганс подавал кушанья, которые приносили в комнату другие лакеи. Ариберт заметил, что его племянник находится в особенно угнетенном и молчаливом настроении. Накануне, когда после неудачного свидания с Симпсоном Леви принц Евгений в отчаянии угрожал покончить с собой будто «по несчастной случайности», Ариберт взял с него честное слово не делать этого.

– Какое вино желает сегодня ваша светлость? – поинтересовался старый Ганс почтительным тоном после того, как был подан суп.

– Херес, – лаконично приказал принц Евгений.

– А потом Romanée-Conti? – спросил Ганс.

Ариберт быстро взглянул на него.

– Нет, сегодня не надо.

– Ну а я выпью Romanée-Conti, Ганс, – сказал Ариберт.

Знаменитое и несравненное бургундское было подано к жаркому. Ганс торжественно внес бутылку в ее ивовой колыбельке, с математической верностью ввинтил штопор и, вытащив пробку, поднес ее для освидетельствования своему господину. Евгений кивнул и приказал наливать. Ариберт с напряженным вниманием следил. Он ни на секунду не мог поверить, что Ганс мог предать своего повелителя, и тем не менее слова Раксоля невольно смущали его. В это мгновение принц Евгений проговорил, обращаясь к нему через стол:

– Ариберт, я беру назад свое обещание.

Ариберт энергично покачал головой, не отрывая глаз от Ганса. Престарелый слуга наскоро обмахнул салфеткой горлышко бутылки и налил Romanée-Conti в стакан. Дрожь пробежала по всему телу Ариберта. Евгений взял стакан и посмотрел его на свет.

– Не пей, – спокойным тоном проговорил Ариберт. – Вино отравлено.

– Отравлено? – воскликнул принц Евгений.

– Отравлено, сэр?! – Старый Ганс с видом глубочайшего удивления и смущения и схватил стакан. – Это невозможно, государь, я собственноручно откупорил бутылку. Никто, кроме меня, не дотронулся до вина, а пробка не была повреждена.

– Говорю тебе, что оно отравлено, – повторил Ариберт.

– Да простит мне ваше высочество, но утверждать, что вино отравлено, значит утверждать, что я – убийца. Я докажу вам, что в нем нет яда, я сам его выпью!..

И Ганс поднес стакан к своим дрожащим губам. В эту минуту Ариберт убедился, что старый слуга – не сообщник Жюля. Вскочив с места, Ариберт выбил стакан из рук престарелого Ганса, и осколки стекла со звоном полетели на стол и на пол.

Принц и слуга смотрели друг на друга в томительном и страшном безмолвии. Но вот послышался легкий шум, и Ариберт, оглянувшись, увидел, что Евгений беспомощно опустился на ручку кресла: руки его безжизненно повисли, как плети, глаза закрылись – он был без сознания.

– Ганс! – вскрикнул Ариберт. – Ганс! Что же это значит?..