Текст книги "22 июня – 9 мая. Великая Отечественная война"

Планы сторон

Монтаж 152-мм гаубицы-пушки МЛ-2 °C в карданной установке рамного типа на корпус тяжелой советской самоходно-артиллерийской установки СУ-152. Кировский завод наркомтанкопрома в г. Челябинске, 1943 г.

Несмотря на тяжелые поражения, которые Красная Армия нанесла Вермахту зимой 1942/43 года, и наметившееся истощение сил, германская армия оставалась сильным и опасным противником. Более того, в сравнении с началом войны и началом летней кампании 1942-го ее общая численность даже возросла. Вызвано это было не только потребностями войск на Восточном фронте, но и необходимостью наращивания немецких военных контингентов в находящейся под угрозой вторжения союзников Европе. Так или иначе, даже без учета войск СС и частей Люфтваффе, на территории Советского Союза находилась армия, насчитывавшая в своих рядах 3 миллиона 115 тысяч человек, то есть практически той же численности, что и 22 июня 1941 года начала поход на СССР (3 миллиона 200 тысяч человек). По числу соединений Вермахт первой половины 1943 года даже превосходил Вермахт июня 1941-го.

12 апреля Гитлер подписал оперативный приказ № 6, который гласил: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» – первое наступление в этом году. Этому наступлению придается решающее значение. Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года. В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с величайшей тщательностью и энергией. На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна стать факелом для всего мира». План операции «Цитадель» был простым и даже примитивным. Его подсказало само начертание линии Восточного фронта. В результате наступления Красной Армии зимой 1943-го в Восточной Украине и последующего контрнаступления Вермахта в центре советско-германского фронта образовался обращенный в западную сторону выступ глубиной до 150 и шириной до 200 километров, который впоследствии получил название «Курская дуга». Фюрер приказал срезать его двумя ударами по сходящимся направлениям – одним с севера и другим с юга. Северный фас Курской дуги должна была атаковать группа армий «Центр», а Южный – группа армий «Юг». В случае успеха немцы получали гигантскую брешь в советской обороне. За операцией «Цитадель» должна была последовать операция «Пантера» – глубокий прорыв через эту брешь в тыл войскам Красной Арми, стоящим на пороге Донбасса.

Для стабилизации ситуации после сдачи Харькова под Курск был отправлен сталинский «кризис-менеджер» Г.К. Жуков. 8 апреля он как представитель Ставки Верховного Главнокомандования направил Сталину свои соображения относительно планов противника на весну-лето 1943 года. Жуков обоснованно считал, что крупных резервов для операции, подобной походу на Кавказ за нефтью в 1942-м, у немцев нет. Как более реалистичный план действий противника он предполагал, что «на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13-15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока. Вспомогательный удар с целью разрезания нашего фронта надо ожидать с запада из района Ворожбы, что между реками Сейм и Псел, на Курск с юго-запада». Это описание появилось ровно за неделю до появления директивы Гитлера на проведение операции «Цитадель». Жуков довольно точно угадал общий замысел «Цитадели» – удар по сходящимся направлениям по северному и южному фасам Курской дуги.

Советская 76-мм пушка Ф-22УСВ на позиции. 1943 г. Обратите внимание на тщательную маскировку позиции орудия

Немецкие экранированные средние танки PzKpfw III на Курской дуге перед началом операции «Цитадель». На башне первого танка с правой стороны установлены гранатометы NbK 39 калибра 90 мм для постановки дымовых завес

В середине апреля советским командованием было принято решение о переходе к обороне. Наступавшие всю зиму войска были вымотаны, коммуникации растянулись. Основная идея краткосрочного планирования укладывалась в два слова: «преднамеренная оборона». Маршал Г.К. Жуков вспоминал: «Верховный, пожалуй, как никогда, внимательно выслушал наши соображения. Он согласился с тем, чтобы главные усилия сосредоточить в районе Курска, но по-прежнему опасался за московское стратегическое направление». Маршал А.М. Василевский был даже откровеннее: «Сталина беспокоило, и он не скрывал этого, выдержат ли наши войска удар крупных масс фашистских танков». Однако расходовать резервы на наступление было еще более рискованно. На третий год войны немецкие войска были насыщены противотанковыми орудиями, способными бороться со всеми типами советских танков. В полной мере стратегической инициативой не владела ни одна из сторон, поэтому любая ошибка в планировании могла привести к трагическим последствиям и разрастающейся как снежный ком катастрофе. Правильность принятого решения была вскоре подтверждена донесениями советской разведки.

В отличие от многих других оборонительных операций, летом 1943 года у советского Верховного командования были действительно весомые данные разведки относительно планов противника. Они были получены задолго до начала «Цитадели» – весной 1943-го. Важнейшее разведывательное донесение поступило 7 мая. В этот день в Государственный Комитет Обороны направил сообщение своей лондонской резидентуры Народный Комиссариат Государственной безопасности СССР. В сообщении приводился текст перехваченной британской разведкой телеграммы генерал-фельдмаршала Максимилиана фон Вейхса от 25 апреля в адрес оперативного отдела штаба Верховного командования. Эта информация была получена через разведывательную сеть в Великобритании – документ передал известному впоследствии советскому разведчику Киму Филби один из членов легендарной «Кембриджской пятерки» Джон Кернкросс, работавший в главной дешифровальной службе Туманного Альбиона – Правительственной школе кодов и шифров в Блетчли-Парк.

Советская средняя самоходно-артиллерийская установка СУ-122 была одним из дебютантов в сражении на Курской дуге

Немецкие легкие самоходно-артиллерийские установки класса самоходных гаубиц «Веспе» 2-го батальона артиллерийского полка «Великая Германия» на марше. Июль 1943 г.

В перехваченной и дешифрованной англичанами телеграмме Вейхса подробно излагался план операции «Цитадель» и оценка состояния советских войск на этот момент. Через двадцать дней в Генеральный штаб поступило спецсообщение 1-го Управления (разведка за границей) НКГБ СССР, в котором указывались направления ударов германских войск на линии Курск-Белгород-Малоархангельск. Вечером 8 мая последовала директива Ставки, предупреждающая фронты о возможном немецком наступлении: «По некоторым данным, противник может перейти в наступление 10-12 мая на орловско-курском или белгородско-обоянском направлении, либо на обоих направлениях вместе. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: к утру 10 мая иметь все войска как первой линии обороны, так и резервов в полной боевой готовности встретить возможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации с тем, чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиации противника, но и с первого же момента его активных действий – завоевать господство в воздухе».

Немецкое объявление для жителей Белгорода красноречиво характеризует политику оккупационных властей

Сотрудник главной дешифровальной службы Великобритании Джон Кернкросс (1913-1991). Одновременно с 1935 года он был агентом советской разведки. Его имя стало известно британским контрразведчикам только в 1990 году

МОДЕЛЬ, Вальтер Мориц Отто (Otto Moritz Walter Model; 1891-1945) – немецкий военачальник, генерал-фельдмаршал (1944). Участвовал в Первой мировой войне на Западном фронте. Несколько раз был ранен. С 1919 года служил в Генеральном штабе. 22 июня 1941-го в составе группы армий «Центр» вступил на территорию Советского Союза. Был одним из тех генералов Вермахта, которые пользовались безусловным уважением фюрера. Зимой 41-го года в критической ситуации Модель резко бросил Гитлеру: «Кто командует 9-й армией? Я или вы?» Вскоре он делом доказал свое умение управлять войсками в казавшейся безвыходной ситуации, остановив отступление немецких войск под Ржевом. Симпатию фюрера вызывало также то, что он был убежденным национал-социалистом. Носил прозвища «Гений обороны» и «Пожарный фюрера». Модель назначался Гитлером на самые проблемные участки фронта. С августа 1944 года он командовал Западным направлением. В апреле 45-го, попав в окружение, застрелился в лесу под Дуйсбургом. Даже самые лояльно настроенные по отношению к немецкому военачальнику западные историки, высоко оценивая его победы над Красной Армией, отмечают, что «он был, бесспорно, крайне жесток в обращении с советским гражданским населением, он активно сотрудничал с карательными отрядами СС и с их программами «переселения» евреев».

PzKpfw V «Panther» – немецкий средний танк, разработанный фирмой «MAN», ныне широко известным производителем грузовиков, в 1941-1942 гг. как основной боевой танк Вермахта. Многие эксперты называют «Пантеру» лучшим немецким и одним из лучших танков Второй мировой войны. В советской танковой классификации и у союзников «Пантеры» со своей боевой массой в 44,8 т считались тяжелым танком. Боевое крещение эти «кошки» приняли на Южном фасе Курской дуге. 10 поездов из Франции с техникой и личным составом 52-го танкового батальона начали разгрузку 3 июля 1943 г., за день до начала операции «Цитадель». В процессе разгрузки поездов подразделение понесло первые потери: два танка сгорели из-за неисправности двигателей. В течение первых же дней боев на минах подорвалось более 40 машин. В дальнейшем повреждения подвески лидировали среди повреждений нового среднего «панцера». Среди повреждений осмотренных советскими специалистами оставленных немцами «Пантер» отмечались попадания 45-мм бронебойных и подкалиберных снарядов. Несмотря на сложность и дороговизну в производстве и эксплуатации, «Пантеры» получили широкое распространение в Вермахте, встречаясь практически на всех фронтах. Только на Восточном фронте с 1 декабря 1943 г. по ноябрь 1944 г. немцы потеряли 2116 машин. Танки этого типа должны были постепенно вытеснять PzKpfw III и PzKpfw IV в немецких танковых дивизиях. «Тройку» «Пантеры» вытесняли еще и на производственных мощностях компании «Даймлер-Бенц», производство PzKpfw IV сохранялось до конца войны. Чаще всего «Пантеры» и «Четверки» разносились по разным батальонам танкового полка танковой дивизии. Последняя модификация танка – Ausf. G, – получила дополнительное бронирование и измененный угол наклона бортовых бронелистов. К концу войны эти «панцеры» составляли более половины танкового парка немецкой армии. Всего в 1943-1945 гг. было выпущено почти 6 тысяч «Пантер». До нашего времени в мире сохранилось 16 машин различных модификаций. Одна из них – Ausf. G – экспонируется в Центральном музее бронетанкового вооружения и техники в подмосковной Кубинке. Отечественные музейщики восстановили танк до ходового состояния и дали ему раскраску, характерную для танков 5-й танковой дивизии СС «Викинг» (5. SS-Panzer-Division «Wiking»). На базе «Пантеры» немцы выпускали противотанковые самоходно-артиллерийские установки «Ягдпантера» и ряд специализированных машин для инженерных и артиллерийских частей Вермахта.

Неожиданно многие немецкие генералы выступили против проведения операции. Открыто возражал фюреру генерал-фельдмаршал Ханс Гюнтер фон Клюге, командовавший группой армий «Центр». Генерал Вальтер Модель, в свою очередь, предоставил данные воздушной разведки. Именно его войскам предстояло штурмовать Курский выступ с севера. Модель доказывал, что на этих участках фронта советское командование подготовило глубокую тщательно организованную оборону. Модель предлагал отложить «Цитадель» и начать ее воплощение в жизнь только после накопления сил. Возможно, свою роль в этом сыграло то, что опыт Моделя был односторонним – больше года он успешно оборонял Ржевский выступ, и опыта руководства крупным наступлением у него не было. Более того, и солдаты, и командиры его армии не имели опыта взлома укрепленных позиций противника. Модель считался «Гением обороны». Начальник оперативного отдела группы армий «Центр» Грабен позднее предположил, что Модель добивался даже не отсрочки, а отмены операции «Цитадель». К тому же он считал, что советское командование потеряет терпение и начнет собственное наступление. Тогда Модель окунется в привычную для него стихию обороны. Официально же Модель стоял за то, чтобы отложить «Цитадель» и начать ее воплощение в жизнь только после накопления сил. Свои сомнения в успехе «Цитадели» высказал и генерал-полковник Гейнц Гудериан, который был назначен инспектором танковых войск и, как никто, знал, что немецкие танковые части еще не готовы для такой крупной операции. По его мнению, эта затея была слишком рискованной. Война выкачивала из Германии последние ресурсы. Успех «Цитадели» позволил бы сохранить стратегическую инициативу на Восточном фронте, но ее провал мог привести к невосполнимым потерям. Фюрер согласился перенести начало операции на месяц со словами: «Неудачи быть не должно».

Утешало Гитлера лишь то, что отсрочка начала наступления позволяла ввести в бой больше новейшей техники. Оперативный приказ фюрера от 15 апреля требовал: «На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие». Помимо уже известных советским войскам тяжелых танков «Тигр», на Курской дуге намечался дебют средних танков «Пантера», тяжелых самоходно-артиллерийских установок «Фердинанд», «Хуммель» и «Хорниссе». Весной и в начале лета новые бронемашины проходили период устранения «детских болезней». Советские войска получили несколько недель на подготовку обороны. Немецкие танковые соединения в 1943 году получили бронированную самоходную артиллерию (105-миллиметровые самоходки «Веспе» и 150-миллиметровые «Хуммель»), весьма устойчивую к контрбатарейной борьбе. С появлением у немцев этих самоходно-артиллерийских установок появилась разница не только в весе залпа артиллерии подвижных соединений Красной Армии и Вермахта, но и в возможностях ведения ими артиллерийских дуэлей.

Всего для операции «Цитадель» немецким командованием привлекалось 777 тысяч человек. Из этого числа 335 тысяч человек, 3630 орудий и минометов, 920 танков находились в составе 9-й армии группы армий «Центр». Еще 110 тысяч человек, 940 орудий и минометов, 31 самоходно-артиллерийская установка входили в состав 2-й армии на западном фасе Курской дуги. Привлеченные к операции войска группы армий «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна разделялись между 4-й танковой армией и армейской группой «Кемпф». Первая насчитывала 223 тысячи человек, 1089 танков, 1774 орудий и минометов, вторая – 108 тысяч человек, 419 танков и самоходно-артиллерийских установок, 1073 орудий и минометов. Им противостояли Центральный фронт К.К. Рокоссовского и Воронежский фронт Н.Ф. Ватутина. В начале июля под началом Рокоссовского было 712 тысяч человек, 1800 танков и самоходно-артиллерийских установок, 12 тысяч орудий и минометов. Воронежский фронт насчитывал 626 тысяч человек, 1700 танков и 8,7 тысяч орудий и минометов. Изначально войска, подчиненные Рокоссовскому, находились в более выгодном положении. Танкоопасная местность на этом участке фронта представляла собой 90-километровый коридор в лесах северного фаса Курской дуги. Армии Ватутина, напротив, в основном занимали позиции на степной, открытой местности. Здесь, на южном фасе, у немцев была полная свобода маневра в выборе направления взлома обороны Воронежского фронта.

Ju87G-1 – противотанковая версия пикирующего бомбардировщика «Штука». Постоянное использование Люфтваффе против советских танковых атак подвигло немцев на создание специальных противотанковых самолетов. Так родились Ju87G-1 c 37-мм пушками под крылом, которые должны были использоваться в качестве истребителей танков, пикировать утяжеленные пушками крылатые машины уже не могли.

ВАТУТИН Николай Федорович (1901-1944) – советский военачальник, генерал армии (1943), Герой Советского Союза (1965; посмертно). Был одним из самых талантливых советских полководцев. Способности Ватутина продумывать операции до мельчайших деталей высоко ценил даже противник: немецкие командиры называли советского генерала «шахматистом» или «гроссмейстером». Его стихией было наступление. Хотя начальный период Великой Отечественной войны давал немного возможностей проявить эту страсть, в августе 1941 года он успел спланировать и провести под Старой Руссой одно из первых крупных контрнаступлений Красной Армии. «Звездным часом» Ватутина стала операция «Уран» по окружению сталинградской группировки Вермахта. Летом 43-го на Курской дуге он командовал фронтом в крупнейшей оборонительной операции Великой Отечественной войны. Скончался от ран, полученных в случайной перестрелке с членами Украинской повстанческой армии в феврале 1944 года.

Операция «Цитадель»

Солдаты Вермахта в окопе на Курской дуге. На заднем плане – немецкий танк-робот B-IV

Время шло, а немецкое наступление все не начиналось. Еще никогда до этого части Красной Армии не имели столько времени для подготовки к грядущим боям, и они не теряли время даром. Только в полосе Воронежского фронта было отрыто 4200 километров траншей, построено 500 километров противотанковых заграждений. В полосе обороны 6-й гвардейской армии было установлено 75 тысяч противопехотных и 90 тысяч противотанковых мин. Количество запасных позиций для танков и противотанковой артиллерии исчислялось тысячами. Минометчик М.Г. Абдулин вспоминал: «Нас каждый день «утюжили» наши Т-34 <…> Учились кидать бутылки с горючим, противотанковые гранаты». Были напечатаны и розданы инструкции по борьбе с новейшими немецкими танками «Тигр» и «Пантера». Однако, как вспоминал самоходчик В.С. Крысов, «когда раздали инструкции по борьбе с вражескими танками, в которых на рисунках красными стрелками были указаны их уязвимые места, мы поняли, что нашими 122-мм гаубицами лобовая броня всех этих «зверей» не пробивается». В артиллерийских подразделениях отбирались бойцы, добившиеся успехов в борьбе с немецкими «панцерами», их назначали командирами взводов в новых подразделениях. Расчеты, потерпевшие поражения в боях с танками, напротив, выводились в тыловые части. В течение двух месяцев велась настоящая «охота» за пушечными снайперами. Лучшие наводчики орудий приглашались в истребительные противотанковые полки. По приказу Ставки Верховного Главнокомандования им увеличили денежное содержание и паек. Наводчики, упражняясь в стрельбе по движущимся макетам «Тигров», достигали высочайшего мастерства, попадая из пушки по стволу танкового орудия, командирской башенке или в смотровой прибор механика-водителя. В июне 1943 года Ил-2 получили новое противотанковое оружие – авиабомбы ПТАБ с кумулятивным зарядом. По приказу Сталина наличие этих бомб держалось в строгом секрете до самого начала танковых сражений на Курской дуге.

Нет ничего удивительного, что командующий Воронежским фронтом Н.Ф. Ватутин был не в восторге от идеи «преднамеренной обороны». Его силы были разбросаны на широком фронте и при неблагоприятном стечении обстоятельств «преднамеренная оборона» могла привести к обвалу фронта и катастрофе. Перейти в наступление, пусть даже с риском получить щелчок по носу, аналогичный весеннему Харькову казалось Николаю Федоровичу меньшим злом. Тем более, как уже было сказано выше, Воронежскому фронту удалось восстановить силы и войска были готовы к активным действиям. Расчет Моделя на то, что советское командование потеряет терпение и начнет наступательные операции был, несомненно, обоснованным. Задержка с переходом немцев в наступление заставила нервничать самого Сталина. Начальник Генерального штаба Красной армии А.М. Василевский вспоминал: «Николай Федорович Ватутин неоднократно ставил передо мной вопрос о необходимости начать самим наступление, чтобы не упустить летнее время… – Александр Михайлович! Проспим мы, упустим момент, – взволнованно убеждал он меня. – Противник не наступает, скоро осень и все наши планы сорвутся. Давайте бросим окапываться и начнем первыми. Сил у нас для этого достаточно. Из ежедневных переговоров с Верховным Главнокомандующим я видел, что неспокоен и он. Один раз он сообщил мне, что ему позвонил Ватутин и настаивает, чтобы не позднее первых чисел июля начать наше наступление; далее Сталин сказал, что считает это предложение заслуживающим самого серьезного внимания; что он приказал Ватутину подготовить и доложить свои соображения по Воронежскому фронту в Ставку».

Ватутин не пил ничего, крепче чая, хотя в его казавшемся бесконечном ожидании был момент, способный сломать даже отъявленного трезвенника. В случайно сбитом красноармейцами немецком самолете-разведчике обнаружили карту с точно вычерченными позициями советской обороны. Дислокацию пришлось срочно менять, а затем с биплана У-2 проверять тщательность маскировки.

Даже долгое ожидание не могло быть бесконечным. В два часа ночи 2 июля 1943 года в адрес командующих войсками Западного, Брянского, Центрального, Воронежского, Юго-Западного и Южного фронтов была отправлена директива Ставки № 30144, начинавшаяся словами: «По имеющимся сведениям немцы могут перейти в наступление на нашем фронте в период 3-6 июля». Командующим фронтами приказывалось быть в готовности к отражению удара противника и усилить наблюдение за противником. При этом директива была направлена на все фронты западного и юго-западного направлений, то есть советское верховное командование до последнего не было уверено в действительном направлении немецкого наступления.

Вскоре простой немецкий сапер развеял последние сомнения. Разведчик 222-го гвардейского стрелкового полка 72-й гвардейской стрелковой дивизии Л.С. Маликин вспоминал: «То, что скоро начнется немецкое наступление, – явно чувствовалось. В ночь на 3 июля полк был приведен в полную готовность, а нам и дивизионным разведчикам передали приказ командира дивизии генерал-майора Лосева: «Взять «языка» во что бы ни стало!» Наша группа взяла в плен немецкого унтер-офицера и доставила его в штаб дивизии. Но этот унтер-офицер не знал точного времени начала наступления, только сказал, что в войсках было зачитано обращение фюрера, которое призывало «доблестных солдат рейха выиграть предстоящее решающее последнее сражение». Нас снова послали за «языком». В очередной ночной схватке «языком» оказался немецкий сапер Бруно Формель, снимавший мины на передовой линии. На допросе он предельно откровенно рассказал, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и 5 июля в 2 часа ночи по европейскому времени перейдут в наступление в общем направлении на Курск. Одновременно начнется наступление и на курском направлении из района Белгорода.

Советский минометный расчет меняет огневую позицию. Северный фас Курской дуги, июль 1943 г.

До указанного захваченным сапером часа немецкого наступления оставались уже считаные минуты. Для немцев заготовили сюрприз – артиллерийскую контрподготовку. Вместо того чтобы молча ждать удара противника, артиллерия Красной Армии по плану должна была ударить по предполагаемым скоплениям изготовившихся к атаке частей Вермахта и войск СС. После признаний пленного сапера советское командование приняло решение незамедлительно. В темноте июльской ночи замелькали вспышки орудийных выстрелов. Не везде удалось угадать места сосредоточения немецких войск, но град снарядов неизбежно находил себе цели. В отчете одной из немецких дивизий было записано: «Противник засеял огнем все овраги, могущие быть использованными в качестве путей сближения. О продолжении наведения моста для «тигров» не могло быть и речи». Штурман бомбардировщика Ил-4 8-го гвардейского авиаполка авиации дальнего действия лейтенант В.Ф. Рощенко впоследствии вспоминал: «В ночь на 5 июля наши самолеты возвращались с бомбардировки железнодорожного узла противника. Еще издали мы увидели, что на линии фронта началось что-то невообразимое. С обеих сторон шла интенсивная стрельба, местами полыхали пожары».

Не успели замолчать советские орудия, как воздух наполнился визгом и свистом немецких снарядов. Артиллерийская подготовка противника была небывало мощной, ведь предстояло взламывать оборону, строившуюся Красной Армией несколько месяцев. Командир 6-й пехотной дивизии Вермахта генерал-майор Хорст Гроссман позднее писал: «Скоро на стороне неприятеля можно было видеть только огонь и дым и слышать вой снарядов и мин реактивных минометов. Под защитой этого огня, штурмовых орудий и тяжелого пехотного оружия мы атакуем вражеские позиции». У Красной Армии к лету 1943 года был обширный отрицательный опыт оборонительных сражений с немцами. Поэтому ставка на оборону была сделана не без опасений. Надежду на успех внушало то, что она учитывала опыт двух лет войны. На каждом фронте было подготовлено три полосы обороны. Основой обороны на Курской дуге, ее опорой были противотанковые опорные пункты (ПТОПы) и противотанковые районы (ПТОРы). Опыт войны показал, что выстраивание позиций противотанковых пушек в нитку вдоль фронта себя не оправдывает. Эффективнее было располагать их компактно, этакими ощетинившимися стволами островками на пути лавины вражеских танков. Каждый опорный пункт имел до полутора десятков противотанковых пушек и нескольких десятков противотанковых ружей. Они были приспособлены к круговой обороне, у каждого орудия было несколько позиций для стрельбы по всем направлениям. Поэтому, если танки пытались пробиться в промежутках между ПТОПами, их били в тонкую бортовую броню. Для этого промежутки между ПТОПами оставлялись не более 600-800 метров. Строительство развитой системы опорных пунктов стоило большого труда. Командир орудия одного из противотанковых полков М.П. Бадигин вспоминал: «Самое трудное на войне – это труд, подчас физически изнуряющий труд, прежде чем тебе придется воевать, идти в атаку <…> Это даже легче подчас, чем вот этот труд. По расчетам, скажем, чтобы 45-мм пушку окопать, надо около тридцати кубов земли вынуть, а 76-мм – уже пятьдесят шесть кубов. Копали столько, сколько десяткам людей, может, не придется за всю жизнь перекопать земли». Зенитные батареи 85-миллиметровых пушек были переданы для прикрытия особо важных направлений от танковых атак. Вести огонь по самолетам им запрещалось. Четыре артиллерийских полка вооружили захваченными под Сталинградом немецкими противотанковыми и зенитными орудиями. Для самоходных артиллерийских установок Су-122 начали поступать новые кумулятивные снаряды, способные пробивать броню до 130 миллиметров. Это дало возможность советским самоходчикам поражать новые немецкие танки.

StuG III Ausf.G – модификация немецкой средней самоходно-артиллерийской установки StuG III, выпускавшаяся с 1943 г. Начиная с этой модели «Штурмгешюцы» приобрели тот облик, который сделал их «Фердинандами» в глазах советских танкистов. Ausf.G получили монолитную 80-мм лобовую броню и 75-мм пушку с длиной ствола 48 калибров. Это позволило им поражать «тридцатьчетверки» на дистанциях свыше 1000 м, будучи неуязвимыми для Т-34 на дистанции до боя 300-500 метров. Одновременно самоходки получили командирскую башенку, значительно улучшившую работу командира самоходного орудия. Все это, наряду с хорошо себя зарекомендовавшим шасси танка PzKpfw III, делало «Штуги» грозным противником, роль которых в Вермахте постоянно возрастала. Так, в апреле 1943 г. на Восточном фронте насчитывалось 589 StuG III и 5 StuH III (модификация со 105-мм гаубицей). 30 июня их число возросло до 916 StuG III и 68 StuH III. В конце года, 31 декабря 1943 г., количество «Штурмгешюцев» перекрыло другие виды техники: 1441 StuG и 66 StuH. Это было больше, чем любого другого типа бронетанковой техники Вермахта. По штату от 1 декабря 1943 г. каждая батарея самоходок состояла из трех взводов по три орудия в каждом и одного «Штурмгешюца» в управлении батареи. Батальон включал три батареи и роту управления, а всего 31 самоходную установку. 2 марта 1943 г., в связи с появлением на фронте модификации САУ с 105-мм гаубицей (Sd.Kfz.142/2), был введен еще один штат батареи: 7 самоходок с 75-мм орудием и три с 105-мм гаубицей. В сражении на Курской дуге участвовали батальоны «Штурмгешюцев» обоих типов. Помимо отдельных батальонов, существовала еще одна форма организации – батальоны самоходок в составе элитных дивизий. Батальон «Штугов» панцергренадерской дивизии «Великая Германия» насчитывал перед началом операции «Цитадель» 35 машин, столько же их было в эсэсовских дивизиях «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» и «Тотенкопф». Только дивизия СС «Дас Райх» выбивалась из этого ряда, она могла выставить 34 «Штурмгешюца».

О начале операции «Цитадель» Л. Маликин вспоминал: «Грохот разрывов сорвал нас с нар в землянке, заставил схватить свои автоматы и броситься на выход к вырытым щелям. Снаряды и мины рвались совсем близко, стенки землянки ходили ходуном, сквозь накат сыпался песок. Выбежав наружу, мы залегли в щели. Между окопами и штабными землянками метались огонь, дым и земля. Кинулись в ход сообщения, отбежали с десяток шагов и упали на дно глубокого окопа. Артподготовка противника продолжалась в полосе обороны полка более часа. Затем канонада начала стихать, и стали явственнее слышаться пулеметные и автоматные очереди с переднего края. По всей полосе обороны разгорелся яростный бой, под прикрытием дымовой завесы гитлеровцы пошли на штурм». В наступлении на северном фасе Курской дуги немцами были применены высокие технологии того времени. Для пробивания проходов в минных полях использовались радиоуправляемые танкетки «Боргвард». Однако большое количество султанов разрывов на поле боя помешало «Фердинандам» ясно распознать проделанные танкетками проходы, которые никак не были обозначены. Их след просто терялся на «лунном пейзаже» поля боя. Поэтому «Фердинанды» начали сбиваться с пути и подрываться один за другим. Броню тяжелых немецких самоходок советские орудия пробить не могли, но противотанковые мины рвали гусеницы, обездвиживая гигантские бронемашины. Также советские противотанкисты снайперскими выстрелами разбивали ходовую часть «Фердинандов». Уже к вечеру первого дня наступления половина из них вышла из строя. Командир батареи штурмовых орудий «Веспе» 2-й танковой дивизии Вальтер Хейнлайн вспоминал: «Это был ад. В воздухе были тысячи самолетов, тысячи. Огонь русской артиллерии был убийственным. Наши танки справа и слева от нас были подбиты. Наши самоходки застряли в грязи. Мы стреляли из наших орудий, но из-за дыма и грохота стрельбы мы не могли ни определить цели, ни передать команду. То, что там было, было безумием».