Текст книги "Мировая юстиция в России: создание, деятельность, историческая миссия. Монография"

Глава 3
На пути к гражданскому обществу: мировые суды в системе пореформенных судов Российской империи и их роль в трансформации общественных отношений

Создание системы мировых судов является одной из наиболее важных составляющих судебной реформы 1864 г. Именно они в своей сути и деятельности ярко отображают общие идеи и цели всей реформы судебного ведомства. Говорить о значении создания мировых судов можно только в контексте всего модернизационного процесса второй половины XIX в. Судебные уставы 1864 г. разрабатывались и вводились не сами по себе, а на волне комплекса преобразований, известных в исторической литературе как эпоха Великих реформ, или, в более современном названии, александровская модернизация. За относительно небольшой период: с начала 60-х по конец 70-х годов XIX в. было проведено большое число реформаторских мероприятий: отменено крепостное право, изменено правовое положение крестьян, создано всесословное земское и городское самоуправление, перевооружена армия и введена всеобщая воинская повинность, реформирована банковская система, расширена доступность к образованию всех слоев населения, ослаблена цензура, гуманизировано уголовное право и некоторые виды дисциплинарной ответственности.

Александровская модернизация была направлена на развитие в России гражданского общества. Для всех ее мероприятий было характерно:

– повышение уровня защиты прав и свобод, борьба с произволом и возвышение значения нормы права как регулятора общественных отношений;

– ослабление контроля и расширение возможностей для проявления инициативы во всех аспектах (предпринимательской, творческой и др.);

– гуманизация;

– всесословность.

В той или иной степени каждое мероприятие александровской модернизации было направлено на преодоление единых проблем российского общества, которые тормозили развитие страны. Одним из актуальных моментов был низкий уровень защиты прав и свобод. Произвол в самых разнообразных формах был неотъемлемой частью жизни российского общества и прочно закрепился в правовой психологии россиян того времени.

Крепостные крестьяне вообще находились в положении живых вещей: их продавали, обменивали, оставляли в залог. Помещик или его управляющий был полновластным хозяином в деревне или на селе, он воплощал и полицию, и администрацию, и порой даже суд. В любой день жизнь крепостного могла кардинально измениться по малейшей прихоти хозяина. Так, актеры частного театра, приученные к жизни в искусстве, могли в один момент оказаться скотниками. Помещик мог беспрепятственно распоряжаться даже личной жизнью крестьянина. Формально помещик не имел права лишить жизни своего крепостного или причинить ему увечье. Однако произвол помещиков приобретал самые ужасные и уродливые формы. В некоторых имениях пытки и истязания крестьян были обычным делом. Чтобы такой произвол отдельного помещика был пресечен, требовалось, чтобы он достиг небывалого размаха. Помещица Дарья Салтыкова была привлечена к суду только после того, как количество замученных ею людей перешло за сотню.

Историк Б. Н. Миронов приводит цифры, сколько помещиков в XIX в. было привлечено к ответственности за произвол в отношении крестьян: в 1834–1845 гг. было привлечено к суду 2838 человек, но только 630 были осуждены²²⁰. Учитывая высокую латентность, т. е. скрытность данных явлений, можно только догадываться об истинных масштабах данного явления. Можно предположить, что в силу достаточно закрытого характера жизни дворянских поместий большинство случаев произвола оставались безнаказанными.

В то же время не только крепостные страдали от низкого уровня представления о законности и о правах и свободах. Произвол крепостного права развращал все общество. Даже свободные люди в условиях помещичьих имений были бесправны и находились в полной зависимости от произвола хозяина. Члены семьи, свободные наемные работники, даже гости – все в любой момент могли испытать на себе всевластие помещика. Забавы Троекурова, которые описаны А. С. Пушкиным в известном произведении, в том числе и травля человека медведем, не являются выдумкой классика. Именно так любил развлекаться рязанский помещик Измайлов²²¹.

В то же время каждый человек, в том числе и сами помещики, куражившиеся над другими людьми в своих поместьях, были бесправны перед произволом чиновничества. Государственный механизм России первой половины XIX в. (система органов управления, армия, правоохранительная система) был полностью приспособлен под требования крепостного права. От чиновников требовалось прежде всего беспрекословно выполнять указания вышестоящего начальства. При этом в качестве целей работы государственных органов не ставились такие устремления, как помощь людям, защита их интересов тем более служение идеям законности, престижу государства. Все заменялось личным служением непосредственному начальнику. Как писал в 1859 г. К. П. Победоносцев, государственная служба из службы Отечеству переросла в службу лично начальнику: «Начальник мог повелевать беспрекословно; а самым способным к начальству, по системе Николая I, считался не тот, кто привык рассуждать, а привык повиноваться слепо и беспрекословно не по закону, не по совести (и закон, и совесть слишком близко касались опасной области идей), а воле начальника»²²². Любые проявления самостоятельности, любое несогласие с мнением начальства, даже если оно выражалось в указании на то, что распоряжение начальника противоречит закону, рассматривались как возмущение против властей.

В результате высшие чиновники могли творить произвол над чиновниками низшими, а те, в свою очередь, удовлетворяли свое самолюбие, творя произвол над посетителями. Причем само чиновничество отличалось крайне низким уровнем образования. Человек оказывался практически бесправным в бесконечных коридорах присутственных мест перед самодурством полуобразованного чинуши. На этом фоне ярко процветало взяточничество. Каких-либо законных способов ограничить произвол чиновника не было.

Не меньшей проблемой было отсутствие условий для развития предпринимательства, рыночной экономики. Мешало наличие крепостного права: из-за него не мог появиться рынок рабочей силы. Однако для развития предпринимательства нужен эффективный механизм разрешения споров, конфликтов, чтобы разрешать оперативно и на основе закона споры между поставщиками, работниками и работодателями и пр. Указанный низкий уровень защиты прав и свобод проявлялся негативно и в этом плане: высокий уровень законности создает четкие правила игры в экономической сфере, придает уверенность, что вновь созданные предприятия не будут отобраны и разорены произволом. Существенным тормозом развития общества была сословность: она мешала осознать значение прав и свобод каждого человека, она мешала сформировать механизмы диалога власти и общества для мирного урегулирования социальных противоречий. Реально процесс слияния сословий уже начинал происходить, но он сильно тормозился устаревшим законодательством, ментальными установками.

Через призму этих обстоятельств надо оценивать все мероприятия александровской модернизации. Значение крестьянской реформы заключается не только в создании рынка рабочей силы, хотя это было крайне важно для развития капитализма, но также и в изменении отношения к правам и свободам: вчерашние крепостные крестьяне перестали быть живыми вещами, приобретя целый ряд личных и имущественных прав. Также расширяли возможности пользоваться правами и свободами и другие реформы: земская и городская реформы создали право избираться в органы всесословного самоуправления представителям всех сословий. При этом земства даже дали обществу в некоторой степени возможность воздействовать на власть: земские ходатайства были единственной формой, позволявшей донести до власти чаяния народа. В некоторых случаях они достигали своей цели. Ослабление цензуры, школьная и университетская реформы расширяли доступ к духовным ценностям и в то же время содействовали социальной мобильности в обществе. Введение всеобщей воинской повинности позволяло не только укрепить обороноспособность страны, но и заменить рекрутскую повинность более справедливым принципом комплектования армии. Все это ослабляло мелочный контроль власти за обществом, а также давало возможность каждому и вместе с другими проявлять инициативу, решать как личные, так и общественные вопросы.

Новые всесословные органы самоуправления оставили о себе яркую память проявлениями подобных инициатив. Они содействовали развитию народного образования, медицины, улучшению сельского хозяйства. Городские органы самоуправления содействовали благоустройству городов: благодаря им в жизнь горожан приходили такие блага цивилизации, как водопровод, электричество²²³. Активно создаются различные общества – просветительские, спортивные, технические, предпринимательские, благотворительные. Их деятельность в той или иной степени также содействовала повышению уровня жизни людей, расширению доступности образования и медицинской помощи. В то же время это отражало и тенденцию на гуманизацию общественных отношений. Если в дореформенный период жесткий контроль еще предполагал строгое наказание за малейшее отступление от установленных правил, то в эпоху модернизации дух гуманизма проявляется многолико. Само по себе расширение прав и свобод уже есть гуманизация, но особо надо выделить отмену телесных наказаний в учебных заведениях, сокращение их в армии. Из уголовного права исчезают самые жестокие телесные наказания. Меняется отношение к детям, преступившим закон: для них стали создаваться специальные исправительные приюты, которые больше напоминали учебные, а не пенитенциарные заведения. Очень ярко проявляется практически во всех реформах тенденция к слиянию сословий: школы, университеты, земства, армия – все становилось общегражданским, а не сословным.

Таким образом, все мероприятия александровской модернизации формировали условия для развития рыночных отношений, предпринимательства, при этом они меняли сознание людей, утверждая ценности не патриархального, а гражданского общества: равенство всех перед законом, уважение к личности, повышение уровня законности. В этом же плане высвечивается и необходимость в реформе суда.

Дореформенное судопроизводство было негласным, тайным и письменным. Кроме того, действовала теория формальной оценки доказательств. Судье четко предписывалось, какие доказательства должны присутствовать, чтобы признать человека виновным в преступлении, при этом регламентировалось, чьи показания должны считаться более достоверными (мужчинам следовало доверять больше, чем женщинам; знатным – больше, чем незнатным). Это давало неограниченные возможности для произвола и взяточничества. Самым совершенным доказательством считалось личное признание. Это толкало полицию на использование пыток во время предварительного следствия. При этом даже не обязательно было напрягаться физически. При очень слабом уровне разработки представлений о нормах содержания подозреваемых во время предварительного следствия было достаточно использовать холодную, в прямом смысле этого слова, комнату или кормить задержанного одною селедкой, не давая при этом воды.

В дореформенных судах было трудно рассматривать дела между представителями различных сословий, так как судебная система была построена по сословному принципу – для каждого сословия существовали свои суды²²⁴. Для дворян в каждом уезде был уездный суд, члены которого (уездный судья и два заседателя) избирались дворянами на три года. Апелляционной инстанцией для уездных судов являлись верхние земские суды. Они состояли из двух департаментов: по уголовным и гражданским делам. Верховный земский суд был один на губернию. В него входили назначенные императором председатель и вице-председатель и избранные дворянством на три года заседатели.

Для горожан низшей судебной инстанцией был городской магистрат, а апелляционной инстанцией – губернские магистраты. Члены городского и губернского магистратов избирались на три года из состава горожан.

Государственные крестьяне были подсудны уездным нижней расправе и верхней расправе, последняя была апелляционной инстанцией. Судьи этих судов назначались. Кроме того, существовали так называемые совестные суды. Совестный суд был предназначен для рассмотрения гражданских дел. В нем тоже сохранялся принцип сословности – судебная коллегия состояла из председателя и двух заседателей, которые специально избирались каждым сословием для себя. Дела дворян рассматривали заседатели-дворяне, дела горожан – заседатели-горожане, дела крестьян – заседатели-крестьяне.

Также дореформенная судебная система не могла реализовать еще одно важнейшее требование к работе судебной системы, которое диктовалось временем: оперативность. Множество инстанций в сочетании с письменным судопроизводством порождало еще одну классическую болезнь российской бюрократии – волокиту. Даже самое пустяковое дело могло переходить из одной инстанции в другую годами, обрастая ворохом бумаг или, как говорили в народе, «волочиться». Например, в 1837 г. Николай I потребовал решить дело двух купцов. Дело было завершено только в 1856 г., т. е велось 19 лет²²⁵. И это еще не предел: дело о краже из Московского уездного казначейства медных монет на 115 тыс. рублей было начато в 1844-м, а закрыто в 1865 г., т. е. велось 21 год²²⁶. В Сенате часть дел вообще терялась²²⁷.

В мемуарах прокурора Московского окружного суда М. Ф. Громницкого содержится поразительный пример того, как медленно работала система правосудия до реформы. В дореформенный период Громницкий служил стряпчим по уголовным делам в Воронеже. Там, в тюремном замке, в течение 15(!) лет содержался человек, обвиняемый в растрате и находящийся под следствием. Обвиняемый мог неограниченное время находиться под стражей²²⁸. Расследование длилось 15 лет, в результате человек был признан виновным и отправлен в Сибирь. «Преступая острожный порог, он был молод, здоров и полон энергии; через 15 лет отправляли в Сибирь дряхлого, больного старика», – писал Громницкий²²⁹. При этом надо помнить, что в дореволюционной России предварительное заключение не входило в общий срок наказания.

В то же время общественные отношения в России становились все более сложными: развивались капиталистические отношения, что усложняло гражданское право, расширялись формы творческой и культурной жизни, а это давало толчок к развитию авторского права, расширялся рынок наемного труда, что постепенно рождало трудовое право. Теперь квалифицированно разбираться во всех тонкостях закона мог только подготовленный человек, получивший основательные знания. Поэтому на повестке дня стоял вопрос о повышении профессиональной подготовки судей, к которым до реформы даже не предъявлялось требование иметь юридическое образование. Правосудие мог вершить человек совсем не обладающий юридическими знаниями. Считалось, что знание законов обязательно только для секретаря, который в нужный момент укажет судьям нужную статью.

Таким образом, проведение судебной реформы органично входило в общее русло всей модернизации. Реформа должна была создать доступное оперативное справедливое правосудие. Особая роль при решении этой задачи отводилась мировой юстиции.

Судебные уставы 1864 г. представляли ряд документов, регламентирующих устройство новой судебной системы, правовой статус должностных лиц, порядок рассмотрения уголовных и гражданских дел: Учреждение судебных установлений (УСУ), Устав уголовного судопроизводства (УУС), Устав гражданского судопроизводства (УГС), Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Учреждение судебных установлений определяло, что судебная власть принадлежит мировым судьям, мировым съездам, окружным судам, судебным палатам и Правительствующему Сенату. Статья 2 УСУ подчеркивала, что власть обеих подсистем распространяется на все сословия. При этом все эти инстанции не выстраивались в единую систему: мировая юстиция (мировые суды и съезды мировых судей) и общие судебные места (окружные суды и судебные палаты) выстраивались как две подсистемы судебной власти²³⁰. Статья 5 определяла, что мировые судьи отправляют правосудие единолично, все остальные инстанции, в том числе съезды мировых судей, работают коллегиально. Раздел I подробно регламентировал устройство мировой юстиции. В нем определялось, что мировые судьи состоят по уездам и городам. Уезд, с находящимися в нем городами, составляет мировой округ. Столичные города Санкт-Петербург и Москва должны были делиться на несколько округов. Каждый округ делился на мировые участки, а в каждом участке должен был находиться участковый мировой судья. Закон не оговаривал, сколько должно быть участков в мировом округе, т. е. сколько мировых судей должно приходиться на один уезд. Это, согласно ст. 14 УСУ, должно было определяться особым расписанием. Однако этим законодатель создавал условия для реализации важнейшего требования к новой судебной системы – доступности: по ходу дела можно было оперативно подстраиваться под местные условия.

Также законодатель, кроме участковых мировых судей, вводил понятие «почетные мировые судьи». Более детально статус почетных мировых судей регламентировался в особой главе «О должности почетных мировых судей». В ней говорилось, что почетный мировой судья обязан отправлять правосудие по всем делам подсудных мировым судьям в тех случаях, когда обе стороны обратятся к его посредничеству. То есть почетные мировые судьи не имели своего участка, к ним могли обратиться тяжущиеся с любого участка округа, если сочтут возможным. Также почетный мировой судья мог заменить участкового мирового судью в случае болезни или отлучки последнего (ст. 43 УСУ). При этом закон подчеркивал равенство полномочий участковых и мировых судей: «Почетный мировой судья разбирает дела на том же основания, как участковый и стороны, обратившиеся к суду почетного мирового судьи не вправе уклоняться от его решения и не могут возбуждать то же дело у другого мирового судьи» (ст. 49 УСУ). Самое главное отличие участковых и почетных мировых судей указывалось в ст. 50 УСУ: почетные мировые судьи не получали никакого жалования. Из этого вытекало еще одно отличие, закрепленное в законе: участковые мировые судьи не могли занимать еще какие-либо должности, кроме почетных должностей в богоугодных заведениях, а на почетных данное ограничение не распространялось.

Деятельность участковых мировых судей была регламентирована более жестко. Статья 41 УСУ обязывала выбрать постоянное место пребывания на своем участке для разбора дел и согласовать это место со съездом мировых судей. Видимо эта оговорка вводилась для того, чтобы слишком произвольное определение места жительства и работы мировых судей, могла сделать их малодоступным населению. При этом та же статья обязывала участкового мирового судью принимать заявления «везде и во всякое время».

Соответственно, чтобы обеспечить постоянное пребывание участкового судьи в своем участке и чтобы судья полностью погружался только в судейскую должность, закон, как уже было сказано, запрещал параллельно служить где-либо еще. Исключение составляли только почетные должности в местных богоугодных и учебных заведениях. Такое ограничение было вполне разумным: судейская деятельность становилась профессиональной, а доступ к правосудию должен был открыт в достаточно широкий промежуток времени. Можно заметить, что в XIX в. не редкостью была ситуация, когда человек брался совмещать несколько работ: например, священник становился учителем в местной школе или преподаватель одного учебного заведения соглашался вести занятия в другом учебном заведение. Далеко не всегда получалось совмещать. В тех сельских школах, где учителем был священник, занятия проводились эпизодически, так как служитель культа в первую очередь занимался своими прямыми обязанностями. Поэтому данная норма закона была продиктована реальными обстоятельствами своего времени и стремлением сделать правосудие доступным. Соответственно вполне логичным было появление нормы в законе, согласно которой участковые мировые судьи должны были получать плату из сумм земского сбора, а также выделялись средства на разъезды, наем письмоводителя, рассыльного и канцелярские расходы. Был установлен минимальный размер жалованья для участковых мировых судей – 1500 руб. в год, земствам было представлено право поднимать его до 2200 руб.

Собрание всех участковых и почетных мировых судей округа, согласно ст. 17 УСУ, составляло съезд мировых судей. Съезд являлся апелляционной и кассационной инстанцией (ст. 51 УСУ).

Если судьи общих судебных мест назначались, мировые судьи избирались. Конечно, России, которая только отменила крепостное право, было еще далеко до прямых всеобщих выборов. Выборы осуществлялись всесословными органами самоуправления – уездными земствами. Если на уездное земское собрание приходило мало гласных (менее 12), то выборы осуществлялись на губернском земском собрании. Однако прогрессивным следует считать даже не столько выборный принцип (до реформы заседателей в суды тоже избирали), а то, что решение принимал всесословный орган – земство. Следовательно, выбор судьи олицетворял волю всех сословий.

К кандидатам в мировые судьи ст. 19 УСУ устанавливала ряд требований. Правительство отказалось от сословного ценза, имевшего место в дореформенный период. Также, по закону, не имели значения национальность и вероисповедание. Зато вводился и приобретал большое значение образовательный ценз. Мировые судьи избирались из местных жителей, к которым предъявлялся ряд требований. В частности, был установлен возрастной ценз – 25 лет. Это был достаточно традиционный подход: такой возраст наиболее часто встречается в зарубежных странах. Был оговорен образовательный ценз. Общая тенденция повысить образовательный уровень судей нашла отражение в регламентации требования к кандидатам в мировые судьи: «получили образование в высших или средних учебных заведениях, или выдержали соответствующее испытание…». Однако пока законодатель не установил требование к мировым судьям иметь высшее юридическое образование, закон разрешал претендовать на эту должность и тем, кто получил образование другого профиля и не обязательно высшее. Бывший военный стал достаточно распространенной фигурой в камерах мировых судей.

Законодатель не стал устанавливать максимальные требования к образовательному цензу из-за опасения не найти достаточно кандидатур на должности мировых судей: в стране лиц с высшим юридическим образованием было немного. К тому же считалось, что дела, рассматриваемые мировыми судьями, будут достаточно просты и новоиспеченные судьи смогут самостоятельно освоить соответствующие нормы закона. Более низкие требования к мировым судьям объяснялись тем, что от них ждали отправления правосудия не столько по законам, сколько по народным обычаям²³¹. Поэтому законодатель даже разрешил заменить ценз образованности цензом опытности: ст. 19 УСУ содержала оговорку «или же прослужили не менее трех лет в таких должностях, при исправлении которых могли приобрести практические сведения в производстве судебных дел». При этом законодатель не установил перечень таких должностей и каких-либо проверочных процедур, приобретены ли эти знания или нет. Можно также отметить, что безусловное требование наличия высшего юридического образования касалось только присяжных поверенных, для следователей, судей окружных судов, прокуроров закон допускал наличие высшего, не обязательно юридического или даже среднего образования (ст. 202 УСУ).

Для кандидатов в мировые судьи устанавливался и имущественный ценз. Мировые судьи стали единственной категорией судебных деятелей, для которых вводился имущественный ценз. Трудно объяснить, почему это произошло. Возможно, имущие считались более благонадежными. Хотя можно встретить другое объяснение: владение имуществом гарантировало независимость судьи²³².

Надо сказать, что данный имущественный ценз был достаточно высоким: нужно было владеть землею в два раза больше, чем в этой местности было установлено для земских гласных. Земля могла быть в собственности не только у самого кандидата в мировые судьи, но у и родителей или жены. Также кроме земли в качестве требуемого имущества могла выступать другая недвижимость стоимостью не ниже 15 тыс. руб.; в городах недвижимая собственность, оцененная для взимания налога, – не менее 3 тыс. (в Москве и Санкт-Петербурге не менее 6 тыс. руб.).

Важным требованием для всех лиц по судебному ведомству было соответствие определенным нравственным критериям. К службе по судебному ведомству не допускались совершившие уголовное преступление, а также исключенные сословным приговором из среды крестьянских и мещанских обществ или из дворянских собраний. Статья 21 УСУ распространяла это требование и на мировых судей. К службе по судебному ведомству, в том числе и в должности мировых судей не допускались объявленные несостоятельными должниками или состоящие под опекой за расточительство (пп. 3 и 4 ст. 21 УСУ). Видимо, законодатель исходил из того, что нельзя доверять решать судьбы других людей, рассматривать споры, конфликты тем, кто не смог поддерживать порядок в своих делах, проявил беспечность и бездумные траты. Однако именно в обосновании нравственного ценза в новой кадровой политике проявились отголоски старых порядков. Статья 14 УСУ: «Никто не может быть наказан за преступление или проступок, подлежащие судебному ведомству, иначе как по приговору надлежащего суда, вошедшего в законную силу». Тем не менее п. 1 ст. 21 УСУ не допускала до службы в должности мирового судьи и тех, кто только находился под следствием, т. е. по чьим делам еще судебного решения не было. Более того, Сенат распорядился не допускать до службы и тех, кто был оставлен старыми судами в подозрении²³³. Человек не был признан виновным, но последствия для него наступали как для осужденного²³⁴.

Закон требовал, чтобы за три месяца до выборов составлялся список лиц, имеющих право быть мировыми судьями. Список должен сообщаться губернатору и публиковаться в местных губернских ведомостях за два месяца до выборов. В течение этих двух месяцев не только губернатор, но и другие лица могли подать жалобы и замечания на неправильное внесение в список, пропуски и другие ошибки. Лица, которые имели право быть мировыми судьями, и были внесены в список, но не желали трудиться в этой должности, также заявляли о своем отказе баллотироваться на нее. Начиная заседание по выборам мировых судей, земское собрание должно было рассмотреть и учесть все заявления, замечания и жалобы. Выборы осуществлялись простым большинством голосов: «Избранными в должность мирового судьи считаются те только, которые получили более избирательных, нежели неизбирательных голосов» (ст. 33 УСУ). Если число лиц, которые получили больше половины избирательных голосов, было не достаточно для заполнения всех вакансий мировых судей, то повторные выборы проводились в Губернском земском собрании. Статья 34 УСУ давала право земским собраниям предоставлять звание мирового судьи таким лицам из земских гласных, которые не соответствовали требованиям, указанные в ст. 19 и 20 УСУ, но «приобрели общественное доверие и уважение своими заслугами и полезной деятельностью». Такое решение должно было выноситься единогласно. Несогласные с результатами выборов, имеющие жалобы на ход голосования имели право в двухнедельный срок подать жалобу в Первый департамент Правительствующего Сената.

После выборов почетные и мировые судьи должны были распределить между собой участки и избрать председателя съезда мировых судей. Съезд мировых судей являлся второй судебной инстанцией в судах мировой юстиции. Закон подробно регламентировал полномочия и порядок работы съезда. Съезды рассматривали в качестве кассационной инстанции жалобы и протесты на решения и приговоры мировых судей. Съезды предписывалось проводить в установленные сроки, также допускался созыв срочных Съездов, о сроках проведения, которых было необходимо информировать население заранее. Руководить работой предписывалось председателю съезда. Если действующий председатель не мог выполнить свои обязанности по болезни или находился в отъезде, то надлежало избрать временного председателя съезда. Если перед съездом возникал большой объем работы, т. е. нужно было рассмотреть много жалоб и обращений, то допускалось формирование нескольких отделений, в одном из них главенствовал председатель съезда, а в других избирались временные председатели. Обязательным требованием было, чтобы в рассмотрении каждого дела принимало участие не менее трех судей. Согласно ст. 58 УСУ в работе съезда было обязательным участие товарища прокурора окружного суда. Для ведения делопроизводства при съездах состояли секретари (земства должны были оплачивать их работу). Для исполнения решений съезда при нем состояли судебные приставы, которые также содержались земствами. На съезд возлагался надзор за мировыми судьями.

Мировые судьи и съезд мировых судей, как и все пореформенные судебные инстанции, работали публично, т. е. на его заседаниях присутствовала публика. Закон охранял авторитет мировых судей и мирового суда в целом. Статья 67 УСУ оговаривала, что все находящиеся при разборе дел в мировом суде должны соблюдать правила благопристойности, порядок и тишины и подчиняться в этом отношении распоряжениям мирового судьи. Если кто решался нарушать порядок работы, тишину в зале суда и на него не действовали замечания судьи, то он мог быть подвергнут денежному штрафу от 25 до 3 руб. (решающим моментом в этом случае являлся доход нарушителя).

Закон особо оговаривал, что мировые судьи в своем статусе приравнены к судьям общих судебных мест: «Все мировые судьи, как в отношении класса их должности, так и в отношении присваиваемых им разрядов, по званию судьи, прав и преимуществ, сравниваются с членами окружных судов и судебных палат» (ст. 71 УСУ).

Также на мировых судей распространялось положение о несменяемости и неприкосновенности судей на выборный срок. Мировые судьи не могли быть уволены без прошения, не переведены без их согласия в другую местность (ст. 72 УСУ). Временное удаление допускалось только в случае предания мирового судьи суду, а окончательное отрешение от должности возможно только по приговору суда. Статья 73 регламентировала право мирового судьи на отпуск: он представлялся на срок не более одного месяца. Отпуск на больший срок как и увольнение от должности представлялось только по решению Первого департамента Правительствующего Сената.