Текст книги "Мировая юстиция в России: создание, деятельность, историческая миссия. Монография"

Однако рассмотрение дела за одно заседание не означает, что в целом все обращения в суд ограничивалось одним днем. Вначале тяжущиеся обращались в суд с заявлением. Судья принимал заявление и назначал дату рассмотрения дела. От подачи заявления до самого слушания могло пройти и несколько дней, и две недели, и больше. Например, один журналист, описывая работу московского мирового судьи, зафиксировал, что, принимая прошения 14 февраля, судья назначал слушание на 22 или 23 февраля. То есть, подав исковое заявление, истец имел возможность менее через две недели услышать решение своего дела²⁵⁷. Также после вынесения решения надо было во многих случаях дождаться изготовления исполнительного листа. Обычно на все производство гражданского дела (от подачи искового заявления до получения исполнительного листа) уходило 2–4 недели у мирового судьи и 3–4 месяца в окружном суде.

Конечно, скорость судопроизводства варьировалась от ряда факторов. В сельской местности интервалы между подачей заявления и рассмотрением дела могли быть больше, так как всем участникам надо было доехать до суда, а предварительно их надо было известить о процессе, что также требовало больше времени. Также оперативность мирового суда находилась в зависимости от загруженности мирового судьи. Степень загруженности дореволюционных мировых судей оценить достаточно трудно – количество поступаемых дел к ним было крайне неравномерно и зависело от ряда обстоятельств: размеров участка, сословного состава живущих в нем (крестьяне во многих случаях были неподсудны мировому судье). Во многом поток дел зависел от самого судьи или его предшественника: к судье, который пользовался плохой репутацией, решал дела несправедливо или ленился их рассматривать, обращались реже; то же самое происходило, если судья жил в таком месте, что до него было трудно добираться. Иногда мировой судья оказывался заваленным работой, так как его предшественник был ленив и накопил массу дел. В такой ситуации, например, оказался мировой судья Спасского уезда Рязанской губернии А. Н. Левашов. Он писал в своих воспоминаниях, что наследие его предшественника заставило его целыми днями сидеть в камере и разбирать дела²⁵⁸. Естественно, в таких случаях ждать очереди на рассмотрение своего дела приходилось дольше. Однако по сравнению с дореформенным судопроизводством это было гораздо быстрее. Само производство было лишено той казуистики, которая было характерна для старых судов. В целом, задача дать народу быстрый суд была решена в достаточно полном объеме.

Очень важным является проблема справедливости нового суда. Насколько оказались способны мировые судьи рассматривать дела не только оперативно, но и точно в соответствии с нормами права и духа справедливости, насколько они оказались способными возвыситься над традиционными сословными взглядами и судить, невзирая на лица, воплощая на практике принцип равенства всех перед законом? Во многом это зависело от личности конкретного судьи. Надо отметить, что состав мировых судей представлял пеструю картину. Все они отличались и по возрасту, и по образованию, и по жизненному опыту. На заседании съезда рядом могли сидеть и вчерашний выпускник университета, и отставной военный, много лет проведший в строю. Важной предпосылкой для формирования профессионального правосознания является знание юриспруденции, поэтому образовательный уровень мировых судей был важным фактором, влиявшим на этот процесс. Некоторые судьи отличались хорошим знанием законов, так как закончили юридический факультет университета, или училище правоведения, или лицей. Однако существующее законодательство позволяло становиться судьей тому, кто обучался в кадетском корпусе или духовной семинарии. Не редкостью был судья, который оставил гимназию до окончания курса или чье образование ограничивалось домашним обучением.

Практика показала, что судьи, имеющие более высокий уровень образования, легче осваивались с новыми обязанностями. Если в каком-либо уезде собирался состав судей высокообразованных (большинство имело высшее, пусть даже не юридическое образование), то отзывы о работе судей в этой местности были положительные. Например, в Московской губернии 62,7 % мировых судей второго трехлетия имело высшее образование, и в 1870 г. прокурор Московского окружного суда, давая заключение о работе судей в этой губернии, сделал вывод, что их деятельность соответствует своему назначению²⁵⁹.

Во Владимирской губернии образовательный уровень мировых судей был значительно ниже (всего 24,5 % получили высшее образование). И как результат этого – мнение прокурора местного окружного суда: «Общий ход судебно-мировой деятельности во Владимирской губернии является далеко неудовлетворительным»²⁶⁰. Из 49 участковых мировых судей этой губернии, по его мнению, только несколько человек действительно являются хорошими судьями. 20 человек не совсем подготовлены к своей работе, но в основном справляются со своими обязанностями, 22 работают очень плохо. Прокурор прямо указывает, что причиной этого является «неполучение никакого или очень неполного образования»²⁶¹.

Во многих случаях отсутствие специального юридического образования частично восполнялось старанием и добросовестным отношением к делу. Нередко были случаи, когда отставной военный с прилежанием изучал тома Свода законов и обряды судопроизводства, постепенно перерастая в хорошего судью. В отзывах прокуроров нередко можно встретить фразу о том или ином человеке: «…не отличается достаточными сведениями по судебной части, но относится с должным вниманием к службе и беспристрастен». В ряде случаев это приводило к замечательным результатам. М. Ф. Громницкий так вспоминает одного московского судью Бекендорфа: «Последний очень еще молодой человек, отставной военный, не успевший снять своей военной формы, замечательно добросовестный работник, всею душою преданный делу. Через несколько месяцев он успел отлично усвоить незнакомое ему дотоле дело правосудия и заслужить репутацию лучшего судьи»²⁶².

Председатель съезда мировых судей Новоторжского уезда Тверской губернии Повало-Швейский закончил всего лишь школу гвардейских прапорщиков. Тем не менее прокурор Тверского окружного суда писал, что этот судья «обращает на себя особенное внимание, как человек серьезно развитой и самостоятельным трудом достигнувший весьма основательного юридического образования. Его просвещенному влиянию следует преимущественно приписать то всеобщее уважение и доверие, которыми пользуются мировые судьи Новоторжского уезда»²⁶³.

Однако для появления хорошего судьи-самоучки нужно сочетание нескольких факторов. Во-первых, он должен осознавать необходимость штудировать право и иметь желание делать это. Во-вторых, ему необходимо иметь хоть какое-нибудь образование, иначе тяжкий труд самообразования будет ему не под силу. Поэтому для судьи было желательно все-таки высшее образование. И, наконец, должно пройти какое-то время, пока новоиспеченный слуга Фемиды освоит необходимые азы. В результате совершение мировыми судьями ошибок по незнанию законов не было редкостью, особенно в первые годы проведения реформы.

Одной из распространенных ошибок было неверное определение подсудности. Часто мировые судьи принимали к производству дела, которые не имели права рассматривать (например, дела о кражах со взломом) или, наоборот, отказывались рассматривать дела, которые были подсудны им, отправляя заявителя в окружной суд или к судебному следователю. Особенно это было распространено в первые годы работы новых судов. Это удалось установить путем изучения статистических отчетов, которые фиксировали среди прочего и эти данные²⁶⁴. При рассмотрении сведений за разные годы, можно заметить, что количество таких пререканий постепенно снижается. По сравнению с 1867 г. их количество уменьшилось в 1875 г. в несколько раз. Небольшое увеличение таких случаев наблюдается в 1881 г., но в целом их было гораздо меньше по четырнадцати судам, чем в 1867 г. по десяти – 767 против 1078.

Нередко недостаток образования порождал неверное решение дела. Например, мировой судья Ярославской губернии за разведение огня в неположенном месте, повлекшее пожар, приговорил человека к наказанию, квалифицируя его деяние как умышленный поджог, а не как преступление по неосторожности. Естественно, не имея юридического образования трудно научиться различать две формы вины – умысел или неосторожность. Некоторые решения судей вообще имеют курьезный оттенок. В той же Ярославской губернии другой мировой судья приговорил разом к трехдневному аресту ответчика и…истца²⁶⁵. Другой провинциальный судья, приговорив к аресту человека, посадил в острог вместе с ним его жену. «Вероятно, для того, чтобы не избаловалась в отсутствие мужа», – острил по этому поводу журнал «Дело»²⁶⁶. Совсем анекдотичный случай имел место в Нижегородской губернии. Мировой судья Светозарский судил в своей камере кошку за то, что та выпила у него сливки, и приговорил животное к смертной казни через повешение²⁶⁷. Очевидно, что этот «правовед» не имел ни малейшего представления о таком понятии, как «субъект правоотношений».

Успешная деятельность судьи-самоучки была делом случая, для появления которого необходимо сочетание нескольких факторов. В первые годы работы новых судов этому способствовал тот общественный подъем, в условиях которого проводилась судебная реформа. К службе по судебному ведомству относились очень возвышенно, воспринимая ее прежде всего как служение идеям добра и справедливости. На этом подъеме в судебное ведомство пришло много талантливых и добросовестных людей, которые были не просто преисполнены желанием судить честно и справедливо, но были готовы часами изучать тома Свода законов, ликвидируя свою правовую безграмотность. Со временем энтузиазм спал, и в судьи стали баллотироваться по более прозаическим причинам. В результате недостаток образования реже стал компенсироваться самообразованием. Земства жаловались, что им трудно подобрать достойные кандидатуры на должность мировых судей. В самом судебном ведомстве также были люди, которые понимали, что более важную роль должен играть образовательный, а не имущественный ценз. Председатель съезда мировых судей Пронского уезда Рязанской губернии писал в своем отзыве о ходе реформы: «При низком уровне образования нашего общества не имущественному цензу, а образованию должно быть предоставлено первое право к занятию должности мирового судьи»²⁶⁸. Однако это замечание осталось без внимания.

Нельзя сказать, что в министерстве юстиции проблема улучшения состава мировых судей игнорировалась. Только поиск решения шел в совсем другой плоскости. В частности, в 1872 г. обсуждался вопрос об увеличении срока службы мировых судей с трех до шести лет. Аргументом для этого служило то, что за три года судья только успевает набрать нужный опыт и может быть сменен другим человеком: «Для успешного отправления правосудия необходимо изучить жизнь населения, уловить все малейшие излучины этой жизни, ибо тогда только может осуществиться тип мирового судьи по великой мысли монарха-законодателя – тип суда по совести и при том для всех равного как равен тот закон, которым судья руководствуется… Только что судья приобретает известную степень опытности в практическом применении законов, только он свыкся с разнообразной жизнью населения вверенного ему участка, только население стало понимать и верить в судью, как истекает трехлетний срок службы и судья может быть не выбран вновь, или выбран, то может перейти в другой участок и тогда судья и народ опять становятся в несколько неопределенные отношения, пока вновь не свыкнутся друг с другом»²⁶⁹.

В 1873 г. это предложение было вынесено на обсуждение прокуроров окружных судов²⁷⁰. Из 31 опрошенных человек 14 высказались против продления срока службы, так как это лишало возможности быстро заменить плохого судью. В случае неудачного выбора придется терпеть его целых шесть лет. 17 прокуроров одобрили эту идею, однако, несмотря на то, что их было большинство, реально эта идея не была воплощена в жизнь.

В середине 70-х гг. XIX в. родилось предложение выбирать судей пожизненно, а каждые три года проводить переутверждение. Фактически это означало пожизненное избрание и невозможность сменить плохого судью, так как переутверждение на практике вылилось бы только в перепроверку имущественного ценза. Это предложение не нашло поддержки. В итоге никаких серьезных мер, которые бы способствовали повышению образовательного уровня, так и не было предпринято.

Недостаток образования – это не единственное, что мешало работе мировых судей. Россия, в которой только недавно было отменено крепостное право, продолжала во многом дышать крепостническим духом. Все мировые судьи 60-х годов – воспитанники крепостнической России. Далеко не все они были крепостниками, но все они выросли при крепостном праве. Вершить правосудие в качестве мирового судьи было для некоторых из них почти то же, что судить крестьян в своем имении. Совсем не обязательно результатом этого были жестокость и произвол. Просто некоторые судьи не осознавали, что, изъявив желание баллотироваться на эту должность, они решают поступить на государственную службу. Также многие помнили характер «службы» в старых судах. В дореформенный период судьи и заседатели были мало обременены своими обязанностями. Часто для человека его судейское звание было только способом украсить свой социальный статус, который не сопрягался с выполнением каких-либо существенных обязанностей. Став мировым судьей, многие ждали такого же положения и с удивлением узнавали, что на этой должности надо работать. Провинциальный адвокат В. Коротков в своих воспоминаниях передает впечатления одного помещика, побывавшего в должности мирового судьи: «Не успел вступить в должность, не успел осмотреться как следует – как посыпались со всех сторон жалобы! Не оберешься! …Решать не успеваешь: два дела в сутки решишь, согласитесь, это достаточно, (примерно на 2–3 часа работы. – А. П.) а на их месте пять новых прошений лезет! Обрадовались, что у них судья есть, и полезли! …Ведь жили же люди и не кляузничали! Открыл я свою камеру – открылась возможность кляузничать»²⁷¹.

Совершенно очевидно, что этот человек очень приблизительно представлял характер службы мирового судьи. В его представлении мировой судья – это помещик, разбирающий жалобы крестьян друг на друга и делающий это скорее ради забавы, чем для пользы дела, когда захочет и сколько захочет. К сожалению, такой взгляд не был единичным. Время от времени встречались судьи, которые относились к выполнению своих обязанностей очень вольно. Журнал министерства юстиции в 1866 г. писал, что двое судей Московской губернии, объявляя в газете график своей работы, назначали только по одному дню в неделю для разбора дел и приема прошений, хотя по закону это нужно было делать ежедневно²⁷². Для жителей их участков возможность обращения к правосудию сокращалась. В еще более тяжелом положении оказались жители города Судиславля Костромской губернии. Как докладывал прокурор, местный мировой судья, постоянно проживая в своей усадьбе (расположенной в 60 верстах от города), наведывался в свою камеру раз в 2–3 месяца²⁷³.

Некоторые судьи считали не нужным для себя посещать заседания съезда мировых судей, несмотря на то что это было обязательным. Иногда такое халатное отношение поражало всех судей уезда разом. В 1876 г. в той же Костромской губернии в Макарьевском уезде восемь месяцев не проводились заседания съездов. Они постоянно срывались, так как каждый раз отсутствовал кворум. Однако при желании можно было встретить всех судей, собравшихся в неофициальной обстановке: 17 сентября весь состав съезда видели на семейном празднике в доме одного из судей²⁷⁴.

В другом случае, который имел место в 1876 г. в Рязанской губернии, в городе Пронске, мировые судьи отнеслись к своей обязанности работать на съезде как к досадной помехе, мешающей посетить ярмарку²⁷⁵. Под надуманным предлогом они закрыли съезд. Еще оригинальней действовали судьи Алексинского уезда Тульской губернии. Там мировые судьи имели обыкновение, собравшись на съезд, запираться от людей, и не решив ни одного дела, разъезжаться. Таких судей-халтурщиков журнал «Отечественные записки» метко окрестил «лежачая магистратура», т. е. ничего не делающая²⁷⁶. Появление такой «магистратуры» имело крайне неприятные последствия для жителей подведомственной им территории. Фактически они были лишены суда по делам, подсудным мировой юстиции, и для них судебная реформа сводилась к нулю. Причины этого безотрадного явления весьма точно обрисованы журналом «Дело». Он пишет, что на должность судей баллотируются иногда люди, не воспринимающие ее как государственную службу: «Многие из них думали, что должность мирового только тем будет отличаться от бывшего уездного судьи, что предоставит носящему ее лицу больше прав, не налагая никаких новых обязанностей»²⁷⁷.

Особенно характерно было безответственное отношение к своим обязанностям у почетных мировых судей. Институт почетных мировых судей создавался с целью получить армию бесплатных помощников в деле отправления правосудия: почетные судьи пользовались такими же правами, что и участковые, только они не получали жалование, у них не было своего участка, зато они как правило имели свой род занятий. Предполагалось, что они обеспечат быстрое и доступное правосудие для населения: если у кого-либо из обывателей отсутствовало желание или возможность ехать к своему участковому судье, то он мог обратиться к ближайшему почетному, который, оторвавшись на часок от своих обычных занятий, рассудил бы тяжущихся. Поэтому изначально количество участковых судей определялось не очень большим. Ожидалось также, что почетные судьи будут замещать участковых в случае болезни или отъезда, или помогать им при большом потоке дел. На практике оказалось иначе. Обычно при выборах звание «почетный мировой судья» получали все представители местного «высшего света»: местные высшие чиновники, представители местной знати, общественные деятели. Практически все они были озабочены своими делами, многие даже не жили в том месте, где были избраны. Очень верно замечал по этому поводу председатель Пронского съезда мировых судей Рязанской губернии: «Земскими собраниями не уяснено еще большое значение почетных мировых судей, и выбор их падает обыкновенно на лицо или не живущее в уезде или занятых другими обязанностями и при том на лицо, правда, пользующееся в уезде известным положением, известною достаточностью, но которые на эту обязанность смотрят очень легко и видят в своем избрании желание земства сделать им известного рода почет»²⁷⁸.

В результате в большинстве случаев роль таких «слуг» Фемиды была номинальной. Московский купец Н. А. Найденов десять лет числился почетным мировым судьей. В мемуарах он описывает свою «работу» в этой должности: «Деятельность моя по этой должности была ничтожна; я бывал иногда в распорядительных заседаниях мирового съезда, а в судебных заседаниях участвовал лишь в определенный день недели в летнее время, когда мировые судьи находились в отпуске»²⁷⁹. Причем эта деятельность может быть названа еще активной, другие почетные судьи еще более индифферентно относились к собственному званию.

Практически во всех отзывах судебных деятелей о ходе реформы, отмечается, что вклад почетных судей в дело отправления правосудия крайне мал или его нет совсем. Только в том случае, если почетный судья избирался председателем съезда или его непременным членом, то тогда он включался в работу мировой юстиции. Стоит заметить, что некоторые такие судьи работали на этих постах с такой добросовестностью и ответственностью, какие сделали бы честь и участковому судье. Однако это было не часто.

Институт почетных судей не стал органом правосудия, близким и доступным для населения. Он не смог завоевать доверие народа, и к нему обращались с просьбой разрешить дело крайне редко. Показательно, что первоначально в бланках статистических отчетов существовала графа, предусматривающая учет дел у почетных судей. Затем она исчезла, так как была постоянно пуста. Не оправдались надежды на то, что почетные судьи будут заменять участковых, когда те находятся в отъезде или болеют. Как правило, «беспризорный» участок становился дополнительной нагрузкой для судьи с соседнего участка²⁸⁰.

Индифферентное отношение почетных судей к своему званию нередко приводило к срыву работы съездов судей. Иногда присутствие почетных судей было просто необходимо: в провинции случалось, что несколько участковых судей были связаны родственными узами, и по закону они не могли проверять деятельность друг друга. Анализ сведений о количестве несостоявшихся съездов за 1877 г. и причин этого (а такие сведения собирались министерством юстиции постоянно) показывает, что нередко из большого количества почетных судей (5–10 человек) ни один не являлся. При этом в причинах неявки часто указываются такие объяснения, как «в отъезде по торговым делам», «за границей», «постоянно живет в Петербурге»²⁸¹.

Таким образом, институт почетных мировых судей не оправдал себя. Для многих, носящих это звание, оно было пустым звуком, не налагавшим на их душу и совесть каких-либо обязательств. Главной причиной этого являлся просчет государства, было крайне ошибочно надеяться, что люди, обремененные своими делами, просто так, на голом энтузиазме, возьмут на себя хлопотные обязательства по отправлению правосудия. Фиаско идеи с бесплатными помощниками новым судам лишний раз продемонстрировало недопустимость экономии в деле правосудия.

Другим недостатком в правосознании ряда судей было восприятие мирового суда с патриархальной точки зрения. Не все судьи осознавали, что они призваны вершить правосудие, т. е. решать спорные вопросы на основании существующих правовых норм. Для иного мирового судьи процесс решения дела представлялся по образу и подобию разбора домашней ссоры между детьми, где правовые нормы естественно не используются, ориентируются главным образом на нравственные убеждения и традиции, а они у всех людей различные. Нередко в подобных случаях действовал принцип, провозглашенной пушкинской Василисой Егоровной: «…и обоих накажи». Действительно, мировому судье нередко было проще встать на позицию «оба виноваты» и наказать обоих, чтобы было неповадно жаловаться, чем копаться в нормативных актах, подыскивая соответствующие правовые нормы. Именно такими патриархальными «мудростями» руководствовался тот мировой судья, который приговорил к наказанию и истца и ответчика. Этот патриархальный дух порою царствовал и на съезде судей. Собравшись на съезд, судьи видели друг в друге прежде всего не коллег по службе, а соседей по имениям. Прокурор Кашинского окружного суда замечал, что в Клязинском уезде судьи на съезде, прежде чем обсудить дело по существу, решают вопрос, а не обидится ли их сосед, если его решение будет отменено²⁸².

Недостаточно ответственное отношение к своим обязанностям со стороны мировых судей и патриархальность взглядов – это только косвенное влияние дореформенных традиций. Гораздо более серьезную угрозу идеям Судебных уставов несло прямое проявление крепостнической психологии. К сожалению, это было неизбежно, за много лет существования крепостного права соответствующие нормы и обычаи крепко въелись в сознание людей. После 19 февраля 1861 г. помещики-крепостники никуда не исчезли, потеряв свою власть над крестьянами, они не желали отказываться от привычных категорий мышления. По закону они имели полное право баллотироваться в мировые судьи, поэтому было вполне возможно, что на этой должности может оказаться какой-нибудь Троекуров-Измайлов, чье мировоззрение не воспринимало основных идей и принципов судебной реформы. В таком случае судебный деятель оценивал свое звание как инструмент для подчинения своей воли людей, часто при этом, даже не разбирая, с кем имеет дело – с прокурором или крестянином-тяжущимся.

Журнал «Отечественные записки» писал об одном судье, что он смотрит на тяжущихся как на своих крепостных. Когда один человек, в пользу которого было вынесено решение, неосторожным словом разозлил этого слугу Фемиды, то он тут же вынес противоположное решение²⁸³. В Саратове один почетный мировой судья потребовал от прокурора каких-то объяснений. Когда тот отказался их дать, судья стал грозить кулаком и заявил: «Так я заставлю тебя дать объяснения!» и вызвал прокурора …на дуэль. К счастью, обошлось без поединка. «И очень хорошо, что дело обошлось без дуэли, – язвили «Отечественные записки». – Если бы не умеющие метко стрелять прокуроры постоянно принимали вызовы, то можно сказать, что в первое пятилетие существования новых судебных учреждений их бы всех уничтожили бы, как лесную дичь в наших внутренних губерниях, и в живых бы остались бы одни только защитники»²⁸⁴.

Не все мировые судьи могли отказаться от сословного мышления и решать дела независимо от званий, происхождения или толщины кошелька тяжущихся. Хорошо, если это выражалось в мелочах. Например, при разборе дела помещик-ответчик сидел, а крестьяне-истцы стояли. Хуже, если это влияло на решение дела по сути. В отзывах прокуроров о работе мировой юстиции можно встретить указания, что тот или иной судья судит необъективно, отдавая предпочтение дворянам или просто богатым.

Также в них отмечается, что порой работе того или иного съезда мешают внутренние интриги и распри, что члены разделены на партии. Группа мировых судьей могла отменить решение своего коллеги только потому, что он принадлежал к другой партии. Естественно, под словом «партия» подразумевается не политическое объединение, а просто группа местных обывателей, объединенных общими интересами, иногда весьма поверхностными. «Принципиальными соображениями», из-за которых произошло деление на враждующие группы, могли оказаться вещами весьма далекими от дел правосудия, типа спора об охотничьих угодьях. Привыкший к безграничной власти иной помещик, с трудом признавал необходимость уважать чье-либо мнение, отделять свои личные интересы и амбиции от решения служебных вопросов. Его правосознание в целом оставалось патриархальным, ему было трудно осознать, что принимать решение по поданной апелляции надо независимо от отношений с тем судьей, действия которого обжаловались. Поэтому если на съезде встречались сельские Монтекки и Капулетти, то решение дела могло вылиться в элементарное выяснение отношений.

Однако можно констатировать, что такое проявление психологии крепостнической эпохи не смогло полностью деформировать принципы мировой юстиции. Большинство мировых судей действовали все-таки в духе Судебных уставов. В 1870 г. прокуроры Московского, Тверского, Ржевского, Тульского, Рязанских судов отмечали, что в целом деятельность мировых судей соответствует своему назначению. Прокурор Нижегородского суда, который нашел много недостатков в работе местной мировой юстиции, в конечном итоге делает все же оптимистичный вывод, говоря о том, что деятельность судебно-мировых учреждений оказывает намного больше пользы интересам правосудия и общества, чем дореформенные уездные суды и магистраты: «Нет нареканий на те злоупотребления, которые прежде единогласно приписывали уездным судам и магистратам. Скорость решений в мировых судах, безразличность, доступность их власти для лиц всех сословий, явное ограждение слабого от сильного, и, наконец, гласность судопроизводства… действуют благотворно на массы народа, повысили в нем уважение к суду, доверие к защите правовых требований и развивая в нем уровень понятий об общественных интересах»²⁸⁵.

В среде мировых судей появились носители действительно профессионального правосознания, которые заслужили уважение всего общества, и чья деятельность способствовала формированию новых правовых представлений в народе. Например, таким был судья 2-го участка Нижнего Новгорода Перфильев. Его отличала большая энергия, любовь к своему делу, глубокое чувство справедливости: «Его неутомимая деятельность известна всем нижегородцам, весьма часто возбуждая дела по собственному усмотрению, он представляет угрозу для праздношатающихся, пьяных, мелких воров и другого рода подозрительных личностей. Одно его появление где-нибудь в публичном месте тотчас останавливает беспорядок, сдерживает дерзких и предотвращает скандал»²⁸⁶.

Ярким судебным деятелем, снискавшим огромное уважение и доверие народа, был судья Горбатовского уезда Нижегородской губернии Бабкин. Живя безвыездно в деревне, будучи чужд всяким развлечениям, он посвятил всего себя судебной деятельности, а также изучению законов и решений Кассационных департаментов Сената. Прокурор окружного суда писал про него: «Отличаясь строгою честностью и вполне изумительным трудолюбием, он пользуется всеобщим уважением в своем участке, и его приговоры и решения отличаются не только справедливостью, ясностью, правильностью применения закона, но и замечательною отделкою мотивов. Отмена их съездом составляет редкое явление»²⁸⁷.

Во Владимирском уезде очень повезло жителям, живущим на участке мирового судьи А. А. Сахарова. Он отличался и хорошим умом, и большим трудолюбием. Как судья, он пользовался большой популярностью и уважением. На его решения крайне редко приносились жалобы в съезд судей. В Смоленской губернии добрая слава ходила о судье Духовищенского уезда Ровинском. Он закончил юридический факультет Московского университета, к своим обязанностям он относился очень добросовестно и в то же время слыл весьма осмотрительным судьей. Он по праву заслужил любовь и доверие местного населения.

Большим авторитетом (и вполне заслуженным) обладал среди обывателей мировой судья Кашинского уезда Тверской губернии Головнин. Это человек не просто вершил правосудие, строго придерживаясь рамок закона, он мог легко и просто помирить судящиеся стороны, найти тот вариант примирения, который устраивал истца и ответчика. Две третьих гражданских споров, поступаемых к нему в суд, заканчивались мировой. При этом жалобы на приговоры и решения судьи Головнина были также большой редкостью. Люди настолько верили своему мировому судье, что нередко, даже не начав дела, обращались к нему за советом. И если судья говорил, что в данном случае иск подавать не стоит из-за его необоснованности, то отказывались даже от очень горячего желания судиться²⁸⁸.

Можно отметить еще одну положительную сторону деятельности мировой юстиции: она смогла справиться с привычным атрибутом дореформенной судебной системы – взяточничеством. В дореформенных судах взятки были делом настолько привычным, что без больших и малых приношений в суд не имело смысла обращаться. Судебная реформа 1864 г. изменила эту привычную черту российской судебной машины. Взяточничество становилось редким явлением. Это касалось как общих судебных мест, так и мировых судов. В этом плане показательно заявление прокурора Владимирского окружного суда, который писал в отзыве о работе мировых судей: «Что касается нравственного характера деятельности гг. участковых мировых судей, то, прежде всего, нельзя не найти, что, по крайней мере, до настоящего времени лихоимство, взятка не были замечены между ними, если и были жалобы и слухи о каких-либо незаконных поборах в камерах некоторых гг. мировых судей, то это были мелочные взятки, взимаемые письмоводителями или лицами канцелярий судов»²⁸⁹.