Текст книги "Возвращение Шерлока Холмса. Долина Ужаса (сборник)"

Приключение с золотым пенсне

{84}84
  (The Adventure of the Golden Pince-Nez)
  Первая публикация – в «Стрэнд мэгэзин», июль 1904 г.; затем – в «Кольерс уикли», октябрь 1904 г.


[Закрыть]

Когда я вижу перед собой три пухлых исписанных от корки до корки тома, в которых содержится наша работа за тысяча восемьсот девяносто четвертый год, признаюсь, я начинаю понимать, насколько трудно из этого обилия материала выбрать самые интересные случаи. При этом они должны были лучше всего раскрывать сущность тех удивительных способностей, которые принесли славу моему другу. Я листаю страницы, и в моей памяти воскресает дело об ужасной смерти банкира Кросби, или вспоминается мерзкая история с красной пиявкой. Здесь же я нахожу отчет о трагедии семьи Эдлтонов и рассказ о том, как была разгадана загадка древнего кургана. Знаменитое дело Смит-Мортимера тоже относится к этому году, так же как и выслеживание и арест Юрэ, бульварного убийцы, за что Холмс удостоился не только благодарственного письма от самого президента Франции, но и ордена Почетного легиона{85}85
  …выслеживание и арест Юрэ, бульварного убийцы, за что Холмс удостоился <…> ордена Почетного легиона. – Большие бульвары в XIX в. – центр светской жизни Парижа.


[Закрыть]. Все эти случаи достойны внимания читателей, но я все же считаю, что ни один из них не может сравниться с захватывающей историей, происшедшей в Йоксли-олд-плейс: это не только страшная смерть юного Уиллоуби Смита, но и последующие события, пролившие свет на столь необычные мотивы этого преступления.

Была ненастная ночь конца ноября, за окном бушевала настоящая буря. За весь вечер мы с Холмсом не обменялись и парой слов. Он, вооружившись мощной лупой, погрузился в изучение остатков первоначального текста какого-то старинного палимпсеста{86}86
  …остатков первоначального текста какого-то старинного палимпсеста… – Палимпсест (от греч. pálin – снова – и psáiō – скоблю, стираю) – древняя рукопись, написанная на пергаменте поверх соскобленного прежнего текста.


[Закрыть], я же зачитался свежим трактатом по хирургии. На Бейкер-стрит дико завывал ветер, в окна колотил ливень. Странно было, находясь в самом сердце выстроенного миллионами человеческих рук огромного города, раскинувшегося на десятки миль вокруг, ощущать железную хватку природы и понимать, что для стихии весь Лондон – не более чем кротовина в бескрайнем поле. Я подошел к окну и посмотрел на безлюдную улицу. Редкие фонари выхватывали из темноты фрагменты грязной дороги и блестящих тротуаров. Со стороны Оксфорд-стрит пробирался через лужи одинокий кеб.

– Хорошо, что нам сегодня никуда не нужно идти, правда, Ватсон? – сказал Холмс, откладывая лупу и сворачивая палимпсест. – На сегодня достаточно. Довольно утомительная для глаз работа. Насколько я могу судить, это всего лишь запись хозяйственных расходов какого-то аббатства, вторая половина пятнадцатого века. О, что я слышу? Кажется, к нам пожаловали гости.

Сквозь гул ветра послышался цокот копыт и продолжительный скрежет колеса, трущегося о бордюр. Кеб, который я увидел, остановился у нашей двери.

– Интересно, что ему нужно? – воскликнул я, когда из него вышел мужчина.

– Что нужно? Ему нужны мы. А нам, дорогой Ватсон, нужны плащи, шарфы, галоши и все остальные приспособления, которые изобрело человечество, чтобы защитить себя от непогоды. Хотя подождите… Кеб отъезжает! Стало быть, еще есть надежда. Если бы он хотел, чтобы мы поехали с ним, он бы не отпускал кеб. Прошу вас, сбегайте вниз и откройте дверь, а то все добропорядочные люди уже давно спят.

Как только свет лампы в коридоре упал на ночного гостя, я узнал его. Это был Стэнли Хопкинс, молодой, подающий надежды следователь из Скотленд-Ярда, к карьере которого Холмс не раз проявлял пристальное внимание.

– Он дома? – нетерпеливо спросил детектив.

– Входите, друг мой, – раздался сверху голос Холмса. – Надеюсь, вы никуда не потащите нас в такую ночь?

Сыщик устремился вверх по лестнице, сверкая мокрым непромокаемым плащом. В гостиной я помог ему снять плащ, а Холмс разворошил кочергой поленья в камине.

– Садитесь ближе к огню, Хопкинс, грейте ноги, – сказал он. – Вот сигара, а доктор сейчас даст вам горячей воды с лимоном, это лучшее лекарство в такую ночь. Наверное, случилось что-то важное, раз вас не испугал даже такой шторм.

– Да, мистер Холмс. Я весь день на ногах. Вы в сегодняшних газетах не читали о том, что произошло в Йоксли?

– Все, что я читал сегодня, написано не позднее пятнадцатого века.

– Ну, там все равно был только короткий параграф, да и в том полно неточностей, так что вы ничего не потеряли. А вот мне сидеть сложа руки не пришлось. Чтобы попасть в это место, пришлось ехать в Кент, там из Чатама на поезде семь миль, а потом еще три мили от станции. Меня вызвали туда телеграммой в три пятнадцать. Уже в пять я был в Йоксли-Олд-плейс. Провел осмотр и последним поездом вернулся на вокзал Чаринг-Кросс, там взял кеб и прямиком направился к вам.

– И это, видимо, означает, что у вас возникли определенные трудности с этим делом.

– Это означает, что я в полном тупике. С таким запутанным делом я еще никогда не сталкивался, хотя с первого взгляда кажется настолько простым, что проще уж и быть не может. Что меня беспокоит, так это отсутствие мотива, мистер Холмс… Я не понимаю, что за этим может стоять. Есть труп, но нет никого, кому смерть этого человека была бы хоть как-то выгодна.

Холмс закурил сигару и откинулся на спинку кресла.

– Расскажите, что произошло, – сказал он.

– Что произошло, мне отлично известно, – начал Стэнли Хопкинс. – Но я хотел бы знать, что все это значит. Очевидно, все было так: несколько лет назад это поместье, Йоксли-Олдплейс, приобрел некий старик, который назвался профессором Корэмом. Инвалид, который вставал с кровати лишь для того, чтобы походить по дому с палочкой. Иногда садовник вывозил его на свежий воздух в инвалидной коляске. Немногочисленным соседям он в общем-то понравился. Старик прослыл очень умным и образованным человеком. Сначала кроме него в доме жили престарелая экономка миссис Маркер и служанка Сьюзен Тарлтон. Они находятся при старике с самого его прибытия, и все считают их прекрасными женщинами. Профессор пишет научную книгу, и примерно год назад он решил, что ему нужен секретарь. Первые два кандидата на эту службу ему не подошли, но третий, мистер Виллоуби Смит, молодой человек, только что закончивший университет, удовлетворил его полностью. Работа у него была несложная: первую половину дня он должен был записывать то, что диктовал профессор. Вечерами, как правило, он подбирал материалы для завтрашней работы. Виллоуби Смит никогда до этого не встречался с профессором, ни в детстве, когда учился в Аппингеме{87}87
  …в Аппингеме… – Аппингем – небольшой городок в центре Англии, в двух часах езды от Лондона, недалеко от городов Манчестер и Ноттингем.


[Закрыть], ни в более зрелом возрасте в Кембридже. Я видел его характеристики. Он всегда считался добрым, спокойным и усердным молодым человеком. Даже удивительно, у него как будто вообще не было отрицательных черт. И тем не менее сегодня утром этот юноша был найден мертвым в кабинете профессора, и обстоятельства его смерти однозначно указывают на то, что его убили.

За окном бушевал ветер. Мы с Холмсом придвинулись к камину, а молодой инспектор неторопливо и последовательно продолжал свой необычный рассказ.

– Обыщите хоть всю Англию, – говорил он, – вряд ли вы найдете другой дом, который жил бы такой замкнутой жизнью. Неделями их калитка не открывалась и никто не выходил оттуда. Им никто не был нужен. Профессор с головой ушел в работу и ни о чем другом не думал. Молодой Смит никого вокруг не знал, и жизнь его мало чем отличалась от жизни хозяина. Двум женщинам просто незачем было выходить из дому. Садовник Мортимер, который возит профессора в инвалидной коляске, – добродушный старик, бывший военный, участвовавший еще в Крымской войне. Живет он не в самом доме, а занимает отдельную трехкомнатную сторожку в дальнем конце сада. Больше в Йоксли-Олд-плейс не живет никто. Хотя калитка в их сад находится всего в каких-нибудь ста ярдах от главной дороги Лондон – Чатем{88}88
  …от главной дороги Лондон – Чатем… – Чатем – город в Англии, в графстве Кент.


[Закрыть] и закрывается на обычную щеколду так что зайти туда может кто угодно.

Теперь я передам вам показания Сьюзен Тарлтон, она единственная, кто хоть что-то может рассказать. Между одиннадцатью и двенадцатью часами она вешала занавески в спальне наверху. Профессор Корэм еще был в постели, потому что, когда погода плохая, он редко встает раньше двенадцати. Экономка в это время занималась чем-то по хозяйству в дальних комнатах. Виллоуби Смит был в своей спальне, которая служила для него одновременно и его личной гостиной, но служанка услышала, как он прошел мимо ее двери и спустился в коридор, который находится прямо под спальней профессора. Самого секретаря она не видела, но говорит, что не могла ошибиться, потому что хорошо знает его быструю, уверенную походку. Как дверь кабинета закрылась, она не слышала. Примерно через минуту снизу раздался ужасный крик. Это был жуткий, хриплый, до того неестественный крик, что даже нельзя было понять, кто кричит, мужчина или женщина. В ту же секунду старый дом содрогнулся от какого-то мощного глухого удара, после чего все стихло. Служанка какое-то время простояла, скованная ужасом, но потом, набравшись смелости, спустилась вниз. Дверь в кабинет была закрыта. Открыв дверь, она увидела распростертое на полу тело мистера Виллоуби Смита. Сначала никаких ран на нем она не заметила, но, когда попыталась поднять его, увидела, что из основания горла у него течет кровь. На горле был небольшой, но очень глубокий порез, прямо на сонной артерии. Орудие, которым была нанесена рана, лежало тут же на ковре рядом с телом. Это был небольшой сургучный нож с ручкой из слоновой кости и негнущимся лезвием, из тех, которые еще иногда встречаются в кабинетах со старыми письменными приборами на столах. Взят он был с письменного стола профессора.

Поначалу служанке показалось, что Смит уже мертв, однако после того, как она плеснула ему в лицо воды из графина, он на секунду открыл глаза. «Профессор… – еле слышно прошептал он, – это была она». Служанка готова поклясться, что это его точные слова. Он попытался сказать что-то еще, поднял правую руку, но не смог. Голова его откинулась, он умер.

В это время в комнату вбежала экономка, но услышать предсмертный шепот секретаря не успела. Оставив служанку с телом, она поспешила в комнату профессора. Он сидел на своей кровати и был страшно взволнован, так как услышал достаточно, чтобы понять, что случилось нечто ужасное. Миссис клянется, что профессор был в ночной сорочке, да сам он и не смог бы одеться без помощи Мортимера, который должен был прийти к нему в двенадцать. Профессор говорит, что только слышал откуда-то издалека крик, и больше ему ничего не известно. Что означают последние слова «Профессор… это была она», он не знает, но предполагает, что это не более чем бред умирающего. Он уверен, что у Виллоуби Смита врагов не было, и назвать причины преступления не может. Первое, что он сделал, это отправил садовника Мортимера в местное отделение полиции. Через какое-то время главный констебль вызвал меня. До моего приезда там ничего не трогали, всем было приказано не выходить на дороги, которые ведут к дому. Для применения вашего метода, мистер Шерлок Холмс, условия были идеальные.

– Не хватало только самого мистера Шерлока Холмса, – горько улыбнулся мой друг. – Опишите свои действия.

– Сначала, мистер Холмс, взгляните на этот план. Так вам будет понятно расположение профессорского кабинета и некоторых других мест в доме.

Он достал лист бумаги, развернул и вручил Холмсу. Я встал, подошел к Холмсу и тоже посмотрел на чертеж.

– Это, конечно же, грубый набросок, я изобразил только те места, которые, как мне кажется, могут иметь отношение к делу. Все остальное вы позже сами увидите. Итак, во-первых, если предположить, что убийца проник в дом с улицы, как он (или она) это сделал? Несомненно, прошел по садовой дорожке и вошел в дом через черный ход, откуда открывается прямой доступ к кабинету. С другой стороны попасть туда было бы весьма затруднительно. Покинул дом убийца, скорее всего, тем же путем, что и вошел, потому что оба других выхода из кабинета были перекрыты: по одному шла Сьюзен, спускавшаяся по лестнице, другой ведет прямо в спальню профессора. Поэтому я сразу же осмотрел садовую дорожку, которая после дождя размокла, и на ней наверняка должны были остаться следы.

Но осмотр показал, что я имею дело с осторожным и опытным преступником, потому что на садовой дорожке я не обнаружил ни единого отпечатка. Однако, вне всякого сомнения, кто-то прошел по траве, которая растет по обеим сторонам дорожки, и сделал он это специально, чтобы не оставить следов. Четких отпечатков на траве я не нашел, но она была примята, и было видно, что по ней шли. И пройти по ней мог только убийца, потому что ни садовник, ни кто-либо из обитателей дома в то утро там не ходил, а дождь прошел ночью.

– Одну секунду, – сказал Холмс. – А куда ведет эта дорожка?

– К большой дороге.

– Ее длина?

– Примерно сто ярдов.

– В том месте, где садовая дорожка проходит через калитку, на ней обязательно должны были остаться следы.

– К сожалению, там она вымощена плиткой.

– Ну, хорошо, а на большой дороге?

– Там такая слякоть и каша, что вообще ничего не разберешь.

– Жаль. Ну, а эти следы на траве, они шли от дома или к дому?

– Определить это невозможно. Ни одного четкого отпечатка не было.

– Ступни большие или маленькие?

– Это также нельзя было определить.

Холмс в сердцах крякнул.

– Но сейчас, после ливня и урагана, понять там что-нибудь будет труднее, чем на этом палимпсесте! – досадливо сказал он. – Но уж ничего не попишешь. А что, Хопкинс, вы сделали после того, как выяснили, что ничего не выяснили?

– По-моему, я выяснил немало, мистер Холмс. По крайней мере, узнал, что кто-то тайком пробрался в дом с улицы. Потом я принялся за осмотр коридора. Там следов не было, потому что на полу – кокосовая циновка, на которой следы вообще не остаются. Коридор вывел меня уже в сам кабинет. Это не очень большая комната, в которой почти нет мебели. Самый большой предмет в ней – огромный письменный стол с бюро из двух колонн выдвижных ящиков и шкафчика посредине. Ящики были открыты, шкафчик – заперт. Ящики, похоже, вообще никогда не закрывались, в них не было ничего ценного. В шкафчике лежали кое-какие важные бумаги, но, судя по всему, к ним никто не прикасался, и профессор меня уверил, что ничего не пропало. В общем, на ограбление это не похоже.

Теперь о трупе. Тело обнаружили рядом с бюро, слева от него, на плане это место отмечено крестиком. Рана находится на правой стороне шеи, траектория удара – от тела, то есть сам себя он ударить не мог.

– Разве только упал на нож, – вставил Холмс.

– Разумеется. Мне это тоже пришло в голову, но нож лежал в нескольких футах от тела, так что это невозможно. К тому же не надо забывать и о его предсмертных словах. И наконец, очень важная улика, которая была зажата в правой руке жертвы.

Стэнли Хопкинс вытащил из кармана маленький бумажный пакетик. Развернул его и достал пенсне в золотой оправе с разорванным черным шелковым шнурком.

– У самого Виллоуби Смита было прекрасное зрение, – сказал сыщик. – Вне всякого сомнения, этот предмет сорван с убийцы.

Шерлок Холмс взял пенсне и осмотрел с огромным вниманием и интересом. Водрузил его себе на нос, попытался почитать, потом подошел к окну и посмотрел через линзы на улицу. После этого повернулся к свету и еще раз осмотрел пенсне со всех сторон, поднеся к самым глазам. Проделав все это, он усмехнулся, сел за стол, чиркнул на листке бумаги несколько строк и подтолкнул его к Стэнли Хопкинсу.

– Вот все, чем я могу помочь вам, – сказал он. – Возможно, это как-то вам пригодится.

Ошеломленный следователь прочитал записку вслух:

«Разыскивается: женщина, проживающая в респектабельном районе; одета изысканно; очень широкая переносица и близко посаженные глаза; между бровей – складка; взгляд внимательный; возможно, сутулится. Есть вероятность, что как минимум дважды за последние месяцы обращалась к оптику. Поскольку линзы в ее пенсне очень сильные, а оптиков не так много, найти ее будет нетрудно».

Холмс улыбнулся, видя удивление Хопкинса, которое, должно быть, отразилось и на моем лице.

– Поверьте, определить все это было проще простого, – сказал он. – Трудно найти какой-либо другой предмет, который мог бы поведать о своем хозяине так много, как очки или пенсне, особенно такое примечательное, как это. О том, что оно принадлежит женщине, мне подсказала его изящная форма и предсмертные слова секретаря, разумеется. Насчет места ее проживания и одежды – как видите, оправа изготовлена из чистого золота, вряд ли такая элегантная вещь может принадлежать неопрятному или неаккуратному человеку. Примéряйте пенсне на себя, и вы увидите, что оно будет с вас спадать, потому что зажимы разнесены слишком широко, отсюда вывод – у этой леди переносица очень широкая у основания. Такие носы чаще всего короткие и мясистые, но нередко бывают и исключения, поэтому я не берусь это утверждать и в своем описании на этом не настаиваю. У меня лицо довольно узкое, и тем не менее мои глаза расставлены шире, чем эти линзы. Это наталкивает на мысль, что глаза у леди посажены очень близко к носу. Ватсон, можете проверить, линзы в пенсне вогнутые и чрезвычайно сильные. При такой близорукости у женщины непременно должны появиться и соответствующие изменения на лбу, на веках, проявиться и в форме спины.

– Да, – сказал я, – с каждым из ваших утверждений я согласен. Но как вы догадались, что она дважды побывала у оптика, признаться, мне совершенно непонятно.

– Посмотрите на зажимы. – Холмс взял пенсне. – На них маленькие пробковые прокладки, смягчающие давление на переносицу. Одна из них выцвела и слегка потерлась, но вторая выглядит как новая. Очевидно, что ее поставили на место старой, которая отвалилась. По состоянию более старой прокладки я могу определить, что здесь она стоит не больше нескольких месяцев. Обе они совершенно одинаковые, а значит, леди оба раза обращалась в одно и то же заведение.

– Честное слово, это просто поразительно! – вскричал Хопкинс, глядя на Холмса восхищенными глазами. – Подумать только, у меня под носом было столько информации, а я об этом даже не догадывался! Хотя, конечно, я собирался объехать всех лондонских оптиков.

– Ну разумеется, – снисходительно произнес Холмс. – Вы что-нибудь можете добавить о деле?

– Нет, мистер Холмс. Думаю, вы теперь знаете столько же, сколько и я… Или даже больше. Мы опросили соседей, может, кто видел посторонних рядом с домом или на железнодорожной станции. Ничего. Меня больше всего удивляет полное отсутствие мотива в этом преступлении. Ну, незачем было его убивать! Никто даже предположить не может, почему это произошло.

– О, ну здесь я вам ничем помочь не смогу. Но вы, кажется, хотите, чтобы мы завтра отправились в Кент?

– Если, конечно, это вам удобно, мистер Холмс. В шесть утра с Чаринг-Кросс отходит поезд в Чатам, мы могли бы быть в Йоксли-Олд-плейс часов в восемь-девять.

– Что ж, в шесть значит в шесть. Ваш случай действительно весьма интересен, и я с удовольствием займусь им. Но уже почти час ночи, нам стоит немного поспать. Думаю, здесь на софе перед камином вам будет удобно. Когда утром будем собираться, я зажгу спиртовку и угощу вас кофе.

За ночь буря утихла, но утро не встретило нас ясной погодой. Мы увидели холодное зимнее солнце, поднимающееся над унылыми болотистыми берегами Темзы и серыми безотрадными плесами, которые всегда будут напоминать мне о погоне за андаманским островитянином из одного нашего давнего приключения. После долгого и утомительного путешествия мы сошли на небольшой станции в нескольких милях от Чатама. Пока лошадь запрягали в двуколку, мы наспех позавтракали в одном из постоялых дворов, так что в Йоксли-Олд-плейс прибыли в бодром расположении духа и готовыми к работе. У садовой калитки нас встретил констебль.

– Ну что, Вилсон, есть новости?

– Нет, сэр, ничего нового.

– Сообщений о встречах с незнакомыми людьми не поступало?

– Нет, сэр. На станции уверены, что вчера никого, кроме местных, там не было.

– На постоялых дворах узнавали? Тех, кто сдает внаем жилье, опросили?

– Да, сэр. Обошли всех.

– Что ж, отсюда недалеко до Чатама, пешком дойти можно. Там и остановиться есть где, и на поезд сесть можно так, чтобы тебя никто не заметил. Это та садовая дорожка, о которой я говорил, мистер Холмс. Вчера на ней не было ни единого следа, уж поверьте.

– С какой стороны были следы на траве?

– Вот с этой, сэр. Вот на этой узенькой полосе травы между дорожкой и клумбой. Сейчас уже не видно, но тогда я их сразу заметил.

– Вижу, вижу, здесь кто-то проходил, – сказал Холмс, наклонившись к траве. – Нашей леди, должно быть, пришлось идти очень осторожно, чтобы не ступить на дорожку с одной стороны или на клумбу с другой, где ее следы были бы еще заметнее.

– Да, сэр. Наверное, это очень хладнокровная особа.

Я видел, с каким напряженным вниманием Холмс рассматривает узкую полоску травы.

– Так вы считаете, что именно здесь она возвращалась?

– Да, сэр, другой дороги нет.

– И шла по этой траве?

– Конечно, мистер Холмс.

– Хм! Хотелось бы мне на это посмотреть… Очень бы хотелось. Что ж, думаю, с дорожкой мы покончили. Идем дальше. Надо полагать, черный ход никогда не запирается? Значит, в дом она могла войти совершенно свободно. Ее целью не было убийство, иначе она бы взяла с собой какое-то оружие и воспользовалась бы им, а не ножом из письменного прибора на столе. Прошла она по коридору, не оставив следов на кокосовой циновке, и оказалась в кабинете. Как долго она пробыла там? Установить это мы не можем.

– Не более нескольких минут, сэр. Я забыл вам сказать: миссис Маркер, экономка, убирала в кабинете незадолго до случившегося… Минут за пятнадцать, как она утверждает.

– Хорошо, примем это к сведению. Итак, леди входит в комнату, что же она здесь делает? Подходит к письменному столу с бюро. Зачем? Точно не за содержимым выдвижных ящиков. Нет, все, что ее могло заинтересовать, наверняка должно было быть заперто. Значит, она пришла за чем-то, что находилось в закрытом шкафчике. О, а это что за царапина на дверце? Подержите-ка спичку, Ватсон. Хопкинс, почему вы мне об этом не сказали?

Отметина, которую он рассматривал, начиналась на медном квадратике вокруг замочной скважины на правой створке лакированной дверцы и отходила в сторону примерно на четыре дюйма.

– Я ее видел, сэр, но вокруг замочных скважин всегда есть царапины.

– Эта появилась здесь недавно, очень недавно. Видите, как блестит медь на продавленном месте царапины? На старой царапине она была бы такого же цвета, как и остальная поверхность. Вот вам моя лупа, посмотрите сами. Обратите внимание и на лакировку, здесь царапина напоминает свежую борозду с отвалами по краям. Можно позвать миссис Маркер?

В комнату вошла пожилая женщина с печальным лицом.

– Вы вытирали пыль с этого бюро вчера утром?

– Да, сэр.

– Вот эту царапину вы видели?

– Нет, сэр, не видела.

– Ну разумеется, не видели, поскольку тогда ее там не было, иначе вы бы смахнули тряпкой эти стружки лака. У кого ключ от бюро?

– У профессора, он висит у него на цепочке от часов.

– Это простой ключ?

– Нет, сэр, чаббовский.

– Очень хорошо. Можете идти, миссис Маркер. Дело начинает проясняться. Наша леди входит в комнату, подходит к бюро и либо открывает его, либо пытается это сделать. За этим занятием ее застает неожиданно вошедший Виллоуби Смит. Поспешно вытаскивая ключ из замка, она оставляет на дверце царапину. Молодой человек хватает женщину, та берет со стола первый попавшийся под руку предмет, который по чистой случайности оказывается ножом, и наносит удар Смиту, чтобы вырваться. Удар оказывается смертельным. Молодой человек падает, женщина убегает. Осталась ли вещь, за которой она приходила, на месте или она забрала ее с собой, нам не известно. Пригласите служанку.

– Сьюзен, после того как вы услышали крик, кто-либо мог пройти через ту дверь?

– Нет, сэр, это совершенно невозможно. Спускаясь по лестнице, я бы увидела, если бы кто-то был в коридоре. Кроме того, если бы дверь открывалась, я бы это услышала.

– Так, с этим выходом понятно. Значит, леди прошла через тот же коридор, через который вошла. Этот проход ведет в комнату профессора. В нем выхода на улицу нет?

– Нет, сэр.

– Хорошо, тогда мы пройдем по нему и познакомимся с самим профессором. О, смотрите, Хопкинс! Это крайне важно! На полу коридора, ведущего в профессорскую спальню, тоже кокосовая циновка.

– Да, сэр, и что это означает?

– А вы не понимаете? Впрочем… Я и не настаиваю. Да-да, скорее всего, я ошибаюсь. Хотя все-таки это наводит на размышления. Идемте, представите меня.

Мы прошли по коридору, он был той же длины, как и тот, что выходил в сад, и увидели в конце небольшую лестницу со ступеньками, ведущими к двери. Инспектор постучал и провел нас в спальню профессора.

Это была очень просторная комната, вся заставленная книгами. Они не только заполняли полки, но и лежали стопками на полу в углах и вообще почти везде, где было место. Кровать стояла прямо в центре комнаты, и на ней, опершись спиной на несколько подушек, полулежал владелец дома. Немного я видел людей такой яркой внешности. К нам повернулось вытянутое лицо с хищным ястребиным носом, под тяжелыми кустистыми бровями настороженно сверкнули запавшие черные глаза. Волосы и борода старика были совершенно седыми, только вокруг рта выделялось странное желтое пятно. В спутанной поросли седых волос поблескивала сигарета, и вся комната была пропитана зловонным табачным дымом. Когда он протянул Холмсу руку, я и на ней заметил желтые никотиновые пятна.

– Вы курите, мистер Холмс? – церемонно, даже несколько торжественно спросил он. – Позвольте предложить вам сигарету. Вы, сэр, не желаете? Весьма рекомендую, эти сигареты специально для меня делает мастер Ионидес в Александрии. Он присылает их мне партиями по тысяче штук, но боюсь, что каждые две недели мне приходится заказывать новую партию. Увы, сэр, как ни жаль, нам, старикам, доступно очень мало удовольствий. Табак и работа – вот и все, что осталось у меня.

Холмс закурил сигарету, но пока стоял молча, бросая вокруг быстрые взгляды.

– Табак и работа, да. Но теперь только табак, – с сожалением поправил себя старик. – Увы! Кто бы мог подумать, что мне помешает такая ужасная катастрофа? Такой достойный молодой человек! Поверьте, после нескольких месяцев учебы он стал прекрасным помощником. Что вы думаете об этом деле, мистер Холмс?

– Я еще не сделал окончательных выводов.

– Право, я буду вам бесконечно обязан, если вы прольете свет на эту загадку, которая мучает всех нас. Для такого жалкого книжного червя и инвалида, как я, это поистине фатальный удар. После того, что случилось, я просто потерял способность трезво мыслить. Но вы-то – человек другого склада, человек дела. Для вас это всего лишь часть повседневной жизни. Ничто не может лишить вас рассудительности. Я считаю, нам очень повезло, что вы пришли нам на помощь.

Пока старый профессор говорил, Холмс прохаживался по комнате. Я обратил внимание на то, с какой жадностью он курил. Очевидно, мой друг разделял любовь инвалида к свежим александрийским сигаретам.

– Да-да, сэр. Это просто сокрушительный удар, – продолжил старик. – Вон та груда бумаг на маленьком столике – мой magnum opus[2]2
  Главное произведение (лат.).


[Закрыть]. Это мое исследование документов, найденных в коптских монастырях Сирии и Египта{89}89
  …в коптских монастырях Сирии и Египта. – Копты – египтяне-христиане, потомки доарабского населения Египта.


[Закрыть]. Работа затронет истоки возникновения богооткровенной религии. При моем шатком здоровье я уж и не знаю, смогу ли я теперь закончить ее, после того как у меня отняли моего помощника. О мистер Холмс, вы, я вижу, еще более страстный курильщик, чем я.

Холмс улыбнулся.

– Да, я ценитель хорошего табака, – сказал он, доставая из коробки очередную, четвертую, сигарету и прикуривая ее от преды дущей. – Профессор Корэм, я не стану утомлять вас долгими расспросами, ведь, насколько мне известно, во время совершения преступления вы находились в постели и, следовательно, ничего о нем знать не можете. Я хочу спросить лишь следующее. Что, по-вашему, имел в виду этот бедняга, когда перед смертью сказал: «Профессор… это была она»?

Профессор покачал головой.

– Сьюзен – девушка простая, из деревни, – сказал он. – Вы же знаете, насколько глупы эти люди. Я думаю, что несчастный просто пробормотал что-то невнятное, а уж она превратила эти звуки в какие-то бессмысленные слова.

– Понятно. И сами вы не догадываетесь о том, что могло стать причиной этой трагедии?

– Возможно, это был несчастный случай, возможно (я ничего не хочу утверждать), – самоубийство. У молодых людей часто бывают тайны, которыми они не хотят делиться ни с кем. Может быть, дело в неразделенной любви, о которой никто из нас не знал. Мне кажется, это более вероятное объяснение, чем убийство.

– А пенсне?

– Ах, я всего лишь ученый, мечтатель. Я далек от превратностей повседневной жизни. Но все же мы все знаем, что залогом любви могут порой становиться самые неожиданные предметы. Берите еще сигарету. Приятно видеть человека, которому они так нравятся. Веер, перчатка, пенсне… кто знает, какие воспоминания могут быть связаны у влюбленного с подобными предметами? Этот джентльмен утверждает, что нашел следы на траве, но, право же, здесь очень легко ошибиться. Что касается ножа, он просто мог отлететь в сторону, когда несчастный юноша упал на пол. Вам, конечно, мои рассуждения могут показаться детским лепетом, но мне все же кажется, что Виллоуби Смит пал от собственной руки.

Холмса, похоже, поразила эта неожиданная теория, изложенная такими простыми словами. Он еще какое-то время с задумчивым видом походил по комнате, выкуривая одну сигарету за другой.

– Скажите, профессор Корэм, – наконец заговорил он, – а что находится в шкафчике бюро?

– Ничего, что могло бы привлечь внимание вора. Семейные бумаги, письма моей бедной жены, почетные дипломы университетов. Да вот ключ, можете сами посмотреть.

Холмс взял ключ, покрутил в руке и вернул.

– Нет, вряд ли это мне понадобится, – сказал он. – Я бы предпочел спуститься в ваш сад и все спокойно обдумать. В вашей теории самоубийства что-то есть. Прошу нас извинить за вторжение, профессор Корэм, обещаю, что до обеда мы вас больше не побеспокоим. В два часа мы к вам зайдем сообщить, как развивается дело.

Когда мы вышли из дома, Холмс был необычно рассеян.

– У вас уже есть версия? – наконец спросил я, после того как мы молча несколько раз прошли по садовой дорожке.

– Все зависит от сигарет, которые я выкурил, – сказал он. – Может оказаться, что все мои выводы неверны. Сигареты покажут.

– Дорогой Холмс, – воскликнул я, – но каким образом сигареты могут…

– Вы сами все увидите. Если я ошибаюсь, ничего страшного не случится. В конце концов, у нас есть еще одна зацепка – оптик. Но я всегда предпочитаю идти более коротким путем, если есть такая возможность. А вот и миссис Маркер! Я думаю, небольшой пятиминутный разговор с ней может оказаться нам полезен.