Текст книги "Возвращение Шерлока Холмса. Долина Ужаса (сборник)"

– Ну что? – спросил он. – Как успехи, мистер Холмс?

– У нас был очень трудный день, – пожаловался мой друг. – Мы успели побывать в обоих магазинах, в которых были куплены бюсты, и поговорили с производителем. Теперь мне известна судьба каждого из бюстов с самого начала.

– Так вас бюсты интересовали! – несколько удивленно воскликнул инспектор. – Ну что же, мистер Холмс, у вас свои методы, и не мне вас судить, но, мне кажется, я сегодня поработал производительнее. Я установил личность убитого.

– Неужели!

– И выяснил мотив убийства.

– Превосходно!

– У нас есть инспектор, который занимается Сафрен-хилл и итальянским кварталом. У трупа на шее был католический крестик, сам он был смуглым, и поэтому я предположил, что он родом с юга. Инспектор Хилл узнал его сразу, как только увидел. Это Пьетро Венуччи из Неаполя, он считался одним из самых жестоких убийц в Лондоне. Он связан с мафией, вы, безусловно, знаете, что это тайная политическая организация, которая действует преступными методами, в основном это убийства. Теперь, как видите, дело начинает проясняться. Тот, кто его убил, очевидно, тоже итальянец и член мафии. Он нарушил какие-то их законы, и, чтобы его наказать, по его следу пустили Пьетро. Вполне возможно, что фотография, которую мы нашли в его кармане, – это изображение того, кого он должен был зарезать. И вот он выслеживает жертву, наблюдает, как этот парень проникает в дом, дожидается его снаружи и в схватке погибает сам. Как вам такая версия, мистер Холмс?

Холмс одобрительно захлопал в ладоши.

– Браво, Лестрейд, браво! – воскликнул он. – Правда, я не совсем понял, какое отношение к этому имеют разбитые бюсты.

– Бюсты! Да что ж они у вас из головы не выходят? В конце концов, это же ерунда, обычная кража, шесть месяцев, не больше. Мы-то расследуем убийство! К вашему сведению, у меня в руках уже все нити.

– И что вы планируете делать дальше?

– Все очень просто. Я поеду с Хиллом в итальянский квартал, мы найдем того человека, который изображен на фотографии, и арестуем его по обвинению в убийстве. Вы поедете с нами?

– Нет, не думаю. По-моему, есть более простой способ покончить с этим делом. Обещать я не могу, потому что все зависит от того… В общем, все зависит от одного фактора, на который мы никак не можем повлиять. Но я очень надеюсь (шансы, кстати, один к двум), что, если вы сегодня поедете с нами, я смогу помочь вам его арестовать.

– В итальянский квартал?

– Нет. Я считаю, что его, скорее, нужно искать в Чизике. Если вы сегодня ночью поедете со мной в Чизик, Лестрейд, я обещаю, что поеду с вами в итальянский квартал завтра. Ведь все равно задержка ничего не изменит. Ну, а теперь у нас есть несколько часов на сон, потому что раньше одиннадцати выезжать я не собираюсь, и вряд ли мы вернемся до завтрашнего утра. Поужинаете с нами, Лестрейд, и до одиннадцати диван полностью в вашем распоряжении. Тем временем, Ватсон, не могли бы вы вызвать курьера, мне нужно отправить письмо, и очень важно, чтобы оно ушло как можно скорее.

Холмс провел вечер, роясь в старых газетах, которыми был забит один из наших чуланов. Когда наконец он спустился в гостиную, в глазах его светилось торжество, но о результатах своих поисков он ничего не сказал. Я же посвятил часы отдыха анализу методов, которыми мой друг пользовался, разматывая этот сложнейший клубок. И, хотя я так и не понял, какова его конечная цель, мне было совершенно ясно: Холмс ожидает, что странный преступник попытается добраться до двух оставшихся бюстов, один из которых – я это запомнил – находился в Чизике. Несомненно, целью нашего ночного путешествия является поимка преступника на месте. Я не мог не восхититься тем, как ловко Холмс подбросил вечерней газете ложный ключ специально для того, чтобы этот человек решил, что может продолжать орудовать безнаказанно. Я не удивился, когда Холмс предложил мне захватить с собой револьвер. Сам он взял утяжеленный охотничий хлыст, который был его любимым оружием.

Ровно в одиннадцать часов к дому подъехал кеб. По Хеммерсмитскому мосту мы проехали на другой берег Темзы. Оказавшись на месте, мы велели кебмену ждать, а сами прошли чуть дальше, на тихую улочку, зажатую между опрятными домами, стоящими в глубине небольших двориков. Остановившись у одного из них, мы в свете уличного фонаря прочитали на пилоне ворот: «Вилла Лебенем». Обитатели виллы, очевидно, уже спали, потому что нигде в доме свет не горел, лишь светилось небольшое окошко над дверью, бросая одинокий размытый круг света на садовую дорожку. Мы перелезли через деревянный заборчик, который отгораживал маленький сад от улицы, присели на корточки, и густая черная тень ограды сделала нас невидимыми.

– Боюсь, ждать придется долго, – шепнул Холмс. – Хорошо, хоть дождя нет. Мы не сможем даже закурить, чтобы скоротать время. Правда, шансы два к одному, что мы будем вознаграждены за эти неудобства.

Однако ожидание оказалось не таким долгим, как полагал Холмс, и завершилось самым неожиданным образом. В следующий миг совершенно бесшумно и безо всякого предупреждения распахнулась калитка, и по-обезьяньи проворная темная фигура стремительно ринулась к дому по садовой дорожке. Мы успели увидеть, как человек, оббежав стороной поток света, льющийся из окошка над дверью, растворился в тени дома. Наступила долгая тишина. Мы, затаив дыхание, вслушивались в ночные звуки, пока наконец не раздался тихий скрип. Кто-то осторожно открывал окно. Потом звук стих, и снова все надолго смолкло. Неизвестный проник в дом. В одном из окон мигнул потайной фонарик. Очевидно, то, что он искал, находилось в другом месте, ибо вскоре свет мелькнул за занавеской другого окна, потом блеснул в третьем.

– Давайте подойдем к открытому окну, схватим голубчика, когда он будет вылезать, – вполголоса предложил Лестрейд.

Но, прежде чем мы успели пошевелиться, от дома отделилась черная тень и вышла на садовую дорожку. Было видно, что под мышкой вор несет какой-то светлый предмет. У крыльца он остановился и прислушался. Очевидно, ночная тишина успокоила его, потому что, повернувшись к нам спиной, он положил свою добычу на землю, и в следующее мгновение раздался короткий звук удара, треск и грохот рассыпающихся осколков. Мужчина был так поглощен своим занятием, что не услышал, как мы вышли из своего укрытия и, стараясь ступать бесшумно, направились к нему. Как тигр, Холмс прыгнул ему на спину, а мы с Лестрейдом схватили его за запястья. Преступник не успел и глазом моргнуть, как оказался в наручниках. Когда пленника повалили на спину, я увидел страшное бледное лицо, искаженное жуткой гримасой. Действительно, на нас горящими безумными глазами смотрел именно тот человек, который был изображен на фотографии.

Но не на пленника обратил Холмс свое внимание. Присев на ступеньку крыльца, он стал сосредоточенно рассматривать то, что этот человек вынес из дома. Это был бюст Наполеона, точно такой, как тот, что мы видели сегодня утром, и его постигла та же участь. Холмс подносил к свету каждый осколок и осматривал, но это были обычные куски гипса, ни один из них ничем не отличался от остальных. Как только он осмотрел последний кусочек, нас озарил яркий свет, распахнулась дверь и появился сам хозяин дома, бодрый толстый господин в брюках и рубашке.

– Мистер Джозия Браун? – обратился к нему Холмс.

– Да, сэр, а вы, должно быть, мистер Шерлок Холмс? Курьер доставил мне вашу записку, и я сделал все, как вы просили. Мы заперли все двери изнутри и стали ждать. Знаете, я очень рад, что вы поймали этого мошенника. Надеюсь, джентльмены, вы зайдете ко мне отдохнуть?

Но Лестрейду не терпелось как можно скорее доставить пленника в надежное место, поэтому уже через несколько минут мы снова сидели в кебе, направляясь обратно, в Лондон. Арестованный не произносил ни слова, лишь посматривал на нас черными горящими глазами сквозь длинные спутанные пряди волос, сбившиеся на лицо; один раз, когда я неосторожно приблизил к нему руку, он щелкнул зубами, как голодный волк. В полицейском участке мы задержались достаточно долго, чтобы узнать результат обыска его карманов. В них не оказалось ничего, кроме нескольких шиллингов и длинного складного ножа, на рукоятке которого имелись многочисленные свежие следы крови.

– Все в порядке, – сказал нам на прощанье Лестрейд. – Хилл знает всех этих господ. Он выяснит, как его зовут. Вот увидите, моя версия с мафией подтвердится. Но я вам очень обязан, мистер Холмс, за то, как искусно вы помогли сцапать этого субчика. Хотя я не совсем понимаю, как вам это удалось.

– Боюсь, сейчас слишком поздний час, чтобы вдаваться в объяснения, – уклончиво ответил Холмс. – К тому же расследование еще не закончено, один-два вопроса пока остаются без ответов, а этот случай заслуживает того, чтобы довести дело до конца. Если вы завтра еще раз ко мне заедете в шесть часов, думаю, я сумею доказать вам, что даже сейчас вы не вполне осознаете сущности этого дела, особенности которого делают его совершенно уникальным явлением во всей истории преступности. Ватсон, если я когда-либо позволю вам продолжить писать рассказы о моих скромных достижениях, подозреваю, что вы не сможете обойти вниманием необыкновенное приключение наполеоновских бюстов.

Вечером следующего дня, когда мы снова встретились, Лестрейд доложил нам все, что удалось узнать о нашем задержанном. Этого человека все называли Беппо, фамилии его не знал никто. Это был известный в итальянском квартале вертопрах. Когда-то он был хорошим скульптором и честно зарабатывал себе на жизнь, но потом сбился с пути истинного и уже дважды побывал в тюрьме, один раз за мелкую кражу, второй раз, как нам уже было известно, – за то, что ударил ножом своего соотечественника. Он прекрасно говорил по-английски. Причина, по которой он уничтожал бюсты, оставалась неизвестной, и он отказывался отвечать на вопросы, связанные с этой темой. Но полиция установила, что эти бюсты могли быть изготовлены его же собственными руками, поскольку он работал лепщиком в «Гельдер и К°», мастерской, которая их и производила. Холмс вежливо выслушал все эти сведения, большая часть которых нам и так уже была известна, но я, хорошо его зная, видел, что мысли моего друга были заняты чем-то другим, и под внешней маской спокойствия, которой он имел обыкновение скрывать свои истинные чувства, его мучила тревога и ожидание чего-то важного. Неожиданно он встрепенулся, и его глаза заблестели. В дверь позвонили. Через минуту мы услышали шаги на лестнице, и в комнату вошел пожилой мужчина с седыми бакенбардами на щеках, покрытых лихорадочным румянцем. В правой руке он держал старомодный саквояж. Поставив его на стол, он сказал:

– Мне нужен мистер Шерлок Холмс.

Мой друг с улыбкой поклонился.

– Вы мистер Сэндфорд из Рединга, я полагаю? – спросил он.

– Да, сэр. Боюсь, я немного опоздал, просто поезда ходят не очень удобно… Вас интересует бюст.

– Совершенно верно.

– Ваше письмо у меня с собой. Вы пишете: «Я хочу приобрести копию “Наполеона” Девина и готов заплатить десять фунтов за ту, которая принадлежит вам». Это правда?

– Разумеется.

– Ваше письмо меня очень удивило, поскольку я не представляю, откуда вы узнали, что у меня есть эта вещь.

– Конечно, вас должно было это удивить, но объяснение очень простое. Мистер Хардинг из магазина братьев Хардинг сказал мне, что они продали последнюю копию вам, он и дал мне ваш адрес.

– Ах, вот оно что! А он сказал вам, сколько я за нее заплатил?

– Нет.

– Я человек честный, хоть и небогатый. За этот бюст я отдал всего пятнадцать шиллингов. Думаю, вам это следует узнать, преж де чем я возьму с вас десять фунтов.

– Что ж, ваши сомнения делают вам честь, мистер Сэндфорд. Но я назвал цену и не намерен ее изменять.

– Это очень благородно с вашей стороны, мистер Холмс. Я, как вы просили, привез бюст с собой. Вот он!

Раскрыв чемоданчик, он выставил на стол целый экземпляр той гипсовой скульптуры, которую до сих пор мы видели только в осколках. Холмс вынул из кармана лист бумаги и положил на стол купюру в десять фунтов.

– Мистер Сэндфорд, подпишите, пожалуйста, эту бумагу в присутствии свидетелей. Здесь всего лишь сказано, что вы передаете мне все права на этот бюст. Понимаете, я во всем люблю порядок и уверенность, никогда ведь не знаешь, как могут повернуться события в будущем. Благодарю вас, мистер Сэндфорд, вот ваши деньги. Всего вам доброго.

То, что сделал Шерлок Холмс после того, как наш посетитель ушел, не могло не поразить нас. Начал он с того, что достал из комода чистую белую скатерть и разложил ее на столе. Мы молча следили за его действиями. Потом он поставил посередине бюст. Взял свой охотничий хлыст и нанес Наполеону короткий, но сильный удар рукояткой по голове. Скульптура рассыпалась на куски. Холмс склонился над осколками и в следующую секунду с радостным криком поднял один из кусков, в котором находился какой-то круглый темный предмет, похожий на изюминку, запеченную в пудинге.

– Джентльмены, – торжественным тоном произнес он, – разрешите представить вам знаменитую черную жемчужину Борджиа{76}76
  …Борджиа… – Знатный род испанского происхождения, игравший значительную роль в XV – начале XVI в. в Италии.


[Закрыть].

На миг мы с Лестрейдом онемели от удивления, но потом в едином порыве стали аплодировать, словно в театре после удачной развязки пьесы. Бледные щеки Холмса слегка порозовели, и он раскланялся, как драматург, вызванный на сцену восторженной толпой зрителей. Именно в такие мгновения он переставал быть аналитической машиной, и оказывалось, что ему, как и каждому из нас, нравится, когда им восторгаются. Холмс был гордым и скромным человеком и с негодованием отвергал любые формы проявления всеобщего почитания, но искреннее восхищение и похвала друга всегда трогали его до глубины души.

– Да, джентльмены, – сказал он, – это самая знаменитая в мире жемчужина из ныне существующих, и мне повезло при помощи последовательной цепочки выводов и умозаключений проследить ее путь от спальных апартаментов принца Колонны в гостинице «Дакр», где она исчезла, до этого, последнего из шести бюстов Наполеона, изготовленных в мастерской «Гельдер и К°» в Степни. Лестрейд, вы, безусловно, помните, сколько шуму наделало исчезновение этой бесценной жемчужины и безуспешные попытки лондонской полиции разыскать ее. Ко мне тогда тоже обращались, но и я не смог ничем помочь. Подозрение пало на горничную принцессы, которая была итальянкой, выяснилось, что в Лондоне у нее живет брат, но нам не удалось доказать, что между ними существовала какая-то связь. Горничную звали Лукреция Венуччи, и я не сомневаюсь, что этот Пьетро Венуччи, убитый два дня назад, – ее брат. В поисках точных дат я порылся в старых газетах и выяснил, что драгоценность исчезла ровно за два дня до того, как Беппо был арестован за поножовщину. А арестовали его в мастерской «Гельдер и К°» как раз тогда, когда там делались эти бюсты. Теперь вы ясно представляете себе последовательность событий, хотя мне они открывались в обратном порядке. Жемчужина находилась у Беппо. Возможно, он украл ее у Пьетро, возможно, был его сообщником или посредником между Пьетро и его сестрой, для нас это не имеет значения. Главное то, что она была при нем, когда полиция шла его арестовывать. Он в это время был на рабочем месте и понял, что имеет в своем распоряжении лишь несколько минут на то, чтобы спрятать этот поистине бесценный предмет, который, когда его станут обыскивать, наверняка попадет в руки полицейских. В коридоре мастерской были выставлены для просушки шесть гипсовых бюстов Наполеона. Один из них еще не успел застыть, и Беппо не составило труда проделать в нем отверстие, сунуть туда жемчужину и снова залепить его несколькими мазками. Это был идеальный тайник, никто и никогда не обнаружил бы его. Но Беппо посадили в тюрьму на год, и за это время его бюсты расползлись по Лондону. Он не мог точно определить, в каком из них хранилось его сокровище. Ему оставался единственный выход – разбивать их все по очереди, ведь даже трясти бюст было бессмысленно, поскольку, когда гипс был еще сырой, жемчужина скорее всего прилипла к нему… Мы с вами видели, что так и произошло. Но Беппо не стал отчаиваться, он принялся за поиски последовательно и с упорством. Через двоюродного брата, работающего в «Гельдер», он выяснил, какие фирмы закупили эти бюсты. Устроился на работу к Морзу Хадсону, где узнал, кому проданы три из них, но жемчужины в них не оказалось. Потом с помощью кого-то из итальянцев, работающих у братьев Хардинг, выяснил судьбу трех остальных бюстов. Первый хранился дома у Харкера. Там Беппо настиг его сообщник, из-за которого он в свое время и упустил жемчужину, но в последующей схватке он его убил.

– Но, если это был его сообщник, зачем ему понадобилась его фотография? – спросил я.

– Она могла пригодиться, если бы он, разыскивая Беппо, решил обратиться к кому-нибудь постороннему. Это самая очевидная причина. После этого убийства я понял, что Беппо решит не залечь на дно, а, наоборот, поторопиться, ведь он мог испугаться того, что полиция наконец раскроет его тайну и опередит его. Конечно, я не мог быть уверенным в том, что в бюсте, принадлежавшем Харкеру, жемчужины не оказалось. Более того, я даже не знал, что это именно жемчужина. Но для меня было очевидно, что он что-то искал, поскольку разбивал бюсты исключительно в освещенных местах. Поскольку бюст Харкера был одним из трех, шансы на то, что жемчужина окажется в нем, как я вам и говорил, были как раз таковы: один – за и два – против. Оставалось еще два бюста. Естественно, он в первую очередь должен был проверить тот, который находился в Лондоне. Я предупредил его владельцев, как себя вести, чтобы избежать еще одной трагедии, мы с вами съездили в Чизик и вернулись с наилучшими результатами. К тому времени я уже точно знал, что мы разыскиваем жемчужину Борджиа. Фамилия убитого соединила два дела в одно. Оставался последний бюст, редингский, и жемчужина должна была находиться в нем. Я при вас купил его у владельца – и вот результат.

Какое-то время мы ошеломленно молчали.

– Знаете, мистер Холмс, – наконец заговорил Лестрейд, – я много раз видел, как вы справляетесь с разными загадками, но, по-моему, сейчас вы превзошли самого себя. Нет, мы в Скотленд-Ярде, конечно, не завидуем, наоборот, даже гордимся тем, что вы нам помогаете, и, если вы завтра решите зайти к нам, любой наш сотрудник, от опытнейшего следователя до самого молодого констебля, будет счастлив пожать вам руку.

– Спасибо! – скромно сказал Холмс. – Спасибо! – И, когда он отвернулся, мне показалось, что он был необычайно растроган. Таким своего друга я видел впервые. Но уже через миг он снова превратился в холодного практичного мыслителя. – Положите жемчужину в сейф, Ватсон, – сказал он, – и достаньте бумаги по делу Конк-Синглтона. До свидания, Лестрейд. Если вам еще попадется какое-нибудь интересное дельце, приходите, я с радостью вам помогу.

Три студента

{77}77
  (The Adventure of the Three Students)
  Первая публикация – в «Стрэнд мэгэзин», июнь 1904 г.; затем – в «Кольерс уикли», сентябрь 1904 г.


[Закрыть]

В тысяча восемьсот девяносто пятом году ряд определенных событий, касаться которых сейчас нет надобности, привели нас с мистером Шерлоком Холмсом в один из самых знаменитых университетских городов Англии. Мы пробыли там несколько недель, и в это время с нами приключилось одно небольшое, но поучительное происшествие, о котором я и поведу рассказ. Читатель увидит, что указывать название университета или настоящую фамилию преступника, так же как и упоминать подробности, которые позволили бы определить их самостоятельно, было бы неуместно и даже оскорбительно. Подобного рода неприятную историю вообще лучше всего было бы забыть навсегда. Однако, с определенными оговорками, происшествие это все же можно описать, поскольку в нем ярко проявились некоторые из тех замечательных способностей, которыми обладает мой друг. В своем рассказе я буду намеренно избегать всего, что могло бы подсказать место, где все это произошло, или указало бы на людей, ставших участниками тех событий.

Жили мы в меблированной комнате недалеко от библиотеки, в которой Шерлок Холмс просиживал с утра до ночи, изучая старинные английские хартии{78}78
  …старинные английские хартии… – Хартия (от гр. chártēs – бумага) – 1) старинная рукопись; 2) название ряда документов, в которых нашли выражение политические требования определенных социальных слоев и классов (например, Великая Хартия Вольностей, Народная Хартия и т. п.).


[Закрыть] (труды его закончились результатами столь неожиданными и поразительными, что, может быть, я когда-нибудь посвящу им отдельный рассказ). Как-то раз вечером к нам зашел наш знакомый мистер Хилтон Сомс, преподаватель и лектор колледжа Святого Луки. Мистер Сомс был высоким худощавым мужчиной, обладающим раздражительным, даже взрывным характером. Сколько я его знал, он всегда отличался нервозностью, но в тот раз он был до того возбужден, что сразу стало понятно: случилось нечто из ряда вон выходящее.

– Мистер Холмс, я надеюсь, вы уделите мне несколько часов вашего драгоценного времени? У нас в колледже Святого Луки произошло ужасно неприятное событие. Слава Богу, что вы сейчас в городе! Так бы я и не знал, что делать.

– Я сейчас очень занят и не хотел бы отвлекаться от работы, – недовольно ответил мой друг. – Я бы посоветовал вам обратиться за помощью в полицию, а не ко мне.

– Нет-нет, дорогой сэр, это совершенно недопустимо. Если обратиться в полицию, дело обязательно получит огласку, а это как раз тот случай, когда колледж не может допустить, чтобы подобный скандал вышел за его стены. Ваш такт известен не меньше вашего удивительного таланта, и вы – единственный человек в мире, который может помочь мне. Очень вас прошу, мистер Холмс, сделать то, что в ваших силах.

Нельзя сказать, чтобы характер моего друга улучшился оттого, что он оказался вне привычной успокаивающей атмосферы нашей квартиры на Бейкер-стрит. Вдали от своих химикалий, толстых альбомов с газетными вырезками и уютного беспорядка он превращался в не самого общительного человека. Холмс сердито передернул плечами и раздраженным вздохом дал понять, что готов выслушать нашего гостя. Мистер Сомс тут же принялся торопливо излагать свою историю, возбужденно при этом размахивая руками.

– Для начала мне нужно пояснить вам, мистер Холмс, что завтра – первый экзаменационный день на соискание стипендии Фортескью{79}79
  …Фортескью… – Возможно, имеется в виду Чичестер Фортескью (1823–1898) – британский политический деятель, министр по делам Ирландии.


[Закрыть], и я включен в экзаменационную комиссию. Я преподаю греческий, и на первом экзамене соискатели должны перевести с греческого большой отрывок незнакомого текста. Текст напечатан на специальной экзаменационной бумаге, и, естественно, если бы кто-то из соискателей узнал, какой отрывок ему будет предложен и сумел бы заранее подготовить его перевод, это дало бы ему большую фору. Поэтому принимаются все меры, чтобы никто не увидел текста до дня экзамена. Сегодня примерно в три часа из типографии прибыли гранки{80}80
  …гранки… – Гранка – оттиск с части печатного набора, не сверстанного в страницы.


[Закрыть], это полглавы из Фукидида{81}81
  …Фукидида. – Фукидид (ок. 460–400 до н. э.) – древнегреческий историк. Его восьмитомная «История», посвященная Пелопоннесской войне, считается вершиной античной историографии.


[Закрыть]. Мне предстояло очень внимательно его прочитать, ведь в тексте не должно быть ни единой ошибки. К половине пятого работа еще не была закончена, но, понимаете, я обещал одному своему другу прийти на чай, поэтому оставил лист на столе, а сам ушел. Меня не было чуть больше часа. Мистер Холмс, вы знаете, что у нас в колледже везде стоят двойные двери, внутренние обиты зеленым сукном, а наружные – тяжелые дубовые. Так вот, вернувшись, я очень удивился, увидев ключ, торчащий в замочной скважине наружной двери. Сначала мне подумалось, что это я сам забыл ключ в двери, но нет, мой ключ лежал у меня в кармане. Насколько мне было известно, единственный дубликат ключа находился у моего слуги, Бэннистера, который следит за моей комнатой уже десять лет и в чьей честности я не сомневаюсь ни секунды. Я выяснил, что это в самом деле его ключ. Оказалось, он заходил в комнату узнать, не хочу ли я чаю, и, когда уходил, по рассеянности оставил ключ в двери. Приходил он, должно быть, через несколько минут после того, как я оттуда вышел. Эта его оплошность в любой другой день не значила бы ровным счетом ничего, но сегодня она привела к самым прискорбным последствиям. Как только я увидел свой рабочий стол, я понял, что в моих бумагах рылись. Гранки были напечатаны на трех отдельных листах. Когда я уходил, они лежали рядом на столе, но теперь один из них валялся на полу, один переместился на маленький столик у окна, и только один остался на месте.

Холмс в первый раз за все время рассказа подал признаки жизни.

– На полу была первая страница, у окна – вторая, а на месте осталась третья, – сказал он.

– Совершенно верно, мистер Холмс. Поразительно! Как вы догадались?

– Давайте не будем отвлекаться. Прошу вас, продолжайте свой очень интересный рассказ.

– Сначала я подумал, что это Бэннистер позволил себе непростительную вольность и порылся в моих бумагах. Но он категорически это отрицает, и ему я не имею оснований не верить. Можно предположить, что кто-то, кому было известно, что я вышел, проходя мимо и заметив в двери ключ, решил воспользоваться случаем и зашел в мою комнату, чтобы увидеть бумаги. На кону солидная сумма денег, потому что стипендия очень большая, и какой-нибудь бессовестный человек вполне мог пойти на риск, чтобы получить преимущество перед остальными соискателями. Бэннистера это происшествие очень расстроило. Он чуть не лишился чувств, когда услышал про гранки. Хорошо, хоть стул рядом стоял, и он успел сесть, а так бы упал на пол. Я налил ему немного бренди и принялся внимательно осматривать комнату. Вскоре я обнаружил, что тот, кто побывал в моей комнате, оставил и другие следы кроме разбросанных бумаг. На журнальном столике у окна я нашел стружки от карандаша, который точили. Там же был и отломавшийся кончик грифеля. Очевидно, мерзавец так торопился, когда переписывал текст, что даже карандаш сломал.

– Превосходно! – сказал Холмс, постепенно оживляясь по мере того, как рассказ начинал все больше захватывать его. – Фортуна на вашей стороне.

– И это не все. У меня новый письменный стол, обитый светло-коричневой кожей. Я готов поклясться (и Бэннистер тоже), что обивка была совершенно чистой и гладкой, но сейчас я обнаружил на ней разрез около трех дюймов в длину… Это не просто царапина, а настоящий разрез. Кроме того, на том же столе я нашел маленький кусочек какой-то черной тестообразной массы или глины с крупинками, чем-то похожими на древесные опилки. Я убежден, что эти следы оставлены тем, кто рылся в бумагах. Ни отпечатков обуви, ни других следов, которые помогли бы установить личность побывавшего в моей комнате, там не было. Я уж, честно говоря, совсем перестал соображать, но, к счастью, вспомнил о вас. Не теряя ни секунды, я сразу же направился сюда, чтобы передать дело в ваши руки. Помогите, мистер Холмс! Вы же видите, в каком положении я оказался. Мне нужно либо найти этого человека, либо отложить экзамен, пока не будет подготовлено новое задание, а поскольку это невозможно сделать без объяснения причин, наверняка последует грандиозный скандал, который бросит тень не только на колледж, но и на весь университет. Больше всего на свете мне хочется уладить это дело тихо, так, чтобы никто посторонний об этом не узнал.

– Я займусь этим. И с радостью помогу вам советом, – сказал Холмс. Встав и надев пальто, он добавил: – Этот случай не лишен интереса. Кстати, кто-нибудь заходил в вашу комнату после того, как бумаги попали к вам?

– Да, Даулат Рас, студент из Индии. Он живет на одной лестнице со мной и заходил кое-что уточнить насчет экзамена.

– Вы его впустили?

– Да.

– И бумаги при этом лежали на столе?

– Насколько я помню, они были свернуты в трубочку.

– Но о том, что это гранки, можно было догадаться?

– Наверное.

– Больше в комнату никто не входил?

– Нет.

– Кому еще было известно, что гранки уже у вас?

– Никому, кроме печатника.

– А ваш слуга, Бэннистер, об этом знал?

– Нет, разумеется, не знал. Никто этого не знал.

– Где сейчас Бэннистер?

– О, ему стало очень плохо. Я оставил беднягу прямо там, в комнате, потому что очень спешил к вам.

– Дверь на ключ вы не заперли?

– Я запер бумаги в ящик стола.

– Похоже, мистер Сомс, хоть ваш студент-индус и догадался, что на столе у вас лежат гранки, человек, который побывал в вашей комнате, наткнулся на них случайно.

– Мне тоже так кажется.

Холмс загадочно улыбнулся.

– Что ж, – сказал он, – давайте сходим, посмотрим. Вам это вряд ли будет интересно, Ватсон… Здесь придется думать, а не действовать… Ну хорошо, если хотите, идемте с нами. Итак, мистер Сомс, я в вашем распоряжении.

Длинное низкое решетчатое окно гостиной нашего клиента выходило на старинный поросший лишайником дворик колледжа. За дверью готической формы начиналась истертая каменная лестница. Комната преподавателя находилась на первом этаже, выше жили три студента, каждый занимал по этажу. Когда мы прибыли на место происшествия, уже начинало смеркаться. Во дворе Холмс остановился и внимательно посмотрел на окно. Потом подошел к нему и, встав на цыпочки и вытянув шею, заглянул в комнату.

– Нет, он, похоже, зашел через дверь. Здесь открывается только форточка, – сказал наш ученый проводник.

– В самом деле? – Холмс многозначительно посмотрел на нашего спутника. – Что ж, если здесь нам делать нечего, тогда пройдем внутрь.

Лектор отпер дверь и провел нас к своей комнате. Пока мы стояли на входе, Холмс обследовал ковер.

– Боюсь, следов здесь не осталось, – сказал он. – И ничего удивительного, в такую-то сухую погоду. Ваш слуга, похоже, вполне оправился. Вы говорили, что оставили его сидящим на стуле. На каком именно?

– Вон там, у окна.

– Ясно. Возле этого маленького столика. Можете входить, с ковром я закончил. Так, теперь осмотрим столик. Разумеется, мне совершенно ясно, что тут произошло. Неизвестный вошел и стал брать бумаги с письменного стола. Страницу за страницей. К окну он их поднес для того, чтобы увидеть вас, если вы будете возвращаться через двор, и успеть скрыться.

– Вообще-то он не смог бы меня увидеть, потому что я вернулся через черный ход.

– Очень хорошо! Но, в любом случае, именно это было у него на уме. Теперь посмотрим на сами гранки. Отпечатков пальцев, очевидно, нет… Так и есть. Сначала он взял первый лист, поднес к окну и переписал. Сколько это могло занять времени, если писать быстро и с сокращениями? Четверть часа, не меньше? Потом он отбросил его и схватил второй лист. Ваше возвращение застало его за работой над ним, и ему пришлось поспешно уходить. Он очень спешил, поскольку не успел даже вернуть гранки на место, что, разумеется, сразу же позволило вам понять, что в комнате кто-то побывал. Вы не слышали торопливых удаляющихся шагов на лестнице, когда входили?

– Как будто нет.

– Хорошо. Писал он так быстро, что даже сломал карандаш, и ему, как вы заметили, пришлось заточить его снова. Ватсон, взгляните, это любопытно. Карандаш у него был необычный, очень толстый, с мягким грифелем. Синего цвета снаружи и с названием изготовителя, напечатанным серебряными буквами. Оставшаяся часть не длиннее, чем полтора дюйма. Ищите хозяина такого карандаша, мистер Сомс, это и есть ваш незваный гость. Могу добавить, что у него должен быть еще и большой очень тупой нож, это тоже может вам помочь.