Текст книги "Леший. Хозяин Черного леса"

– А ведь сколько слухов ходило о ней! – горячо прошептал Василий Прыгунов. – Я так о ней с юности слышал! А ведь и купцы Крутобоковы про нее не знали, и хозяин фабрики, этот Косматый, тоже небось и не совался сюда, а?

– У него были другие увлечения, – заметил Крымов, – и вы знаете какие.

– Да, женщины, – вспомнив, кивнул несчастный и счастливый краевед. – Много женщин.

– Именно так.

Но Долгополову было не до их беседы и не до их забот и бед, он уже ходил вдоль стеллажей и, направляя луч фонаря на толстые корешки, читал золотые, уже поблекшие книжные заголовки.

– Вот она! – наконец воскликнул он. – «Путешествие Ивана Ивановича Протопопова, московского дворянина, капитана от инфантерии в отставке, на темную сторону Луны. Санкт-Петербург, 1821 год». – Антон Антонович вытащил тонкую книжицу и потряс ею. – Этой книги осталось всего три экземпляра – она и была-то издана минимальным тиражом, а выжило только три. Один затерялся в перестройку в петербургском архиве, другой экземпляр в ту же раздолбайскую эпоху – в московской библиотеке. Третий должен был остаться, как писали современники, в библиотеке симбирского дворянина графа Саблина. И не соврали – вот она!

– И что в ней? – спросил Крымов. – Вы так возбуждены, что можно подумать, она скрывает все секреты мира.

– Все не все, – бережно листая раритет, нараспев ответил Долгополов, – но кое-что скрывает, уважаемый Андрей Петрович. И перед тем как вам соваться в Черный лес, – его тон стал весьма резким и поучительным, – вы должны были прочитать ее! И вы, Прыгунов, слышите, торопыга?

Василий Прыгунов ходил вдоль стеллажей и хватал то и дело одну книгу за другой – ему все хотелось увидеть, все пощупать, а еще лучше – все прочесть. Но на это удовольствие ему просто не хватило бы времени. А тут он аж подпрыгнул от голоса самопровозглашенного руководителя экспедиции под землю.

– Что?!

– То самое.

– Ясно, – кивнул он, хотя ясно ему ничего не было.

– Не ругайте его, Антон Антонович, это я его соблазнил на поход.

– Очень неосмотрительно, очень! – отреагировал Долгополов.

Наконец, забыв о строгом старичке, Прыгунов выдрал толстенную книгу из рядов других фолиантов.

– Смотрите, коллеги! Полная версия «Пугачевского восстания» Пушкина. Представляете?! В единственном экземпляре! Сигнал! Как же такое может быть?!

– Василий Степанович, – прервал его восторги Крымов, – будьте скромнее: верните книгу на место и подойдите к нам. Антон Антонович нашел то, ради чего мы здесь. Пушкин и Пугачев от нас не убегут.

– Как сказать. – С сомнением пожав плечами, краевед вернул книгу на место, любовно провел по корочке и направился к энергичным коллегам. – Я слушаю.

Долгополов хлопнул ладонью по стулу, вверх пошла столбом пыль, затем саданул еще раз и еще, да так грозно, что старинный стул задрожал как осиновый лист, и только потом бросил на обшивку стула разложенный носовой платок и сел. Крымов то же проделал со вторым стулом. Прыгунову повезло – он нашел себе табурет.

– Слушайте оба, – сказал Долгополов и перечитал заголовок: – Итак: «Это же надо, взять и оставить респектабельный Санкт-Петербург, только-только обретший покой и согласие, и уехать в дикие края!»

Так начиналось автобиографическое повествование одного путешественника, а именно Ивана Ивановича Протопопова, который в 1778 году на свой страх и риск отправился в путешествие по тем краям, по которым еще недавно прокатилось восстание Емельяна Пугачева. И наконец его занесло в Царев, на Жигулевскую Луку.

– Подумать только, – пробормотал Крымов. – Да он в наши края пожаловал. Впрочем, это и понятно – Пугачев тут навел шороха.

– Еще как навел! – согласно кивал Василий Прыгунов. – Кровушка рекой лилась!

– Лилась, лилась, – нетерпеливо прервал их сетования Долгополов. – Слушать дальше будете?

– Будем, – хором ответили Крымов и Прыгунов.

– Отлично.

А дальше путешественника Протопопова забросило в эти самые края, близ Чернышей, что совсем уже пленило и возбудило краеведа Прыгунова. Тут Иван Иванович Протопопов и познакомился с молодой кабатчицей Инджирой намешанных кровей, из сословия калмыцких жрецов, и провел с ней ночь. И в ходе этой ночи узнал, что три с половиной года назад она была любовницей Емельяна Пугачева, полюбила его всем сердцем и просила взять с собой, но он отказал ей – поехал брать Санкт-Петербург, проиграл битву, был предан своими казачками и взят в плен царскими полководцами, доставлен в столицу и там обезглавлен.

Но одни строки заинтересовали краеведа Прыгунова особенно.

– Перечитайте, Антон Антонович, прошу вас, – торопливо попросил он. – То, что она говорит Протопопову про эти самые бусы…

– Хорошо, – кивнул Долгополов. – «И вот эти вот бусы из яшмы он мне подарил – каждое сердечко за каждый день нашей любви». На полной груди красавицы Инджиры, как повествует автор, катались красивые бусы в форме сердечек из красной яшмы и то и дело привлекали внимание уже влюбленного путешественника.

– Бусы в форме сердечек из красной яшмы, – тихонько повторил Прыгунов, – да еще раскосые глаза этой самой Инджиры…

Он взглянул на Крымова. Детектив прищурил один глаз:

– Вы вспомнили ту самую древнюю старуху с такими вот бусами и такими вот азиатскими глазами, которую видели у сторожки и с которой говорили?

– Тут не захочешь, а вспомнишь, Андрей Петрович, – кивнул разволновавшийся краевед.

– О чем вы? – грозно спросил Долгополов. – Что за старуха с раскосыми глазами? Что вы от меня скрываете, заговорщики?

Прыгунов в двух словах рассказал ему о той самой гадкой старухе, которая делала ему сальные предложения и сказала, что объект его вожделения – а именно Ксения Петухова – ему не принадлежит и владеть ею будет совсем другой. И можно было понять кто – он, Леший. Хозяин Черного леса.

– Да-а, – протянул Антон Антонович. – Это могло бы изменить многое! Сколько же ей лет, этой Инджире, и что он с ней сделал? Я читаю дальше!..

А дальше было утро, и сексуальная степнячка Инджира покинула их с путешественником постель, а провожая полюбовника уже во дворе, сказала и много, и мало. Сказала, что в этих местах жил Леший и что он должен вернуться сюда. Она чувствует его приближение. И еще сказала, что великого смутьяна Емельяна Пугачева многие признали за того самого Лешего, которому сподручно сотрясти весь подлунный мир. В некотором смятении Иван Протопопов покидал ее постоялый двор…

А потом и случилось то самое, что перевернуло жизнь молодого офицера и путешественника из столицы.

В подземной библиотеке Саблина горели и потрескивали свечи, совсем как это было здесь в старину, тени оживленно ползали по стенам, особенно витии Долгополова, а тот вдохновленно читал:

– «И тут гром расколол небо над самой каретой, да такой силы, что Протопопов решил, что молния угодила в саму карету и сейчас он почувствует, что горит, как свеча. Или уже сгорел в мгновение?

Но ничего такого не случилось.

Сколько он так просидел – минуту, две, пять! – неведомо. Но когда он отнял руки от ушей и открыл глаза, то сразу понял, что тьма стремительно отступает, ушел вой тысяч звериных голосов и возвращался дневной свет. Одно настораживало – негромкий рык. Там, на дороге. И совсем близко! Рядом с каретой. Так рычит насторожившийся зверь, на которого ты вылетел случайно в диком лесу, и теперь он готовится к драке.

Этот угрожающий рык сотрясал эфир в десяти шагах от кареты…»

Долгополов взглянул на спутников.

– Вот он, ключик к тайне! – вдохновенно выпалил он. – Готовы?

– Да читайте вы, мучитель! – поторопил его Крымов.

– Читайте, Антон Антонович, пожалуйста! – взмолился Василий.

– Читаю! «“Выходить – не выходить?! – отчаянно думал Протопопов Иван. – Или что же, как мыши мне забиться в угол и ждать смерти? Выйду и умру с честью, если так надо!”

Так решил он. Выхватил из-за пояса пистолеты, взвел курки, ногой саданул в дверь экипажа, и створка вылетела вон, и сам выпрыгнул наружу. И оказался на той же дороге, но шагах в двадцати от двух молодых дубов. Изменившихся! Что-то неестественное было в них. Чудно́е, пугающее. Склонившись друг к другу, срослись они ветвями, сцепились намертво, в одну высокую и зеленую арку превратились!

– Пистолетиками балуешься, человечек? – спросил с хрипотцой тот, кто стоял под этой аркой.

Перед искателем приключений Протопоповым Иваном высилось чудовище. В самой середине арки. Ростом с огромного человека, почти великана, широко расставив ноги, лохматое и с рогами, с мокрым рылом, чудовище смотрело на него. Пар от него шел, будто оно только из бани вышло. И особенно горячий пар шел из широких ноздрей.

– Не веришь, что видишь меня, человечек?

– Не верю, – прошептал Протопопов.

Чудовище рассмеялось:

– И не верь – легче жить будет.

Кровавые глаза тяжело смотрели из-под мохнатых бровей. Торчали из темени крепкие и кривые рожки. Руки Протопопова Ивана с пистолетами каменными стали.

– Пальнуть хочешь, али как?

– Хочу.

– Дело пустое. Я свинца не боюсь.

Зловоние исходило от чудища и уже коснулось обоняния Протопопова. Он поморщился, но сильно виду не подал.

– А чего же ты боишься? – спросил путешественник.

– Нет такой силы, которой бы я боялся. Даже той, что сильнее меня. Понимаешь, о ком я, человечек?

– Могу догадаться, – кивнул Протопопов.

– А тебе, человечек, страшно? Смотреть на меня.

– Очень страшно, – честно признался Протопопов Иван.

– И правильно. Могу взглядом убить, могу хворым сделать. А коснусь висков – рассудка лишишься, едва увидев то, что я знаю и что видел за долгую мою, бесконечную жизнь. Простому смертному такой груз не вытянуть.

– Верю тебе, – согласился Протопопов. – Так, стало быть, ты существуешь? – задал он вопрос, прозвучавший как утверждение. – Ведь ты – Леший? Хозяин этих мест?

– Не в бровь, а в глаз. Кто ж тебе такое сказал?

– Женщина одна.

– И что за женщина?

Не стоило выдавать Инджиру! Никак не стоило!

– Просто баба одна рассказала. Всё она знала про здешние места.

– Просто баба, – задумчиво кивнул зверь, а потом поднял веселые и страшные, залитые кровью глаза на человека. – Повидать бы ее… просто бабу… Инджиру, да? Угадал? – рассмеялся он. – Полюбовницу мою. Где она нынче?

Протопопов даже отступил от таких слов.

– Не знаю. Встретились и разошлись, как два ветра в поле сшиблись и разлетелись. Но так и сказала она: вернешься ты сюда. Уже скоро вернешься.

– Мудрая, стало быть, наша с тобой баба? А? Ведающая стала! Ведьмою сделаю своей, коли так! И жизнь долгую-предолгую! Должен мне кто-то когти стричь, а?

Сердце выпрыгивало прочь из груди Протопопова. Но он нашел в себе силы сказать:

– Вспоминала она тебя, потому что любила. Но я не думал, что мне первому выпадет тебя узреть, когда ты явишься сюда.

– Как зовут тебя, умник?

– Иван я, Иванов сын.

– Разных я Иванов знал и многих загубил, – усмехнулось чудовище. – Ты вот что, Иван, Иванов сын…

– Да?

– Ты должен купить у меня свою жизнь… Без этого никак… Иначе – убью… Я всех убиваю, кого на дороге своей вижу… Выбора у тебя нет.

– И как же мне это сделать? – трепеща, спросил Протопопов.

– Когда домой вернешься, ты обо мне сказ напиши и потомкам его передай. Это будет твоя плата. Напишешь?

– Напишу, – пообещал путешественник.

– И то славно. А то бы съел я тебя – голоден как черт! – При последних словах Леший рассмеялся так искренне и страстно, что Протопопов Иван съежился всем нутром, но вновь виду не подал. Стоял гордо, как перед расстрельной командой в последние мгновения жизни.

– Прощай, Иван, Иванов сын. Я в свой лес ухожу – Черным его кличу. Разросся он за века-то! Теперь это вновь мои угодья. За этой аркой, – кивнул он вверх, на сцепившиеся деревья, – теперь моя земля отныне и вовеки. Я тут хозяин, и я здесь свой суд вершить буду, как и тыщу лет назад. Женушек себе наберу из деревень в округе, как и прежде. Я без них никак не могу. Похоть меня ножом режет, огнем жжет. Детишек они мне нарожают, с рожками и хвостиками, – неожиданно рассмеялся он. – Только голод меня мучает, ох как мучает! На тебя смотреть, человечек, наказание одно, – еще веселее хохотнул Леший. – И парой кабанов нынче не обойдусь – поросятами закусывать придется! Прощай, человечек, еще свидимся! – Махнуло волосатой рукой чудовище и грузно заковыляло в сторону леса. – Уж поверь!

А Протопопов Иван стоял и смотрел ему вслед, как чудище хвостом водит; и глазам не верил, и ушам, и разуму, да и сердцу верить не хотел. А когда Леший шагнул меж первых дерев и скрылся в своем Черном лесу, то Протопопов Иван крепко ущипнул себя за локоть: а не привиделось ли ему это все? Вновь стоял ясный летний день. И не было никакого Лешего. Только карету побило налетевшей бурей с камнями и ветками, и дерева поломало в округе, и скрылись его лошади. И возница сбежал. А вот арка из двух сросшихся дубов над головой – была, такая сама по себе не вырастет. Такую создать иной силой только и возможно! Иной – запредельной, черной, дьявольской силой…»

Долгополов переводил дух, не произносили ни слова и его сотоварищи. Трещали свечи в старинных канделябрах. Все переваривали услышанное, и ветер времени едва заметно касался их глаз и губ. И неясно было, то ли огнем обжигал он, то ли смертельным холодом. У каждого перед глазами стояло то чудовище, увиденное храбрым дворянином Протопоповым, не лившимся рассудка от ужаса.

Наконец Крымов сказал:

– Теперь мы знаем, каков он. Этот Нелюдь. Яснее картину никто бы не написал.

– Знал бы я, никогда бы не пошел за ним в Черный лес, – честно признался краевед. – Ужас, ужас…

Антон Антонович заметил:

– А еще мы знаем, почему пропала экспедиция Саблина – вся, кроме одного молодого человека, поведавшего правду и исчезнувшего для всего мира навечно.

– Но куда повела судьба дальше Ивана Ивановича Протопопова, после этой самой встречи? – глядя на куратора, спросил Крымов. – Об этом есть что-то?

– Кое-что. Он пишет… вот: «Я тысячи раз возвращался в памяти к тому месту и тому чудовищу, которое предстало передо мной в тот день в своем воистину адском облике. И чтобы не сойти с ума, однажды пришел к мысли, что Леший существовал, но только в моем воображении. Это был сгусток моих страхов, начиная с детских и заканчивая всеми теми, что порождает наше воображение на протяжении всей жизни. Порождает и терроризирует нашу душу. Не дает спать ночами. Заставляет иных лезть в петлю. Так приходит к каждому человеку дьявол, чтобы напугать, а потом, устрашенного, искушать его и в конце концов, если получится, завладеть его душой. К чести своей скажу, что со мной этого злого эксперимента у князя тьмы не вышло. Я поборол эти страхи, вернулся к себе прежнему и стал только сильнее. Что нас не убивает, то делает сильнее. Наконец, даже тот факт, что многие увидели в Лешем вернувшегося Пугачева, говорит о том, какой страх вселял казацкий атаман-бунтовщик в сердца людей независимо от образования и сословия. Его ждали со страхом и трепетом – и нагадали себе Лешего. Каждый – своего. Мой был именно таким, каким я описал его. А то, что Леший якобы знал про Инджиру, лишь доказывает присутствие всех этих страхов, ведь она сама рассказала мне и о любовном романе с Пугачевым, и о том, что ждет его возвращения каждый день, пусть и в ином обличье. Пусть с ликом демона…»

Долгополов кивнул спутникам:

– И как вам такой вывод, господа? Я о Протопопове и его теории ужаса?

Но Андрей Крымов и Василий Прыгунов молчали. Кажется, они ждали резюме старшего товарища.

И оно состоялось:

– В отличие от Протопопова, все списавшего на подсознание и страхи – вот бы обрадовались Фрейд и Юнг! – мы-то знаем, что проклятое чудовище существует на самом деле. Было прежде и есть сейчас. И если оно и впрямь говорило с Протопоповым и в какой-то момент проявило в себе Емельяна Пугачева, это объясняет слишком многое. Леший – это чудовище, хозяин Черного леса, вбирает в себя все злые энергии, гуляющие по просторам земли. И нет ничего странного в том, что частица страшной души душегуба Пугачева тоже нашла пристанище в этой гуляющей планиде – Лешем! Уверен, там еще многие могли поселиться! И многие поселятся, если не справиться с ним.

– Справиться?! – сморщился Прыгунов. – Кому? Нам с вами?!

– Ну да, – кивнул Долгополов. – А что такое?

– Андрей?! – воззвал краевед к новому боевому товарищу.

– Если старик говорит, значит, так оно и есть, – поддержал куратора детектив.

– Но как?! Как?!

– Каком кверху, вот как, – нервно ответил Антон Антонович. – Я дочитаю признания Протопопова. Он заканчивает ту историю: «Я прошел много войн, видел победы и поражения, пока не осел в своем родовом поместье Беленькое, в Тверской губернии. Осел, женился, постарел. Благо Господу, сохранив одно – ясный ум и твердую память. И лишь об одном я жалею, что никогда более не увидел Инджиру: познать ее и потерять навеки – это было главной мукой в той незабываемой истории и в целой моей жизни». Так-то-с, – заключил Долгополов. – Все-таки он влюбился в нее. Что скажете, Андрей Петрович?

– Скажу, что нам не хватает в этой библиотеке бутылки доброго крепкого вина, – очень просто заметил Крымов. – Для компании, для разговора, для особой сердечной теплоты. И под рассказ о чудовище, разумеется. Под такой рассказ особо хорошо пошел бы коньяк.

– Вон в том углу есть буфет. – Долгополов кивнул в темноту. – Поищите внизу.

– Вы это серьезно, Антон Антонович?

– Поищите-поищите, будьте так любезны.

Крымов не поленился, встал, дошел до буфета.

– И где?

– Кажется, на самой нижней полке.

Василий Прыгунов как зачарованный наблюдал за действиями Крымова и внимал словам загадочного бойкого старичка. Детектив отворил ключом, торчавшим в замочной скважине, дверцы буфета и вскоре вытащил оттуда закупоренную бутылку старинного коньяка.

– И она там не одна, Антон Антонович.

– Какое счастье, правда? И бокалы посмотрите, но только наверху, есть?

Крымов открыл верхние створки и вытащил три хрустальных бокала на высоких ножках.

– Так точно, командор.

– Несите сюда – выпьем. Чего не отпраздновать удачный шаг вперед? Шажок, я бы сказал так!

– Да нет, я не согласен, – подходя к ним, покачал головой Крымов. – Широкий шаг!

– Может быть, вы и правы, – пожал плечами Долгополов. – Все зависит от того, что нас ждет впереди.

– Как это может быть? – спросил Прыгунов. – Антон Антонович? Я про коньяк и бокалы. Свести меня с ума хотите? У вас это получается, кстати. Так скажите, как это может быть? – повторил он.

– Я вам уже сказал: каком кверху, – с раздражением осадил его Долгополов. – Пейте коньяк и радуйтесь жизни.

Крымов откупорил бутылку штопором из походного ножа, протер бокалы чистым платком, разлил коньяк.

– За тайны вселенной, – предложил тост Долгополов.

– Ничего не имею против, – откликнулся детектив.

– За тайны так за тайны. – Прыгунову ничего не осталось делать, как согласиться со старшими и куда более опытными товарищами.

Они выпили – от такого коньяка да такой выдержки тепло сразу пошло по телу у каждого из трех мужчин. У краеведа особенно.

– А-а, – выдохнул бодрый старичок по прозвищу Профессор. – Полтораста лет прошло, куда там, даже больше, а он, коньячок, еще лучше стал!

– И все-таки вы издеваетесь, да? – вопросительно пролепетал чуть захмелевший Прыгунов. – Честно скажите, издеваетесь? Специально все придумали?

– Вы переоцениваете свое значение на этой планете, – заметил Долгополов. – Слишком дорогой спектакль для вашей персоны, товарищ этнограф.

– Ладно, – пожал тот плечами. – Как скажете.

Долгополов встал и направился с книгой к тому же стеллажу, отправил сочинение Протопопова на место и, порыскав глазами, вытащил другую книгу. Прихватив ее, подошел к небольшому наклонному столику, похожему на аналой, положил на него книгу и стал айфоном делать фотографии.

– Что там? – спросил Крымов.

– Да так, пригодится. Полтораста лет назад такого комфорта еще не было, – заметил Антон Антонович. – Бери карандаш и рисуй, если талант есть. А теперь: чик-чик, и все.

– Сто пятьдесят лет назад? – переспросил Прыгунов.

– Не обижайтесь на старика, Василий, – ободрил краеведа Андрей Крымов. – У него была долгая и сложная жизнь. Как у метеорита, который летит миллионы лет через холодный космос, и нигде нет ему пристанища.

Обернувшись, Долгополов поморщился:

– Что-что? Ну и образы у вас, Андрей Петрович, я бы сказал!

– И какие, интересно, у меня образы?

– Футуристические, вот какие.

– А-а! – Детектив плеснул себе еще коньяку. – Ясно…

– Эка вас с графского коньяка-то понесло.

Долгополов сделал фотографии, вернул и эту книгу на место, возвратился к столу.

– Ну, куда пойдем дальше, Антон Антонович? – спросил Крымов, едва бокал его опустел.

– Сами знаете куда, – допил свой коньяк и Долгополов. – В домашний кинотеатр этого упыря, Косматого!

– На второй этаж для начала заглянем, – когда они прошли два марша, вспомнив об увиденном, сказал Крымов.

– А что там?

– Сейчас увидите.

Они вошли в залу, увешанную масками и прочими изображениями Лешего.

– Вот это пантеон! – восхитился Долгополов. – Да он чокнутый, этот Косматый! Свихнулся на своем кумире. Но какие экземпляры! Музеум, иначе и не скажешь!

– Мне просто страшно, – озираясь, констатировал факт Прыгунов.

Обходя комнату, Долгополов кивал:

– Зато мы имеем полное представление об этой морде.

– А теперь на третий, в синема, – сказал Крымов.

Очень скоро они стояли на пороге телекомнаты с круговым экраном, в котором чернобородый развратник по фамилии Косматый, так соответствующей его внешнему облику, внимал Черному лесу.

– Включайте, – повелел разгоряченный коньяком и событиями Антон Антонович Долгополов. – Вы тут уже были – вам и карты в руки!

И вскоре комната вспыхнула ярким и живым изображением, светом, солнечными лучами, бликами, движением и полетом и наполнилась удивительным шумом природы – сотнями неповторимых голосов: ветра, птиц, созвучья насекомых, шелеста листьев. Целой симфонии! Крымова еще вчера удивила эта волшебная комната, нынче был приятно удивлен Антон Антонович, даже несмотря на то что повидал немало. Но краевед Василий Прыгунов – что творилось с ним?! Едва увидев и услышав, он отчаянно завертел головой, стало ясно, что ему тут безумно интересно все, каждый уголок, каждый образ, но самое главное – ему тут было многое знакомо! Ведь многие тропинки он исходил в этом лесу, а сколько увидел и запомнил, сколько перечувствовал! Оттого и пело сердце провинциального краеведа, ликовала душа, и весь его смущенный обстоятельствами замкнутой жизни темперамент теперь так и рвался наружу. Он забегал по этой комнате, тыча пальцем в летучие картинки, оглядываясь, ища то, пятое и десятое.

– Идол, идол! – как щенок, у которого перед носом и жадной пастью крутят ломтем кровяной колбасы, буквально кричал он, когда на круговом экране появлялся выдолбленный в вековом дубу образ Лешего, а камера то приближалась, то отходила назад. – Избушка! Чертова избушка! Как же я ненавижу ее! А вот и вход в чащу! А вот и розы! Я же рассказывал вам! Вот они! – почти что шепотом, но горячим и обжигающим, вдруг выпалил он. – Такие розы я видел на плече у Ксении! Значит, они тоже оттуда! Смотрите, смотрите! Отмотайте назад, Андрей Петрович! Да! Вот они! Пять роз в листьях и шипах! Она их увидела во сне, нарисовала и сделала татуировку… Но тут они из чего? – Он даже остановился ненадолго. – А, коллеги? Какая-то дверца, что ли? Ограда? Что это?..

– Эти розы из бронзы, – деловито ответил Долгополов. – И вы правы: это дверца. Она была снята с фамильной усыпальницы графов Саблиных в 1825 году, тут, в этом самом поместье, – он ткнул пальцем вверх, – тогда еще принадлежавшему Симбирской губернии. Когда-то это были дверцы в семейный мавзолей, одну створку, вот эту, с розами, сняли, а вернее – сорвали, а вторую, с мечом и короной, – оставили. Кому-то сильно приглянулись эти розы в шипах и листьях, если их отволокли в самый центр Черного леса и смастерили из них дверь.

– Откуда вы все это знаете? – спросил Крымов.

– А вы догадайтесь, Андрей Петрович, вы уже у нас уникум. И ваша интуиция – это еще одно ваше оружие. Разве нет?

Крымов уверенно кивнул:

– Ну, если вы знали, где стоит коньяк в здешней подземной библиотеке, я даже угадывать не стану. Увольте.

– Эти розы – часть герба Саблиных, – подсказал Долгополов.

Крымов задумался.

– Меч, как символ воина, его доблести и силы, графская корона говорит о высокой дворянской породе, но розы… Там, в подземной библиотеке, вы нашли гербовник рода Саблиных, да? Это их графский герб вы фотографировали, верно?

– Вы – детектив высшей пробы, Андрей Петрович, – рассмеялся Долгополов. – Смотрите… – Он достал из кармана телефон и открыл спутникам только что сфотографированные картинки. – Вот герб Саблиных, выполненный еще в технике линогравюры, до появления фотографии. А вот рисунок, сделанный архитектором Акимовым в 1801 году для склепа семьи Саблиных. Две створки – поделенный надвое герб. Одну створку, с пятью розами, и утащили из семейного склепа. Думаю, это сделали те, кто верой и правдой служил своему господину.

– Господину? – не смекнул Прыгунов. – Какому господину?

– Что тут непонятного? – возмутился Долгополов. – Лешему! Демону этих мест!

– Но чем его так привлекли розы? – спросил Крымов. – Загадка. А может, еще одна любовная история?

– И вновь – в точку! – воскликнул Антон Антонович. – У Аристарха Саблина в том же 1801 году пропала дочь Ольга. Вместе со служанкой. Пошли по грибы, по ягоды и не вернулись. Пропали навсегда. Для отца это было страшным горем и в конце концов убило его. Но прежде тот же Акимов изваял и отлил из бронзы плиту с изображением дочери Аристарха Саблина и поместил ее в склепе. Гроба-то нет, хоронить было некого. Только плита с изображением Ольги и пять роз под портретом. Шипы, как вы понимаете, символизируют страдание.

– Вот откуда такая ненависть Саблиных к своему лесному соседу, я правильно понял? – спросил детектив.

– Именно так, Андрей Петрович. И в этом поединке Саблины не победили. Одни уехали в Петербург навсегда, другие, кто решился поспорить с конкурентом, сгинули тут, на родине предков. – Он взглянул на Прыгунова. – После чего поместье и было продано купцам Крутобоковым. Как вам такая история, господин краевед?

– Можно я напишу об этом книгу? – трепеща, восторженно спросил Василий Прыгунов. – Можно, а?

– Да хоть две. Когда мы вернемся из похода.

– Какого похода?

– Военного, вот какого. Если вернемся, – добавил Антон Антонович. – Я уверен, Андрей Петрович, что это Леший украл и погубил юную Ольгу Саблину. И все-таки мы знаем и много и мало одновременно. Но есть человек, о котором вы мне написали в отчете, который наверняка знает больше нас, но скрывает что-то очень важное.

– Август Самсонович Косматый?

– Именно он. Недаром эта украденная бронзовая калитка с пятью розами в шипах то и дело встречается в его медитационном фильме. Изображение Лешего – скульптура в дереве, «идол», как его назвал наш уважаемый коллега Прыгунов, это раз, – стал загибать пальцы Долгополов. – Чертова избушка, где частенько сидит и караулит людей седовласая старуха-ведунья, это два. – Он кивнул на остановившийся на экране фильм. – И пять роз, вырванных из герба графов Саблиных, это три. А ведь ее, калитку, поставили меж двух столбов, к чему бы это? Мы едем к Августу Самсоновичу Косматому в областной город Чудов. Пусть расскажет нам то, чего мы пока не знаем. Мне есть кому позвонить, чтобы нам дали зеленый свет.

– А если заартачится? – задал резонный вопрос Крымов. – Леший для него – бог, вряд ли он станет выдавать своего духовного покровителя.

– А мы надавим, – усмехнулся Антон Антонович, – или перехитрим его. Я много чего узнал про него. По дороге расскажу – обхохочетесь. И обрыдаетесь. Второе – скорее. Одним словом, ключики к его баронской мерзости мы имеем. Что скажете, господа? Инструкции объясню опять же по дороге в Чудов. Отличное название для провинциального городка: твори что хочешь – все сойдет с рук. Ну? Будем спешить – время не ждет!