Текст книги "Фокус"

– О какой же ерунде ты думала?

Какое-то мгновение она колебалась. – Что бы я сказала, если бы ты предложил мне выйти за себя замуж.

– Что бы я…

– Нет, что бы я сказала, если бы ты предложил мне, – пронзительно и весело засмеялась она.

Он присоединился к ее смеху. И она, улыбаясь, лежала. Ему потребовалась минута, чтобы понять, что она ждет.

– Что бы ты сказала? – спросил он, пытаясь перевести все в шутку.

– Наверное, я бы сказала, нет, – ответила она.

Он лежал ошарашенный с прилипшим к гортани языком. Это казалось невероятным. Он снова ничего в ней не понимал. Если он потеряет ее…

– Почему… почему бы ты сказала, нет? – взволнованно спросил он.

– Потому что я, скорее всего, разрушила бы твою жизнь. – Она перестала улыбаться.

– О, нет… – Он снова будет бредить ею…

– Наверное, да. Тебе бы пришлось ходить со мной на танцы. Время от времени мне нужно ходить танцевать.

– Я бы с удовольствием танцевал с тобой. Я не говорил, что не пойду с тобой танцевать. – А в конце той мечты-сна ее не было.

– Правда, танцевал бы?

– Конечно, – засмеялся он, как будто она была ребенком, – я бы делал все, что тебе нравится. Я не выходил в общество просто потому, что у меня не было такой женщины, которая бы мне нравилась. Гертруда, правда, я все время думал о тебе. Мне даже иногда кажется, что я думал о тебе много лет до того как тебя встретил.

Он немного пугал ее теперь, совсем немного. И он схватил ее руку, которая лежала у него на груди.

– У меня всегда было представление об определенной женщине. Не смогу вспомнить, когда оно появилось, но знаю, что весьма давно. И она вела себя так, как ты. Потому ты меня так и потрясла, когда я увидел тебя впервые.

Он видел, как в сумерках блестели ее глаза. Она ожидала от него неожиданного поступка, почувствовал он, но не знал, что сделать. Так что он пододвинул лицо к ее лицу, и она легко поцеловала его, а потом снова посмотрела на него. И оба начали дышать глубже.

– Гертруда, выходи за меня, – взмолился он. Для него это прозвучало как нечто невероятное.

– Хорошо, – ответила она.

Он уже больше не мог находиться в таком неудобном положении и, отпустив ее руку, снова лег.

Немного погодя она сказала: – Когда мы поженимся?

– Когда ты хочешь? – спросил он, поворачиваясь к ней. Он не мог преодолеть ощущения, что все это происходит не с ним. Неожиданно это перестало казаться неизбежным.

– Первого числа?

– Хорошо. Я хочу пригласить тебя домой, и познакомить со своей матерью, – сказал он, раздумывая, не потеряет ли он ее до первого числа.

– Хорошо. Как ты думаешь, я ей понравлюсь?

– Да, я уверен. Она уже давно хотела, чтобы я женился.

– Она очень религиозна?

– Нет, не фанатично. С тех пор как она не может ходить, я время от времени вожу ее на такси в церковь. Приблизительно раз в месяц. Нам придется венчаться в церкви, – сказал он, полувопросительно.

– Только там, – успокоила его она.

– Ты религиозна?

– Я хожу каждое воскресенье, – сказала она.

– Правда? В какую церковь?

– Я хожу в разные. Ты имеешь в виду, какой конфессии?

– Ну да.

– Ты не помнишь, что было написано в анкете, когда я поступала на работу?

– Англиканской?

– Именно так. – Она показалось немного уязвленной, и несколько воинственной.

– Тогда все в порядке, – сказал он, как будто это было для него очень важно, – я рад этому. – Она успокоилась, подумал он. – Потому что я тоже принадлежу к этой же конфессии, и с матушкой все будет проще.

– Тогда поцелуй меня, – сказала она, – по настоящему.

Он поцеловал ее, и она долго его не отпускала. – Пора идти, – прошептал он.

Они поднялись, и он провел ее в меблированные комнаты, где она жила, размышляя о пятнах от травы. Часом позже он подходил к собственному неосвещенному кварталу и ощутил страстное желание, неясную нужду в чем-то; это было сравнимо с тем, как если бы он что-то потерял в траве, возможно… монету или часы. Его сознание охватывало ощущение, что все это ему приснилось. Кто она такая? Он действительно совсем ее не знал. Он знал, что она имела склонность фантазировать. Ему даже пришло в голову, что она вообще никогда не была в Голливуде. И теперь он придет домой и будет рассказывать матери о ней, а он не совсем знает, что говорить о ее характере. Во всяком случае, она была религиозной и это хорошо. Может он просто скажет, что встретил хорошую девушку, англиканку, и остановится на этом. Опять же, может быть об этом вообще пока не нужно говорить. Может быть, завтра ему придется все отменить. Однако… она была так удивительно похожа на женщину из его снов. Такие же округлые бедра.

Поднимаясь на свою высокую веранду, он решил, что, возможно, это всегда происходит так нечаянно, почти случайно. Возможно, завтра он будет просто влюблен и совсем не испуган. Возможно, думал он, тихо открывая дверь, с завтрашнего дня он начнет быть счастливым.

Глава 13

– Ты очень эффектно в этом выглядишь, – сказал он. Прикрывающая волосы голубая шелковая косынка, завязанная под подбородком, делала ее похожей на мадонну, подумал он.

– Это чтобы волосы не спутались, – польщенно ответила она.

Он вел автомобиль, крепко держа руль двумя руками, его голова была поднята так, чтобы лучше видеть поверх капота. Теплый летний воздух приносил запахи лесов обступающих шоссе с обеих сторон, и он расстегнул вторую пуговицу на спортивной рубашке, чтобы свежий воздух обдувал грудь.

– Правда, замечательно? – сказал он.

– Я хочу нарвать цветов, – сказала она, рассматривая пестрый растительный ковер вдоль обочины.

– Лучше не надо. Я видел знак запрещающий рвать цветы.

Она глубоко вдохнула и выдохнула, а затем покачала головой под впечатлением от тянущихся вдоль дороги исключительно совершенных сосен, запах которых наполнил ее легкие: – И все это создано Богом, – сказала она.

– Действительно великолепно, – согласился он, и, нежно улыбаясь, быстро вернул взгляд на дорогу.

Глядя вперед, она сказала: – Ты уверен, что там будет номер для нас?

– О, конечно. Особенно теперь, при ограничениях на продажу бензина.

– На дороге все равно попадаются машины.

– Но их недостаточно, чтобы занять все. Как бы то ни было, здесь не обслуживают всех подряд.

– Надеюсь, что вода в озере будет чистой.

– Как серебро. Конечно, я уже пять лет там не был, но тогда вода была чистой.

– И там танцуют? – спросила она как бы для подтверждения.

Он засмеялся и похлопал ее по колену. – Я везу тебя не в какое-то старомодное место. На самом деле я ездил туда из романтических соображений.

– Что ты говоришь? – поинтересовалась она подсмеиваясь.

– Правда. – Он посмотрел на нее, и оба засмеялись.

– И ты кого-нибудь нашел?

– Ну, – он немного покраснел, наклонив голову так, будто чего-то недоговаривал, – у меня были очень интересные разговоры.

– У тебя?

– Ты думаешь, я закоренелый чудак, да? – Он громко рассмеялся.

– Ты такой и есть.

– При том, что я рассказал, что полжизни думаю о тебе.

– Никогда в это не поверю.

– Но это так. А перед тем как пришла ты, я думал о женщинах в общем.

– Да ну.

– У меня всегда было представление об определенном типе женщины. Правда. И это ты. – Он серьезно глянул на нее, потом снова перевел глаза на дорогу. – Я серьезно.

– Я верю тебе, Лалли, – тихо призналась она.

Некоторое время они ехали молча. – Это то о чем я всегда мечтал, – сказал он, – я имею в виду жениться и поехать на уик-энд. Я всегда ездил один.

– Сколько раз ты бывал в этом месте?

– Здесь только раз. Но я ездил в другие места.

– И ни разу никого не нашел?

– Никого. – Его поразила эта мысль. – Никто не был похож на тебя.

Она наклонилась к нему, поцеловала в щеку и ждала, чтобы он повернулся к ней лицом.

– Пока я за рулем, лучше не надо, – сказал он, потому что когда она целовала его, они проехали мимо человека, который собирался перейти дорогу.

– Пусть видит, – поддразнила она.

– Мне все равно, что кто-нибудь видит, просто я…

– Ты беспокоишься о нем.

– Нет, – шутливо пожаловался он, – просто, когда я веду машину, я веду машину и это все чем я могу заниматься. – Мимо них промчался автомобиль, потом перестроился в их ряд и скрылся за поворотом впереди.

– Вот, дурак, – сказал он. – Люди не беспокоятся за свою жизнь.

Неожиданно она нервно подскочила на сидении, схватила его за руку и прижалась ногой к его ноге. Он вспыхнул и, скорчив шутливую сердитую гримасу, опустил руку и сжал ее бедро. Они продолжали ехать. Боковым зрением он смотрел на леса и холмы и запоминал укромные закоулки. Она не отодвинула свое бедро. Он подумал, затем осмелился сказать вслух.

– Хорошо будет, если нам дадут тот же номер, в котором я тогда жил.

– Отдельно от всех? – спросила она.

– Именно это я и имел в виду.

Бывали моменты, когда он отваживался говорить подобные вещи и касаться ее бедра при полном дневном свете. Как ночью – только по ночам он оживал – в такие моменты, он был готов умереть за нее. Сейчас он взглянул на солнце и прикинул его высоту над горизонтом.

– Пойдем в лес сегодня вечером, – сказала она, – хорошо? Я люблю лес.

– Мы сможем подойти близко к озеру, – сказал он, вспоминая то самое местечко, что присмотрел для девушки, которая так и не приехала. Теперь девушка приедет, это была его жена, она не может сбежать или быть жеманной и создавать дополнительные трудности, и все было честно и благородно и все равно, была в этом поразительная острота ощущений которая, как он надеялся, никогда не исчезнет.

Они ехали, и он подумал о мусорном баке и со страстной решимостью рыцаря поклялся, что она никогда не должна узнать об этом, потому что это сделает ее несчастной. Он снова положил руку на руль.

– Как чудесно было бы иметь собственный дом за городом, – задумчиво пробормотала она.

– Чтобы он тебе понравился в нем должно быть сорок шесть комнат.

– Ничего нет плохого в том, чтобы иметь дорогой вкус. Знаешь, что ты так и не сделал? – сказала она в том же полурасслабленном тоне.

– Что же я так и не сделал? – спросил он.

– Ты так и не поговорил с Маком.

– Послушай, – сказал он решительно. – Мак – это человек, который очень много пьет и имеет огромное количество очень хороших деловых идей. И чтобы приступить к осуществлению любой из них нужно не меньше миллиона долларов.

– Значит, ты говорил с ним? – оживившись, с интересом спросила она.

– Я всегда разговариваю с ним.

– Я имею в виду о возможной совместной работе.

– Даже если бы у меня было что ему предложить, я бы этого не сделал. Дорогая, он ужасный пьяница. Ты это знаешь.

– Это правда, – задумчиво сказала она.

– Давай попробуем обойтись тем, что у нас есть.

– Конечно, но разве тебе не хочется, чтобы я занималась твоим домом?

Он понял, что это был один из способов спросить о том, когда она сможет оставить работу. Это его тревожило. Каждый день она казалась все прекраснее, и он не мог понять, почему она отдалась ему так откровенно и после такого короткого ухаживания.

– Дорогая, я же говорил, – сказал он мягко, – ты можешь уйти с работы, когда захочешь.

– Но при твоей теперешней зарплате я не могу это сделать. Я действительно тебя не понимаю.

– Герта, у меня есть две тысячи долларов. Ну какое же дело можно начать с двумя тысячами долларов?

– Так подумай об этом. Давай подумаем, – попросила она как будто для начала.

Она повернулась и задумчиво посмотрела из окна со своей стороны. Он аккуратно вписался в крутой поворот, снова лег на прямой курс и посмотрел на нее. О чем она сейчас думает? Как в прошлое воскресенье, когда они объезжали бухту Шипсхед, чтобы посмотреть на яхты. Посередине обычного разговора она неожиданно сообщила, что она не из Рочестера. Она родилась и выросла на острове Статен. Рассказ о Рочестере был придуман для работодателей, которые могли принять ее за еврейку, если бы они знали, что она из Нью-Йорка. С этим все было в порядке. Это он мог понять. Но сейчас, находясь вместе с ней в машине, он ощутил то же, что и всегда, когда она умолкала надолго, – его охватил страх, что она думала о тех местах и людях, о тех событиях, в которых участвовала и о которых никогда ему не рассказывала. Снова он перевел свой взгляд с дороги на нее. Теперь она курила, задумчиво щурясь и медленно затягиваясь сигаретой. Она подвинулась, и он обратил внимание на полный изгиб ее бедра.

– Чудесно было бы, – сказал он, владея своим голосом, – иметь свой дом за городом. Ты права. Было бы очень хорошо…

Одним движением она скользнула через сиденье и, схватив обеими руками его за руку, прижала губы к его уху. – Лалли, ты не сердишься на меня? – прошептала она.

Его спина похолодела от прикосновения ее рта, и он засмеялся: – Нет.

– Ты сердишься из-за покупок у Ванемейкера?

– Почему ты так думаешь? – спросил он.

– Ты выглядел рассерженным.

– Просто я считал, что ты не должна присылать из магазинов платья по сто долларов за штуку, если знаешь, что нам все равно придется отправить их назад.

– Но так все делают. Я всего лишь хочу примерить их дома.

– С этим все в порядке, – неубедительно заверил он ее. – Это просто кажется немного нелепым. Хотя в том красном платье ты действительно выглядишь хорошо.

– Оно было розовым, – польщенно сказала она. – Боже мой, – она почти кричала, – ты даже не представляешь, как я могу выглядеть!

Он засмеялся от неожиданной радости и испуга, потому что она выписала домой покупок почти на тысячу долларов. А двумя днями позже ему пришлось встретиться с тем же водителем, который привозил эти вещи. Она великолепно выглядела, щеголяя по дому в стодолларовых платьях, а потом он помог ей упаковать их все назад в коробки, и когда они закрывали крышки коробок, это было похоже на похороны чего-то.

Они продолжали ехать. – Герта, у тебя замечательный вкус. Я никогда не думал, что ты можешь так выглядеть. Действительно, как актриса. Исключительный вкус.

– Я сама этим горжусь, – напомнила она ему.

Дорога продолжала подниматься, и теперь деревья справа от дороги опустились, и далеко внизу перед ними предстал Гудзон; от неспокойной поверхности реки отражались ослепительные вспышки солнечного света.

– Похоже, это здесь, – сказал он. Он снизил скорость, и оба наклонились вперед, чтобы прочитать приближающееся по левой стороне дороги рекламное объявление.

– А реку из гостиницы видно? – возбужденно спросила она.

– Нет, но там совсем недалеко пешком. Сюда, – сказал он, остановив машину на повороте. В то время как он наблюдал за дорогой в зеркале, она сделала то, чему он научил ее еще раньше, – повернулась в кресле и посмотрела через заднее окно на дорогу сзади. Затем автомобиль взревел и рывком пересек шоссе, резко затормозив на узкой грунтовой дороге.

Он не смог прочесть объявление из машины, поэтому сказал: – Посмотри, есть ли там схема проезда. Я как будто помню.

Она высунулась из окна и громко прочитала объявление: – Деревня Ривервью. Ему она сказала: – Здесь план расположения домов.

– Я знаю, но там была схема, как доехать до гостиницы…

– О, точно. «Гостиница Ривервью. Ехать по грунтовой дороге, держась правой стороны». – Она вернулась в машину. – Мне кажется, нужно просто ехать направо.

Он вел машину по проходящей через лес грунтовой дороге. Она занялась своей прической. Теперь волосы были расчесаны вниз из пробора посередине, и ее лоб выдавался вперед меньше, чем когда волосы были зачесаны назад. Ему казалось, что так она имеет более свежий деревенский вид, больше похожа на уроженку Рочестера и одобрял ее. Она подвела губы и подтянула чулки.

– Знаешь, кого бы я хотела взять сюда с нами? – сказала она. Она была возбуждена посещением незнакомого места и стала говорить резко и быстро, и он улыбался, сдерживая внутренний смех.

– Кого? – спросил он.

– Фреда из соседнего дома.

Они налетели на кочку и подскочили на сидениях. Дорога резко пошла вверх, и он переключился на более низкую передачу. Впереди них, в конце сосновой аллеи голубой тряпкой висело небо.

– Почему Фреда.

– Он приятный. Нам нужно познакомиться с ними поближе.

Завывая, автомобиль медленно поднимался вверх. Он размышлял, стоит ли рассказать ей о мусорном баке. После этого он почти не разговаривал с Фредом и никогда больше с былой доверительностью. Он увидел как голубое небо перед ним, на какой-то миг, зависнув на его фоне, пересек мусорный бак…

Капот автомобиля наклонился вперед и перед ними, посередине довольно большой лужайки, оказалась гостиница.

– О, как красиво! – сжимая его руку, сказала она.

Он почувствовал гордость. Дом, несомненно, покрасили, потому что сейчас он выглядел более ухоженным, чем пять лет назад, и был похож на деревенский клуб. Напротив веранды у входа было размечено место для стоянки. Там было не больше десятка автомобилей. Он остановился рядом с ними.

Застегивая доверху рубашку, он дал ей минуту, чтобы она еще раз, только еще тщательнее, подтянула чулки и поправила прическу. Она аккуратно сложила шелковый платок, который был повязан поверх головы, и небрежно забросила его на заднее сиденье. Потом вышла, он за ней.

Выйдя из машины, он достал с заднего сиденья свою широкополую шляпу. Он вынул булавки, удерживающие тонкую красивую бумагу, в которую он ее завернул, затем тщательно сложил бумагу и засунул ее в карман пиджака, а обе булавки воткнул в обивку двери.

– Быстрее, быстрее, – шептала она пока он надевал шляпу.

Тихонько посмеиваясь, он ворчал: – никуда гостиница не денется. Потом он снова наклонился в салон автомобиля и вытащил два чемодана, поставил их на землю возле подножки и начал запирать машину.

– Там все нас рассматривают, – ликующе шептала она из-за его спины.

Он поднял чемоданы и, повернувшись к гостинице, увидел несколько мужчин, сидевших в креслах-качалках на веранде у входа. Она взяла его под руку, они пошли через дорогу и поднялись по широким ступеням гостиницы. Он продолжал стеснительно улыбаться – соответствующая моменту улыбка, – в то время как постояльцы смотрели на них без особых эмоций. Один старик вырезал что-то из куска дерева, возле его колена стоял маленький мальчик, который внимательно за ним наблюдал, и он поднял голову и приязненно кивнул им пока они поднимались по ступенькам и входили в холл.

– Очень приятная здесь публика, – тихо сказал Ньюмен, когда она прошла к нему через пустой холл.

Они стояли возле бюро регистрации, он поставил чемоданы и потер руки, чтобы вытереть пот. Его спина была мокрой.

– Некоторые из них выглядят очень молодо, – с надеждой сказал он.

Через прикрытые белыми занавесками окна виднелись затылки сидящих на веранде.

Он осмотрел тихий пахнущий сосной холл. Слева от них были три открытые застекленные створчатые двери, за которыми слышалось звяканье серебряных столовых приборов. Время от времени за дверьми официант проносил чистые блюда или скатерти. Как часто он тогда сидел здесь, дожидаясь, безнадежно дожидаясь…

– Накрывают к обеду, – знающе сказал он. Она перестала держать его под руку и стояла, опершись на стойку, выглядя так выше чем обычно, подумал он, потому что, осматривая холл и оценивая по достоинству уют, вытянулась и стала на цыпочки, слегка прогнувшись при этом в спине.

– А ну-ка я дам им знать, что мы пришли, – сказал он и прикоснулся к небольшому колокольчику на стойке.

Они подождали некоторое время, поглядывая на веранду. Низкие голоса беседующих стали громче и сразу же затихли. Он почувствовал смущение из-за того, что на них не обращают внимания, и повернулся к ней.

– Здесь всегда можно встретить интересного собеседника. Приятная жизнерадостная публика.

– Ты узнал кого-нибудь из них? – Она показала на веранду.

– Нет, здесь всегда новые люди. Но они не терпят никаких безобразий, которые творятся в этих летних гостиницах. – Он говорил с наслаждением, получая удовольствие от редкой возможности открыть ей немного мира.

– Я бы искупалась перед обедом, – сказала она, рассматривая чемоданы и, пытаясь вспомнить, в каком из них лежит ее купальник.

– Ты можешь купаться весь день, если захочешь…

Они услышали громкий треск кресла-качалки на веранде и посмотрели на дверь, через которую в холл вошел мужчина. Это был тот маленький старичок, который вырезал по дереву. Мистер Ньюмен не помнил его со своего прошлого приезда. Старик пересек холл, направляясь к ним, устало улыбаясь и склонив голову набок. По пути он вытер длинное лезвие и закрыв нож, пошлепывал им по ладони как будто трубкой.

Совершенно не обращая внимания на Гертруду, он остановился перед мистером Ньюменом. Его голова была наклонена немного вперед. У него была густая седая шевелюра, которую он теперь, после того, как положил нож в карман, поглаживал пальцами.

– Да, сэр, – сказал он тихо с вежливой улыбкой.

– Я Лоренс Ньюмен, а это миссис Ньюмен…

Старик кивнул ей, говоря «Как поживаете», и, прикрывая глаза, которые открыл снова только секундой позже, когда посмотрел в лицо мистера Ньюмена. Слова представления не произвели на него никакого впечатления, и он продолжал стоять, вежливо улыбаясь мистеру Ньюмену, как будто они не продвинулись дальше его первоначального «Да, сэр».

Мистер Ньюмен снова начал. – Пять лет назад я жил здесь в очень хорошей комнате. Можем ли мы снять ее снова.

– Вам ничего не удастся здесь снять. Все занято, – закрывая свои голубые глаза, сказал старик, потом открыл их и уставился в лицо Ньюмену.

– О, – сказал мистер Ньюмен. Он никак не мог поймать взгляд старика. Посмотрев вниз, он перевел глаза на него и сказал: – А мистер Салливан здесь? Он должен пом…

– Он сейчас купается в озере, – сказал старик, не двигая головой, – но он ничем вам не поможет. Он мой сын. Владелец гостиницы – я.

Мистер Ньюмен встретил непреклонный доброжелательный взгляд старика. – Я понимаю, – тихо сказал он и вздохнул. – Я думал, может он вспомнит меня. Я провел здесь две недели…

Глаза старика закрылись, в то время как он, все еще мягко улыбаясь, качал головой. – Все занято, мистер. Даже если бы захотел, не смог бы вам помочь.

– Тогда мы поедем в другую гостиницу, Лоренс, – сказала Гертруда подходя к ним от стойки. Ньюмен быстро повернулся к ней. Она смотрела на старика. Ее опущенные веки отяжелели, а на лице начали проступать маленькие красные пятнышки. – Мы хотели сэкономить бензин, поэтому и заехали к вам.

Старик перестал улыбаться. – Я был бы рад помочь вам, если бы гостиница не была так переполнена, – сказал он более низким баритоном.

– Да, я понимаю. Десяток машин, которые там стоят, забили гостиницу до отказа. Как же добрались все остальные постояльцы, на яхтах?

– Мадам, я сказал то, что должен был сказать.

– Давайте, прыгните в воду и утоните там с вашим сыном, – теперь она повернулась к Ньюмену, который стоял между чемоданами и изумленно смотрел на нее. – Идем, Лоренс, – хрипло сказала она.

Ньюмен не мог согнуть спину. Он как будто одеревенел. – Идем, – гневно сказала она, – пока эта толпа не затоптала меня насмерть. – С этими словами она повернулась, широкими шагами пересекла пустой холл и вышла через веранду. Ньюмен подхватил чемоданы и поспешил за ней, даже не оглянувшись на старика.

Они тряслись через лес по ухабистой грунтовой дороге. Он не смотрел на нее, и все внимание направил на управление автомобилем. Он поднимал окно со своей стороны, когда с дороги поднималась пыль, потом открывал на сантиметр, потом еще на пять, крепко держал руль двумя руками, выезжая на самую обочину чтобы объехать малейшую ямку, вытирал пальцами от пыли приборный щиток, подтягивал штанины брюк чтобы они не измялись. И ехал так медленно, что казалось, что машина стоит на месте. Она сидела, отодвинувшись от него, возле двери и он знал, что ее тело оцепенело.

На шоссе, остановившись чтобы посмотреть налево, нет ли там автомобиля, он заметил рекламный щит. Он не забыл его за все эти пять лет с тех пор как был здесь в прошлый раз, помнил, как и умывальник, который был у него в комнате, и то дерево возле озера, к которому он привязывал свою лодку. Щит в его памяти был ясно связан с гостиницей – прописные буквы с завитками в бело-красной рамке. А теперь его удивили и заставили остановиться слова, написанные под «Гостиница Ривервью» мелкими буквами. Там было написано – «Определенный круг отдыхающих». За те десять секунд, что ему потребовалось, чтобы поднять голову и бросить взгляд на дорогу и на щит он подумал, была ли эта надпись на нем в его прошлый приезд. Размышляя об этом, он выехал на шоссе. Эта надпись не могла быть там раньше… и, тем не менее, он почему-то знал, что надпись там была. Но тогда это означало лишь то, что здесь были рады всем приятным и не крикливым людям. Это означало лишь то, что здесь вы встретите людей подобных вам, но не то, что здесь категорически откажут в комнате человеку, который выглядит несколько… Он продолжал медленно ехать и к своему удивлению представил себя стоящим перед мистером Стивенсоном в корпорации Экрон. И через мгновение он вскипел от гнева из-за того, что они должны были так врать ему прямо в лицо, как будто с одного взгляда могли определить, что он крикливый, невоспитанный и нечестный человек и его руки вцепились в руль, и он шепотом произнес вслух, – Так вот оно что!

– Хотя бы оправдание придумал получше. Битком забито! Я хотела удавить его, я хотела удавить его, клянусь, я бы удавила его! – стискивая зубы, ругалась она.

– Не надо… дорогая, не надо так близко принимать это к сердцу, – умолял он, чувствуя, что сам виноват в том, что не смог выйти достойно из положения. – Пожалуйста, давай забудем об этом.

– Почему с этим ничего не делают? – Она была на пределе, и он разогнался, как будто чтобы предотвратить надвигающийся взрыв слез. – Пусть соберут всех, разберутся, кто есть кто, предоставят проклятых жидов самим себе и установят все раз и навсегда! – Она всхлипнула.

– Послушай, дорогая… – сказал он беспомощно.

– Я не вынесу этого, я не могу больше это выносить. Уже нельзя выйти из дома, чтобы чего-нибудь не случилось. Лу, поехали в другое место. Куда мы едем? Поехали в другое место, – потребовала она таким тоном, как будто была готова тут же сама сесть за руль.

– Мы едем домой, – сказал он.

– Я хочу поехать в другое место. Ты слышишь меня? Я хочу поехать в другое место! – закричала она.

– Прекрати!

– Нет, выпусти меня, я не поеду домой! Останови машину!

– Отпусти мою руку! Отпусти же! – Он толкнул ее рукой, и она отпустила его.

– Я хочу, чтобы ты остановил машину. Я не поеду домой.

Он съехал на обочину и остановился. Она сидела, выпрямившись и неотрывно глядя вперед. Кивнув назад, она сказала, – Развернись и найди другое место. – Она быстро повернулась и посмотрела через заднее стекло. – Давай, там нет машин.

– Гертруда…

– Я хочу, чтобы ты развернулся, – сказала она, непримиримо наблюдая за дорогой через заднее стекло.

– Давай-ка, успокойся, – сказал он с суровыми нотками в голосе и повернул ее за плечи, пока она не оказалась лицом вперед. Но она не отказалась от своего требования и просто сидела, дожидаясь чтобы повторить его. – Я не собираюсь сегодня снова пройти через это же, – сказал он. – Я не хочу, чтобы нас с тобой оскорбляли.

– Поворачивай, – сказала она.

– Здесь дальше все остальные гостиницы такие же. Я забыл, но объявление напомнило мне об этом. Здесь везде все будет одинаково.

Она оценивающе посмотрела на него. Он чувствовал, что она исследует его. – Послушай, – внезапно сказала она, – почему ты всегда даешь им делать из себя еврея?

– Я ничего всегда не даю, – ответил он.

– Почему ты не объяснил ему кто ты такой? Объясни ему.

– Что? Что я должен ему объяснять? Ты же знаешь, если он к этому так относится, ему ничего не объяснишь.

– Как это ты не можешь ничего объяснить? Когда мне это приписывают, я даю понять кто я на самом деле. Я никому не дам сделать из меня еврейку и уйти с этим.

Он начал было говорить, и сам себя оборвал. Этот мусорный бак…

Повернувшись к рулю, он положил руку на рычаг переключения скоростей и нажал ногой на педаль сцепления.

– Куда ты едешь? – спросила она.

Он замер. Он ощущал волны ее гнева. Не поворачиваясь, он сказал: – Дальше по дороге есть небольшой парк. Мы можем там пообедать и посидеть возле реки.

– Но я не хочу сидеть возле реки! Я хочу…

Он резко дернул головой вокруг и отрывисто сказал: – Я не хочу снова проходить через это. Перестань же, в конце концов! – сердито приказал он.

Двигаясь по шоссе, они молчаливо сидели порознь. Какие-то слова все время приходили ему на ум и снова исчезали. Он не мог заставить себя рассказать о том, что происходило с ним в квартале. Это осквернило бы всю их жизнь. Это заползало бы между ними по ночам. С ней он хотел начать новую жизнь, и теперь это происшествие снова все испортило. Все же он хотел рассказать ей даже об этом. Сейчас, в этой тишине его смущало то, как она, несмотря на свой гнев, стала на сторону владельца гостиницы. Для нее вся проблема состояла в том, чтобы разъяснить их происхождение и тогда они смогут поселиться в гостинице и провести там выходные дни. Он не знал, как объяснить ей, что теперь в этой гостинице ему никогда не будет уютно. Он не знал, как объяснить ей, что они никогда не должны доказывать в гостинице или еще где-нибудь, что они не евреи. Он не мог понять это свое ощущение. Но это было бы похоже на нищенство, как будто согласиться на расследование, и если после чьего-то жеста или слова, отношение к ним ухудшилось бы, ему пришлось бы все выходные доказывать, какой он замечательный парень.

Он свернул с шоссе там, где стояли бревенчатые домики небольшого общественного парка, и остановился возле самой реки. В нескольких метрах от передних колес возле каменистого берега плескалась река. Он заглушил мотор, и они сидели, прислушиваясь, как среди камней журчит вода. Он повернулся к ней, зная, что она все еще сердита. Она сидела с серьезным видом, обхватив руками колено. Может, он должен был рассказать ей о квартале и о своем ощущении.

– Герта, – сказал он.

Она повернулась, и в ее глазах он увидел боль и обиду.

Нет, он не может ей рассказать. Она просто раскритикует его за то, что сразу, как только он увидел, что его мусорный бак перевернут, он не пошел к Фреду и не устроил тому скандал. Она никогда не сможет понять, почему он тогда пошел к Финкельштейну и говорил с ним о происшедшем. И он не сможет объяснить, потому что знал, что сам больше не понимает, что именно удерживает его от откровенной просьбы к Фреду о дружеском отношении. Но это было сродни тому, чтобы умолять хозяина гостиницы пустить его, а на это он пойти не мог; он не был тем, кого видели за его лицом, просто не был.

– Давай узнаем, есть ли здесь устрицы. Идем, – сказал он. Он знал, как она любила устриц.

– Ты не переносишь устриц, – сказала она.

– Я посмотрю, как ты будешь есть.

Она выдавила улыбку прощения, и когда они выходили из автомобиля, коснулась его руки. Они прогулялись под солнцем вдоль реки и сели за круглый стол с отверстием посередине, из которого торчал большой зонт. Она пристально смотрела на подернутую рябью реку. Он протянул руку и раскрыл зонт.