Текст книги "Музыкант"

Хуши сказал: «Все когда-то делается в первый раз, – учили меня. Но забыли предупредить – многое из этого не стоит делать вовсе»

Саня никогда не водил машину. О том, что можно завести ее, если оборвать провода зажигания и соединить их накоротко, слыхом не слыхивал. Но это получилось так быстро и так легко, что невольно обрадовался своему неожиданному таланту угонщика.

«Надо же, – удивлялся он, выжимая ногой сцепление и клацая коробкой передач. – Откуда я все это умею?»

– Я умею, – отозвался Кубинец. – Еще в ванной заметил: если очень хочу, ты повторяешь мои движения.

«Можешь делать что-то против моей воли?»

– Нет, не могу. Только редкие посылы. Если ты расслаблен, не сопротивляешься и не думаешь об этом, то у меня получается.

Старенькие жигули «Копейка», освещая влажный асфальт одной фарой, прерывисто урча и вздрагивая, покатились по пустынным улицам ночного города.

Саня не заметил, как включил четвертую передачу и открыл окно. Ветер сразу растрепал волосы, легкие вдохнули свежий и прохладный, как будто зимний, воздух. От восторга сперло дыхание.

Саня не в силах был сдержать вдруг охватившей радости и закричал во всю глотку:

– Ха-ха!.. Давай! Давай! Ух ты!!!

Восторг передался и Кубинцу. Появилось знакомое, давно забытое чувство новизны, будто ребенку впервые дали попробовать мороженое. Сегодня он испытал страх. Страх, которого не было лет двадцать. Тот юношеский, необузданный, панический. Он ощутил радость – давно забытую, беспричинную горячую радость молодости. Почувствовал запах воздуха. Звуки и цвет вдруг обрели какой-то смысл. Жить! Захотелось жить. Джин и табак, в которых он растворял бессмысленность и тоску последних лет, больше были не нужны. Он был почти счастлив, – от ветра в лицо, от тумана, что будто пробивался сквозь асфальт. Он восхищался пустотой ночных улиц и покорностью дряхлого жигуленка.

«А еще быстрее может?!! – будто угадывая чужое желание, спрашивал Саня. – Нам не хватает крыльев! Небо так близко! Надо только оттолкнуться. Прощай, Земля! Меня ждут новые галактики! Как блоха, я буду скакать с кометы на комету и открывать новые Солнца! Еще секунда, и пространства не станет. Я иглой прошью его от начала до конца, заверчусь в спирали времени, океаном вольюсь в третье, десятое измерение! Распадусь на атомы, вдохну жизнь в миллиарды космосов! Я буду светиться неоновым газом, искриться в фантазиях всего живого. Все мыслимое я превращу в ледяные кубы и трапеции, сожму в кулаке, растоплю и сам растаю…»

Саня не заметил, как включил четвертую передачу и открыл окно. Ветер сразу растрепал волосы, легкие вдохнули свежий и прохладный, как будто зимний, воздух.

«Растаю?!!» Это произошло быстро, быстрее секунды, быстрее тысячной секунды. Рита слушала, мало что понимала, но ей нравилось. Она представляла себя пылинкой, летящей в космосе, маленькой, но огромной, как дом, как планета… И вдруг от слова «растаю» все оборвалось, картинка пропала. Появилось лицо Таи. Полный похоти взгляд, язык скользит по блестящим опухшим губам. «Он такая лапочка, козлик мой!.. – говорит она, закатывая глаза. – О, святой Владебалдис!..»

– Слышишь, ты – святой козлик, – обозвалась Рита. – Угробить нас хочешь?! Куда мы летим, трепло космическое?

«Действительно, а куда мы едем?» – подумал Саня.

– Как, куда? В Сингапур, разумеется, – отозвался Кубинец. – Тут недалеко… Здесь налево поверни… – Машина, почти отрываясь левыми колесами, вошла в поворот. – Отлично. Вам там понравится. Малайзия, она как раз на стыке Индийского и Тихого океанов. Потрясающий климат. Была там у меня одна. «Люблю, – говорит. – Мужа отравлю, детей брошу. Только с собой возьми». Сейчас бы на Филиппинах креветками промышлял, соблазнял богатых мулаток, фальшивый жемчуг туристам втюхивал… Из-под лодки вынырнешь – свежайший, только нашел! А они рады, к кошелькам тянутся! Но, думаю, нет, сначала его траванет, потом меня… Но красивая была… С ее сестрой я тоже зажигал…

«Шутишь. Сингапур – это черт те где… Ну а если серьезно… У нас скоро сессия, и…»

– И не думал шутить, – услышал Саня. – А учеба подождет. Как раз починит твой грамотей свою волшебную конуру, тут мы и вернемся…

«Ну, перестаньте… Вы зачем же ерунду такую говорите?.. Какая Малайзия? Что вы такое городите?»

– Расстояние смущает? Ты, кажется, собирался в другую галактику… Забыл? Думаешь, она ближе? Хе-хе…

«Ерунда это все… Да нет, и речи быть не может…»

– Ты не шутил? – уточнила Рита.

– Милая, плевое дело! Пару дней и вернемся. Долетим до Индии, потом поездом, а там рукой подать. Ты была в Индии? Я ее не люблю. Кухня у них острая. От одного запаха изжога. И брезгую я. Чего только жрать не приходилось: червей жевал, и ничего. А к этим завалюсь – не лезет их кари в горло, до рвоты просто… На грязь, на болячки насмотрюсь – с души воротит. Тут направо, – обратился он к Сане. – Совсем скоро. Он будет ждать нас с трех до четырех.

«Кто? Кто нас будет ждать?»

– Есть тут один. Сволочь жирная, скупердяй. Увидишь жирную сволочь – это он. Самолет – дрянь. За такие деньги «Боинг» можно нанять. Казахстан, говорит, и все, дальше не полечу. Ну, ничего, поднимемся – там видно будет. Нам хотя бы до Афганистана дотянуть. Мне там в одном ауле барана должны. Любите плов? А, забыл. Здоровяк мяса не ест. Ничего, я научу. В Пакистане чебуреки, в Индии гаджар пулао, в Мьянме рису с курицей рубанем, в Таиланде пад-ка-пау. Проголодался я чего-то. Милая, – обратился к Рите. – Ты еще здесь? Любишь жратву экзотическую?

– Не хочу о еде, – расстроено произнесла Рита. – Отец мой с ума сойдет. Наверное, ему уже сказали. Как думаете, ему отдадут мое тело?

– Отдадут, отдадут. Ты им не нужна. Будет папочка массажик делать. Влажной губкой ручки протирать… Да… А мои, похоже, ломать будут… И мне почему-то кажется, что вам меня не жаль.

– Не жаль! Все из-за тебя. Бездушный, самодовольный… – будто сквозь зубы проговорила она.

– Хм… – усмехнулся Кубинец. – Или я чего-то не заметил? Обычно бабы говорят мне такое недели через две после первого секса.

– Таким, как ты, я говорю «такое» вместо секса.

– Ути-пути, какие мы колючие. Все вы одинаковы. Такие гордые, таинственные, а потом воют, сопли по щекам размазывают: «Не бросай! Убью себя»! Или того хуже: «Папе расскажу». Присосутся, не отдерешь. Липучки. И ты будешь писать письма о страстных ночах, слать фотографии каких-то детей. Где вы берете эти фотографии?

– Дурак.

– Хе-хе-хе… Нет, девочка… Такой городской фифе не устоять перед грубой мужской красотой. Если б ты видела, как утром в стрингах, играя голым торсом, я рублю дрова или босиком в том же виде прогуливаюсь вдоль линии прибоя…

– Я же говорила – самовлюбленный самец.

– Ты не лучше меня.

«Не надо ее обижать», – вмешался Саня.

– А ты вообще заткнись! – зло крикнула Рита. – Ты еще хуже! Предатель!

«Чего это я предатель?»

– Да все вы!.. – не найдя что сказать, выпалила девушка. – Все одинаковы.

Несколько минут они ехали молча. Сквозь кроны посаженных вдоль дороги деревьев пробивался лунный свет. За толстыми стволами и редкими кустарниками серебрились бесконечные, еще не убранные пшеничные поля. Где-то внизу блестела река, у самой воды едва угадывались очертания берез. Из-под моста сквозняком выдувало белые хлопья тумана.

Саня подумал, что ему будет плохо вдали от всего этого. Он здесь будет жить и растить детей. Нигде больше нет таких шумных деревьев, пьянящего воздуха, такой чистой луны.

«Ты хочешь лететь в Таиланд? Вот так, с бухты-барахты, нелегально?» – спросил он.

– Да, Геркулес, полетим, не сомневайся, – было ответом.

Луна больше не казалась такой яркой, и звезды в небе гасли одна за одной, когда дребезжащий, окутанный пылью автомобиль, наконец, добрался до небольшой, огороженной покосившимся забором поляны.

Три или четыре небольших самолета стояли вряд, хвостами к посадке. Судя по перекошенным крыльям и обломанным шасси, в небо им уже не подняться. Пропеллеры тоскливо уставились вверх.

Саня свернул с грунтовки и по скошенной траве подкатил к небольшому бело-серому «кукурузнику», что стоял отдельно, посреди поляны. От самолета отделился и сделал несколько шагов навстречу грузный бородач, одетый в черную толстовку. Серые, все в черных латках брюки и синяя рваная майка, видневшаяся из-под толстовки, не соответствовали высокомерному выражению лица этого человека. Его надменный, пустой взгляд не говорил, кричал об ущербности внутреннего мира.

Выражение презрения сменилось удивлением, когда из машины вышел не самоуверенный, дорого одетый денди, с которым бородач договаривался вчера, а какой-то худенький парнишка, с растерянным, виноватым лицом.

Саня вытянул виолончель, перекинул через плечо спортивную сумку и поспешил к бородатому.

– Саня, – представился вместо приветствия, переложил инструмент в левую руку, а правую протянул бородачу. Но тот никак не отреагировал.

– Александр, – повторил прибывший.

Несколько секунд они стояли молча, меряя друг

друга взглядом. Молодой человек, чувствуя неловкость, убрал руку и сунул ее в карман.

– Говорил же, что он скотина, – услышал Саня Кубинца. – Я бы этого жирдяя непременно вырубил. Имбицил, – таращится, как гомик на попа.

Саня откашлялся:

– С вами вчера договаривался мой друг. Вы должны меня отвезти в Ашхабад.

Бородач сплюнул под ноги незнакомцу и посмотрел на машину.

– Может быть, договаривался… Но не с тобой.

– Какая разница? Деньги вам заплатили? Заплатили! А я или кто-то другой – не все равно? Друг не может полететь. У него жена рожает.

Мужчина удивленно раскрыл рот, а затем, приподняв руку, с вызовом бросил:

– Стоп, рядовой! Слышишь, ты! Заплатили! Ты мне ничего не платил, – ткнул в Саню пальцем. – Меня не проведешь. Все кинуть норовят. Последний сопляк, и тот… Но я воробей стреляный. На моих костях в рай собрался? А, солдат?!

– Чего вы хотите?

– Ничего я не хочу. Справедливости вот только хочется. Но ты этого не поймешь. У вас там миллионы, дорогие машины, яхты… А я в сторонке, да?

– У кого, у нас? – спросил молодой человек. – Какие яхты?

– Вы на наркоте хорошо поднимаете. Купили мою родину за рубль, и думаешь, что и меня по дешевке можно? Кому-то красивые бабы, дорогие курорты, а я должен гнить в этой кастрюле, – кивнул на самолет. – Хорошо вы придумали. Очень удобно… кому-то…

«Что он мелет?» – подумал Саня.

– Без понятия, – ответил Кастро.

– Чего же друг твой не сказал, что дело такое опасное? – продолжал бородатый. – Ищут друга твоего. Приезжали, спрашивали. Появится – звоните, говорят. Пятьдесят тысяч дадим. О как. Я уж думаю, придет кто или нет. А тут ты. – Он приблизился на шаг и положил руку на гриф виолончели. – Такие вот дела. Диспозиция ясна, рядовой?!

Саня попробовал вырвать инструмент – не получилось.

Кубинец разозлился:

– Ударь его. Не бойся, я помогу. В нос. Нет, в челюсть будет легче! Правый прямой. В челюсть! Давай! Отличный момент. Посмотри на эту лыбу. Хрястни хорошенько! Давай! Давай!

– Думаю, моему другу это не понравится, – сказал Саня.

– Он не сможет – рохля, – вздохнула Рита и добавила: – Пропали мы…

«Как я его ударю? Ты посмотри, какой он огромный. Я таких не умею… Да я никаких не умею… Как же можно… На дуэль вызвать я бы мог, но вот так…»

– Он считает тебя слабым – это нам плюс. – Кастро четко проговаривал каждое слово. – Сейчас ты расслабишь левое колено…

«Ничего не получится, придумай что-нибудь другое…»

– Вот так, да… Правую руку вправо, будто потягиваешься. Для удара нужна амплитуда. Я с тобой, не бойся. Я помогу. У меня отличный удар!

«А у меня плохой! Очень плохой удар. Я не стану его бить. Я не могу!»

– Я пока ничего не предпринял… – навалившись всем телом на инструмент, произнес бородач. – Ничего не сказал… Это ваши игры, разбирайтесь сами. Дай мне еще тридцать тысяч. Для вас это все равно не деньги. Видишь, не пятьдесят, а всего тридцать. Все честно – я не крохобор. Добавляй, и полетели за Аральское море, в Туркменистан или куда там тебе?.. Только, рядовой, заплатишь ты мне прямо сейчас, и тут без вариантов. Если у тебя не получается, то извини, отпустить тебя не смогу… Сам подумай…

Дальше Саня не слышал. Все заглушил напористый голос Кастро:

– Все хорошо делаешь… Не старайся бить сильно, тут главное скорость: бей быстро. Отталкивайся пяткой. Носок должен остаться на земле.

«Нет! Нет! Нет!..»

– Носок на земле! Носок – точка опоры! Оторвешь носок, и он не упадет! Помни.

«Глупость! Ты не слышишь меня? Я не могу его ударить!.. Почему ты игнорируешь меня как личность!..»

– Потом! Потом обхватишь его затылок руками и шмякнешь в нос головой. Запомнил?!

«Нет».

– На счет «три».

«Нет!»

– Раз!

«Нет!»

– Два!

«Нет!»

– ТРИ!!!

И на счет три он ударил. Больше не было ни чувств, ни мыслей. Он больше не человек. Он механизм! Сложный механизм, созданный для одного примитивного, но очень эффективного движения.

Это получилось легко, гораздо легче, чем он думал. Как только отвел руку для замаха, тут же понял, что все получится. Ему даже захотелось сделать это. В груди загудело, будто центрифугу включили. Сила, уверенность, какой он никогда раньше не испытывал, накатила волной откуда-то из центра живота, растеклась по венам, взорвалась в мускулах, загорелась в жилах.

Короткий, резкий – поставленный удар. С правильным распределением массы и инерции. Огромная энергия за долю секунды собралась на костяшках кулака, оглушительным молотом влетела в бородатую челюсть. Бить головой не пришлось. От удара шея мужчины неестественно изогнулась, тело стало оседать, повалилось набок, и голова виском глухо стукнулась о землю.

Саня замер в восхищении, поднес к лицу свой до боли сжатый кулак.

– Ха! – выдохнул вслух. – Получилось! У меня получилось! Я говорил вам! Ну, кто тут слабак?! Рита, я слабак?! Скажи, – я слабак?! Чего же вы замолчали?! Я теперь могу! Ну что, кому тут еще врезать?! Хочу еще! Хочу еще!..

– Поздравляю, медуза, – сказала девушка. – Тебе повезло.

– Это не везение, это мой опыт и его вера, – возразил Кубинец. – Признай, даже тебе понравилось.

– Мордобой не моя стихия. Смотри, а то хлюпик возомнит себя…

«Что дальше? – все еще возбужденно, радостно спросил Саня. – У нас теперь нет пилота. Как быть?.. Но как я ему? А? Как я ему?!»

– Молодец, студент, – похвалил Кастро. – Странное чувство. Давно не получал такого удовольствия от победы. Что-то такое необычное, забытое.

– От насилия, а не от победы, – сказала Рита. – Ты садист. Любишь причинять людям боль? Сначала думала, мне показалось, а теперь…

Кастро задумался:

– Хм… Интересная мысль. Ну-ка, студент, пни его по лицу… или за ухо укуси… Если что-то почувствую – скажу, обещаю.

«Укусить? Как? Зачем лишний раз делать больно?»

– Нет, ему не больно. Он же без сознания.

«Вы ведь это не серьезно?»

– Хе-хе… – посмеялся Кастро.

– Что дальше? – спросила Рита. – Как мы без пилота?

Кастро возразил:

– Ты, как всегда, ошибаешься, милая. У нас есть пилот. Отличный пилот.

Хуши сказал: «Мне снился вещий сон, – заявил мне ученик. – Мне снилось перо – я полечу!» «Твой сон вещий», – согласился я и заставил почистить курятник»

С самолетом получилось не хуже чем с машиной. Саня не успел подумать о том, как боялся высоты, вспомнить все страшные аварии с разбросанными на километры обломками и человеческими конечностями, как колеса «кукурузника» уже оторвались от земли, березовые кроны подались вниз, от давления заложило уши, легкие отказывались выдыхать и лишь еле-еле стравливали воздух, как из надувного матраса.

Левое крыло нырнуло вниз, «кукурузник» с большим креном развернулся, выбрал направление и снова потянул вверх. Самолет взял курс на юго-восток, туда, где на горизонте прояснялась алая полоска зарева. Внизу заблестели озерца. На светлых прямоугольниках полей, как оазисы в пустыне, темнели пятна березовых рощ.

Саня с надеждой посмотрел в небо. Хотелось поскорей добраться до облаков. В них не поваляешься, их не скомкаешь в руках, не откусишь, и не захрустят они на зубах, как липкая сахарная вата, но есть в них что-то таинственное, доброе.

– Да не тяни ты его так на себя, – командовал Кастро. – Штурвал не девка, расслабься. Не мучай машину: выше нам нельзя. На две тысячи поднялись и хватит. Облака в другой раз посмотришь.

«При чем тут? Я как лучше хотел. Чтоб нас эти… системы ПВО не достали».

– Не переживай, погасим пулеметным огнем и тепловыми ракетами. Увидишь радар, скидывай бомбу. Жрать охота, – недовольно пробормотал он. – А вы как – ничего?

– Умираю, – пожаловалась Рита. – А этому хоть бы хны. Даже не чешется. А я видела, там сзади сумка-хо-лодильник была, из нее колбасой пахнет. Мне, конечно, неудобно самой предлагать, все-таки я девушка. Но нашему «командиру эскадрильи» на этикет, похоже, плевать. Слышишь, ты – истребитель хрустящих облаков, угости даму бутербродом. Я тебе потом живой коровой верну.

«Извините, но… я это есть не буду, – обеспокоенно ответил главный, он же единственный пилот самолета. – Перемолотые кости жалких больных животных… нет уж, увольте. Вы хотите, чтобы я взял левее?» – обратился к Кубинцу.

– Правильно чувствуешь. Это хорошо. А то, что жрать пора, не чувствуешь?

Саня не ответил, спросил чуть виновато:

«Скажите, я давно хотел спросить, вас как зовут?

Игорь назвал вас кубинцем, но… это ведь не имя?»

– Плохая примета, командир, – назидательно прозвучало в ответ. – Те, что называют меня кубинцем, долго не живут. Аккуратней с этим… Штурвал от себя.

Пилот повиновался.

«Ну а как тогда? Может – Кастро?»

– Так… понятно… Кастро, Кубинцем или Фиделем меня называют, только когда хотят обидеть. Ты ведь не хочешь меня обидеть?

«Я нет, но я тут не один, – намекнул на Риту и улыбнулся. – А все-таки?..»

Кубинец задумался:

– Грин. Пусть будет Грин, – наконец ответил он. – Простое, незатейливое славянское имя. Так вам будет проще…

– Угу, славянское… – согласилась девушка. – Я буду называть тебя Дризджи-Джагадишь. У нас, славян, оно самое модное сейчас.

– Как тебе будет удобно, милая.

«Просто Грин? – уточнил Саня. – Или, может, мистер Грин?»

– Повелитель Грин, Хозяин Грин – называй, как тебе больше нравится. На колени при этом становиться не обязательно, но мне будет приятно…

Саня обеспокоенно посмотрел вниз и спросил:

«А где здесь пулемет?»

– Как-к-кой пулемет? – не понял Кубинец.

«Ну, чтоб стрелять. Вы же сами сказали: гасить огнем… А я смотрю и что-то не вижу… Если начнут стрелять, ведь отвечать надо будет».

– Ты это серьезно?

«Уже нет… Просто, вы так сказали. А откуда я знаю. От вас чего угодно можно ожидать. Может, тут

скрытые современные механизмы… лучевая пушка… атомный распылитель».

– Угу, – задумчиво произнес Кубинец. – Может быть, может быть… Только нет. Ты что-то чересчур агрессивно настроен. На всякий случай, чтоб ты знал: бомбу мы сегодня тоже не взяли. Я пошутил. Увидишь цепь истребителей Ф-22 пятого поколения, в бой не вступай.

– Вы как хотите, а я пошла есть, – предупредила Рита.

– Везет тебе, старушка, – позавидовал Кастро. – Крошек не рассыпай, и посуду чтоб за собой помыла… хе-хе… Мозги, что слева – твои, мне правое полушарие… хе-хе…

– Вы действительно очень хотите кушать? – спросил Саня вслух, оглянулся и взглядом нашел в полутора метрах от себя, на пассажирском сидении, пластиковый пакет.

– Очень, – подтвердила Рита.

«Странно… а мне почти не хочется, – подумал он. – А ноги, вы чувствуете мои ноги? Они болят?»

– Очень болят. Особенно, когда ты несся босиком по этим острым камням. А асфальт, как наждачная бумага! Думала, от болевого шока сойду с ума.

«Странно, – повторил он. – Я буду осторожней». Отпустил штурвал. «Кукурузник» еле заметно стал отклоняться от курса. Хвостовая часть постепенно пошла вверх. За это время Саня успел нырнуть в салон, схватил пакет и, быстро вернувшись в свое кресло, выровнял курс.

Доставая увесистый термос, он уловил запах кофе и улыбнулся:

«Как раз на троих».

Нащупал несколько яблок, а в отдельном кульке два брикета слипшихся бутербродов. Дно пакета оттягивала пластиковая бутылка минеральной воды и начатая бутылка коньяку.

«Неплохой улов!»

– Копченая, моя любимая колбаса, – жалобно, чуть не плача, проговорила Рита. – А сыр как пахнет… Зеленый? – обратилась к Кастро. – Скажи?

– Да какая там колбаса – чистая соя. Здоровяк, лопай смелее, не дрейфь.

«Кого вы хотите обмануть, Грин? Я же чувствую – там мясо, – брезгливо отметил молодой человек. – Меня сейчас вырвет. – Почувствовал, как к горлу подступают слюни, желудок сжался, жилы гортани потянули подбородок к груди. – Фу-а… Мычат, стучат копытами. Током пронизывает тело – животное испражняется, плюхается в свои же фекалии и задыхается в них. Люди в грязных халатах тут же на полу потрошат тушки. Жилы, кости, желудки с переваренной соломой, все это швыряют в мясорубку, и там, на выходе, от всей этой смердящей каши вздувается тонкая бесконечная искусственная кишка. Крысы чуют, копошатся в своих темных углах, зыркая из черных дыр в заляпанных кровью стенах…»

– Кто тебе такое рассказал? – возмутилась Рита. – Там все очень стерильно. Бычков осторожно усыпляют. Конвейер, убаюкивая, несет их к добрым улыбающимся людям, аккуратно, двумя пальчиками держащим стерильные отточенные скальпели. Играет музыка, а в небе, дожидаясь бычков, хлопают белыми крыльями светлые ангелочки.

– Хе-хе… – посмеялся Кастро.

«Угу, ангелочки. Это ужасно? Ужасно! Кофе я выпью… И яблоки съем… И все! И не просите о большем».

– А если червяк в яблоке? – иронично спросила Рита. – Или лучше полчервяка, а ты – ой, и проглотил. Мерзость какая. Надеюсь, вскроешь себе живот, чтобы достать эту полумертвую гадость?

«Ну, при чем тут… Ты пойми, я ведь не то что не хочу… Я очень переживаю, что ты голодная, но…»

– Что «но»? Что «но»? Помрем тут с голодухи, будем внутри тебя разлагаться – наешься досыта, само-дурище ты эгоистичное.

Саня, негодуя, разорвал прозрачный кулек, мощно втягивая и резко выдыхая носом воздух, отчленил верхний бутерброд от остальных, подковырнул ногтем и скинул обратно один за другим два блестящих, словно покрытых лаком колбасных кружочка и решительно затолкал в рот пропитанный копченым жиром хлеб. С трудом сдерживая рвотные позывы, принялся жевать.

Такое расточительство расстроило Риту.

– И что, сказать тебе спасибо за это? – недовольно спросила она. – Так поглумиться над тушкой несчастного бутерброда – надо уметь. Мясо выбросил, скелет зубами перемалывает. Этой соломой все равно не наешься, глупый. Чем провинилась перед тобой эта несчастная буренка? Не ешь ее – только хуже ей делаешь. Ты обессмысливаешь само ее существование. Получается, ее жертва была напрасна. Вот это как раз и не гуманно.

Саня достал термос, открыл, сделал маленький глоток, а затем еще один, чуть больше. Кофе горячий, горьковатый, но все-таки приятный на вкус обжег рот и пищевод. Молодой человек почувствовал, как тепло обволакивает стенки желудка.

«Хорошо, что горький, – подумал. – Так хоть этой мерзости копченой не чувствуется».

– Это ужасно, – пожаловалась Рита. – Я не планировала садиться на диету. Страшно представить, что со мной станет через неделю. А рыбу ты ешь? Рыба, она ведь ничего не чувствует, – рыба, все равно, что фасоль…

«Рыбу, да», – успокоил Саня.

– Хоть так, – вздохнула девушка.

– Не получится, – возразил Кубинец, – у меня на рыбу аллергия. Мне такого нельзя. Извини, милая, но это правда. Шея опухает, пятна по лицу… Да и не люблю я. Не замечала у рыбы вкус болотной тины?

«А при чем тут к моему организму ваша аллергия?» – не успел сказать Саня, как его опередила та самая «милая».

– Ничего, родной, не умрешь и ко вкусу привыкнешь. Я вот тоже никогда раньше стоя не писала, и ничего, привыкаю.

– Хе-хе… – посмеялся Кастро. – За неделю ты в совершенстве постигнешь эту технику. Но моих секретов, секретов мастера, ты не узнаешь никогда.

– Слышала, слышала… Ты из тех, кто выписывает японские хоку каллиграфическим почерком? Долго учился?

– Смотрите, что это там? – вслух спросил Саня и подался вперед к стеклу. Присмотрелся. Там, впереди, не намного ниже, клином рассекала воздух стая больших белых птиц. – Лебеди, – ответил сам себе. – Как их много, какие красивые!..

Спокойно и плавно махая крыльями, они приближались, но почему-то казалось, что они зависли на одном месте, застряли, буксуют в пространстве.

Саня улыбался, разглядывая птиц. Выбрал одну, замыкающую ключ, представил себя на ее месте.

«Ветер, высота, полет… И ты не один, а все, что ты делаешь, не глупо и не умно, просто правильно. Давно кто-то по-настоящему умный, всемогущий все за них придумал, все решил… Никаких сомнений, вот оно счастье! Они никогда ни о чем не пожалеют, потому что не сделают ничего такого, из-за чего потом было бы стыдно. Не подумают плохо, не предадут…»

Лебеди друг за другом исчезали под самолетом, и последний, как показалось молодому человеку, прощаясь, поднял голову вверх.

– Да уж… – философски подытожил Кастро. – Не люблю речную птицу. Все та же тина… Это из-за рыбы, которую они жрут… Такую дрянь стараюсь не есть, ну разве что сильно припечет. А голоса какие противные! И шипят, как гадюки…

«Лебеди, самые прекрасные творения на земле», – печально улыбнулся Саня.

– Дурак ты, – прохрипело в ответ. – Ты голую бабу вблизи когда-нибудь видел?

«Лебеди прекрасны», – повторил молодой человек.

– Понятно, глупо спорить. Поживешь с мое – поговорим.

– Скажите, господин Фидель, или как вас там… – произнесла Рита, – а сколько вам лет?

Ответом было:

– Много, много, милая, не строй планов, я старый для тебя. Ты хочешь спать? – обратился к Сане.

Пилот потряс головой, посмотрел на солнце и зажмурился от яркого света.

«Да, глаза слипаются».

– Через пять часов будем заправляться. Там отдохнем, выспишься.

«А вы не хотите?»

– Нет.

– Я очень хочу, – призналась девушка, – и не могу. Наверное, только с тобой получится. Это ужасно, ужасно!!! А если со мной что-то случится?! Я что, теперь всегда буду давиться вареной морковкой, пресным рисом, всего бояться, спать по расписанию и писать стоя?! Какой кошмар! А от нас точно отстанут, когда мы избавимся от этой… виолончели?

– Н-н-н…

– А может, профессор за пару дней все починит? Скажи, как тебя – латинос, чегевара, мы когда вернемся? И почему нельзя по-быстрому туда и обратно на этом самолете?

– Быстро, быстро…Не скули, крошка. За неделю управимся. Насчет латиноса – давай объясню. Я родился в Европе. Мой папа американец, мама украинка, дедушки с бабушками были гражданами Австралии и Франции. Это я так… для внесения некоторой ясности… Теперь поверь, милая моя, драгоценная, я и сам тороплюсь, но ведь эту развалину заправлять надо. Понимаешь? Перед Туркменистаном, на самой границе и потом по пути. Есть у меня пара нычек, лет пять назад под минометным огнем зарывал – как чувствовал, что пригодятся. До Индии дотянем, а там… Пролетим сколько сможем, пониже как-нибудь, но если нас заметят, если засекут, то все – конец.

На подлете к границе погода испортилась. Высоко слева и справа засверкали молнии, полил дождь. Внизу все стало одноцветным, серым, а вскоре земля совсем пропала из виду. «Кукурузник» заволокло туманом. Саня бессмысленно пялился на датчики, покорно выполнял редкие указания Кубинца. А по большому счету, следить за приборами так пристально не было нужды. Саня мог спокойно рассматривать капли, скользящие по запотевшим стеклам, увлечься брызгами, отлетавшими от пропеллера, любоваться туманом с его бесчисленными серо-голубыми оттенками. Кубинец требовал выполнения двух условий: не спать и не терять из виду панель приборов.

К обеду прояснилось. В дымчато-серых клубах стали появляться пустоты, через которые откуда-то сверху пробились прямые желтые лучи. И вовсе не прозрачные, – все в мелких точках, будто пузырьки застыли в стеклянных, растущих от самого солнца шипах. Туман становился все прозрачней и вскоре совсем рассеялся. Перед глазами путешественников раскинулась грязно-синяя блестящая даль Каспийского моря.

– Как красиво! – не в силах сдержать восторга вскрикнул молодой человек.

Кастро, недовольно крякнув, выругался:

– Проклятье! Мы отклонились от курса! Можем не дотянуть.

– А я плавать не умею, – испуганно произнесла Рита.

«Посмотрите, как это здорово! Какая манящая перламутровая синь. Вот бы спуститься, черкануть рукой и метнуться в глубину тени, брызнуть в стороны стаи рыб. А мы нырнем, погоним косяки дельфинов, выпрыгнем за ними из толщи моря, воспарим прямо в небо и снова окунемся в синеву волн…»

– Вряд ли мы потом выпрыгнем, – остановил Саню Кубинец. – А вот нырнуть можем. Давай левее… Посмотри на датчик, баки пустые.

«К черту баки! – радовался Саня. – Мы птицы, мы альбатросы!..»

– Слава Богу, – выдохнул Кубинец, – земля. Мы не так уж и заблудились. Давай еще левее, потянем вдоль берега.

Саня крутанул штурвал, самолет дал крен. Приближался волнительный момент посадки.

«Вот бы навсегда остаться с облаками, – подумал он мечтательно. – Пусть бы другие били о камни и песок свои ноги. А у нас есть крылья! Птицы ласкают нежными перьями небо, и оно улыбается. А земля… Земля гудит от топота ног, стонет под тяжестью грузных тел».

– Тебе что, совсем не страшно? – удивилась Рита. – Поглядите только, еще и философствует. Даже мне страшно. А ты?! Да ты пауков боишься, от визга машин вздрагиваешь. Ты в подъезд не войдешь, если в нем света нет… А тут не боится. С чего бы это?

«У вас обо мне сложилось какое-то неправильное мнение, – возразил Саня и вдруг спросил удивленно: – Скажите, а про пауков откуда вы… А про подъезд кто рассказал?»

Рита поняла, что проговорилась, и испугалась. Ей сейчас меньше всего хотелось, чтобы он узнал, как она интересовалась им, расспрашивала знакомых, подглядывала за ним на лекциях.

– Что, угадала, да? – произнесла она с показной презрительностью.

Самолет вдруг затрясся, мотор забулькал, винт несколько раз заклинило. На секунду он замер, потом начал крутиться и снова, вдруг будто наткнувшись на что-то, остановился. Двигатель заглох.

– Как это?! – крикнул Саня. – Почему?

– Черт те что! – выругался Кастро.

– Что делать?! – продолжал кричать молодой человек. Он вдруг побледнел, руки побелели и даже ногти на пальцах. – Мы разобьемся! Мы разобьемся! Не молчите, что делать? Надо же что-то делать.

– Тебе страшно? – громко спросила Рита. – Отвечай, страшно?

«Да, и что? Что толку от того – страшно мне или нет! Делать-то что? Мы же разобьемся! А? Фидель, не молчите!..»

– Ага! – радостно крикнула Рита. – Притворялся! Я же говорила, что ему страшно! Трус всегда трус! А корчит из себя… Так тебе и надо!

«Делать-то что?..»

– Нажимай снова кнопку, запускай двигатель, – спокойно произнес Кастро. – Да-да, вот эту красную.