Текст книги "Эдвард Мунк. Биография художника"

«Условное сватовство»

Несмотря на всю сложность отношений и в корне противоположных ожиданий, было и нечто связывавшее Мунка с Туллой глубокой эмоциональной связью – оба они пережили потери близких людей. Отец Туллы умер, когда ей было 6 лет. Возможно, Мунк чувствовал, что ее неудержимый страх потерять его как-то связан с этим детским опытом.

Другая причина, по которой Тулла так держалась за Мунка, была более прозаической, хотя от этого не менее значимой. В определенной степени она расценивала интимные отношения с Мунком как компрометирующие для себя. Осенью 1899 года, то есть когда они уже полгода как были вместе, пусть даже с перерывами на ссоры и разъезды, она спрашивает его в письме: «Скажи мне, как по-твоему, твоя сестра знает о нас?» Прошлой зимой ей удавалось водить мать за нос, однако и та начала о чем-то догадываться, не в последнюю очередь из-за того, что письма Мунка приходили на их домашний адрес на Юзефинсгате, 23. Там же жил и холостой брат Туллы, королевский уполномоченный, – несмотря на такой громкий титул, всего лишь мелкий служащий в министерстве. Есть основания предполагать, что мать обсуждала поведение Туллы с ним, а также и с реальным главой семейства, сыном Альфредом, руководившим после смерти отца виноторговлей.

Дело в том, что семья Ларсен была солидной буржуазной семьей и всегда строго придерживалась общепринятых норм поведения. А то, что эти нормы в Кристиании отнюдь не пустой звук, Мунку было отлично известно. На этом-то он и строит свой план спасения их обоих: «…Возможно, это позволит занять тебе более уверенное положение перед лицом семьи и других людей – даст что-то вроде крыши над головой…»

Предложение Мунка – «последний шанс на спасение, по-моему» – представляло собой не что иное, как фиктивный брак:

Нам надо прийти к какому-либо решению. Будучи на грани полного отчаяния, я подумал, что, если мы хотя бы формально узаконим наши отношения, это тебя может пусть немного успокоить. Ты будешь носить мое имя и обретешь крышу над головой. Но пока ничего больше. Все остальное – дело будущего… Что ты насчет всего этого думаешь?!

Далее в письмах Мунк подробно расписывает свой план, не забывая добавить массу оговорок. Он ясно дает понять, что речь идет исключительно о платоническом браке – они будут жить вместе не как муж и жена, но скорее как брат и сестра. Да и вообще не обязательно жить вместе. Конечно, он оставляет маленькую надежду, что со временем этот брак может перерасти в настоящий, приводя многозначительную в данном контексте цитату из «Кукольного дома» Ибсена: «Тогда, может быть, случится чудо». Далее план предполагает, что Мунку предоставляется неограниченная свобода во всем и все дальнейшие совместные действия будут осуществляться исключительно на его условиях: «Поэтому я должен тебя спросить, готова ли ты слепо подчиниться моим требованиям?»

Как видим, на долю Туллы оставался только официальный титул жены. Однако в одном он готов ей помочь: «Твой дух нуждается в воспитании». Он берется обеспечить ее книгами и инструментами для занятий графикой. Тогда у нее появятся и «другие интересы и устремления» – иными словами, она сможет отвлечься от мыслей «о единственном, что тебя сейчас занимает, то есть своей страсти, которой ты уделяешь неестественно много времени».

Реакция Туллы на столь замысловатое сватовство по понятным причинам оказалась довольно сдержанной. Конечно, она немедленно отвечает согласием на предложение брака и, в общем, готова пойти на его условия: «…Я целиком и полностью тебе доверяю и поддерживаю тебя во всем, что бы ты ни решил или сделал для нашего общего блага». Но все равно ее сильно задевает формальный тон Мунка. Неужели брак для него «что-то вроде делового договора с перечислением параграфов закона»? Она также ждет от него обещанного большого письма с изложением деталей.

А еще она ждет, и ждет отчаянно, вопреки доводам рассудка, что он приедет сам. Приедет к ней в Берлин. Есть и подходящий повод – 12 декабря Мунку исполняется 36 лет.

Но Мунк не собирался праздновать свой день рождения ни в Берлине, ни с семьей в Нурстранне, ни Холменколлене. В ноябре он уезжает в Гюдбрандсдален отдохнуть и подышать сухим горным воздухом, столь полезным для его слабых легких. Сначала он остановился в городке Треттен, но там ему не понравилось, да и улучшения состояния здоровья не наблюдалось. И в середине ноября он перебирается в санаторий «Корнхауг» в Восточном Гаусдале, что находится неподалеку от имения Бьёрнсона [54]54
  Бьёрнстьерне Бьёрнсон (1832–1910) – классик норвежской литературы, один из «четверки великих» писателей Норвегии.


[Закрыть] – Аулестад.

Однако пребывание в санатории обходится недешево. Очевидно, что Мунк уже успел потратить 1000 крон, полученные за заложенный дом, подходит срок выплаты и других долгов. Как обычно, он пытается поправить дело новыми долгами, но по понятным причинам ему все труднее найти поручителей.

А в Берлине сидит Тулла и ждет. Мунку не могло не приходить в голову, что этот брак способен коренным образом переменить его безнадежное финансовое положение. У Туллы есть деньги, и она готова на все, чтобы ему помочь, – во всяком случае, так она утверждает. И вот он пишет ей и просит выслать 1000 крон: «Ты должна разделить со мной мое бремя».

Хотя «просит» – это не совсем точное слово, скорее он инструктирует ее, как лучше выслать деньги. Судя по всему, Тулла намекает, что ей было бы куда проще сделать это из Кристиании, но нет, о ее приезде домой не может быть и речи. Он не хочет видеть ее в такой близости от себя. Сколько денег Мунк в итоге получил, неизвестно. В черновике к написанному позднее письму он просит Туллу позаботиться о том, чтобы ей в Берлин перевели «несколько тысяч крон»: «В подобных обстоятельствах мы не можем позволить себе нуждаться в деньгах. Я же в настоящее время не способен заработать ни эре. Поэтому у тебя деньги должны быть всегда под рукой».

Одним из этих «обстоятельств», требующих денег, был план совместного путешествия, во время которого, как расписывал Мунк Тулле, они и займутся организацией дел, связанных с браком. В качестве пункта назначения, к вящей радости Туллы, он предложил озеро Комо в Италии. Но все же Мунк чувствует себя неловко из-за того, что вынужден просить денег. Он пытается подсластить пилюлю, хваля присылаемые Туллой рисунки и образцы графики.

Расплывчатые брачные планы Мунка не особо подняли настроение Тулле. Лучше в этом смысле на нее подействовал приезд в гости подруги Майи Фогт; кроме того, она поддерживала отношения с супругами Обстфеллер. Последнее, правда, было нелегким испытанием, так как двадцатитрехлетняя Ингеборг Обстфеллер страдала от алкоголизма и вызывающе вела себя по отношению к мужу. Правда, Рождество они встретили хорошо. «В кои-то веки она была трезвой», – пишет Тулла.

Тулле тоже нездоровилось. После Нового года она переезжает из сырого Берлина в Потсдам, но и там ей не очень нравится. Она сталкивается с проблемами практического плана, неизбежными в ее положении одинокой женщины. Но хуже всего отсутствие вестей от Мунка. Не слишком веря в свои творческие силы, она работает над гравюрами. Все же ей удается немного воспрянуть духом после короткой поездки в Берлин, где она случайно сталкивается с Пшибышевским и отправляется вместе с ним на вечеринку. Оттуда они, напившись, посылают Мунку веселую открытку. Однако на самом деле добрый старый Сташу пребывает в унынии – ведь Дагни его бросила. И Тулла выслушивает совершенно неправдоподобную его версию их с Дагни отношений.

Мунк в Корнхауге, чувствует он себя отвратительно. Во всяком случае, этим он объясняет свое молчание. И вдруг у него в руках оказываются деньги. Харальд Нёррегор получает сообщение от неутомимого Улафа Скоу: тот посылает Мунку 1000 крон в качестве аванса за картину. В конце месяца приходят деньги и от Туллы. Очевидно, Мунку требовалось заплатить за пребывание в Корнхауге, тем не менее он не забывает о семье. В феврале тетя Карен благодарит в письме за «такую кучу денег – правда, это слишком много для нас». Отдельная сумма выделяется и для Лауры, которая опять находится на излечении.

Но сил для занятий живописью у Мунка не хватает, а ведь с момента последней выставки прошло два с половиной года. Перед ним стоят две проблемы – как взяться наконец за работу и как разрешить отношения с Туллой. В его сознании эти задачи сливаются в одну: «Теперь, когда я готовлю новую выставку, что требует от меня исключительного нервного напряжения, я меньше, чем когда-либо, в силах встречаться с тобой, – ведь со времени последней выставки прошло уже три года!»

Его состояние, как физическое, так и психическое, оставляет желать лучшего. В феврале он делает слабую попытку пожить городской жизнью и едет в Лиллехаммер, а потом и в Кристианию. Попытка оказывается неудачной, и он снова возвращается в Корнхауг. Для объяснения, почему он не может находиться в Кристиании, Мунк использует многозначительную формулировку: «Я хотел испытать себя и несколько дней прожил в городе. Я больше не в состоянии выносить города и кафе».

Проблема с кафе и городами заключалась в свободном доступе к алкоголю. Мунк, по собственному признанию, до двадцати восьми лет вообще почти не пил. Таким образом, абсентовое поветрие 1880-х годов его не коснулось. Можно приблизительно установить время, когда он впервые начал применять алкоголь как средство для снятия нервного напряжения. Это случилось в Сен-Клу, сразу после смерти отца. Одно точно – с годами, в течение всего последнего десятилетия XIX века, он пил все больше, особенно во время пребывания в Берлине и Париже, и наконец наступил момент, когда он начал терять контроль над собой.

Так что теперь он старался держаться в Корнхауге с его сухим законом, откуда в очередной раз и попытался объяснить Тулле положение вещей. В этом письме он ни словом не упоминает брачные планы, как будто бы их и не было:

Мы не можем жить вместе – во всяком случае, я. Я сотни раз говорил тебе об этом… Как такие разные люди вообще могли встретиться? Ты – легкомысленная, ты – в ком столько плотского, телесного – сама живородящая мать-земля, – и я, последний представитель вымирающего рода.

Я неоднократно пытался объяснить тебе свое отношение к жизни, к любви, объяснить, что я не могу вместе с тобой участвовать в яростной погоне за удовольствиями жизни. Я говорил тебе, что должен жить для творчества – ради тебя же самой старался я призвать тебя к осторожности.

Ты все время твердишь: «Я тебя люблю», но вот что говорит мой опыт: ты любишь меня – как средство, чтобы полюбить саму себя.

Со своей стороны пребывающая в Потсдаме Тулла пытается мобилизовать все доступные ей средства, чтобы вызвать у него сострадание. К примеру, она пишет: «У меня есть мать, о которой я должна заботиться, пока она жива». И при этом сама жалуется на слабость и недомогание и ясно дает понять, что главная причина ее страданий – тоска по Мунку: «Я больше не могу этого выдержать. Не забывай, что и я серьезно больна, но ты можешь меня спасти – если захочешь». Вскоре она переезжает обратно в Берлин, где консультируется у врача. Врач находит у нее «катар верхушек легких» – сравнительно слабое воспаление в верхней части легких. Этот диагноз вполне подходил для того, чтобы напугать Мунка, тем более что она не хочет последовать совету врача подлечиться в каком-нибудь санатории, ведь тогда она не сможет увидеться с Мунком. Вывод ясен: Мунк должен приехать к ней сам и желательно тотчас: «Постарайся выбраться ко мне как можно скорее. Милый, если ты в состоянии, пожалуйста, приезжай».

Однако Мунк не поддается, и следующий врач, как сообщает Тулла в новом письме, успокаивает ее. У нее ничего нет, только бессонница да нервы шалят. Так что нет смысла куда-то ехать: «Я поживу здесь, пока не получу вестей от тебя».

Мунк между тем готовится к отъезду в Берлин. Он намекает Тулле, что им, наверное, не следует встречаться, что, естественно, вызывает новую вспышку отчаяния: «…Теперь ты просишь меня уехать куда-нибудь подальше!»

Тулла остается в Берлине. Мунк отправляется в дорогу и прибывает в Берлин в конце марта. Он пишет тете Карен, сообщает свой новый адрес, передает привет Ингер и Лауре и делится планами о возможной поездке в Дрезден, где хочет провести выставку. Тулла для его семьи пока еще не существует – несмотря на «сватовство».

И вот они опять встречаются в Берлине. Они не виделись уже полгода, и все это время Тулла почти каждый день писала Мунку, как она по нему скучает, а он – значительно реже, но неизменно пытался объяснить, что они никак не подходят друг другу.

Ничего хорошего из этого свидания не вышло. Возможно, Мунк был пьян. Позднее случаи, когда он в пьяном состоянии мог наговорить такого, что трезвому ему бы и в голову не пришло, начнут исчисляться десятками. Судя по всему, именно эту встречу имеет в виду Тулла, когда говорит, что Мунк судит о ней после двух минут общения. Он раскопал множество слухов о ее поведении за время разлуки и теперь недолго думая кидает их ей в лицо.

Они встречаются еще несколько раз, но их отношения от этого лучше не становятся: «…Мы не можем и слова сказать друг другу, чтобы не поссориться». Какое-то из высказываний Мунка задевает ее особенно сильно: «Неужели ты думаешь, что любящая женщина может спокойно отнестись к таким словам или скоро забыть их. Я ничего еще не принимала так близко к сердцу». Что еще могло вызвать столь бурную реакцию у Туллы, как не обвинение в неверности? Больше всего ей хочется умереть: «Это меня просто физически убивает – у меня теперь одно желание, чтобы все поскорее закончилось – ради тебя».

На протяжении всей зимы о брачных планах не было сказано ни слова, и в письмах Тулла ни разу о них не обмолвилась. Их первые берлинские встречи, очевидно, не слишком располагали к мыслям о браке. Все же со временем тон общения стал более дружеским, и перед отъездом Мунка в Дрезден, во время прогулки по огромному берлинскому парку Тиргартен, они все-таки решили приступить к осуществлению брачного плана. В Дрезден Мунк отправлялся отчасти по делам выставки, а отчасти из-за проблем со здоровьем – сырой климат Берлина его не устраивал.

Трудно понять, как этим двоим вообще могло прийти в голову заключить брак, будь он хоть тысячу раз формальным. Что касается Мунка, то он, видимо, чувствовал себя связанным прошлогодним обещанием. Если уж на то пошло, обещание жениться в то время было юридическим понятием, предполагавшим судебную ответственность – правда, прежде всего в случае беременности женщины. Какую-то роль могли играть и деньги Туллы. А она по-прежнему была готова ухватиться за любую соломинку, даже столь хрупкую, как фиктивный брак.

В Дрездене Мунку удалось провести долгожданную выставку, но, несмотря на то что публике была представлена широкая ретроспектива работ, выставка по большому счету вылилась в фиаско. Одну из причин можно назвать сразу: с тех пор как Мунк в последний раз выставлялся в городе, прошло немногим более двух лет, а новых работ почти не прибавилось, так как в последнее время он рисовал мало. Впрочем, совсем без новинок не обошлось – художник привез «Танец жизни». Рецензий было всего две, обе в местных газетах, – за пределами Дрездена никто на выставку не обратил внимания. Один из рецензентов заявил, что если картины и представляют какой-то интерес, то скорее в качестве курьеза, другой ограничился простой бранью. Продать ничего не удалось, так что и особого дохода выставка явно не принесла.

Правда, Тулла прислала денег из Берлина.

Долгая дорога в никуда

На прогулке в Тиргартене они договорились о том, что решение всех практических вопросов, связанных с браком, возьмет на себя Тулла. Но не так-то просто было, живя в Берлине, заниматься оформлением брака между норвежскими гражданами, в особенности если один из них находится в Дрездене и не хочет палец о палец ударить ради общего дела.

Тулла бросилась на борьбу с немецкой и норвежской бюрократией с таким мужеством, которое может быть вызвано только отчаянием. По ходу дела понадобилась помощь из Норвегии. Тогда-то ей и пришлось в первый раз подключить семью. И она, в обход матери и братьев, обратилась к своему зятю, мужу старшей сестры Торвальду Эллингсену, в то время оптовому торговцу на пенсии, и попросила его собрать все необходимые бумаги. Он был старше Туллы почти на 40 лет, и она испытывала к нему дочерние чувства. «Эллингсен, – пишет она Мунку, – мне все равно что отец или в любом случае единственный из родственников, кому я хоть немного доверяю».

Эллингсен занялся поручением, но вскоре понял, что необходимо ввести в курс дела мать Туллы. Он посылает Тулле телеграмму следующего содержания:

Держать все в тайне от мамы невозможно, прошу разрешения поговорить с ней. Нёррегор в настоящее время в Испании, должен ли я заняться сбором документов Мунка? Телеграфируй. Торвальд.

Дело в том, что Тулла написала и Харальду Нёррегору и попросила собрать соответствующую документацию для Мунка – ведь он с самого начала был в курсе дел. Все это требовало сил и времени, но было вполне возможно, если потерпеть. Настоящие проблемы ждали Туллу в Германии – как со стороны немецких властей, так и со стороны самого Мунка.

Для начала он просто не счел нужным сообщить ей свой адрес в Дрездене, что, несомненно, весьма усложнило связь между ними, – и даже деньги она обязана была слать ему на почту до востребования. Когда наконец из Норвегии прибыли бумаги, «подписанные министром юстиции, консулами и бог знает кем еще», Тулла обращается в Штандесамт – контору для гражданского оформления брака. Но там, конечно, потребовали, чтобы Мунк подписал бланки и свидетельства и заверил их в полиции. Тулла послала бумаги в Дрезден, но что-то оказалось неправильно заполнено, и ей пришлось переделывать документы. Когда они снова были отправлены в Дрезден, Мунк не стал торопиться с ответом…

Но худшее ожидало Туллу впереди. Не получив документы обратно, она отвоевала у Мунка разрешение самой съездить в Дрезден за ними и тут выяснила, что он просто-напросто потерял их. Ведь для него все это было не так уж важно. С некоторым удивлением он сообщает Тулле:

Я потерял обе бумаги – что довольно странно, так как я не имею обычая терять свои документы. Но, с другой стороны, время терпит. Главное для нас – найти место, где мы могли бы на свежем воздухе спокойно обсудить дело.

Я обдумал твое предложение по поводу раздельного владения имуществом – для меня это неприемлемо.

Приезжай – давай поговорим и решим, где можно спокойно все обсудить. Например, в Каннах, Комо или Швейцарии. В конце концов, самое главное мы уже сделали – успокоили твою семью относительно серьезности наших отношений.

Невероятно, но факт: Туллу и это не отпугнуло. Она, не дрогнув, принимает его объяснения и продолжает идти к намеченной цели. Что касается раздельного владения имуществом, то тут и обсуждать нечего. Скорее всего, вопрос поднял зять, но они с Мунком говорили об этом раньше, так что она полностью готова и здесь пойти навстречу его желаниям. Гораздо хуже, что у немецких властей стали возникать подозрения насчет странной норвежской дамы, которая хочет выйти замуж за вечно где-то пропадающего мужчину:

Ты ставишь меня в очень неловкое положение. Одно то, что ты не мог присутствовать при оформлении бумаг и мне пришлось все делать самой, навело власти на подозрения, а теперь в ответ на их запрос я заявляю, что ты потерял документы. Если я через несколько дней не сделаю все заново, они и вовсе потеряют ко мне всякое доверие. Ты же знаешь, с каким неуважением в Германии относятся к женщинам, мне пришлось проглотить немало унижений, пока я устраивала наше дело.

Ситуация Берлин – Дрезден один в один напоминает Гре – Париж или Дрёбак – Осгорстранн. Расстояние между ними невелико, но непреодолимо. Тулла страдает от одиночества, Мунк не хочет ее видеть, а те немногие встречи, что все же удается организовать, чаще всего заканчиваются бурными ссорами.

С браком тоже в конце концов ничего не выходит. Вместо этого они отправляются в задуманное Мунком путешествие, во время которого они «могли бы спокойно разобраться в отношениях». Судя по всему, он покинул Дрезден в середине мая, еще до окончания выставки, – что можно истолковать как признак продолжающегося недомогания, которое вынуждало его искать место с более теплым и сухим климатом. У Туллы есть другое, не менее разумное объяснение столь поспешному отъезду: Мунк хочет, чтобы они оба уехали из Германии «под ничего не значащим предлогом», до того, как она управится с брачными бумагами.

Как бы то ни было, они прибывают в Ниццу. В 1890-х годах Мунк провел здесь две зимы, и у него остались самые приятные воспоминания о городе. Однако он не имел никакого представления о том, во что превращается юг Франции летом, и скоро понял, что для него тут слишком жарко. Между тем Тулла мужественно продолжает свою борьбу. Она наносит визит норвежско-шведскому консулу, который выражает серьезные сомнения по поводу возможности заключения брака в Ницце, но все же обещает прояснить вопрос в ратуше. Мунк, очевидно, потребовал, чтобы они жили на приличном расстоянии друг от друга, так как сразу по прибытии Тулла переезжает в соседние Канны.

Едва ли они встретились больше одного раза. Сцена, разыгравшаяся во время этого свидания, по накалу страстей превзошла все предыдущие. «Он напился и вел себя жестоко, говоря ей грубости, – что ему еще сделать, чтобы она разлюбила его?» – пишет о себе Мунк в третьем лице. Вот как описывает он свои тогдашние настроения много лет спустя:

Брак – это значит застрять в этом аду на всю жизнь. А у нее деньги… Какая власть – это будет ад пострашнее, чем сейчас… Он бесцельно бродил по улицам – духота сводила его с ума, а ночью в гостинице – сексуальные оргии – и отчаяние.

Ну, что касается оргий, то им, наверное, немного мешал тот факт, что Тулла и Мунк по большей части жили в разных городах. Но вполне возможно, что именно здесь по-прежнему лежал камень преткновения. Тулла никак не может справиться со своим влечением к Мунку. Вот как она комментирует неудачное свидание в Ницце:

…Все это я творю по отношению к тебе против моей воли и убеждений – и сама себя презираю… Я не могу справиться с моей любовью к тебе – я не могу стать тебе просто другом.

Как бы то ни было, Тулла в отчаянии: «В тот день в Ницце ты меня совершенно уничтожил». Мало того, Мунк уезжает, оставляя Туллу одну в Каннах. Он просто бежит от создавшейся ситуации. Он по-прежнему нездоров и хочет на север, куда-нибудь в горы – подальше от этой невыносимой жары. И он не сообщает Тулле ни о своем отъезде, ни о маршруте. «Ты нашел самый верный способ наказать меня – оставил в безвестности относительно своего местопребывания», – пишет она.

Однако Тулла быстро находит новый канал для отслеживания передвижений Мунка. В качестве будущей жены Эдварда она начинает переписываться с Ингер. Скорее всего, именно через «золовку» она и узнает, что остановился Мунк в Милане. Происходит это где-то в начале июня, и конечно же Тулла немедленно едет туда.

Тут начинается своего рода игра в прятки по всей Италии и Швейцарии, которая тянется все лето. Как правило, Мунк пытается где-то укрыться, но она его выслеживает, хотя положение, несомненно, осложняет тот факт, что у него нет ни копейки и деньги на бегство он вынужден брать у нее! Кроме того, в игру теперь втянуты и их семьи дома, в Норвегии. Изначально тетушка Карен относится к Тулле не без симпатии. Конечно, тетя не знала, что речь идет о фиктивном браке – она, должно быть, радовалась, что у Эдварда появится дом, а материальное положение улучшится:

…Я отлично понимаю, что это трудно, ужасно трудно, но все придет к счастливому завершению. Она, наверное, тоже довольно нервного склада, раз у нее слабые легкие, вот и не может разумно судить о проблеме. Это тяжело и для тебя, и для нее.

Тетя пишет непосредственно Тулле и просит ее оставить Мунка в покое, пока тот не поправится. Этим летом они с Ингер живут в доме Мунка в Осгорстранне, и Ингер, возможно, польщенная вниманием богатой фрёкен Ларсен, в ответ на ее письма любезно рассказывает о домике и мастерской.

Встретились ли Мунк с Туллой в Милане, неизвестно. Но в любом случае она его выследила, потому что, согласно позднейшим записям Мунка, в туристическом городке Комо, на юго-западной оконечности озера Комо, они уже вместе. Меньше всего эта встреча напоминала идиллию, о которой мечтала Тулла, сидя в Берлине. «Она в слезах, он в отчаянии – усталый, больной, пьяный. Он думал, что алкоголь поможет ему взбодриться и справиться с бронхитом…»

В конце июня они опять расстаются. Скорее всего, Мунк, как и раньше, уехал, ничего не сказав Тулле, однако замести следы ему не удалось – она его опять находит. В который раз они оказываются в соседних городах – символ того, что вместе они жить не в состоянии, но не могут и расстаться насовсем. В конце концов из Италии они перебираются несколькими милями севернее, в Швейцарию. Мунк останавливается в маленьком пограничном городке Мендрисио. Тулла, после очередной ссоры, уезжает в Лугано.

Далее наступает своего рода перемирие, длящееся большую часть июля. Бронхит не отпускает Мунка, да и Тулла нездорова. Впрочем, это не мешает ей опять настаивать на необходимости брака. Она жалуется: из-за того, что они неженаты, приходится испытывать столько неудобств и подвергаться подозрениям; поэтому Тулла хочет запустить процесс без участия Мунка. Все, что от него требуется, – это паспорт и заявление. Однако и это не помогает – Мунк, по-видимому, просто уезжает. Он опять сильно нуждается в деньгах и злится на Туллу, что ей не хватает ума послать ему денег без особой на то просьбы:

Я ведь уже ответил тебе в Мендрисио – дай мне пожить в покое. Когда я поправлюсь, тогда еще раз обдумаю твое письмо. От того, выйдешь ты замуж в этом или в следующем году, ничего не изменится. Почему все должно происходить по-твоему? Ведь я же предложил тебе этот брак с тем условием, что ты будешь соглашаться со всеми моими решениями… а ты говоришь, что для моего же блага было бы лучше пожениться сейчас – чтобы получить покой. Так знай, что даже в теперешнем моем состоянии я сам решаю, что для меня лучше. Для меня сейчас главное взяться за работу… И меня удивляет, что ты вынуждаешь меня просить тебя о деньгах… Пошли мне 1500 крон или 2000 лир.

Получив очередную порцию денег от Туллы, Мунк устремляется на север, в горы. В конце июля он находится в Айроло, поблизости от Сен-Готардского перевала. Тулла лежит больная в Лугано и просит кого-то – служащего гостиницы? – сообщить об этом Мунку.

В одном месте, скорее всего в Мендрисио, с Мунком случилось очень странное происшествие. Его задержала швейцарская полиция под предлогом поисков убийцы. Незадолго до этого, 31 июля, в Монце, близ итальянской границы, какой-то анархист убил итальянского короля Умберто. Недоразумение довольно скоро удалось уладить. «Тебя, верно, уже выпустили», – замечает Тулла, которую, видимо, известили о случившемся или, возможно, Мунк позвал на выручку. Это событие вряд ли позитивно отразилось на его и так издерганных нервах.

Из Айроло Мунк пишет письмо Ингер (а не тете, как обычно). Делает он это для того, чтобы в корне пресечь зарождающуюся между двумя молодыми женщинами (а Тулла и Ингер ровесницы) симпатию:

Тулла верна себе. Она знает, сколь велика ее вина в том, что я заболел, но все равно хочет вынудить меня вступить в поспешный брак – и говорит о своем будущем. Да это просто смешно. Честно говоря, мне кажется, что она немного не в своем уме. Когда я узнал, что она написала тебе, я ей сказал: «Могу себе представить твой очаровательный стиль». Потому что она отлично умеет подольститься к человеку, а сейчас она захотела использовать тебя, как раньше использовала моих друзей. Не вздумай поверить, что она взяла бы на себя труд проявить интерес к тебе или к кому бы то ни было бескорыстно.

В постскриптуме он сообщает: «Я послал телеграмму ее зятю с просьбой приехать». Как покажет время, это поможет разрешить ставшую невыносимой ситуацию.

А отчаяние Туллы продолжает расти. Наступает август, дни идут, а от Мунка ни слуху ни духу. 10 августа она отмечает свой тридцать первый день рождения – как и год назад, в полном одиночестве и без слова привета от Мунка. Не выдержав ожидания, она пакует чемоданы и отправляется в Айроло. Но Мунка там уже нет, он уехал в Вассен. Тулла едет за ним:

Только не злись, что я здесь остановилась, я поеду дальше. На первый взгляд может показаться, что я тебя преследую, но это не так. Пожалуйста, давай хотя бы ненадолго встретимся и поговорим в спокойной обстановке. Я сейчас ищу место, где собираюсь пожить какое-то время, и хотела бы спросить твоего совета – относительно маршрута поездки.

Однако ее беспокойство из-за реакции Мунка оказывается напрасным. Он уже покинул Вассен и теперь находится в Брюннене у Фирвальдштатского озера. Брюннен – популярный туристический город, поэтому неудивительно, что Мунк случайно сталкивается на улице со своим старым другом Енсом Тисом. Он делает вид, что очень рад, но, учитывая все обстоятельства, вряд ли эта радость была такой уж искренней. В Брюннене Тулла без проблем его находит. Для этого она просто-напросто спрашивает на почте адрес, на который он попросил пересылать свою корреспонденцию.

В Брюннене они опять встречаются лицом к лицу – в последний раз перед более чем двухгодичной разлукой. Но побеседовать «в спокойной обстановке» им так и не удается: Мунк высмеивает Туллу, когда она заявляет, что в будущем собирается серьезно заняться графикой. Но он также – как ни странно – туманно намекает, что они по-прежнему могут считаться помолвленными, хотя сам уже запустил процесс, который вскоре полностью переменит ситуацию.

Ведь как раз в это время он обратился за помощью к Харальду Нёррегору. А тот написал Торвальду Эллингсену, обрисовал ситуацию так, как он ее понимал, и настойчиво попросил его забрать Туллу домой. Одновременно адвокат Нёррегор сообщает свой вердикт и Мунку: «Позвольте мне выразиться прямо, мой друг: я снимаю с вас всякую ответственность за исход этого дела, и, по моему мнению, ваша совесть может быть чиста».

Подстегнутый письмом Нёррегора, торговец Эллингсен прибывает в Брюннен уже 19 августа. Он разговаривает с Мунком, который предлагает ему ознакомиться с некоторыми из писем Туллы. Делается это с очевидным намерением доказать гостю, что Тулла не способна отвечать за свои поступки, но Эллингсену хватает такта отказаться от чтения – во всяком случае, так он говорит потом Тулле. После этой беседы Эллингсен связывается с самой Туллой, и предательство Мунка – а именно так воспринимает она поступок возлюбленного – встает перед ней во всей своей красе: