Текст книги "Рождение ангела. Как расширить свои энергетические границы"

Айрат Бульхин
Рождение ангела. Как расширить свои энергетические границы

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: DODOMO, StocKNick, samui, Simple Line, OneLineStock.com, Olga Rai, Askhat Gilyakhov, Alexandra Vorobieva, Valenty, tetiana_u, Back one line, Singleline / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

В коллаже на обложке использованы фотографии: Zigres, Yellow Cat, wessam Noufal, Jan phanomphrai, Mathias Berlin / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Айрат Бульхин, текст, 2023

Глава 1

Вера смотрела, как капли сбегали по стеклу машины. Впереди ждала неизвестность, и именно она всегда пугала. Только что же в ней страшного? И вообще, почему возникает это странное чувство?

Самым пугающим для Веры были неизвестность и одиночество. Но переезд, хотя и пугал девочку, давал ей надежду найти друзей. Мысль о том, что здесь будет много детей (а не как в больнице), вызывала смешанные чувства, и все-таки желание завести новые знакомства наполняло девочку силами. Когда доехали до нужного места, Вера вдруг почувствовала себя спокойнее и увереннее, в голове стало тихо, и исчезли все сомнения. Девочка вышла из машины с небольшой сумкой, крепко сжав любимую игрушку – белого зайца с криво пришитым ухом по имени Тотошка.

На входе в детский дом их уже ждала женщина со смешной прической.

– Добро пожаловать! Я Надежда Михайловна, – улыбнулась она.

– Я Вера, а это Тотошка, – тихим голосом сказала Вера.

– Идем, я провожу тебя в комнату. А ее вещи? – спросила Надежда Михайловна у водителя.

– У нее только эта сумка, – ответил тот, показав на вещи в руках девочки.

Детский дом размещался в старом здании, сквозь окна которого виднелась большая, засаженная деревьями территория. В коридоре вкусно пахло едой. Наконец Надежда Михайловна с Верой дошли до нужной комнаты. Оказалось, там уже проживали две девочки.

– Вот твоя кроватка, располагайся. Нянечка сейчас подойдет и поможет заправить постель, – сообщила Надежда Михайловна и вышла из комнаты.

– Я Настя! – тут же подбежала одна из девочек.

– Меня зовут Вера, а это Тотошка.

– А ее зовут Лена, – сказала Настя, показывая на третью девочку.

Та подняла глаза от книги, которую в это время читала, и посмотрела на Веру. Пока девочки ждали нянечку, Лена постоянно поглядывала на новую соседку, и было видно, что ей очень любопытно, хотя она старательно делала вид, что серьезно занята. Вдруг в комнату вошла женщина в возрасте.

– Не читай в темноте, – строго сказала она Лене. Затем, взглянув на Веру, положила на кровать комплект постельного белья. – Я нянечка, зови меня баба Шура. Вещи, которые ты привезла, нужно отдать в стирку.

Вера вытащила из сумки пижаму, из которой уже выросла, платье, подаренное в больнице, и штаны, выданные органами соцопеки.

– Да уж, гардероб не густ. Ну ничего, я тебе подберу одежду, – протянула нянечка.

– И я ей дам, у меня много, баба Шура! – звонко сказала Настя.

После ужина к Вере неожиданно подошла Лена:

– Хочешь, я дам тебе почитать книгу, которую мне подарили на день рождения, а ты мне дашь Тотошку?

Вера прижала плюшевого зайца к себе и молча посмотрела на Лену.

– Ну и не надо! – обиженно сказала Лена, так и не дождавшись ответа.

Настя, поняв, что намечается ссора, решила вмешаться:

– Не приставай к ней, не будет она читать твою книгу!

Вера, может быть, и хотела бы это сделать, но для своего возраста читала она очень плохо. Да и то, в основном – плакаты, которые были в больнице, где ее оставили еще маленькой.

В эту ночь Вера долго не могла уснуть. Она без конца ворочалась, как делала всегда, когда нужно было справиться с тревогой. Думала о детях, с которыми успела встретиться за свою жизнь, представляла их лица. Вспоминала больницу и ребят, которые то приходили, то уходили, сменяя друг друга. Отказников вроде нее обычно быстро отправляли по детским домам, поэтому подружиться ни с кем так и не удалось. Веру же долго держали в больнице из-за массажа и других видов восстановительного лечения – врачи считали, что у Веры травма спины. Те же, с кем у нее получалось сблизиться, после выздоровления выписывались, и больше она их не видела. Вот и получалось, что у Веры друзьями были только врачи и медсестры, приносившие ей игрушки и одежду.

Перед сном девочка часто представляла себе маму: та почему-то превращалась в Тотошку, а сама Вера становилась мамой, и они ходили, держась за руки.

В больнице девочка часто наблюдала за детьми, когда к ним приходили родители. Она смотрела, как ребята радовались, сидя у пап и мам на коленках, и пытались быстро, часто несвязно от счастья рассказать им обо всем, что произошло. В такие моменты Вера любила сесть на стульчик внутри гардеробной, где саму девочку невозможно было заметить, но откуда была видна комната, предназначенная для визитов. Вера смотрела на детей с их родителями и тоже радовалась. Ей хотелось рассказать о себе, как и они, но она, крепко обняв Тотошку, продолжала просто наблюдать.

Так девочка и заснула, закутавшись в одеяло.

* * *

Утром Вера проснулась в отличном настроении. Ее разбудило пение птиц, что было девочке в новинку, и невероятно яркие лучи солнца. Было еще очень рано. Вера тихонько подошла к окну и стала рассматривать красивый вид: деревья, на которых сидело много птиц, детскую площадку с большими качелями. Теплое летнее солнышко пригревало подоконник, и Вера чувствовала, как внутри становится теплее от счастья.

Ей настолько понравилось это утреннее настроение, что она каждый день, даже если было пасмурно и шел дождь, сидела на подоконнике, пока все спали, и радовалась новому дню. Это помогало Вере не расстраиваться, когда другие дети обижали ее. Вера не понимала, почему им хотелось навязать ей свою игру и, задирая, показать, что они здесь главные. Почему дети отбирали у нее игрушки, если после этого не играли с ними? Только Настя стала для Веры настоящим другом, хотя и она постоянно пыталась навязать девочке свое мнение.

Воспитатели относились к Вере по-разному. Можно даже сказать, относились в основном хорошо, но из-за каких-то своих проблем могли обидеть ее и других детей. Девочка совсем не понимала, почему воспитатели детского дома говорили плохо о своих подопечных, хотя были недовольны самими собой.

Ближе к концу лета администрация города организовала для детей экскурсию в музей воинской славы и Холокоста. Вера впервые была в таком долгом и интересном путешествии, она внимательно рассматривала экспонаты в музее и слушала рассказы гида. Ее представления о Второй мировой войне сложились из рассказов санитарок 9 мая, когда в выходной они все дружно ждали салют. Рассказ гида сильно удивил и напугал Веру: ее ужасало, что люди могли быть настолько жестокими, что один-единственный человек смог убедить сотни тысяч других совершать такие бесчеловечные поступки. Вера любила людей, даже тех, кто был с ней груб, но понять, почему одни могли отправлять на смерть других, тем более детей, она не могла. Девочка внимательно записывала за гидом названия книг, чтобы, вернувшись обратно в детский дом, прочитать их и постараться понять, как это все произошло.

За время пребывания в детском доме Вера быстро освоила чтение, и оно стало для нее самым любимым времяпрепровождением. Девочка часто ходила в комнату с книгами: одни стояли на полках, другие, словно за ненадобностью, лежали в связанных стопках. Вера любила разбирать и расставлять книги; те, которые она планировала прочитать, девочка ставила в отдельный шкаф. Она постоянно спрашивала себя, почему же люди так мало читают? Ведь в книгах собраны самые разные истории и есть ответы на многие вопросы…

Глава 2

Утреннюю тишину нарушал скрип полов, по которым быстро шла главный врач детского дома, и уже по этому звуку Надежда Михайловна поняла, что что-то случилось. Забежав в кабинет к директору, Ольга Александровна устало опустилась на стул. Выглядела она очень взволнованной и растерянной, что было ей совсем не свойственно. У Надежды Михайловны даже мелькнула мысль о массовом отравлении или других проблемах, которые за время ее работы иногда случались. Ольга Александровна же начала невнятно бормотать: «Вера… Вера…», и из ее слов Надежда Михайловна поняла, что проблема в чем-то другом.

– Выдохни и успокойся, – строго сказала Надежда Михайловна. – Я ничего не понимаю.

– Я же говорила, я же говорила, что проблема не в спине, все на это указывало! – лихорадочно продолжила врач. – Почему же только сейчас!..

– Что случилось, ты можешь понятнее объяснить?

– Вчера мы возили всех детей на ежегодный осмотр…

– Да, это я знаю, – еле сдерживая волнение, сказала Надежда Михайловна.

– Выяснилось, что у Веры онкология. Врачи сообщили, что болезнь уже на той стадии, когда сделать ничего нельзя, остается только заглушать боль. И еще, – лицо Ольги Александровны исказилось от сдерживаемых чувств, рот искривился, глаза покраснели. Обычно она была строгой и редко проявляла эмоции, но сейчас ей стоило больших сил не расплакаться. Медленно выдохнув, Ольга Александровна продолжила:

– Еще они сказали, что ей осталось жить не больше года и из-за приступов боли девочка не сможет к нам вернуться. Но по поводу лечения не говорят ничего конкретного, не ясно даже, будут ли они ее лечить, вы представляете?!

И в это мгновение все обиды, хранившиеся в душе одинокой женщины, вырастившей двоих детей, выплеснулись: обида за то, что не продолжила балетную школу, что бросила учебу из-за маленького брата, за которым приходилось ухаживать, что ушел муж. Горячие слезы потекли по щекам, и Ольга Александровна чувствовала каждую каплю, падавшую ей на халат. Чувства смешались, и было непонятно, кого она жалела больше – Веру или себя. В голове все перепуталось: казалось, что то ли это она – Вера, то ли Вера – ее собственный ребенок. И хотя женщина понимала, что это несправедливо по отношению к девочке, жалость она все равно испытывала к самой себе.

Успокоившись, Ольга Александровна вновь продолжила:

– Я звонила в больницу, в которой Вера жила три года, пока ее не перевели к нам, – говорила врач спокойно, хотя слезы продолжали бежать по ее щекам, – Физиолечение на спину делали, состояние девочки улучшилось, и анализы крови и мочи были в норме в течение двух первых лет, а вот за третий их просто нет. Как думаете, куда они могли деться?

– Хватит ерунду болтать, – строго сказала Надежда Михайловна. – Иди работать, мне нужно подумать. Да, и еще: никто пока ничего не должен знать.

«Противно, противно», – шептала директор детского дома, глядя в окно, и, хотя это слово лучше всего описывало ее состояние, она не до конца понимала, почему испытывает такие чувства. Было ли ей противно от системы, в которой она работала, или от страны, породившей эту систему, или от несправедливости? Прожив уже много лет, Надежда Михайловна перестала винить окружающих и все претензии предъявляла самой себе. Может быть, именно поэтому ей было так неприятно?

Она стояла возле окна, выходившего во внутренний двор, где царила тишина: слышался лишь скрежет ее зубов. Вдруг, резко развернувшись, она кинулась к книжной полке и начала что-то быстро искать. Директор нашла старую записную книжку, вытащила ее за обложку и стала трясти. Оттуда выпала старая пожелтевшая фотография молодой девушки с парнем и визитка. Этой щуплой девушкой была Надежда Михайловна, а парнем, уехавшим покорять столицу и так и не вернувшимся за ней, – ее первая любовь. Они случайно столкнулись в Москве в прошлом году на курсах повышения квалификации. Он протянул ей визитку и сказал, что будет рад, если она позвонит. Надежда Михайловна, хоть и простила его, и даже вышла замуж, все же вновь почувствовала радость, смешанную со злостью и отчаянием, когда встретила бывшего возлюбленного. Пусть она взяла его номер и положила рядом с их совместной фотографией, но для себя решила, что ни за что не позвонит ему. Надежда Михайловна держала данное себе слово даже когда узнала, что тот овдовел. Ей хотелось забыть его или свою нерешительность тогда, давным-давно, из-за которой она не бросила все и не поехала в столицу вместе с ним. Однако сейчас было не время для гордости. Надежда Михайловна набрала чужой номер и, переборов обиду, попросила помочь.

Виктор Сергеевич был известным столичным врачом. Решив отдать всего себя этой профессии, после медицинского университета в родном провинциальном городе он переехал в Москву, где продолжил учиться и работать. Он очень обрадовался звонку Надежды Михайловны и пообещал, что все устроит, – ей лишь нужно было разобраться с бумажными вопросами по поводу перевоза девочки в московскую клинику. Этот день сильно повлиял на Надежду Михайловну: она стала решительнее, настойчивее, у нее появилась готовность к вызовам судьбы. Она уверенным быстрым шагом спустилась во двор и села в машину, закрепленную за их детским домом.

– В администрацию! – строго сказала она водителю.

У нее было всего полдня, но за это время Надежда Михайловна смогла задействовать администрацию, главных врачей района, органы опеки и прочие службы, чтобы ускорить перевод Веры в московскую клинику. Ничто не могло ей помешать.

Было около семи часов вечера. Ольга Александровна заканчивала заполнять журнал, когда услышала знакомый скрип тормозов старенького УАЗа, и ей ужасно хотелось узнать новости. Надежда Михайловна вышла из машины, но пошла не к себе, а к главному врачу.

– Повезло ей, слышишь! – задыхаясь от только что преодоленной лестницы, прокричала Надежда Михайловна. – Там знаешь, какие врачи?! Да, ей нужно будет бороться, но наша Верочка наверняка справится, она ведь такая упертая! Я подняла на уши всю нашу администрацию, всех этих сонных мух, и за день мы оформили перевод девочки в Москву. Какие там только болезни ни лечат, в столице все светила собрались!

Это было то самое непонятное чувство, появляющееся во время сложных ситуаций: когда, находясь в стрессе день или два, человек вдруг начинает радоваться самым небольшим победам, внутри осуждая себя за это. Именно этот переход дарит надежду и дает заряд сил для дальнейшей борьбы.

Во вторник Веру забрали из детского дома и увезли на лечение, а в пятницу она уже была в Москве, в детской клинической больнице. Перелет из маленького городка в Москву в сопровождении представителя опеки был организован администрацией города.

Весь полет Вера смотрела в иллюминатор, где виднелось очень яркое солнце, когда они пролетали над облаками. Вид был безумно красивый: белоснежная даль и пушистые облака. Страх первого полета и нескончаемая боль в спине хоть и отвлекали Веру от пейзажа, но она все равно наслаждалась, глядя в окно.

* * *

Клиника была не похожа на больницу, в которой раньше жила Вера. Дверь автоматически открылась, когда Вера подошла к ней – такое девочка видела впервые. Было очень светло и чисто, а вместо плакатов на стенах висели указатели на разных языках. Женщина из опеки передала документы врачам в приемном покое и попрощалась с девочкой. К Вере тут же подошла смуглая женщина; из-под платка у нее выбивались черные волосы. На фоне белой ткани они казались еще более темными.

– Меня зовут Мадина, я медсестра и буду помогать тебе во всем тут разобраться.

От Мадины исходили уверенность, спокойствие и какая-то внутренняя энергия. Вера очень часто замечала, что ее страх и растерянность зависят не только от ситуации, но и от человека, находящегося рядом. Неизвестность, сопровождавшая Веру повсюду, выработала у нее странное чувство, благодаря которому девочке удавалось оценивать людей не по внешнему виду, а по их внутренней силе, и оно до сих пор ни разу ее не подвело. Мадина ей понравилась, к тому же, она была очень заботливая. Вера даже думала, что ей бы хотелось иметь такую маму.

Палата, в которую привела ее Мадина, была одноместная, с телевизором и небольшой раковиной – Вере все казалось современным, непривычным и любопытным.

– Это чья-то комната? – спросила Вера.

– Сейчас это будет твоя комната, пока не выздоровеешь, – ответила Мадина.

– Я ни разу не видела таких больниц… Там, где я жила до детского дома, даже доски под кровать подкладывали, чтоб удобнее было спать, а у вас здесь настоящая кровать и без сетки. Вы, наверное, тут всех вылечиваете! И меня тоже вылечите! – радостно сказала Вера и подбежала к большому окну. Мадина пошла за ней.

– Вылечим, Аллах даст, обязательно вылечим, – тихо произнесла медсестра.

Она ненадолго задумалась, но резко сменила тему, чтобы не портить настроение девочке:

– А что это у тебя за заяц такой?

– Это Тотошка, – с нежностью сказала Вера, прижимая игрушку к себе.

Так же, как и в детском доме, Вера проснулась рано, забралась и села на подоконник, наслаждаясь утром. Во дворе напротив работали дворники; звук их метелок напоминал какой-то музыкальный инструмент. На территории больницы были деревья и зона для прогулок, но птицы здесь так, как там, не пели. Вдали виднелись высокие дома, на улице летали голуби и воробьи.

– Доброе утро, ты уже не спишь? – тихонечко спросила Мадина, зайдя в палату.

– Не сплю. Я люблю каждое утро смотреть в окно, пока другие еще спят. А вы почему так рано? Сказали же, что обследования начнутся в восемь.

– Я хотела навестить тебя пораньше и узнать, как ты спала.

– Все хорошо, спасибо, – скромно улыбнулась Вера.

Они долго стояли вдвоем у окна, и Вера делилась воспоминаниями о деревьях и пении птиц, о больших качелях, которые стояли во дворе детского дома. Мадина же рассказывала про виноградник, росший у них во дворе в Душанбе, про горы, запахи, и про то, что такое «арык»[1]1
  Арык – оросительный канал, канава.


[Закрыть] – такого слова Вера даже не знала.

Мадина всегда приходила пораньше и обычно до начала рабочего дня читала книгу в комнате санитарок, но теперь она сразу шла к Вере, и они долго разговаривали, сидя у окна.

В один день утреннюю тишину нарушил шум во дворе: подъехала красивая белая машина, из которой вышли мужчина и женщина. Женщина была в красном пальто, она что-то нервно говорила мужчине, открывшему заднюю дверь и взявшему на руки девочку лет восьми, укутанную в плед. Из-за сильного беспокойства их движения были какими-то резкими, а машину они вовсе бросили перед самым входом. Их громкие крики было слышно и в палате.

– Скорее всего, кого-то везут на госпитализацию, – сказала Мадина.

– Откуда вы знаете? – спросила Вера.

– Все родители, которые оказываются здесь, очень похожи. Их дети обычно ничего не понимают, а они сами становятся какими-то потерянными. С ними разговариваешь, что-то объясняешь, смотришь в глаза, а они где-то витают и не слышат тебя. Приходится по несколько раз повторять. Зато через неделю или две это проходит, и они становятся очень спокойными.

Брошенный блестящий белый автомобиль так и стоял до вечера с мигающими желтыми лампочками. Женщина в красном пальто, которую звали Виолетта, занимала руководящую должность в Правительстве Москвы, а ее муж был предпринимателем, поставлявшим оборудование по госконтрактам городу. Девочку звали Катя. Она была их единственной дочерью, и недавно врачи обнаружили у нее опасное заболевание – поэтому родители, чья жизнь резко изменилась, все еще не могли понять, что происходит.

Отношения Виолетты с мужем давно уже перестали быть нежными и теплыми: их интересы разошлись. Виолетта хотела видеть рядом более сильного мужчину, а ее муж, хоть и был довольно решительным, но уже не мог изменить мнение о себе, сложившееся в молодости. Тогда он, неопытный и скромный, только приехал из провинциального города и долго шел к своей цели, постепенно закаляя характер. Катя очень любила своих родителей, но в ответ получала какую-то «половинчатую» любовь и ненужную ей компенсацию в виде подарков. Ей нравилось вспоминать семейные поездки на природу, где они все вместе собирали березовый сок. Ей не хватало теплых семейных объятий и совместных вечеров.

* * *

К концу лета приступы у Веры участились, и, хотя она ответственно посещала все процедуры, которые назначали доктора, произошел рецидив, и Вера стала чаще лежать в кровати. Мадина принесла целую библиотеку книг, чтобы девочке было что почитать. Процесс прерывали вспышки боли, из-за чего Вере было тяжело читать самой. Когда же ей читал кто-то, она словно погружалась в повествование и забывала о неприятных ощущениях.

Конечно, библиотека у Мадины оказалась совсем не детская, но зато выбор был очень большой. Мадина снимала квартиру у доктора наук, с юности собиравшего книги. Его жена посчитала эту сокровищницу пылесборником и оставила на съемной квартире. Мужчина настойчиво рекомендовал книги к прочтению, и, хотя Мадина обещала с ними ознакомиться, она понимала, что рабочий график не позволит ей найти лишнюю минутку. Из-за этого шкафы с книгами долго стояли закрытыми, и Мадина лишь вытирала с них пыль. У нее были и две собственные книги, привезенные из родительского дома в Душанбе. Одной был Коран на русском языке, в ветхой бумажной обложке, сделанной кем-то из дальних родственников, второй – «Толкования Ислама». Мадина рассказывала Вере о всех книгах, что были у нее дома, вспоминала их названия и содержание. Веру они так заинтересовали, что девочка попросила принести что-нибудь для нее. К началу осени на ее полке в палате было уже десять прочитанных книг.

Дочитав последнюю страницу «Братьев Карамазовых», Мадина сказала:

– Теперь пора спать!

– Интересно, я тоже превращусь в воробушка, как Коля? Может, воробушки, которые были в детском доме и которых так много здесь, это и есть детишки? Или их родители, которые прилетают сюда, чтобы быть рядом со своими детьми, и поэтому так громко чирикают каждое утро? – размышляла вслух Вера.

– Не забудь им накрошить хлеба, фантазерка! – нежно дотронувшись до кончика носа девочки, произнесла Мадина.

Иногда Мадина рассказывала Вере об исламе, Судном дне или вспоминала истории, которыми с ней делились родители. Вера любила расспрашивать у Мадины о ее Боге.

– А получается, что те, кто верит в твоего Бога и читают молитвы, они лучше других и им все легко достается в жизни?

– Нет, конечно, – растерялась Мадина. – Жизнь для нас – это также и испытания.

– Тогда как вы решили, что там все верно написано? И что именно так правильно?

– Мы чувствуем это, когда молимся; мы успокаиваемся, а потом приходит облегчение.

– Когда мне больно, я повторяю звуки, которые ты издаешь во время молитвы, и мне становится легче! – весело сказала Вера. – Значит, это моя молитва!

Мадина улыбнулась. Она всегда радовалась, когда Вера улыбалась, так как понимала, сколько сил приходится отдавать девочке.

– Интересно, а за что мне Бог дал эти испытания? – начала Вера, растеряв веселое настроение. – Может, это из-за той книги, которую я без спроса взяла в детском доме… Или, может, я не в того Бога верю… Ведь тебе же родители рассказали, какой Бог правильный, а мне некому было этого рассказать!

– Спокойной ночи, – пожелала Вере уставшая Мадина, задумавшись о том, за что же этому милому созданию достались такие страдания.

* * *

Был отличный теплый день бабьего лета, Вера сидела на лавочке во дворе, куда их выводили во время прогулки. Вдалеке она заметила родителей Кати, которые были уже без своей блестящей белой машины и шли, прижавшись друг к другу, вдоль забора клиники. Они приблизились к Кате, которая сидела на лавочке с другой стороны двора, и, нежно обняв ее с двух сторон, начали что-то весело ей рассказывать. Родители девочки казались слишком счастливыми, ведь их дочка тяжело болела. Виолетта часто брала мужа и Катю за руки. Они очень много времени проводили вместе в клинике, в любую погоду гуляли и крепко обнимались. Мама Кати уволилась с работы, а ее папа только иногда выходил поговорить по телефону, но почти сразу возвращался. Они теперь часто сидели на лавочке, обнявшись втроем, и казались такими счастливыми…

* * *

После завтрака Вера с хорошим настроением сходила на процедуры, но, проходя мимо кабинета лечащего врача, заметила маму Кати, истерично твердившую врачу: «Мы заплатим любые деньги!» Увидев плачущую женщину, девочка очень расстроилась.

Вечером на полке Веры появилась еще одна прочитанная книга. Она была о Второй мировой войне и подвигах солдат. Вера рассказывала Мадине про Хатынь и музей, в который их возили вместе с другими детьми из детского дома. Они любили после прочтения обсуждать книги, и в этот раз Вера тоже решила поделиться своими размышлениями:

– Мадина? Я вот думала, когда была в музее, не сам же Гитлер делал все эти ужасные вещи с людьми? Как так получилось, что обычные люди, подчиняющиеся ему, начали убивать стариков, детей, еврейский народ? Наверное, эти солдаты тоже были родителями или чьими-то детьми. Почему они не подумали, что кто-то точно так же мог убивать их собственных родственников?

– Видимо, они не верили в Бога, – ответила Мадина.

– Тогда как вообще Бог мог допустить подобное? Разве не в его силах уберечь людей от этого ужаса?

– Мой дедушка, – начала рассказывать Мадина, – папа мамы – тоже погиб на фронте, как и многие другие родственники. Хотя кому-то удалось вернуться живыми…

– Интересно, – вслух размышляла Вера. – Когда я смотрела в больнице на детей, у которых были родители, мне становилось ужасно обидно, что у меня нет мамы и папы. Но, когда я слушала про детей в концлагере или пока мы читали эту книгу, я поняла, что зря обижалась. Я могу слушать пение птиц, гулять во дворе, у меня есть настоящая кровать и Тотошка, а вместо мамы и папы мне всегда встречаются хорошие и добрые люди.

– Ты большая молодец, – сказала Мадина. – Мы почему-то считаем, что для счастья нам нужно больше, чем у нас есть, хотя то, что мы имеем, – уже повод для счастья.

* * *

Когда выпал первый снег, Вера уже не вставала с постели из-за сильных болевых приступов. После капельниц с обезболивающим она могла лишь тихо лежать и сжимать в руках одеяло. Слезы то начинали течь ручьем, то внезапно прекращались; иногда крупная слезинка медленно скатывалась по щеке, но сил вытереть ее у Веры не было. Мадина постоянно читала девочке вслух, но Вера все чаще спала, из-за чего далеко они не продвинулись. Как и раньше, когда Вера засыпала, медсестра ее укрывала и придвигала к девочке Тотошку.

Было солнечное мартовское утро. Мадина, зная, что Вера любит просыпаться рано, пришла, как только взошло солнце, и подвезла ее к окну, чтобы девочка насладилась пением птиц. Холодный ветерок пробежал по лицу Веры, и боль вдруг стала какой-то другой, как будто приятной. Она быстро устала, и Мадина уложила ее в кровать. Девочка закрыла глаза и заснула.

Ей снилось, что она идет по зеленой траве, а слева и справа от нее два выгнутых озера. На другом берегу виднеются пасущиеся животные, а в конце дороги – яркое теплое солнце. И Вере показалась, что там стоит она, мама.

Боль прекратилась в 9:30. Сильное детское сердце не выдержало.

* * *

Послеобеденная тишина в больнице нарушилась звуком чьих-то рыданий. Он доносился из комнаты, где хранилось чистое постельное белье. Это была Мадина. Она держала Тотошку в руках и, опершись на стеллажи и уткнувшись лицом в стопку белья, плакала. Она никак не могла поверить в произошедшее. «За что… Почему…» – невнятно бормотала она.

Главврач отпустил медсестру отдохнуть пару дней дома, а заодно забрать из палаты книги, чтобы потом подготовить ее для другого пациента. Мадина попросила разрешения забрать мягкого зайца себе. «Конечно, думаю, Вера была бы не против», – согласился доктор. Он, как и Мадина, был расстроен, но за долгие годы научился брать себя в руки в любых ситуациях, чтобы двигаться вперед и продолжать помогать пациентам.