Текст книги "Дневник Covid"

Мама

Я стал замечать, что настроение моей мамы стало меняться.

Она всегда была очень требовательна к себе и к другим, но как только я перестал посещать школу, она стала более внимательно наблюдать за тем, чем мы занимаемся, что мы говорим, что происходит в нашей жизни. И стала еще более требовательной. Я давно заметил, что состояние стресса у многих людей проявляется таким образом, что они начинают нервничать, кричать, либо срываться на окружающих. У моей мамы это проявляется по-другому, она становится более внимательной к деталям, более мобилизованной и концентрированной. Она следит за тем, как использует свое время. Это распространялось на меня. Вдруг я понял, что от меня требуется больше, чем обычно. Моя мама всегда говорила мне, что самое главное качество в человеке – это сила воли. Без этого качества невозможно делать ничего. И это единственное, что она хотела, чтобы я в себе воспитывал.

Когда у меня болела нога, или я себя не очень хорошо чувствовал, и мне нужно было выходить на ринг и разбивать одним ударом двадцатисантиметровые бруски дерева, она говорила: абстрагируйся. Дело не в брусках, дело не в самочувствии. Я хочу, чтобы ты в этот момент воспитывал в себе одно единственное качество: не то, что ты не хочешь или не можешь, а только то, что ты так решил. И именно поэтому это так и произойдет. Нет ничего более важного, чем чувство силы воли, это единственное, на чем она всегда концентрировалась. Хотел ли я спать, что-то болело у меня или просто не было настроения в этот момент, она мне всегда напоминала, в чем секрет, что она от меня ждет и что, как она всегда говорила, выручит меня и будет всегда выручать в дальнейшем. И она была права.

Она мне рассказала, что этим качествам ее научила ее учительница. Моя мама занималась балетом с детства. И я бы хотел рассказать здесь одну историю про нее, которую она мне рассказала в самом начале пандемии. Я думаю, она где-то предчувствовала все мои мысли – не только события, но и то, что я буду чувствовать.

И поэтому она как бы заранее меня готовила каким-то невероятным способом: на примере своей жизни она учила и подготавливала мое отношение к событиям, которые произойдут в ближайшие дни, недели и месяцы. Меня всегда удивляла эта особенность в ней. Она мне рассказала историю, как она хотела стать балериной: она просто мечтала быть балериной. Моя бабушка не очень много посвящала ей времени, но однажды все-таки привела ее на экзамен в балетную школу, вот только привела уставшей, после длительного путешествия. Была длительная дорога: они ездили посетить памятник моей прабабушки, и пешком пришлось идти далеко туда, далеко обратно, потом бесконечные автобусы. И вот уже под вечер она привезла мою маму, которая была маленьким ребенком, на этот вступительный экзамен в балетную школу. Это было в городе Ярославле. Моя мама в этот момент была абсолютно уставшая, но тем не менее она пошла на экзамен и сделала все, что могла. Но… Ее не приняли. Ее судьба разрушилась у нее на глазах, а тогда она была еще маленькой шестилетней девочкой. Что сделала моя мама? Она помнит этот момент. Она пришла на первый урок по балету, хотя ее не приняли. Она просто секретно, ничего не говоря, стала к станку и начала заниматься с другими детьми. И преподаватели были удивлены ее растяжкой, ее трудолюбием и тем, с какой радостью она занималась. Поэтому, когда преподаватели не нашли ее в списках принятых, то решили, что это ошибка, и она продолжала заниматься. А когда через некоторое время все же выяснилось, что ее и на самом деле не приняли, ее оставили в школе, и она стала впоследствии главной балериной этой труппы.

Потом ее ставили в пример. И когда мне мама рассказала эту историю, то добавила: «Я требую от тебя большего, потому что люблю тебя». После двухчасового занятия, когда дети уже еле выползали в прямом смысле из класса, в нее летел ботинок (в голову, как правило), от которого нужно было увернуться, и говорили возвращаться к станку. Не потому что она была хуже, а потому что она была лучшей. И от нее ждали большего, от нее требовали большего, ее тащили… вот этим сапогом в голову ее продвигали на более высокий уровень. И этот сапог (виртуальный, конечно же) летит в мою голову очень часто, и этот сапог всегда мне помогает. И я понимаю, что этот сапог – это послание любви от моей мамы; что этот сапог – это сапог стимула, сапог дополнительной энергии, которой иногда не хватает. Он нужен, чтобы не излить свое негативное настроение на кого-то, чтобы, когда тебе тяжело, приподняться и сделать последний шаг, чтобы, когда тебе просто не хочется, когда ты чувствуешь, что у тебя нет вдохновения, ты все-таки это сделал. Да, возможно, тебе придется это переделать. Но зато в конце дня ты понимаешь: «Хм, эта большая гора всего, что нужно сделать, вдруг стала меньше. Вдруг ты куда-то продвинулся, вдруг что-то ты понял». И ощущение от этого в конце дня, что ты чего-то достиг, пусть даже чуть-чуть, оно классное. Воз куда-то сдвинулся: ты что-то понял, ты что-то сделал; на душе было приятно, на душе было чувство маленькой победы над собой.

Алекс

У меня есть лучший друг, его зовут Алекс, его мама из Украины. Он и его мама жили у нас много лет, снимали гостевой домик. Отношения у них не были хорошими. Они постоянно ссорились. На его примере я мог видеть, что не у всех в семьях такие тепличные условия, которые умудрялась создавать моя мама каждый день все мои двенадцать лет жизни. Я видел, что у других это не всегда так и не для всех это так.

Из-за ссор Алекса с его мамой мы почти каждый день играли, большую часть времени он ел, жил и спал у меня дома.

Алекс продолжал ходить в школу, а я продолжал заниматься домашкой, продолжал ездить каждый день в тхэквондо, и казалось, что вот это и есть новая рутина, новый режим дня. Как же я был неправ… Через три месяца закрыли нашу школу – и все еще раз изменилось, изменилось еще сильнее, потому что напряжение, которое нарастало эти несколько недель, нарастало не только в моем доме, не только у нас в школе – оно нарастало везде. Я это понял, когда через три недели закрыли мою школу в тхэквондо, запретили любые общественные мероприятия… Никто не мог пойти в театр, в кино, общественные места. И мои ежедневные поездки в тхэквондо заменили занятиями по интернету: по фейстайм, по зуму. Мы перешли полностью на зум не только в школе, но и в тхэквондо. Мы стали заниматься уроками тхэквондо через зум: я ставил компьютер на стол для бильярда, рядом вставал и начинал заниматься тхэквондо.

Моя мама тут же нашла положительные стороны в этом, она их умела находить в любой ситуации. Она решила, что теперь ей не придется платить за уроки, но тоже может со мной на заднем плане заниматься тхэквондо. Я был не против, мне было интересно наблюдать за ней, да и смешно, потому что я чувствовал превосходство. Но несмотря на это, она оказалась лучше в упражнениях: балетная подготовка сказалась и здесь. Поэтому ей легко было повторять и заниматься, и многие движения она делала значительно лучше, чем я, в чем я не очень хотел признаваться, и все время ее учил или показывал ей, как делать правильно. И она с благодарностью воспринимала все эти уроки, и моя физическая подготовка нисколько не страдала даже во время пандемии.

В какой-то момент Алекс пришел ко мне и сказал, что больше он так жить не может, поскольку школа у них тоже закрывается. Он ходил в частную школу (это была русская школа), и, поскольку они не хотели терять свои доходы, но им уже вышло указание, что, скорее всего, это произойдет, он не ходил и никогда не делал уроки… Это ужасно, а причина проста. Дело в том, что он всегда ходил туда, а там просто брали деньги за учебу, ничему детей не учили и ставили им хорошие отметки.

В первом классе, когда моя мама увидела, что он до сих пор не умеет читать, она просто посадила его рядом с собой… Он на год младше, но дело не в этом. Прошел первый год, а ребенок не умел читать – и он это тщательно скрывал.

Он жил рядом с нами с полутора лет. Фактически моя мама воспитывала нас обоих вдвоем, вместе. Мама Алекса не особо занималась ребенком. Она иногда била его, поэтому нам его приходилось спасать. Выгоняла на улицу – и он у нас ночевал. И в итоге моей маме пришлось растить нас обоих. Но, конечно, этот отрыв от его мамы сказался значительно на Алексе: он был иногда агрессивен так же, как она; иногда очень грустные у него были моменты, депрессии с детства. Единственной отдушиной для него были я и моя мама, это была возможность куда-то спрятаться, убежать – это были мы.

Поэтому до сих пор для Алекса существует некий странный такой суррогат родительского дома: его друг – я, и моя мама. Но чем больше проводил он времени у нас дома, тем больше накалялись отношения с его мамой, которой он был неудобен, несмотря на то, что он в основном и сидел, и спал, и ел у нас. И вот он пришел и спросил, может ли он остаться ночевать у нас опять. Конечно же, он всегда оставался у нас ночевать, и это было не исключение. Он был особенно грустный, в этот момент напряжение росло и росло. Появились первые отголоски – я думаю, тогда просочилась первая информация из Китая, что какие-то заболевшие есть и что это какая-то новая форма простуды. Но никто тогда не придал никакого значения этим заявлениям. Кажется, прошли какие-то спортивные игры в Китае, и практически все американские спортсмены заболели.

Почти никто вообще не обратил тогда на это внимание, но моя мама… Я ее ловил все больше и больше в каких-то задумчивых ситуациях, и потом она объявила, что выставляет на продажу дом, которым она владела в Калифорнии; что в Калифорнии будут большие изменения и нужно продавать все, что можно. Она выставила свой дом, я был настолько удивлен, поскольку он был сдан, люди исправно платили ренту. Но тем не менее она сказала, что это ее решение, и в течение двух недель она продала дом людям, которые даже не смотрели его. То есть продала его за не очень хорошую цену людям – они даже не ходили, не смотрели (это было одним из ее условий). Она продала им значительно дешевле, но они это смотрели по сателлитам, поскольку дом сдан, чтобы не беспокоить людей, которые там живут. Я был поражен, но, как я уже говорил, я всегда просто совершенно спокойно доверяю своей маме. Она иногда сама не может объяснить, почему она что-то делает, но потом выясняется, что решение было верным.

Итак, мы отправляемся в Лас-Вегас. Отправляемся в Лас-Вегас, потому что с тех денег, вырученных от этого дома, с них нужно либо платить налоги (а налоги огромные, и ты практически теряешь 45 % от разницы в цене), либо нужно их реинвестировать. Моя мама решила реинвестировать эти деньги, но не в Калифорнии.

Чуть отступлю от повествования. Мне повезло. Мы живем в прекрасном доме на двух гектарах земли в Беверли-Хиллз с бесконечным видом на горы, у нас огромный сад, где много лимонных деревьев, огромный бассейн, и так классно по вечерам жечь костер либо смотреть на звезды… Внизу живет Кэмерон Диаз, один из соседей – менеджер Мадонны, а больше соседей у нас особо и нет, потому что с правой стороны у нас два огромных парка с озером. Поэтому я себя чувствовал совершенно спокойно, уверенно, защищенно, и для меня начало пандемии началось как продолжение рождественских каникул.

Мне было даже где-то весело и интересно. Может, поэтому пандемия началась для меня как приключение?

Возможно, поэтому в декабре девятнадцатого года, с моей точки зрения, ситуация была замечательная, я вдруг нашел себя в середине продолжения рождественских каникул со своими обычными обязанностями. У меня появилось больше времени на воздухе, в саду и купаниях – в нашем бассейне – с Алексом. Поэтому в моем мире мало что изменилось, кроме увеличенной домашки и дневника. Забавно, но каждый раз, когда я перечитывал, что написал неделю назад, оказывалось, что я ничего не помню и для меня это абсолютно полная новость. И я стал замечать, что я меняюсь, что не только мир вокруг меня меняется, но и мое отношение к нему и мои взгляды меняются, и то, что я любил, меняется. Я, например, научился есть другую пищу. Если раньше ел только стейки, то вдруг понял, что мне нравится цезарь-салат. Когда-нибудь вы его ели, мои друзья? Это обычные листья салата с кремовым соусом и сухариками. Я полюбил – ура! Появилось что-то новое в моем рационе, потому что до этого там были только стейк и бананы.

Часть вторая
Название или даты…

Локдаун

Мама меня забрала из школы 15 декабря 2019 года. А школу закрыли 15 марта 2020 г. Мама как раз прилетела из России.

Прошли эти три месяца, нужно было возвращаться в школу, и возвращаться завтра. Три месяца прошли незаметно. Я все время писал дневник, делал новые записи. Если не происходили какие-то события, я просто записывал, что чувствовал в этот день, какие мысли приходили в голову. Практически каждый день я ездил на занятия тхэквондо и общался с моим другом Алексом. Я не чувствовал, что моя жизнь как-то поменялась, но в воздухе висело напряжение, я понимал по общему состоянию, по тревожным взглядам и просто по задумчивости моей мамы, что что-то происходит. Она всегда была, как говорится, для меня лакмусовой бумажкой, и на вопрос: «А ю окей?» – она всегда отвечала: «Нет-нет, все в порядке, я просто думаю». О чем она думает, она не распространялась. Но я понимал, что дальше спрашивать не стоит, она на самом деле думает, хотя мог только догадываться, о чем.

И вот этот день настал, надо было возвращаться в школу. Мы проснулись рано утром, я оделся, почистил зубы и готов была ехать, но мама сообщила, что именно сегодня школу закрыли.

– Как закрыли?!

Эта мысль не сразу осела в моей голове, я не понял – это что, теперь все не будут ходить в школу, теперь у всех официально каникулы? И что мы будем делать? На что моя мама сразу сказала: «Теперь все будет значительно проще, мы сэкономим кучу времени, которое тратили на дорогу до школы, поскольку занятия будут проходить онлайн». Это было тревожно для меня, потому что я не представлял, как это будет работать, и не понимал еще эту систему. Но успокаивало, что я не один. Вся школа теперь должна была понять, как по-новому начать наши школьные занятия.

Первые несколько дней прошли сумбурно – с перебоями работал интернет, были какие-то технические накладки в школе, учителя сами не знали, что делать, половина учеников в классе не могли понять, какую кнопку нажимать, и виртуальная «посещаемость» резко уменьшилась. Тем не менее, к концу второй недели все наконец-то более-менее поняли, как эта система работает. Но только ситуация стабилизировалась, внезапно сменился состав учителей. Почему-то стали пропадать мои любимые педагоги, а на их место приняли других. И хотя у нас в классе в основном были белые дети, все учителя поменялись на темнокожих, которые предметам особо нас не учили. Например, учительница по математике рассказывала нам на каждом уроке, насколько ущемлено темнокожее население в Америке, что в этом вина белых, и все это сводилось к тому, что белое население должно платить темнокожим. Я не понимал, почему…

Однажды моя мама просто прослушала этот урок, будучи рядом, и она была в ужасе. Потому что нам начали рассказывать, что белые во всем виноваты и теперь должны пожизненно выплачивать темнокожим, хотя я не понимаю, какое отношение мы, например, имеем к рабовладению, которое было двести лет назад, и вообще к этой стране. Стране эмигрантов, где население со всего мира меняется каждый месяц, куда новые и новые люди заезжают постоянно. Почему белые должны черным, которые получают и так большие деньги? Например, если ты черный, то ты можешь ходить в частную школу бесплатно, а белые должны платить до пятидесяти тысяч долларов в месяц за ту же самую школу только потому, что они белые.

Когда моя мама услышала, чему нас учат, она была в ужасе, она посоветовала мне просто выключить звук и сказала не засорять мозги и заниматься математикой самому. Мама всегда говорила, что мое образование зависит не от учителей и не от школы, а от меня как от школьника. Вся информация сейчас в открытом доступе, и даже если у тебя замечательный учитель, он может просто привить тебе любовь к предмету, а все учить ты должен сам. Но было сложно поспорить с логикой учителя, поэтому я выключил звук и просто молча сидел перед экраном, потому что учитель формально наблюдал, сидишь ли ты перед экраном.

Я всегда выполнял домашнее задание и всегда присутствовал на уроках, по математике я был отличником, и вдруг я увидел, что по математике мне поставили единицу. Мы не могли понять, почему, но моя мама сказала, что эта единица не должна меня волновать, и вообще нужно спокойно относиться к оценке других людей, потому что эта учительница тем самым ставит оценки сама себе. Моя работа – выполнять, учить уроки, изучать материал самостоятельно, несмотря на то, что в школе этого не давали, там только рассказывали, какие ужасные белые и как мы всем черным должны. А математику, видимо, признали тоже предметом белых.

Единственный белый, который задержался, был учитель истории. Он пытался лавировать и находить какие-то выходы, но чувствовалось, что его сильно прессовали и что он боится потерять последний заработок. Он пытался отделаться общими фразами и каждый день начинал с опроса детей, как они относятся к черным и к политике в отношении черных. Были еще вопросы такие, что как бы ты ни ответил, ты бы все равно был виноват. Поэтому мы пытались отвечать так, чтобы избежать преследования. Давление на детей вдруг резко возросло.

В тот момент мне вспомнилась фраза, которую приписывают кардиналу Ришелье: «Дайте мне несколько предложений, написанных самым честным человеком, и я найду, за что его повесить».

Именно это и началось у нас в школе. Поскольку я всегда был отличником, но в моем классе я был самым белым. По отношению учителей я чувствовал, что не заслуживаю хороших оценок. И хотя я добросовестно делал уроки и сидел перед экраном, тем не менее мои оценки стремительно стали падать вниз. Притом, что до шестого класса все эти годы я был отличником. Вдруг резко за несколько недель мои оценки превратились в нулевые или единицы. Меня это очень расстраивало, но я постоянно ориентировался на реакцию своей мамы. Она обращала внимание на мои оценки, но она больше всего обращала на мое отношение к учебе, и она говорила, что образование – это не оценки, образование – это отношение к трудностям и их преодолению, это усидчивость и желание получать знания.

Занятия в Тхэквондо тоже перешли на дистанционное обучение. Это было очень странно, но мама везде находила положительные стороны. Она сказала, что теперь она может заниматься со мной Тхэквондо и за это не платить. И она действительно стала со мной заниматься! Я ей давал полезные советы, мне очень нравилось находить то, что она делает неправильно. Но, на удивление, неправильного было не так много, сказалась ее балетная подготовка.

Пожары

Это продолжалось пару месяцев, пока не начались настоящие бунты в преддверии выборов. Они тоже развивались по нарастающей. В парках собирались военные отряды черных, они были хорошо вооружены огнестрельным оружием, экипированы и тренировались по ночам. Повисло в воздухе, что будет переворот, и мы понимали, что если выберут Трампа, то будет война. Что просто будут ходить и поджигать, и убивать белых.

Президента Трампа бесконечно судили ни за что, без причины. Моя мама мне говорила, что для нее это президент, у которого есть чему научиться. Несмотря на это, с первого момента ему не давали работать, с первого момента его судили, хотя он сделал для страны больше, чем кто бы то ни был. Представляете, что бы он мог сделать, если бы у него не отнимали драгоценное время? Но он под таким значительным давлением продолжал делать правильные вещи.

Начались выступления, черные начали поджигать самые дорогие районы, магазины, они просто все выносили, подъезжали, загружали целые машины. Это не все показывали по телевизору, пресса многое скрывала, но Ютуб доступен сейчас везде, и люди снимали это на свои телефоны. Мы видели, что там не было белых вообще. Подъезжали черные. И это происходило по всей стране. Мы не могли поверить, что полиция приезжала, но они просто стояли и не делали ничего. Эти черные проходили между ними с огромными сумками Луи Витон, Шанели, выносили алкоголь, выносили медикаменты.

Полиция стояла рядами и пропускала их. Полиция вмешивалась, только когда начинались огромные пожары. Мы говорим о самых дорогих районах, таких, как Беверли Хилз. Потом они это стали делать в Голливуде. Сожгли весь Нью-Йорк. И всё это задокументировано. Это не только мои слова. Это можно посмотреть на Ютубе, все то, что происходило на улицах. Горел весь Беверли Хилз. Мы с мамой живем в Беверли Хилз, так что я все это видел своими глазами. Разница была только в том, что мы живем на горе. Т.е. до нас нужно проехать еще две мили вверх на гору, поэтому мы оказалась в данной ситуации в относительной безопасности. У нас проезжая улица, и там негде парковаться. Там только частные дома, вдали от всех магазинов. И это нас спасло. Тем не менее, моя мама стала переживать и позвонила своему другу, шерифу полиции, и попросила приехать и помочь с организацией охраны дома. У шерифа была своя частная охранная компания. Мама думала, что он может что-нибудь посоветовать.

Мы забаррикадировали одни из ворот. Поставили туда полки, мусорные бачки, завесили их. Забаррикадировались как могли. И оставили только вторые ворота, чтобы домой могли заезжать. Наконец, шериф приехал. Это был высокий, больше двух метров ростом, очень крупный полицейский, который над всем происходящим громко смеялся. Дескать, ничего страшного не происходит. Было видно, что он вообще никак не воспринимает происходящее всерьез. Смотря в огромные круглые глаза моей мамы, когда она указала ему на происходящее в городе и в стране, он сказал, что ему-то как раз хорошо, поскольку сейчас он зарабатывает огромное количество денег, и он настолько занят, что ему эта ситуация нисколько никак не мешает.

Он сказал, что это не первый раз случается в Америке, поэтому он думает, что скорее всего до гражданской войны не дойдет. Забегая вперед, скажу, как же он ошибался! После этого всё, что он мог, это предложить маме оружие, чтобы она могла отстреливаться в случае нападения на нас темнокожего населения. Он заставил её встать в стойку и вложил в руку пистолет, с которым мама вообще не знала, что делать. Это еще больше обескуражило мою маму. Я видел, как ей всё это некомфортно. Но она терпеливо прошла этот урок огневой подготовки. Выстрелов они не производили. Он показал ей, как собирать пистолет, как заряжать патроны, как держать, как вставать в стойку, как метиться, и рассказал минимальные правила безопасности. Итогом было то, что мама отдала ему этот пистолет назад и сказала, что ей это никак не поможет. Конечно, защищаться она будет в меру своих возможностей. Но понимает, что убить человека она не в состоянии, даже если он ворвется в её дом. Конечно, она будет защищать ценой своей жизни своих детей, но нажать на курок первой она не сможет. Поэтому это совершенно бесполезный способ обороны. Больше шериф ничего не мог предложить, поскольку все ресурсы были заняты на охрану города. И предложить какую-то другую форму охраны он не мог. Да и это не дешевое дело, конечно же. Поэтому мы с мамой просто решили положиться на наших ангелов. И еще он сказал, что поскольку сделали локдаун, то на улицах тишина и покой. Никто не ездит. Никто никуда не ходит. И это было на самом деле так.

Вот только город взрывался местными пожарами, местным воровством, бандитизмом, но общая часть населения сидела по домам. Город погрузился в тишину в преддверии выборов.

Началось все с пожаров в Беверли-Хилз внизу, с Луи Витона, магазин Луи Витон попался первым, его начали первым жечь. Потом все черные ходили во всем Луи Витоне и до сих пор ходят, обворовали все, все вынесли. Потом они начали жечь Санта-Монику, то есть самые дорогие районы, они просто обворовывали и жгли, обворовывали и жгли. Это шло практически год, с начала локдауна и до самых выборов по нарастающей. Продуктовые магазины были заколочены досками, как будто война и бомбежка. Странно было видеть доски в огромных витринах, огромных десятиметровых витринах, весь город был в досках.