Текст книги "Фригидная для оборотня многоженца"

Глава 18

Один кивок головы Рэймонда и меня не станет. Моя жизнь висит на волоске. Он держит ее в своих руках. Жутко осознавать подобное. И пусть еще несколько минут назад, у себя в комнате я считала, что время на земле потрачено впустую, я ничего не добилась, жила, окутанная обманом… Не хочу умирать. Я люблю жизнь! Как бы она порой меня ни била.

Смотрю с надеждой на оборотня. Не прошу. Не кричу. Только глаза в глаза. Молчаливая надежда. Вера в то, что спасет. Глупо. Понимаю. Зачем ему идти против своих сородичей. Что стоит моя жизнь? Я для него игрушка. Развлечение.

Но почему-то я не ощущаю лапищи, сдавившей мое горло. Черной смерти, продолжающей что-то вещать оборотню. Мир останавливается для меня. Все исчезают. Растворяются. Есть только черное золото его глаз. Что-то теплое бежит по моим венам. Смешивается с кровью и дает силы. Мне хорошо. Я брожу по темной вселенной вместе с волком, держу его за руку. Золотые звезды светят лишь для нас. Облака окутывают нежной дымкой. Я парю в бескрайнем космосе, ощущаю стук сердца зверя. Защиту. Спасение. В черном золоте глаз бесконечность. То, что сильнее смерти, сильнее страданий. Необъятная вечность лишь для нас.

Перестаю понимать, я еще жива. Или уже нахожусь на полпути в иной мир. Галлюцинации. Иллюзии. Ощущения нереальные. Неземные. Волшебные.

– Единогласным решением стаи, – он прерывает зрительный контакт, переводит взгляд то на седого, то на черную смерть, – Я избран альфой. Мое решение – закон. Вы давали клятву верности. И сейчас смеете оспаривать мой выбор? – его голос приобрел угрожающие ноты. Характерное протяжное «Р» усилилось.

– Рэймонд, это говоришь не ты, а зов истинной. Твой рассудок затуманен. И я, как бывший альфа, отдавший тебе власть, возвысивший тебя, вправе помочь тебе принять верное решение! – скелет, обтянутый кожей, вновь повернул ко мне свои адские глаза, там явственно читался приговор. Вожделение расправы. Жажда смерти и крови.

Он занес руку. Целится в сердце. Как в замедленной съемке, вижу черные приближающиеся когти. И за ними порыв ветра. Он сносит чудовище. В следующий миг вижу, как по полу катается рычащий клубок. Оборотни дерутся.

Я вжимаюсь в стену. Хочу раствориться. Стать невидимой. Сейчас страх в полной мере вступает в свои владения. Порабощает. Парализует. Заставляет кровь застыть в жилах. Сердце бьется о грудную клетку. Разрывается от ледяного ужаса.

– Вальтер, я не хочу причинять тебе вред. Успокойся, – теперь Рэймонд держит за горло седовласого оборотня. – По закону я должен тебя наказать. Ты посягнул на мою собственность.

– Как низко, брат, взять у меня силу, и потом ее же применять против меня, – хрипит. – И из-за кого? Ты в своем уме?

– Одумайся, Рэй пока не поздно! – Катарина нависла сверху на оборотне, пытаясь разжать его хватку. – Ты еще не провел ритуал! Еще нет прочной связи! Услышь нас!

Она разрывает его одежду. Руки на моих глазах превращаются в лапы. Волчица кромсает спину и руки Рэймонда. Кричит. Орет. Уже даже не разобрать слов.

Он делает движение рукой. Сбрасывает Катарину. Она отлетает. Ударяется в стену, так что стена ходит ходуном. На месте ее падения образуется огромная трещина.

– Я сказал свое слово. Если еще хоть раз кто-то дотронется до моей самки, будет отвечать по всей строгости. Это прямое неповиновение альфе. Не мне вам говорить, какая кара ждет посягнувших на истинную альфы, – слова эхом проносятся по залу.

Он повелевает. Приказывает. Подчиняет. Слова живые. В них сила. Его власть.

– О боги?! Катарина! Вальтер! – раздается завывание сзади. – Где ваша выдержка?! Где Разум?! Вы погубите Рэймонда!

Шайна стоит в длинной ночной сорочке, обхватив голову руками, и раскачивается в разные стороны. Словно пребывает в каком-то трансе.

– Не лезь! – рявкает с пола Катарина.

– Вы взываете к его зверю. К агрессии. И это когда луна почти в полной силе! Зверь возьмет свое, и он перекинется. Немедленно прекратите! Вальтер, прозрей, одичалый ты волк! – в радужных глазах девушки блестят слезы, хрупкое тело сотрясает дрожь.

– Она осквернила зал памяти! – шипит черная смерть.

– Откуда ей было знать, что тут находится? Она случайно зашла, и ты это знаешь! – топает маленькой босой ножкой, – И Вальтер это знает!

– Незнание не освобождает от ответственности, – седой оборотень говорит сдавленно, в каждом звуке голоса лютая, неприкрытая ненависть. – За каждое деяние следует расплата.

– Верно, говоришь, брат, – Реймонд поднимается, отпускает его. – Помни о своих словах. За твои деяния тоже следует расплата. Я скорблю вместе с вами, но это не значит, что я допущу самосуд в своих владениях!

Окидывает комнату взглядом. Останавливается на мне. А я так и стою, вжавшись в стену. Мне бы следовало убежать с их глаз долой, пока они были заняты разборками. Не смогла. Тело словно одеревенело. Их ненависть парализовала. Ею пропитан воздух. Горе. Жажда крови. Все смешалось в адский пылающий клубок. Он настолько большой, беспощадный. Давит. Уничтожает. Испепеляет.

Оборотень поднимает меня на руки. Направляется к выходу. Разорванная рубашка, кровь сочится из ран, оставленных когтями Катарины. Утыкаюсь носом в кровь, кожу. В нос бьет запах леса, зверя, сладкий запах крови. Хочется закутаться в него. Убежать от действительности. Забыть.

– Я наведу тут порядок, Рэймонд, – тихий мелодичный голос девушки сейчас звучит как похоронный марш. – Идите…

Физически ощущаю, как кивает головой. Даже боюсь думать, что ждет меня дальше. Страшно анализировать произошедшее. Шок мешает мыслям выстроиться в логическую цепочку.

Мы покидаем это страшное место. Последнее, что слышу:

– Я вам говорила! Предупреждала! Так и будет. Но нет, вы всегда предпочитаете меня не слышать! – Шайна причитает и всхлипывает.

Рэймонд несет меня по ступеням вниз. Уткнулась носом в его грудь. Из-за него я попала в эту историю. Он привел меня в этот страшный дом. Смерть была совсем рядом. Я ощущала ее дыхание. И он же вырвал меня из объятий вечного небытия. Невозможный. Страшный. И сейчас я снова в его абсолютной власти.

Даже не замечаю, куда он меня несет. Только ощущаю порыв свежего ветра. Мы покинули дом. Укладывает меня на заднее сиденье автомобиля. Исчезает на несколько минут. Потом возвращается вместе с водителем. Усаживается рядом со мной. Кладет мою голову себе на колени.

– Они бы меня убили… разорвали на куски… – перед глазами стоят страшные кадры. Переживаю все снова и снова.

– Печать смерти уже много лет лежит на тебе, – раздается бархатный шепот. – Странно, что ты только сегодня ощутила ее прикосновение.

Что опять за чушь! Он что запугивает меня? Мало его братец с женами постарались?!

– Спасибо не скажу, – поднимаюсь с его колен. Сажусь ровно и отворачиваюсь к окну. – Эта ситуация произошла из-за тебя. Свалился на мою голову. Устроил непонятные брачные игры. Этот жуткий случай произошел по твоей вине!

Глава 19

– О, Вивьен, я еще даже не начинал брачных игр, – смеется слишком интимно. Чарующие звуки проходятся теплыми покалываниями по всему телу.

– В этом вопросе тебе ничего не светит, – бросаю зло.

Поворачиваю голову. Он не отвечает, только улыбается обаятельно и немного снисходительно. Его близость дарит чувство защищенности. Оборотень весь в крови. Катарина приложилась, не жалея сил. Странная она. Невольно задумываюсь, что он в ней нашел? Почему выбрал такую жену? Он нее мурашки страха бегут по коже. А какое мне дело? Тут же одергиваю себя.

И все же Рэймонд защитил меня. Пошел наперекор брату и жене. Дрался. Подвел к самой пропасти, к смертельному обрыву, и в последний момент удержал, не позволив упасть.

Меня штормит. Эмоции меняются со скоростью света. То я готова сама перегрызть ему горло, что втянул меня во все это. То хочется вытереть его кровь и обработать раны. Я не понимаю своего отношения к нему. Вот совсем. Ни капли. Еще больше меня пугает происходящее вокруг. Бешеный волк. Безумный дом.

В полумраке автомобиля золотой россыпью блестят его глаза. Он смотрит, как всегда изучая. Обманчивая расслабленность, за которой готовность к молниеносной атаке. В какие игры играет этот хищник?

– Рэймонд… почему у твоих родственников было столько ненависти? – тщательно подбираю слова. Пытаюсь для себя хоть что-то понять. – Из-за того, что я вошла в ту комнату? Или из-за того, что я человек? Почему они хотели меня убить?

Это лишь малая часть, из вопросов, что безустанно вертятся на языке. В принципе любая их фраза нуждается в расшифровке.

– А ты не понимаешь? – бровь выгибается дугой.

– Нет… они вообще говорили так, будто знают меня. Но я никого прежде не видела. Ни одного из них. Ни там… на фото… Откуда столько ярости?

Не отвечает. Приближается ко мне. Берет пальцами за подбородок, поворачивает лицо. Пристальный взгляд пробирается в душу, ощущаю, как теплые золотые лучи скользят внутрь. Бесстыдно меня исследуют. Нагло. Нежно. Остро. И у меня нет желания отстраниться. Не хочется бежать. Я позволяю ему ласкать меня изнутри. Проходится шелковой волной по сердцу, бежать по крови. Снова его магия. Но после пережитого он дарит умиротворение. Побеждает страхи внутри. Уничтожает мои тревоги. Или усыпляет бдительность? Готовит почву для нового жуткого замысла?

– Сейчас не время для этого разговора, – отпускает меня из золотого плена глаз. – Не после пережитого.

– Это забота? – хмыкаю.

– Рациональный подход, – небрежно пожимает плечами.

– Зачем ты меня спас? – во рту мгновенно пересыхает. Почему-то боюсь услышать ответ.

– Не надо было? – в глазах пляшут озорные искры.

– Они ведь тебе ближе, брат… жены… а я… так… – не могу найти слова, что определить свой статус. Пленница. Заложница. Забава от скуки. Ничего из этого не озвучиваю.

– Ты моя истинная, – говорит будничным тоном. Как какой-то малозначимый факт.

– Кто? – хмурю брови. Он и там, в зале упоминал это слово. Но ему я как раз и не придала значения. Больше слух резало – собственность. Это звучит гораздо правдивей. Так оборотень вполне может считать.

– Пара для волка, избранная судьбой, с которой у него неземная связь, – сейчас слышу раздражение. Он даже немного отворачивает голову. Не смотрит на меня.

– Я же не волчица…

– Судьба-шутница порой связывает оборотней и земных самок, – говорит так обреченно, что у самой возникает желание завыть.

– Ну, можно же как-то это изменить? Магия, ваши ментальные штуки?

– Нет, – как отрезает.

– Это ошибка! Не бывает такого! Бред! – отказываюсь верить. Ерзаю на сиденье. Паника, страх, все возвращается. Неизбежность накидывает колючую петлю на шею и душит. Обездвиживает. Перекрывает путь на волю.

– Нет…

Машина останавливается.

– Куда мы приехали? – всхлипываю. Слезы все же вырвались наружу. Ему удалось сорвать защиту.

– В отель. Переночуем тут. Утром вылет, – выскальзывает наружу. Помогает выйти мне.

– Куда ты меня тащишь? Что ты еще задумал? – я на грани истерики. Чаша терпения переполнилась, не могу. Не вынесу!

– Мы полетим в особое место. И завтра при полной луне проведем брачный ритуал, – ведет меня за руку в отель. Самый дорогой в нашем городе. А по мне так очередная клетка.

– Я не дам согласия! Нет! Ты меня слышишь! – бью кулаком по стальному плечу.

Администратор широко нам улыбается. Она его узнает. Вежливая. Чересчур приторная. Лебезит. Словно и не замечает, что мы с ног до головы перепачканы в крови. Деньги? Его умение влиять на людское сознание?

Наклоняется, шепчет мне на ухо:

– У тебя нет выбора. Или свадьба, или стая найдет способ закончить начатое сегодня, – забивает острые гвозди в крышку гроба моей жизни.

Как я сожалею, что не так сильна, как Катарина. Не могу накинуться на него и продолжить начатое ей. Расцарапать наглую ухмыляющуюся рожу. Сжимаю кулаки. Меня колотит от бессилия и ярости. А я даже слова сказать не могу, пока девушка-администратор ведет нас по роскошным коридорам.

Не устраивать же сцену при ней. Хватит с меня позора. Внутри закипаю. Ярость клокочет. Ищет выхода. Дышу, словно пробежала несколько километров без передышки. Что он себе возомнил?!

Нас приводят в огромный номер. Роскошь бьет по глазам. Администратор медлит, сверлит взглядом оборотня. Улыбается. Томно вздыхает. Неужели ее не смущает кровь? Вдруг он только что кого-то убил? Странно он на людей действует.

– Нам нужен еще один номер! – смотрю на него, взглядом прибить пытаюсь.

– Нет. Не нужен, – обнимает меня за талию. Притягивает к себе. – Невеста моя.

– Я серьезно! – отталкиваю, вырываюсь из обманчиво теплых объятий.

Но кто меня слушает. Кому вообще есть дело до моего мнения. Девушка уходит. Оборотень начинает раздеваться. Скидывает с себя разорванную одежду.

– Завтра утром нам привезут новые наряды, – замечает невозмутимо.

– Я не останусь с тобой в одном номере! – бессильно брожу по своей новой золотой клетке. Понимаю, как жалко звучат мои протесты. Что я могу сделать? Ничего.

– Привыкай, – он еще и потешается.

– Никогда я не смирюсь и не привыкну! Я лягу в другой комнате. Да хоть в уборной. Только подальше от тебя!

Равнодушно пожимает плечами. Идет в направлении ванной комнаты. Он уже голый. Даже трусы не оставил. Извращенец!

– Не составишь мне компанию? – поворачивается, глядя на меня, не пряча довольной нахальной ухмылки.

– Не дождешься! – фыркаю.

Оборотень уходит. Слышу шум воды. И у меня кончаются силы. Словно кто-то выключил свет во мне. Падаю на постель. Зарываюсь лицом в покрывало. Плачу. Ну, что за капкан! Как мне выбраться? Это не жизнь. Как он смеет решать, за кого мне замуж выходить! Он не имеет права распоряжаться моей судьбой!

Только правда, она налицо. Я могу сколько угодно кричать: «Нет!», а он все равно все делает по-своему.

– Рэймонд, как свадьба может помешать твоим сородичам убить меня? – говорю сдавленно, продолжая прятать лицо в подушку, когда он появляется в комнате.

– Они не пойдут против священного ритуала единения с истинной. Никто и никогда не посмеет переступить эту черту, – бархатный голос окутывает тело.

– Ты хочешь какой-то магией, или не пойми чем, привязать меня к себе? Навсегда, – сжимаю в руках покрывало. Сейчас я словно озвучиваю для себя пожизненный приговор. – Это безумие!

– Судьба, – садится на кровать. – Брачный ритуал скрепляет навеки, даруя силу, и делает неразделимой пару. Так было испокон веков.

– То есть я тебе нужна, из-за какой-то дополнительной силы? Как дополнительная подпитка? Как батарейка? Как вещь, которую ты будешь таскать при себе? – чем дальше, тем ужасней вырисовывается картина.

– Ты часть меня. Моя сила и уязвимость, – в его голосе слышу обреченные нотки. Он сам не особо рад такому положению вещей.

Неужели в его словах есть доля истины? И поэтому я так хорошо улавливаю его состояние. Чувствую и понимаю то, что в принципе не должна.

– И если меня убьют, после этого твоего ритуала, тебе будет хуже?

– Я уже не смогу полноценно существовать. Вечная агония потери. Непрекращающийся круг адских мук.

– Тогда зачем тебе связывать нас? – поднимаю голову. Он сидит, откинувшись на подушки. Хоть халат нацепил, и на том спасибо. Сверлит черным золотом глаз. – Делать себя уязвимым для возможных врагов? Отпусти. Я уеду далеко-далеко. И каждый из нас заживет, как хочет. И эта… связь… она со временем ослабеет…

– Нет. Она становится крепче с годами. Зов к истинной набирает силу. И волк не найдет успокоения, пока не свяжет себя окончательно, – прикасается к моему плечу. Проводит пальцами по руке. Легкие скользящие движения. – И тебя убьют, если я отпущу. Сразу же. Найдут, в каком бы уголке мира ты ни находилась.

– Получается, единственный выход – этот брак? Нет. Это бред! Не верю я в ни каких истинных и тому подобною чушь! Есть любовь, взаимная между парой. А это… это извращение… издевательство… Рэймонд это же смерти подобно… моя жизнь… полноценная… самостоятельная… ее нет… ничего не будет… – я закрываю глаза, слезы все равно градом льются из глаз.

Как выпутаться? Как вырваться? Горькое отчаяние застилает собой мир. Окутывает меня и тянет на дно. Выжигает веру. Убивает. Хоронит заживо.

– Мы не всегда в жизни делаем то, что хотим. Я тоже не планировал становиться альфой, не хотел брать в жены Катарину, – вздыхает.

Или мне кажется, или мое отчаяние переходит к нему. Ощущаю, как воздух в комнате становится тяжелым, горьким, удушливым.

– Почему не отказался? Зачем идти в жизни по пути, который тебе не по нраву?

– Долг, Вивьен, – вздыхает. – Утратив истинную, брат не мог более управлять стаей. Он слабел, горе все больше уничтожало его сердце. Он и так продержался долго. Пока я был в плену. Но стая слабела. Лидер терял силу. Контроль. Отец и Катарина, как могли, поддерживали порядок. Но это были временные меры.

– А как он ее утратил… та женщина на фото… – язык прилип к небу. Говорить и формулировать мысли становится тяжело. Меня давит горе. Проникает внутрь, кромсает на куски. И это не мое горе. Его.

Жуткие пугающие ощущения. Я действительно ощущаю его эмоции. Они как ураган сокрушают меня. Придавливает к земле. Лишают последних сил.

– Его истинная, она умерла от горя. В тот же день, как утратила свое дитя. Сердце перестало биться. Вальтер выжил, но лишь оболочкой. Душа его почила вместе с сыном и женой, – комнату опутывает леденящий могильный холод. Явственно ощущаю запах смерти. Боль утраты. – И каждый год он будет усыхать все больше и больше. И этого не остановить.

В глазах оборотня читаю обвинение. Осуждение. Ненависть. И эти эмоции адресованы мне. Или я ошибаюсь? Сама себя еще больше запугиваю? И еще какая-то внутренняя борьба. Он сдерживает себя от каких-то действий в мою сторону. Но каких?

Не решаюсь спрашивать подробнее. Понимаю, он переживает ту трагедию снова. Не стоит бередить раны. Перевожу разговор, как мне кажется не в такое трагическое русло.

– А Катарина? Почему ты женился, если не хотел?

– Она утратила сестру. Отца и двух братьев. У нее никого не осталось. Ни одной родной души. Но она нашла в себе силы стать матерью для стаи. Их защитой, опорой, поддержкой.

Делаю вывод. Что все те снимки в комнате – родные Катарины. Потерять семью – ужасно. Я должна понимать ее злобу на весь мир. Но нет, все равно при одном лишь упоминании о ней, мне хочется спрятаться в самый дальний угол. Не вызывает она у меня ни капли добрых эмоций.

– И стая вместе с постом альфы сосватала тебе ее в жены. Да так, что ты не смог отказаться? – выпаливаю догадку. Содрогаясь от законов оборотней. И меньше всего мне хочется становиться частью этого дурдома.

– Да…

– А я слышала, вы все очень счастливо и мило жили втроем, – вспоминаю полный восторга рассказ Шайны.

– Тебе несколько приукрасили положение вещей, – горько усмехается.

Паршиво. Мне паршиво. Ему паршиво. Вот это, наверное, единственное, что нас сейчас и объединяет.

– А что они говорили насчет того, что тебе нельзя принимать облик волка? Это опасно. В чем опасность, если ты оборотень?

– Я долго был в плену волком. Мне кололи препарат, делающий невозможным обратный переворот. И теперь еще три месяца я обязан сохранять человеческий облик, сдерживая своего зверя. Иначе процесс окажется необратим. И, скорее всего, я навсегда останусь волком.

– А ярость и злость способствуют обращению?

– Верно. Еще полная луна взывает к зверю. И с каждым месяцем этот зов все сильнее. И ты, как моя истинная, сможешь успокоить зверя, – наклоняется ко мне. Проводит носом по волосам. – Потому ритуал мы проведем завтра ночью. Более откладывать я не намерен.

Глава 20

Сон. Сладкое забытье. Я давно утратил эту способность. Забыл ощущения безмятежного отдыха. Больше не сплю. Лишь закрываю глаза. Ослабляю контроль, и монстры прошлого, как голодные псы вгрызаются в сознание.

Мне не давали спать. Не позволяли лечь. Всегда на четырех лапах. Были лишь краткие мгновенья передышки, когда от бесконечных ударов отключалось сознание. Тогда я видел стаю. Наши луга. Запах леса. Родные ароматы волков. Время, когда вкус свободы был привычным. Недооцененным. А потом появлялся ее образ. Истинная. Отрава. Она размывает картинку счастья. Окрашивает все кровавой тьмой.

Та, которую я ждал, о которой грезил, стала моим кошмаром. Источником вечной ненависти. Она питала и давала силы жить. Выжить. Выстоять. Чтобы отомстить. Вернуться из небытия. Заставить каждого платить по счетам. Расплачиваться за кровь и страдания.

Надо мной всегда стояло два надсмотрщика. Только мои глаза закрывались, а ноги подгибались, как я получал удар током или плетью. Я привык к боли. Она стала неотъемлемой частью меня. День за днем боль раскрывала разум. Закаляла. Раскрывала. Позволяла чувствовать острее. Боль стала моим учителем. Моей вечной спутницей по нескончаемому кольцу пыток.

Вначале надо мной проводили эксперименты. Кололи неизвестные препараты. И наблюдали за реакцией. Вводили отраву, выкручивавшую внутренности. Пекущую. Обжигающую. Она выжигала нутро. Яркие всполохи закрывали взгляд кровавым туманом.

Порой мне завязывали глаза. Чтобы я терял ориентацию в пространстве. И били. Избивали. Калечили. Ломали лапы. И наблюдали, как быстро повреждения зарастут. Я не просил пощады. Не скулил. Нет. Я ждал. Знал, придет мой час. И каждый из них получит свое. Никто не останется безнаказанным. Их голоса и запахи клеймом выжжены внутри. Их не перепутать. Не ошибиться.

Первые годы я был во власти ученого. Ежедневно меня резали. Избивали палками. Во имя науки. Исследований. Это называлось изучением природы оборотня. Ошейник с ядом мешал перекинуться в человека. Впрочем, я не хотел. Мне нужно было оставаться зверем. Усыпить свою человеческую суть. Чтобы выжить. Стая нуждалась во мне. Месть взвывала к сознанию. Раз за разом вытягивала из небытия. Заставляла принять боль. Принять ее как свою возлюбленную. Позволить разуму раскрыть новые грани. Принять новую силу.

Да, невзирая на ежедневные побои и яд в крови, я креп. Закалялся. Не в физической силе мощь. А в разуме. В контроле над собой. В терпении. Умении выжидать. Найти лучший момент и нанести один удар, который собьет с ног противника. Уничтожит его.

После меня продали в цирк. Тогда на несколько мгновений, отчаяние заползло в душу. Неужели мои враги останутся безнаказанными? Нет. Я одолел минутную слабость. Никто не уйдет. Счета будут закрыты. Это лишь отсрочка. Я приду за ними. Найду каждого. И я нашел. Позже.

Новое место обитания расширило список смертников. Я их считал. Запоминал. В цирке разум окреп. Боль стала родной. И я мог углубиться в познание себя. Наблюдать. Просчитывать план побега. Приближать свой час возмездия.

Меня принуждали, как послушного зверька, устраивать представление людям. Человеческая раса. Ранее я мало сталкивался с ними. Наша стая жила вдали. И лишь иногда мы выходили к человеческим поселениям.

Новое открытие – им нравилось смотреть на издевательства. Они визжали и хлопали в ладоши. Даже приводили свое потомство, с малых лет воспитывая по подобию своему. Мои тюремщики были на удивление изобретательными. Придумывали все новые и новые шоу для развлечения толпы.

Меня резали ножами. Заставляли прыгать через огненные обручи. Вытворять трюки. И после лишали питья. Не давали нормальной еды. Не раз мне хотелось прыгнуть в толпу со сцены. Устроить кровавое месиво. Рвать. Кромсать. Вгрызаться зубами в прогнившую людскую плоть. Этот путь – смерть. Меня бы убили. Одним нажатием на кнопку пульта. Ошейник бы впрыснул в тело смертельную дозу яда. Потому я терпел. Познавал людскую природу. Все грани ее жестокости и подлости.

Зверь убивает в бою. Молниеносно. Он не пытает. Люди же упиваются страданиями. Мучения – это некое изысканное блюдо для них. Со временем я перенял у них этот навык. Перестал даровать врагам мгновенную смерть. Это слишком милосердно. Я воздавал каждому по заслугам его, отплачивал аналогичной монетой.

Нет. Позже я открыл. Не вся людская раса склонна к подобному. Еще есть подвид алчных особей. Эти за шуршащие купюры, не задумываясь, душу продадут. И будут пресмыкаться, подобно тварям ползучим. Бывают и исключения. Редкие экземпляры. В которых можно учуять сострадание, нежность, доброту. Я сделал вывод – это вымирающий вид. Их мало на земле. Ничтожно мало.

А потом на одном из представлений я увидел ее. Истинная. Учуял еще до того, как меня вывели на сцену. Ее запах бил сильнее любых ударов. Мощнее любого яда скручивал нутро. И она смотрела на меня с восхищением. Любовалась зверем, выставленным развлекать толпу.

Она больше не была невинна. Отдалась чужому самцу. Нашла еще одного. Сидела с ним рядом, держась за руку. В глазах – холодное небо. Облака, покрытые инеем. За оболочкой счастья крылась боль. Туман обмана окутывал ее плотным маревом.

Я чуял чувства к другому самцу. Ничтожному. Гнилому. Сколько силы воли понадобилось замереть на месте. Не ринуться к ней. Спасибо, годы боли закалили дух. Не время. Надо ждать.

Самка, запустившая цепь кровавых событий. Принесшая зло стае, мне, не казалась воплощением того самого зла. Я ощущал чистоту. Впервые я был сбит с толку. В ней не было злости. Злорадства. Подлости. Или запах истинной притупил мое восприятие?

Еще я ликовал. Стая выполнила обещание. Не тронула ее. Сберегла для моего возмездия. Я бы учуял утрату. Знал все это время – жива. Но узреть воочию было усладой для глаз. И подпиткой для клубившейся во мне ненависти.

Увидев огненные обручи, она заволновалась. В душе зародился ужас. Странно, чужая боль вызывает отторжение у той, что с головой измазана в крови. Поистине самка сплошных противоречий.

Я мысленно приказал ей не вмешиваться. Сидеть смирно. Беречь себя. Чуял – может полезть, куда не следует. Не ведая того, на смерть пойти. А она должна жить. Очень долго. День за днем. Год за годом расплачиваться.

Шоу ей не понравилось. Я ощущал ее ужас. Страх. Сострадание. Жалость. Она хотела вмешаться. Хотела действовать. Смятение. Душевные метания.

Мысленно повторял: «Уходи. Как можно скорее. Покинь это место!».

Я прыгал через обручи. Впервые совершал промахи. Огонь опалял шерсть. Боль отрезвляла разум. Ненависть прорастала. Холодная. Сдержанная. Выдержанная годами, как дорогое вино.

Истинная, которую я хотел боготворить, вознести до небес, стала стержнем, плотом моей мести. Незнание, глупость, юность, неокрепший разум не оправдание. Эти причины не смоют с нее кровь невинных. Моя боль – ничтожная капля. В сравнении с утратой стаи. Она уничтожила наш мир. И взрастила ненависть в сердце своего истинного волка.

Этого не изменить. Я не могу ее убить. Ей не искупить грехов. Наш союз окроплен ненавистью и кровью. Приправлен диким зовом единения.

Через два года после нашей встречи я вырвался на волю. Каждый из мучителей получил лично от меня «вознаграждение». Я выследил всех до одного. Заставил пожалеть о каждой минуте своего заточения. Возвратил им то, чему они меня упорно все эти годы учили – их жестокость.

Но если я думал, что пытки и мучения в прошлом, я глубоко заблуждался. Настоящий ад начался, когда истинная переступила порог моего дома. Сейчас испытания и лишения в неволе кажутся раем.