Текст книги "Наследник для адского волка"

Глава 33

Прошло три года…

– Мишель, выходи за меня замуж, – вот так удар под дых. Ошарашенно смотрю, как волк, опустившись на одно колено, протягивает мне красную бархатную коробочку с кольцом. Огромный бриллиант переливается в свете ламп, так что слепит глаза.

Вот называется, отметила свой день рождения. И упиралась ведь, не хотела торжества. И теперь на меня устремлены десятки пар глаз, и все ждут ответа. А я как рыба, выброшенная на берег, хватаю ртом воздух и не могу сообразить, как поступить.

– Ты покорила мое сердце с первого взгляда. Мишель, я люблю тебя, и сделаю все, чтобы каждый твой день начинался с улыбки. А наш сын станет самым счастливым ребенком, – так спокойно. Глубокий вдох… выдох.

Хочу возразить, Кай не его сын! Внутри мгновенно поднимается волна протеста. Усилием воли подавляю ее. Я слишком бурно реагирую. Волк действительно очень многое сделал для нас.

Но сейчас, на смену шоку приходит ярость. Он все подгадал, все организовал. Сделал все так, чтобы мне было максимально тяжело отказать. Оборотень поддерживал нас, был всегда рядом, и я не могу опозорить его перед  всеми. Что делать?

– О, неожиданно, – выдавливаю из себя улыбку. – Только ответ я тебе скажу наедине, – кокетливо подмигиваю, наклоняюсь и целую его в щеку.

– Не томи, мы тоже хотим услышать! – выкрикивает Норберт.

Ему оживленно поддакивают присутствующие. Только у Аманды взгляд настороженный. Непонятный. Ее сложно понять, за улыбкой может скрываться такая буря. Что и говорить, адская семейка, от которых мне до конца так и не удалось избавиться.

– Такое решение не терпит спешки, Норберт, – отвечаю милейшим голосом.

Кое-как отшутившись и отбившись от расспросов, сбегаю в сад. Вдыхаю прохладу летнего вечера. Смотрю на звездное небо. Сапфировые глаза, я вижу их всегда, когда смотрю на небо. Прошло почти четыре года с момента его исчезновения, а я помню их в мельчайших подробностях. Черты лица адского волка отпечатались тавром в моем сознании. И чтобы я не делала, избавиться от этого наваждение не получается. Адская метка держит. Она превратила мое сердце в кусок льда. Только сын вызывает во мне теплоту, только он поддерживает жизнь. И еще ненависть. Она крепнет с каждым днем и дает мне силы, улыбаться сквозь боль. Побеждать холодное пекло внутри и жить. У меня получилось приспособиться к новым условиям. Сын дал силы переступить через многое. Он действительно очень необычный ребенок. Магия живет в нем с рождения. И должна признать… без помощи оборотней я бы не справилась.

Тогда я убежала от них. Хотела отгородиться, вернулась домой. Но там было еще хуже. Насмешки соседей, косые взгляды мамы и папы, которые попрекали каждым куском хлеба. В прямом смысле. Когда я ела, смотрели так, словно я вор и нагло краду у них еду.

Потом случилось страшное. Никогда не забуду тот день, когда обезумевший Дуайт хотел убить малыша во мне. Он напал на меня в поле. Потащил в машину, по дороге сыпал проклятьями и рассказывал в подробностях, как уничтожит дитя в моей утробе. Тогда меня спас Эдгар. Но Дуайту удалось сбежать. Мне определенно нужна была защита, и я приняла ее от волка.

Он был очень обходителен. Не надоедал. Заботился. Я вернулась в тот городок в горах в общество оборотней. Вначале было очень сложно, их законы, нравы, желание контролировать. Эдгар оберегал, защищал. Он стал настоящим другом. Сумел сгладить мою неприязнь к нему. За эти годы я узнала волка с другой стороны. Он помог мне открыть магазинчик, Аманда обеспечила жильем. Она тоже как-то незаметно стала частью моей жизни. Меня подкупила ее дикая любовь к правнуку. Когда волчица видит Кая, ее глаза наполняются такой любовью, что я уверена, за него она порвет кого угодно. Мы с ней больше не говорим об… эта тема под запретом.

Эх, хотела бы я также запретить себя думать, вспоминать дьявольские прикосновения. Убеждаю себя, что ему там хорошо, он счастлив, и я должна найти свой путь вопреки всему. Недостоин он мох слез. Только ненависть… и благодарность за сына. За самого лучшего мальчика на земле.

В оборотнях я нашла ту поддержку, которой у меня никогда не было в семье. Далеко не сразу, но я оттаяла, изменила свое отношение к ним. Знаю, что они не так просты. Многих интересует мой ребенок, и его сила, что увеличивается с каждым днем. Но я научилась с ними существовать. Мне тут намного комфортней, чем в мире людей.

– Мое разбитое сердце у тебя в руках, и только ты можешь собрать его по кусочкам! – даже не оборачиваюсь, я учуяла его по запаху прежде, чем он заговорил.

– Эдгар, вот зачем было это делать так, при всех?

– Я поделился, своей радостью. Раскрыл чувства. Полагаю, ты итак знаешь, какие эмоции во мне вызываешь. Как я таю от одной твоей улыбки, и готов на край света бежать, исполняя любые твои желания, – зеленые глаза пожирают меня.

От оборотня исходит возбуждение. Ощущаю дикий жар, похоть, которая рвется наружу. Подобное было и раньше, только в гораздо меньшей степени. Сейчас же он нарочно позволил мне почувствовать все.

Эдгар очень силен. За три года я убедилась, что он не просто так занимает кресло старейшины. Многое мне про него открылось, как и то, что каким-то образом, ему удалось остановить время. Оборотень не стареет. Если при первой встрече я дала ему лет тридцать пять, то на деле он гораздо старше. Точного возраста он так мне и не озвучил. Его боятся даже в совете. Любой приказ исполняется молниеносно. Мне должно льстить внимание волка… на деле нет. Это создает очередную проблему.

Очень многое от него зависит. Когда я тонула в своем отчаянии и одиночестве, когда Дуайт показал, насколько я беззащитна, в жизнь ворвался Эдгар. Он дал мне именно то, в чем я тогда нуждалась – уверенность в завтрашнем дне, дружеское плечо, защиту. Постепенно расположил к себе. Только сейчас понимаю, что это скорее иллюзия свободы. Слишком много у оборотня власти. А что будет, если он применит ее против меня или… Кая?

– Я ведь не твоя истинная, – говорю спокойно. А в душе лихорадочно соображаю, как выкрутиться, да так, чтобы не разозлить его. – На мне метки…

– Не проблема. Я поставлю тебе мою метку. И поверь, после этого для тебя изменится все, – широко улыбается, делает шаг ко мне. Он слишком близко!

– Немного ли меток, – горько усмехаюсь. – Эдгар, прошу, не стоит давить на меня. Тебе ли не знать, как я обожглась.

– Доверься мне, и имя недостойного превратится в пепел, – обнимает меня. – Мишель, я сделаю тебя счастливой. Я возвеличу имя нашего сына, – шепчет мне в волосы.

– Просто дай мне время, – отвечаю практически беззвучно.

Нужно выбить себе отсрочку, чтобы разработать план дальнейших действий. Его прикосновения они неправильные. Так не должно быть, душа сопротивляется.

– Эдгар! Ой… прошу прощения… – к нам подходит Мери.

Оборотень меня отпускает. А я еще никогда так не радовалась ее появлению.

– Что случилось? – волк нехотя поворачивается к ней.

– Там Норберт просил тебя найти… у него срочный разговор…

– Хорошо. Спасибо, – в голосе едва уловимое раздражение.

А я с трудом сдерживаю вздох облегчения.

– Ступай, мы потом поговорим. Я еще прогуляюсь, – стараюсь, чтобы голос звучал ровно, без звенящих ноток радости.

– Я отвезу тебя домой. Кай останется с Амандой, я договорился, – подмигивает мне с самодовольной ухмылкой. Идет в сторону дома.

– Что в тебе особенного, что они все с ума сходят? – шипит Мери, когда оборотень скрывается из виду.

– Приятного вечера, – бросаю беззлобно и ухожу за дом, как можно дальше.

На Мери я не злюсь. Она теперь постоянно в паршивом настроении, и это касается абсолютно всех. Практически сразу после моего возвращения ее бросил Лион. Он вернулся к своей жене. Покинул этот городок. Так ни разу и не увидел внука. Даже когда приезжает по делам, обходит меня десятой дорогой.

Но это отчасти было моим желанием. Я не хотела его видеть и сказала об этом Эдгару. И наши пути так ни разу и не пересеклись. Его жена тоже ни разу не появилась на горизонте. Аманда, сказала, что ее дочь сильно обижена на нее, и избегает всяческих контактов.

Мери очень сильно переживает расставание. У нее до сих пор постоянно опухшие глаза, и пустой потерянный взгляд. Я понимаю ее состояние, слишком сильно оно созвучно с моим. Только у меня есть Кай, у Мери никого.

Как-то она мне бросила, что именно рождение моего сына так изменило ее возлюбленного. Я тогда промолчала. Так и не уловив связи.

Не права, ты, Мери, единственный к кому тянулось мое сердце, так и остался холоден и неприступен. Интересно, придет ли тот день, когда я перестану трепетать от одной мысли о нем? Почему в моем случае время не лечит. Снова смотрю на звездное небо, накатывают непрошеные воспоминания мимолетного счастья…

– Думаешь о предстоящей свадьбе? – замираю. Стальной голос, обернутый бархатной хрипотцой, проходится ледяным раскаленным хлыстом по сердцу. – Я польщен, такое трогательное представление. Едва сдержался, чтобы не прервать воркование голубков, – холодный издевательский смешок.

Очень медленно оборачиваюсь. Не верю. Списываю все на галлюцинации. Это не может  быть он. Невозможно. Нет.

Артас стоит передо мной, темно-синее пламя в глазах полыхает с такой силой, что в меня летят искры. Это не видение. Не иллюзия. Ди Торрес вернулся.

Глава 34

Жадно разглядываю его. Не могу оторваться, сейчас я как завязавший наркоман, перед которым возникло искушение. Я помню, каким дурманящим может быть этот яд. Приросла к земле. Не могу пошевелиться. В голове хаос из мыслей. Ди Торрес выбил почву из-под ног.

Я много раз представляла нашу встречу. Сотни раз репетировала свою речь. Подбирала слова и посылала его как можно дальше. Мне так хотелось показать, как я стала счастлива без него. А на деле, в горле стоит его запах, и нет слов, нет мыслей, только бешеный бег крови, радостно-болезненный стук сердца о ребра.

Ди Торрес сильно изменился. Иссиня-черные волосы припорошило сединой. Ее слишком много за такой короткий период времени. Между бровей пролегла глубокая складка. Взгляд стал тяжелее, словно он тащит неподъемный груз на плечах. Но даже не это поражает, главное – я не ощущаю холода. От него веяло холодом всегда, даже в самые страстные моменты, я ощущала ласковые прикосновения льда. Тогда я с ними срослась. Приняла. А теперь лед исчез, появилась тяжесть, улавливается боль. Он словно прожил, нет четыре года, а целый век. Безумно тяжелый век.

Это сбивает с толку. Ведь, по моим данным, он отлично проводил эти годы, и все у него было феерично. Даже лучше, чем мне бы хотелось.

Я по-прежнему любуюсь его точеным профилем, заворожено смотрю на губы. Я до сих пор помню их вкус, так отчетливо, словно он целовал меня вчера. И седина ему к лицу. Ди Торрес все тот же, но уже другой. Сейчас он больше похож на свой портрет, что когда-то поразил меня. Только теперь тот парень с картины превратился в безжалостного хищника.

Но куда подевался арктический лед? Он остался только в его голосе. Его фраза до сих пор звенит у меня в ушах.

Мы стоим и смотрим друг на друга. Синее пламя теперь не обжигает льдом, оно опаляет жаром, сжигает дотла. И заставляет воскреснуть, чтобы вновь испепелять и порабощать.

– Папа! Папочка! – к нам бежит Кай. Он летит со счастливой улыбкой. Никогда не видела, чтобы сын так улыбался. Малыш тянет руки к оборотню.

Позади него идет Аманда. Ее широко распахнутые глаза устремлены на Артаса, шаги постепенно замедляются. А потом она и вовсе останавливается метрах в двадцати от нас.

– Я так тебя ждал! – продолжает радостно кричать Кай.

Ди Торрес меняется в лице. Приседает на корточки. Протягивает руки к малышу. Глаза блестят. Там что слезы? Нет. Глупости! Мне показалось.

Мой ребенок в опасности, материнский инстинкт срабатывает. Преграждаю дорогу сыну.

– Сыночек, ну что ты, – прижимаю его к груди. Не даю приблизиться к оборотню, – Этот дядя не твой папа.

– Мой! – упрямо крутит головой.

– Малыш, а твоя мама отменная лгунья, – Ди Торрес смеется, хрипло с надрывом. А для меня его смех, как знамение – я снова возвращаюсь в ад…

Неважно, как он теперь выглядит. Неизменным осталось одно – волк пришел, чтобы мучить и истязать. И теперь он планирует впутать в свою дьявольскую игру и моего сына.

– Мама не ври! – поддакивает ему сын.

Они что сговорились?!

Только я ослабляю объятия, как Кай с невероятной прытью высвобождается и прыгает на руки к Артасу. А меня словно гром ударил. Свалил наповал. Картина, которую я точно не могла вообразить, малыш уткнулся носом в грудь волку, Артас прижал его к себе, закрыл глаза и качает, жадно нюхает его волосы. А по щеке бежит одинокая блестящая капля, блестящая, подобно звездам на небе. Его руки… они подрагивают… или это у меня в глазах все мельтешит? Скорее… второе.

Нет. Я не думаю, что сейчас он причинит вред моему ребенку. Нет. Ди Торрес будет действовать изощренней. Он ударит в самое сердце, когда я расслаблюсь. Ладно, я. Но обижать своего кроху, разбивать его надежды, не позволю.

– Я знал, что ты приедешь! – Кай весело смеется.

– Сынок, что ты такое говоришь? Первый раз подобное слышу, – малыш ведет себя дико странно.

Кай никогда не спрашивал меня об отце. Он в принципе редко задавал вопросы. Больше рассуждал или молчал, задумчиво глядя вдаль. Кай необычный, в небесных глазах недетская мудрость, словно он видит то, что скрыто от наших глаз. К этому уже привыкла, как и к магии, что пробуждается в нем. Но подобное поведение несвойственной даже Каю.

Он очень осторожен с незнакомыми людьми. Остерегается. С опаской идет на контакт. С Эдгаром общается сквозь зубы. Принимает от него подарки, вежливо говорит спасибо, а когда волк уходит, первым делом бежит все выкидывать в мусор. На мой вопрос, зачем он это делает, я неизменно получаю ответ: «Нам это не нужно».

– Я не хотел тебя расстраивать. Ты сильно переживала, – малыш еще больше добивает.

Он чувствовал мое состояние?! Мою боль?! Как же паршиво. В душе расползается чувство гадливости, вместо радости и беззаботного детства, я сама того не ведая передавала ему свои страдания. И Ди Торрес в этом виноват не меньше! Нельзя его подпускать. Нельзя, чтобы он вновь взорвал наш мир. Сын не должен страдать!

– Теперь я с вами, – волк гладит сына по голове.

Нет! Никакого с нами! Что он задумал?! Прикусываю язык, чтобы не устроить разборки при ребенке.

– Вот так удивил, внучок, – Аманда подходит к нему ближе. – Зря ты это все затеял.

– Ты сделала свой выбор, я свой, – в голосе спокойствие и холод.

– Уезжай. Так будет лучше для всех нас, и для тебя в том числе, – на ее плечи опускаются две летучих мыши.

Я успела изучить Аманду и знаю, что если она специально не призывает мышей, то ни прилетают, когда волчица нервничает или злится.

– Разговор окончен, – ледяная ярость в каждом звуке.

– Слишком много ты перенял от Лиона, своего нерадивого папаши! – повышает голос, не сдерживается.

– Папа хороший! – вмешивается Кай, смотрит на бабушку, насупив бровки.

– Замечательный,– фыркает, не скрывая сарказма. – Пошли, малолетний умник. Маме надо поговорить… с… твоим… с…Артасом, – волчица также на себя непохожа. Всегда уверенная, властная, сейчас она запинается, озлоблена, и не может даже скрыть своего состояния.

Кай смотрит очень серьезно, по-взрослому, то на меня, то на волка. Деловито кивает.

– Ты права, – снова обнимает Ди Торреса, – Папа я буду ждать! – любовь звенит в его голосе, ощущается в теплом взгляде.

– Я скоро приду к тебе, – Артас улыбается. Неохотно разжимает объятия. Словно не хочет отпускать малыша.

И даже я в своем состоянии не могу отрицать их связь. Она чувствуется слишком остро. На меня накатывает новая волна паники. Мы сейчас останемся одни. Четыре года молчания и боли. Он передо мной. Теперь все изменилось. У меня есть малыш, ради которого я должна быть сильной. Не поддаваться соблазнам и защитить своего кроху.

Отрицать, что Кай сын Артаса бессмысленно. Стоит только взглянуть на мальчика, сразу в глаза бросается дикое сходство. Особенно сейчас, когда увидела их рядом друг с другом. Но волк дает обещания, вселяет веру в сына, как когда-то в меня. Я обманулась, поверила, но не позволю, аналогичным образом сыграть на чувствах Кая.

– Зачем ты приехал? – спрашиваю, когда Аманда с внуком скрылись из виду.

Не спешит отвечать. Долго на меня смотрит, в разум проникает, опутывает сапфировыми нитями. Подходит ближе, я отступаю на шаг назад. Наравне со всеми опасениями, со всем тем хаосом, что он пробудил своим возвращением, я соскучилась. Тут я честна хотя бы перед собой. Годы меня не излечили. Я больна, неизлечимо больна им. Мне надо не дать своей болезни прогрессировать, не позволить полностью завладеть мной. Слишком многое стоит на кону.

– Запомни, каждый, кто прикоснется к моим родным, заплатит жизнью, – слова, как тысячи ударов в сердце.

Он бьет меня своей ложью, близостью, запахом. Мы должны все выяснить сейчас. Разговор неизбежен. Это ад, мой персональный ад, который разгорается опасным пламенем.

– Мы не твой родные! – кричу, осознавая, кошмар повторяется. Я не готова, совсем не готова к его появлению. Беззащитна перед коктейлем противоречивых эмоций.

– Даже если ад покроется льдом, одно останется неизменным – ты принадлежишь мне, – сказал, как вырезал тавро. Он не сомневается, что это так и есть. Считает меня своей вещью. Думает, может мучить, когда ему заблагорассудится! Сейчас гнев выходит на передний план, заслоняя собой все.

– Серьезно? Самоуверенно! – сжимаю руки в кулаки. Впиваюсь ногтями в кожу, до боли, до крови, мне это сейчас необходимо. – Ты реально полагаешь, что можно свалить на хрен, четыре года жить припеваючи, развлекаться с другими… – запинаюсь. Не надо показывать, что меня задевают его бабы. Никакой ревности! Он не заслуживает! – Развлекаться, как тебе вздумается. А потом прийти, свалиться как снег на голову. Искренне полагая, что я как преданная шавка, сижу и жду тебя? Думаешь, я горевала об утрате мерзкого заносчивого кобелины?– эх, все же вырвалось. Не вовремя перед глазами возникли его фотографии с голыми девками. – Забудь и проваливай! У меня новая жизнь, без тебя! – ору, срывая голос, кровь приливает к лицу. Ярость помогает не прыгнуть очертя голову в его сапфировый омут.

– И как же тебе видится твоя новая жизнь? Рядом с Эдгаром? – на губах полуулыбка с оттенком грусти. Делает шаг ко мне, отступаю назад, упираюсь спиной в дерево. Артас нависает надо мной. Его запах стирает грани прошлого и настоящего. От него исходит желание, такое откровенное, что мое тело моментально откликается на зов. Словно волк, не касаясь, лишь одним своим присутствием, запустил одному ему ведомый механизм.

– Без разницы! Это не твое дело! – шиплю, облизываю пересохшие губы. Нельзя смотреть в глаза, нельзя исследовать их вновь. Нельзя падать в темно-синее марево. Второй раз мне не выбраться.

– Ошибаешься, Мишель, – еще ближе. Наклоняется, упирается руками, по обе стороны от моей головы. Заковывает в кандалы, подталкивает к вратам ада. – Ты моя истинная, только моя.

– Ты…ты… там обнюхался чего-то? С катушек слетел? – мой голос предательски дрожит. Глаза наполняются слезами, а душа сгорает, окутанная пламенем от одного только слова. Слово, которое не пахнет ложью, но и не может быть правдой.

– Скорее прозрел…

Глава 35

Мишель… моя Мишель. За четыре года я ни разу не утратил надежды. Знал, мы встретимся. И вот сейчас она так близко, родная. Вдыхать запах истинной пары, я ведь это делаю впервые, осознанно. Не тот суррогат, что мне подсунули. Нет. Вот она истинная, вот она связь.

Я растерян. Слова застревают в горле. Мне нужно так много сказать, а я ограничиваюсь пустыми фразами. Никогда еще не чувствовал себя раздавленным и одновременно счастливым. Мишель, она так и не поняла, что держит мое ожившее сердце в своих миниатюрных пальчиках.

Еще меня сжигает дикая ревность, одержимая и сокрушительная по своей силе. Эдгар был с ней все эти годы. Мог любоваться совершенными чертами, слышать ее голос, звонкий смех. Он был с ней, когда родился мой сын. Он поддерживал ее, утешал и помогал. Он был рядом с моим сыном. Не я.

Ранее часто слышал фразу, что ревность ослепляет. И всегда самодовольно ухмылялся, смеялся, называя ревнивцев дураками, не умеющими контролировать собственные эмоции. Я всегда сохранял трезвость разума до… нее. Марго не ревновал даже к ее жениху. Да жаждал забрать, но даже в те моменты считал, раз она моя истинная, то нет смысла сгорать от ревности. Она будет моей. Точка. Мишель же оголила мои нервы, заставила холодную кровь вскипеть в венах.

Четыре года черная ревность подобно мелким ползучим паразитам сжирала меня изнутри. Грызла нутро, заставляя корчиться в адской агонии мук. Не телесный ад страшил, а внутреннее пекло. Но тогда я еще не знал лиц, не знал, кто с ней рядом, я безумно ревновал ко всем, кто окажется в поле ее зрения. Даже случайным прохожим, ее собеседникам, друзьям, всем, кто имел возможность посмотреть, заговорить, быть рядом. То чего я был лишен.

Физическую боль так легко перетерпеть, я желал ее все эти четыре года, она действовала как обезболивающее для сердечных ран. Когда тело страдало от увечий, я получал несколько жалких мгновений передышки от душевного пекла. Мне они были необходимы, чтобы собраться с мыслями, чтобы вконец не обезуметь. Я цеплялся за физическую боль, порой жаждал ее, чтобы стать сильнее душой.

А ведь тогда, четыре года назад, я был уверен – просчитал все. Совет встанет на мою сторону, у них не останется выбора. И пусть папаша бесится, от него мало что зависело. Мать… ее слезы… ее болезнь, все на его совести. Мери – она не виновата, что влюбилась. Демоническому соблазну противостоять сложно.

Даже тогда осознавал – не отдам, не отпущу Мишель. Хоть еще был так далек от истины. Одурманенный глупец. Я пытался просчитать все наперед, строил планы, был уверен в собственных силах и не заметил, что творилось у меня перед носом. Предвидел мелкие пакости и не учуял ножа в спину.

После заседания совета, помчался к ней. Знал, что Мишель будет под охраной до оглашения решения. Хотел увидеть ее, успокоить, и попросить потерпеть немного. А еще извиниться. Молить о прощении за свое молчание.

Понимал, что ей уже все донесли. Причем поиграли фактами так, чтобы выставить все в выгодном им свете. И тут я их не винил, они использовали козыри, которые я сам дал им в руки.

Молчание – моя ошибка. И я ведь собирался до совета ей все рассказать. Но все оттягивал, хотел насладиться моментами нашей близости. Она согревала меня, наполняла жизнью, и я плавал в этом дурмане и боялся, увидеть в глазах отчуждение.

Один ее взгляд на совете – сказал все. Уничтожил опасения, подарил веру в мифическое счастье. Она меня простит. Уже простила. И тогда за моей спиной выросли крылья, я не сомневался, что выиграю любое сражение, ради нее, ради нас и нашего сына. Своей промерзшей душой ощущал – мы уже зачали сына. Зерно посеяно, и оно непременно прорастет в моей девочке. Я не имел права на проигрыш. Окрыленный ринулся в бой, но не учел – счастье расслабляет, усыпляет бдительность. В самый опасный момент допустил непростительный промах, который на долгие годы забрал у меня родных.

Мчался к Мишель, спешил уловить момент. Успокоить мою девочку, и сказать, что скоро все будет позади. Пусть не волнуется, решение совета будет в нашу пользу. У меня на руках информация, которую они никогда не рискнут придать огласке. Дал понять старейшинам, что сделаю это, если…  Я был готов на все ради нее, уже тогда. Даже когда искренне полагал, что моя истинная покоится в земле. Пусть разумом еще не осознал, но сердце давно учуяло истину.

А потом тьма разбила вдребезги мои радужные и самонадеянные мечты. Судьба повернулась ко мне своей второй стороной, обнажив зубы в адском оскале.

Коридор. Укол в шею. Чернота. Это все воспоминания. Я не учуял приближения врага. Не среагировал. Попался в ловушку как зеленый юнец. У меня было очень много времени проанализировать случившееся, понять промахи. Я пытался вспомнить запахи, звуки, искал любую зацепку, чтобы понять, кто обыграл меня. И ничего. Только укол в шею. Потом темная, обитая металлом каюта с маленьким окошком внизу, через нее периодически появлялась еда.

По непрекращающейся качке сумел сделать вывод – я в море. Сколько продолжалось мое «путешествие» ответа нет. Время остановилось, осталась только душевная боль и ее лицо. Она ведь решит, что я ее бросил. А после открывшейся информации, мой так называемый «побег» ляжет на благодатную почву. И рядом с ней будут мои враги. Я не знаю, кто они, но очевидно – меня устранили, чтобы быть ближе к Мишель. До рождения ребенка ее не тронут. Я обязан вырваться раньше. Любым способом. Выход есть всегда! Нельзя сдаваться. Врагам не победить!

Сейчас понимаю, что в каюте, я еще был преисполнен радужных надежд. Был уверен, что все поправимо. И явно переоценивал собственные силы. Оптимист… смешно до боли…

Голова раскалывалась от всевозможных предположений. Кто? Я не знал своего главного врага в лицо, это спутывало карты. Многие имели на меня зуб. Компромат у меня был на каждого, но вот кто переступил черту? Или это сговор? За четыре года я разобрал свои воспоминания по фрагментам и косточкам, копался в ничего, на первый взгляд, не значащих фактах, пытался выстроить цепочку. У меня были предположения, догадки, но отсутствовали неопровержимые доказательства, подтверждающие и причастность кого-то конкретного. Картину можно восстановить, только вернувшись на родину. Встретившись с противниками лицом к лицу. А это оказалось очень сложной задачей…

В каюту пустили газ, и я снова впал в беспамятство. Очнулся в маленькой пещере. Каменный пол устлан гвоздями. Кровати, койки, матраца, ничего нет. Только гвозди и цепи, которыми я прикован. Еще одинокий фонарь вверху. Вся «роскошь» моих новых апартаментов.

Спать на гвоздях, я думал это невозможно. Ошибался. Можно привыкнуть ко всему. Кроме разлуки с ней. Со временем я научился отключаться на них, и даже не замечал дискомфорта. Подумаешь, штыри впиваются под кожу, если внутри все сгорает в ледяном безумии, если тревоги, подобно кислоте разъедают внутренности. Что с ней? Как она? Ведь переживает, родная. А ей нельзя. Беспомощность и неизвестность – это худшая пытка. Они уничтожают личность, заставляют прогибаться и ощущать себя ничтожеством.

Через какое-то время за мной пришли. Незнакомые мне оборотни. Вывели наружу. Огляделся – маленьких остров со всех сторон окруженный водой и палящее солнце. Попробовал разорвать цепи, напасть на своих конвоиров. Они включили ток. Один момент и я уже валяюсь на земле, корчась в судорогах.

Таких как я тут было больше двадцати. Бесправные рабы, которых заставляли с утра до ночи работать на полях. Мы вспахивали каменистую землю вручную, садили какие-то растения, ничего не прорастало под палящим солнцем. И мы все начинали заново. Конвоиры подгоняли нас кнутами с шипами на концах. Воду тут надо было заслужить. Нам полагался стакан раз в три дня. А если ты смел, высказаться против, послать их или попытаться сбежать, то следовали пытки.

Как мне удалось узнать, мои собратья по несчастью, также были в неведении, где они и почему тут оказались. Мы всегда были в кандалах, одно неверное движение – разряд тока такой силы, что прожигает насквозь. Я ежедневно искал новые способы побега, и каждая моя попытка была обречена на провал. Пытки, к ним тоже привыкаешь, как и к палящему солнцу и рабской бесполезной работе. А вот смириться, что моя Мишель осталась там, совсем одна… это настоящий ад.

Все стало еще хуже, когда ночью, лежа на гвоздях, я услышал крик своего сына. Я увидел его личико. Так отчетливо, словно находился там. Завопил отчаянно, пытаясь разорвать путы, вгрызался зубами в металл и выл, бесполезно метался, ощущая, как гвозди раздирают плоть, и боль физическая неспособна хоть немного заглушить отчаяние.

Именно в момент, когда родился мой сын, я ощутил истинную связь. Мишель моя пара. Не Марго, нет. Морок, опутывающий разум пропал, любовь к истинной заполнила меня до отказа, смешалась с обреченностью, закинув меня в самое сердце пекла.

Я метался, грыз каменные стены пещеры, царапал их руками, пытался разорвать путы, корчился на гвоздях. Не ощущал боли физической, мне выворачивало нутро, от осознания правды. Оттого, что я был рядом с ней, и не смог учуять главного. Позволил падали обыграть меня, забрать истинную. И я так ничего и не успел ей объяснить, сказать.

Когда Эштан нашел меня и стал лепетать об исправлении ошибок, я вначале посчитал его болтовню бредом. Что можно исправить, если трагедия уже случилась? Только наказать виновных. Найти убийцу.

Помог ему спрятаться, старик нажил слишком много врагов. А его боль была созвучна с моей. Я потерял жену и сына, он дочь и внука. Не стало нашей Марго, отчаяние сближает. Также полагал, что Эштан поможет найти гниду, сотворившую кровавое преступление.

И тогда маг рассказал про свою младшую дочь. Лепетал, что спрятал в ней магию и рождение наследника облегчит наши страдания, прервет цепь трагедий. Без устали твердил о каком-то проклятье. Дитя поможет мне избавиться от пут истинной и не загибаться в могильном холоде. А если я этого не сделаю, то сгнию заживо через несколько лет. Гниение души, лед и бездвижье я ощущал все восемь лет после смерти Марго. Я не жил, существовал в склепе страданий и черной энергии, что подобно вампиру высасывала из меня силы.

Но, как оказалось, Мишель понадобилась и Вилсонам, поскольку Дуайт был тоже связан с Марго. Магия моей девочки привлекла стервятников. Но я до последнего не верил бредням Эшана, пока не увидел, как отчаянно Вилсоны ее обхаживают.

Маг лепетал с пеной у рта, что надо позволить Вилсонам пометить Мишель, только тогда магия проснется, и спадут путы, высасывающие из меня жизнь.

«Когда она получит две метки враждующих кланов. Когда прольется кровь чудовища на брачном алтаре, и появится дитя от избранного волка, чары оживут» – эту фразу он неустанно повторял, как заклинание.

Потом… когда узнал ее, моя девочка проросла в меня, заполнила собой душу. Мне уже было плевать на магию. Я просто хотел, чтобы она всегда была рядом. Увы… так и не успел сказать…

Но воронка событий была запущена. Воля мага сбылась.

В то время я не знал главного – она моя истинная. Не понимал в полной мере, деяний Эштана в прошлом. Сидя на своем ложе из гвоздей, ощущая рождение сына, я прозевал, быстро и адски больно.

Дуайт был истинным Марго. И я влез, разрушил их союз. Тут моя вина, повлекшая за собой смерти. Марго… для меня загадка, почему она не хотела своего волка? А вот почему я захотел ее, тут напрашивается только один ответ – Эштан с помощью магии создал искусственную связь. Что-то вроде приворота, но настолько сильного, что даже после ее смерти, я продолжал оплакивать жену и подыхать без нее.