Текст книги "Романс для вора"

Глава 4
ПРОГУЛКА В БАГАЖНИКЕ

Обмен информацией в отечественных тюрьмах во все времена был налажен безукоризненно Ползли по протянутым между окнами ниткам малявы, летели за ограду письма-шарики, выдуваемые через свернутые в трубку газеты, – и никакое самое строгое начальство ничего с этим поделать не могло. Сколько ни махали надзиратели метлами, остервенело сметая со стен паутину бесчисленных «дорог» – все напрасно. Пройдет каких-нибудь пара часов – и «дороги» опять тут как тут.

Ну а уж когда появилась мобильная связь, то и надзиратели дрогнули под неукротимым напором всепобеждающего рынка…

«Кресты» в этом смысле не были исключением.

О побеге Чернова в большинстве камер узнали почти сразу.

Везде только об этом и говорили – радовались позору ментов, обсуждали возможные варианты, делились воспоминаниями.

Доверенные люди смотрящего Мельника тщательно фильтровали всю эту болтовню. К тем, кто действительно что-то видел, подсаживались. Заводили конкретный разговор о деталях. Добытая таким образом информация неуклонно стекалась к Мельнику, а он обдумывал ее и делал выводы.

Поганое это, конечно, дело, вора недостойное, – кума тешить.

Да ведь делать нечего – загнал в угол гад Валуев, придется терпеть до поры – вон даже в церкви радетелям за общее благо грехи отпускают.

Постепенно мозаика сложилась в четкую картину.

Ну и ну!

Мельник даже присвистнул от удивления и прикинул, что пора отправляться на прием к начальнику. Однако проситься к куму в гости – это уж совсем в падлу. Дойдет до зоны – прощай, авторитет, сварочный электрод в башке или полотенце с узлом-удавкой на шее обеспечены.

Мельник подумал и приказал сокамерникам устроить махаловку пошумнее. Когда в камеру ворвались надзиратели, он объявил себя ее зачинщиком, после чего, довольно усмехаясь, отправился в карцер.

Имеющий уши да услышит.

Если гора не идет к Магомету, то умный хачик должен прогуляться сам.

Полковник Валуев дураком никогда не был, разве что в раннем детстве, когда мечтал стать продавцом газетного киоска, – однако это быстро прошло. Поэтому когда ему доложили, что смотрящий Мельник ни с того ни с сего обосновался в карцере, он сразу понял, что к чему.

Есть контакт!

Наверняка нарыл что-нибудь, умывальников начальник и мочалок командир.

Ну что ж, мы нашу гордость припрячем до поры до времени, не до нее сейчас. Пойдем навстречу. То есть на встречу. А уж потом посмотрим, кто еще набегается до посинения. Ой, не понравится тюремной братве, если она узнает, что смотрящий у начальника ищейкой промышлял!

Теперь вы, гражданин Батурин, у нас вот где!

Валуев крепко сжал волосатый кулак, внимательно осмотрел его со всех сторон и, убедившись в том, что кулак выглядит, как всегда, внушительно, направился в карцер.

Карцер представлял собой клетушку без окна площадью примерно шесть квадратных метров. Освещен он был, как операционная в хорошей больнице, – пятисотваттная лампочка солнцем пылала под потолком день и ночь, чтобы нарушителям режима жизнь медом не казалась. Интерьер изысканностью не отличался – шершавые бетонные пол и стены, у противоположной от входа стены голые деревянные нары.

На нарах – Мельник.

Валуев кивнул сопровождавшему его надзирателю, чтобы тот вышел. Надзиратель, звеня ключами, молча удалился в коридор и плотно прикрыл за собой массивную железную дверь с глазком и кормушкой.

– Ну? – спросил Валуев, остановившись прямо под солнцеподобной лампочкой. – Что скажешь?

Он отметил про себя, что Мельник даже и не подумал встать.

Ничего – запишем, потом сочтемся.

– Молодец, начальник, – протянул Мельник, глядя в угол, – я так и думал, что догадаешься.

– Хорош героя корчить! – потерял терпение Валуев. – В камере перед своими уродами синими будешь комедии ломать! Говори, что знаешь!

Мельник поморщился, пожевал губами.

– Ладно, – наконец сказал он нехотя, – люди говорят, видели кое-что.

– Что?!

– По всему выходит, что человечка-то твоего артист увез.

– Врешь!

– Начальник, мне врать при таких раскладах не с руки. Говорю – люди видели. Видели, как под конец разгуляева он к херне этой намылился. Ну, где ящики с динамиками. А после его уже нигде не было, и со двора он не возвращался, точняк. Ящики здоровые – в любой ложись, как в ванну. Вот и думай.

Повисла пауза, во время которой Валуев напряженно ворочал мозгами.

Блядь!

А ведь так оно и есть!

Не удержавшись, Валуев врезал по стене кулаком.

– Ну артист, сука! Подвел-таки под монастырь… – злобно выдавил он и, потирая ушибленный кулак, с ненавистью помотрел на Мельника.

– Кто из твоих гавриков ему помогал?

– Никто. Сам сказал – чужой он нам. С какой стати геморрой наживать?

Валуев поостыл.

– Ладно, молодец. Возьми с полки пирожок. От карцера я тебя освобождаю.

– Э, нет, начальник, – усмехнулся Мельник, – оставь. Я уж лучше досижу, что положено, а то по хатам слухи быстро бегают, сам знаешь.

Валуев внимательно посмотрел на него, смахнул пот с плеши, которую успела изрядно подрумянить пятисотваттная лампочка и, невесело вздохнув, постучал в дверь.

– Хер с тобой, сиди, – нехотя буркнул он через плечо, выходя, – скажу, чтобы свет тебе на ночь выключали.

По пути к себе в кабинет Валуев с трудом удерживался от того, чтобы перейти на бег трусцой. Теперь главное – срочно доложиться наверх, любой ценой опередить этого майора из УБОПа, который целый день болтался по изолятору, вынюхивал, выспрашивал. Вылетела из головы его фамилия – Боровик, что ли? Да, точно, Боровик. И ведь не избавиться было от этого Боровика – как же, прикрыт приказом из управления! Знать бы, что он там нанюхал.

Валуев ворвался в кабинет, схватил трубку, быстро набрал знакомый номер.

– Товарищ генерал-майор? Докладывает полковник Валуев. Василий Кимович, есть ценная информация, мое расследование дало результаты.

Выслушав доклад полковника Валуева, генералмайор Безродный призадумался. Дело принимало интересный оборот.

Весьма интересный.

Так.

Очень хорошо, что Самоедов ввиду напряженности текущего момента решил задержаться в Питере на несколько дней. Сейчас самое время еще раз повстречаться, обсудить новые обстоятельства. Пожалуй, лучше всего сделать это там же, где и в прошлый раз, у Петрова в «Пульсе» – и помещение подходящее, хорошо оборудованное, да и Петров небось переживает, ждет новостей.

Тоже мне, региональный босс…

Безродный усмехнулся, полистал ежедневник, отыскивая питерские координаты Самоедова. У Самоедова губа не дура, обосновался не где-нибудь, а в гостинице «Кристалл-Палас», прямо на Невском.

Ну что ж, имеет право, да и до «Пульса» рукой подать.

Когда через пару часов Безродный вошел в кабинет Сергея Ивановича, Самоедов был уже там. Все было, как в прошлый раз, – закрытые наружные ставни, полумрак, мягкий свет зеленой лампы, в углу кадка с экзотическим растением диффимбахией. Безродный машинально покосился на нее – молодцы, самоедовский окурок уже убрали.

– Ну давай, радуй, Василий Кимович, – нетерпеливо приветствовал его Самоедов.

– Докладываю. Достоверно установлено: Чернов вывезен вместе с аппаратурой певца Меньшикова непосредственно после концерта во дворе изолятора.

– Кем установлено? – быстро спросил Самоедов. – Клинт Иствуд этот твой разродился, Боровик?

– Расследование Боровика пока не дало результатов. Полковник Валуев постарался, начальник «Крестов». Поработал с контингентом.

– Интересно, интересно, – Самоедов перевел взгляд на Сергея Ивановича. – Значит, Меньшиков. Ну а ты что скажешь, Иваныч?

Сергей Иванович хоть и был напуган историей с Черновым, однако и о предыдущем своем задании не забывал. Поэтому сразу сопоставил события.

– Скажу, что это еще и лучше, – твердо ответил он. – Теперь Меньшиков окончательно у нас в руках! Нет нужды возиться со Стропиллой, искать винчестер. Припугнем организацией побега – запляшет, как миленький, соловьем запоет. Куда скажем – туда и поедет и не пикнет.

– Тебе, Иваныч, где бы ни работать, лишь бы не работать, – недовольно пробурчал Самоедов. – Обрадовался, нет ему нужды со Стропиллой возиться! Не надейся, еще повозишься. А вот насчет Меньшикова ты, пожалуй прав. Нет худа без добра…

Самоедов почесал нос, внимательно посмотрел на Безродного.

– Слушай, Василий Кимович, а Клинт Иствуд-то этот твой хваленый никак нам врет? – внезапно спросил он.

– Адольф Богданович…

– Пятьдесят девять лет уже Адольф Богданыч! – отрезал Самоедов. – Тупой вертухай вмиг распутал то, к чему великий спец даже и подступиться не сумел? Ты что гонишь-то? Давай колись, выкладывай все, что знаешь!

Безродный потупился.

Передвинул какую-то папку на столе Сергея Ивановича.

– Скажу честно. Мне самому показалась подозрительной медлительность Боровика. Я навел справки. Боровик – друг детства Романа Меньшикова.

– Так что ж ты совал его нам, как крашеное яичко в Пасху? – взорвался Самоедов. – Раньше нельзя было справки навести? Конечно, врет, поганец, дружка спасает! Смотри, генерал-майор, твоя кандидатура, ты за него ручался!

Сергей Иванович со злорадством отметил, что Безродный заметно побледнел.

Однако самообладания он все же не потерял.

– Адольф Богданович, важен результат. Концы обнаружены, теперь добраться до Чернова не составит труда. Одновременно мы получаем подарок – надежнейший и постоянный рычаг влияния на Меньшикова.

– Подарки получать невелика заслуга, Василий Кимович, – Самоедов опять взял себя в руки, – а вот с теми, кто не оправдал доверия, надо разбираться. Причем беспощадно. Чтобы другим неповадно было. Это и к тебе относится, Сергей Иванович, Стропилло – твоя забота!

Сергей Иванович молча проглотил упрек.

Самоедов закурил, собираясь с мыслями, машинально сунулся было к кадке с диффимбахией стряхнуть пепел – однако опомнился, пододвинул к себе серебряную пепельницу.

– Слушайте сюда, други ситные. Раз Боровик с Меньшиковым одной веревочкой связаны – разбираться будем с обоими. Но и о делах наших главных не забывать. Есть кое-какая мысля. По всему выходит – появился у нас шанс одним ударом поубивать всех зайцев в округе. Совсем уж лохами будем, если не воспользуемся. Однако придется попотеть. Всем.

Сергей Ивановыч и Безродный синхронно кивнули, выражая полную готовность. Судя по всему, к Самоедову вернулось хорошее настроение. Он приподнялся из кресла, посмотрел было на пепельницу, махнул рукой и щелчком отправил окурок в кадку.

– Значица так, как говаривал товарищ Жеглов. Диспозиция будет следующая…

* * *

Роман стоял на балюстраде Исаакиевского собора и, опершись руками на шершавый каменный парапет, следил за проплывавшими облаками.

Ему страшно хотелось пить, но к ларьку, который виднелся далеко внизу, нужно было спускаться по узким винтовым лестницам, а времени на это уже не оставалось. С минуты на минуту должно было произойти что-то очень важное, но что именно, Роман забыл, однако знал, что он должен оставаться здесь, чтобы не пропустить это.

Посмотрев в сторону переулка Антоненко, Роман неожиданно увидел Леву Шапиро, который стоял на углу и, подпрыгивая от нетерпения, размахивал какимто небольшим предметом. Роман напряг зрение и, к своему удивлению, смог разглядеть, что именно было в руке Шапиро.

Это был компьютерный винчестер.

Присмотревшись повнимательнее, Роман прочитал серийный номер и окончательно убедился в том, что это был именно тот винчестер, который пропал несколько дней назад и из-за которого началась вся эта катавасия.

Рядом с Шапиро стояли Арбуз и Боровик, которые тоже смотрели на Романа и делали ему знаки. Странно… Ведь Арбуз с Боровиком не встречаются. Может быть, произошло что-то, о чем Роман не знает?

Странно…

И вообще – слишком много странного.

Чего он ждет на балюстраде собора?

Откуда взялся винчестер?

Почему Арбуз с Боровиком улыбаются ему и машут руками – дескать, спускайся, долго еще тебя ждать?

А как он смог прочитать серийный номер на винчестере с такого расстоянии?

Что-то было не так.

Тут из-за угла вышел маленький Каценеленбоген, который держал в руке какой-то предмет, и в этом предмете Роман с ужасом узнал отрезанную голову шапировской любовницы Марины. С искромсанной шеи на асфальт падали красные капли, и Роману стало не по себе. Пересохшее горло схватила судорога, и Роман почувствовал, что его сейчас вырвет.

И вдруг за его спиной раздался детский возглас:

– Мама, смотри!

Роман, понятное дело, не был мамой этого ребенка, но машинально оглянулся.

Девочка лет десяти указывала куда-то пальцем, и, посмотрев в ту сторону, Роман увидел быстро приближавшийся к собору «Ил-86», в кабине которого сидел знакомый азербайджанец из магазина «24 часа».

На зеркале заднего вида болтались четки, а за уплотнитель стекла были засунуты несколько лазерных дисков, которые, по убеждению некоторых водителей, защищают от дорожного радара.

Какое зеркало заднего вида? Какие диски? Это же самолет!

И он летит прямо на меня – дошло вдруг до Романа.

Он дернулся было бежать, но, поняв, что метаться поздно, посмотрел в глаза азербайджанцу. Тот довольно улыбнулся, и в этот момент самолет врезался в собор чуть ниже того места, где стоял Роман.

Раздался оглушительный грохот, Роман почувствовал, как опора ушла из-под его ног и он полетел вниз в туче пыли вместе с обломками камня, кусками балюстрады, смятыми листами зеленой кровельной жести, каменными ангелами и людьми, всего лишь несколько секунд назад стоявшими рядом с ним.

Романа развернуло лицом вверх, и он увидел, как огромный золоченый крест, покачнувшись, наклонился, а потом вместе с фрагментом купола провалился внутрь собора. Раздался громовой удар, и из пролома, в который упал крест, поднялось облако пыли.

А Роман все падал.

В его голове мелькнула мысль о том, что он давно уже должен был лежать под грудой развалин, но этого почему-то до сих пор не случилось. Вокруг Романа мелькали толстые обломки стен, каменная крошка, человеческие тела, и этому не было конца.

Вдруг Роман с удивлением услышал, что сквозь грохот, скрежет и истошные человеческие крики прорвался совершенно неуместный звук дверного звонка. Причем именно того самого звонка, который имелся в прихожей его квартиры.

Этот знакомый звук становился все ближе и громче, потом картина катастрофы подернулась рябью, и Роман проснулся. С трудом открыв глаза, он сглотнул и почувствовал, что во рту сухо и пыльно, как во внутренностях старого телевизора.

Звонок звонил не переставая, и Роман, прохрипев несколько матерных слов, с трудом сел. Комната тут же поплыла вокруг него, но, схватившись дрожащей рукой за спинку кровати, Роман смог удержать равновесие.

На стуле сидел Шнырь, который внимательно и даже как бы с любопытством следил за Романом.

– Это ты насрал мне в рот? – прошептал Роман и медленно встал.

Из прихожей доносился непрекращавшийся звон.

На глаза Роману попалась коробка с немецким пивом, и он понял, что нужно немедленно промочить горло, иначе будет совсем плохо. А тот кретин, который стоит за дверью и настырно давит на кнопку звонка – подождет.

Вытащив из коробки одну из остававшихся в ней трех бутылок, Роман присосался к горлышку и оторвался от него только тогда, когда бутылка опустела.

Жадно вздохнув несколько раз, словно он только что вынырнул из-под воды, Роман бросил бутылку в угол и взял вторую.

А звонок все не умолкал.

– Звони, звони, – сказал Роман, открывая пиво, – вот я сейчас открою дверь и позвоню тебе по башке…

От второй бутылки он отпил только половину и, сочтя, что пока хватит, направился в прихожую, хватаясь за стены, потому что его кидало из стороны в сторону, а пол предательски уходил из-под ног.

Открыв дверь, Роман с трудом сфокусировал глаза на стоявшей за дверью фигуре и узнал Шапиро. За его спиной виднелись какие-то люди, но Роман тут же забыл об этом.

– Ну заходи, – сказал он и шагнул в сторону.

При этом его повело, и Роман повалился на вешалку, сорвав висевшую на ней одежду. Рухнув на пол, Роман ощутил себя лежащим на потолке и обеспокоенно сказал стоявшему внизу Шапиро:

– Ты только осторожно… Здесь у меня штормит. Пива хочешь?

– Потом, потом, – торопливо ответил Шапиро, колыхаясь и ускользая из фокуса, – поехали со мной, дело есть.

– Куда поехали-то? – спросил Роман, шевеля непослушными руками и пытаясь спуститься вниз, на пол.

– Там узнаешь. Важное дело.

– Дело… – Роман почувствовал, что пиво дошло куда надо и в теле появилось сладкое ощущение блаженства. – Дела у прокурора… Дело, тело, надоело…

Глаза Романа закрылись, и Шапиро вместе с прихожей, а заодно и со всей вселенной исчезли.

Шапиро оглянулся на уже вошедших в прихожую людей и сказал:

– Ну вот, видите…

– Видим, – кивнул один из них, постарше и посолиднее, – но это ничего.

Он обернулся к двум другим и приказал:

– В машину его.

Те сноровисто взяли Романа за руки-ноги и потащили его вниз по лестнице.

– А вы, – главный снова повернулся к Шапиро, – помните, что хоть я и не беру с вас расписку о неразглашении, длинный язык может сослужить вам плохую службу.

– Я… я понимаю, – ответил бледный Шапиро.

– Вот и хорошо, – кивнул главный, – так что желаю здравствовать. Мы вам еще позвоним.

Он вышел из квартиры, а Шапиро бросился к окну и успел увидеть, как бесчувственное тело Романа закинули в просторный багажник «мерседеса», на котором Шапиро привезли к Роману, затем трое сотрудников отдела по борьбе неизвестно с чем неторопливо уселись в машину, и «мерседес» медленно выехал из двора.

Шапиро вытер со лба пот, потом прошел в комнату и, обнаружив в углу коробку с последней бутылкой пива, сказал тершемуся у ног Шнырю:

– И не надейся. Здесь только одна.

Достав бутылку, он открыл ее и, сделав несколько глотков, вышел в кухню.

Там он уселся за стол, закурил и обратился к Шнырю:

– Может быть, ты сможешь объяснить мне, зачем эти люди выдернули бедного Шапиро из теплой постели? Они что, не могли сами, без меня, приехать к Роману? Зачем я им понадобился? Не знаешь?

Шнырь не знал, а если и знал, то молчал, как партизан в вытрезвителе.

– Молчишь, – вздохнул Шапиро, – и вообще, кто они такие? Удостоверения… Ну да, удостоверения, но я не успел прочитать, с чем они там борются. Плохо это все…

Шнырь промолчал, а потом подошел к холодильнику и стал царапать дверь когтистой лапой.

– Жрать. Тебе бы только жрать, – огорченно сказал Шапиро, – а как помочь Шапиро советом, так нет тебя…

Шапиро снова вздохнул, потом встал и, отпихивая ногой оживившегося Шныря, подошел к холодильнику.

Глава 5
БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ И ЕЩЕ РАЗ БЕЖАТЬ!

Арбуз сидел за стеклянным столом и, вертя в пальцах авторучку, слушал доклад одного из бригадиров, наиболее приближенного к нему сотрудника Володи Тюрина, которого, понятное дело, все называли Тюрей.

– Мне прям неловко, Михаил Александрович, – гудел Тюря, – но я выяснил, что студию Меньшикова грабанули наши братки.

– Что-о? – Арбуз сломал авторучку пополам и подался вперед. – Что ты сказал?

– Ну, это, – Тюря вжался в спинку кресла, – наши, стало быть, братки там были.

– Кто именно? – прищурился Арбуз. – Говори! Тюря вздохнул и, чувствуя, что обрекает братков на долю горькую, ответил:

– Батон, Щербатый и Глюк.

– Так, – Арбуз зловеще кивнул, – хорошо. Быстро их ко мне. Быстро! Одна нога здесь, другая там! И зачем я их зову – не говори. Понял?

– Понял.

Тюря вскочил и выбежал из кабинета.

– Ну, блядь, я вам устрою… – произнес Арбуз и нажал на кнопку селектора.

– Да, Михаил Александрович, – пропищал в динамике нежный голос Танечки.

– Принеси-ка мне кофейку, – распорядился Арбуз.

– Сейчас, Михаил Александрович, – ответила Танечка, и селектор умолк.

Через минуту дверь бесшумно отворилась, и Танечка поставила перед Арбузом маленький поднос, на котором имелась дымящаяся чашка кофе и кусочек сахара на отдельном блюдце.

– Спасибо, Танечка, – улыбнулся Арбуз, – что бы я без тебя делал? Кстати, скоро ко мне придут люди, так ты, пока они будут здесь, всех остальных заворачивай, пока эти не уйдут.

Танечка кивнула, потом скромно потупилась и пошла к двери, виляя бедрами больше, чем обычно. Она не понимала, почему такой видный мужчина, как Михаил Александрович, до сих пор не не обратил на нее своего особого мужского внимания, и это разжигало в ней как любопытство, так и желание.

Она вздохнула и вышла из кабинета.

Арбуз, проводив ее взглядом, тоже вздохнул и подумал, что если он все-таки решит завалить Танечку в койку, сначала нужно будет ее уволить.

Из принципиальных соображений.

А поскольку в качестве секретарши она все-таки представлялась ему гораздо нужнее, чем в качестве любовницы, койка отменялась. Арбуз с сожалением вздохнул еще раз и, взяв с блюдечка кусок сахара, бросил его в чашку и стал задумчиво вертеть в чашке ложкой.

Примерно через полчаса в приемной послышались голоса, и Арбуз, который успел за это время выпить еще две чашки кофе, нехорошо усмехнулся. В дверь постучали, и на пороге показались Батон, Щербатый и Глюк.

– Ну заходите, – Арбуз холодно улыбнулся и встал. – Кто у вас старший? Кажется ты, Батон?

– Ну какой я старший, – Батон пожал плечами, – так, слегка…

– Слегка, говоришь? – Арбуз вышел из-за стола. – А ну-ка сядь в мое кресло.

– Зачем? – удивился Батон.

– Сядь, – жестко приказал Арбуз.

Батон, чувствуя что-то неладное, весь сжался, однако обошел стеклянный стол и осторожно уселся в мягкое министерское кресло Арбуза.

Арбуз критически осмотрел его и задумчиво сказал:

– Нет… Все-таки что-то не так. А ты как думаешь?

– Что я думаю? – Батон вовсе растерялся.

– Подходит тебе это кресло? Это место? – заботливо спросил Арбуз.

– Ну, это… Это ведь ваше кресло.

– Правильно, – кивнул Арбуз и повернувшись к Щербатому и Глюку, которые так и стояли у двери, сказал:

– Сядьте на диван, не маячьте.

Братки быстро уселись на диван и притихли, не понимая, что происходит.

– Да, – сказал Арбуз Глюку, – это мое кресло, и это мое место. А твое место – знаешь, где?

Он подошел к столу и, опершись руками на его стеклянную поверхность, наклонился к замершему Батону.

– Твое место – под нарами. Хотя нет… Твое место – у параши. Понял?

Арбуз выпрямился и, сложив руки за спиной, медленно заговорил:

– Ты, гнида, шестерка вонючая! Может быть, ты решил, что ты сам себе хозяин? Что Арбуз уже не годится, чтобы принимать решения? Вы, козлы винторогие, сами решаете, куда идти и какие дела делать? А я, стало быть, уже не при делах? Может быть, ты уже решил заказать меня и занять мое место? Ну что же… И так бывает. А может быть, ты уже стал вором в законе, только я по своей глупости не знаю об этом? А?

Батон съежился под градом падавших на него риторических вопросов и боялся даже дышать.

– Ты, пидор, – продолжал прессовать его Арбуз, – ты что себе думаешь? Вы, уроды, идете грабить студию моего друга и думаете, что такой косяк сойдет вам с рук? Так я тебя грохну прямо сейчас.

Арбуз подошел к сейфу и вынул из него огромный позолоченный «Магнум» пятидесятого калибра.

– Ну что, козел, сделать тебе дырку в башке? – спросил Арбуз и передернул затвор пистолета.

Батон молчал.

– Не слышу ответа! – сказал Арбуз и приставил ствол к голове Батона.

Батон закрыл глаза и еле слышно прошептал:

– Нет, не сделать…

– Ах, не сделать… – протянул Арбуз и опустил пистолет, – было бы странно, если бы ты ответил – сделать. Ну ладно, убить тебя я всегда успею.

Арбуз брезгливо посмотрел на Батона и сказал:

– Вас, любезный, не затруднит освободить мое кресло?

Батон выскочил из-за стола, как пробка из бутылки.

– Туда, – Арбуз кивнул в сторону дивана, на котором жались Глюк и Щербатый.

Усевшись на диван рядом с корешами, Батон зажал дрожащие руки между колен и уставился в пол.

Арбуз же, сев в свое кресло, положил пистолет на стол и приказал:

– Рассказывайте, кому отдали винчестер.

Батон посмотрел на братков и как старший группы сказал:

– Мы его этому… Стропилле отдали.

– Стропилле? Интересное дело… Ну и что дальше?

– А дальше ничего, – ответил Батон и сжал зубы.

Он понимал, что если Арбуз узнает, что именно они же и подложили винчестер в машину Романа, тут же им всем и конец.

Арбуз может убить их всех прямо тут.

С него станется.

Щербатый с Глюком тоже понимали это, поэтому благоразумно молчали, предоставив Батону вытаскивать их из беды.

– Получили от него десятку и отвалили.

– Десятку чего? – спросил Арбуз.

– Десятку долларов, – неохотно ответил Батон.

– Десять тысяч долларов? – удивился Арбуз. – Неплохо, неплохо! Шестерка берет с заказчика за ограбление десять тысяч долларов… Ну а мне-то, мне – бедному криминальному авторитету, который пролетел в этом деле, как фанера над Магаданом, вы что-нибудь оставили? Ну хоть долларов пятьдесят? А?

Батон снова сжался и уставился в пол.

– Не оставили… – горестно вздохнул Арбуз. – Айяй-яй!

– Так это, – пробубнил Батон, – деньги в целости, может…

– Может, отдать их мне? – перебил его Арбуз. – То есть деньги за ограбление моего друга принести мне. Прекрасно! Отлично! Неси, но только знай, что ты их сожрешь, падла вонючая.

Арбуз взял пистолет и, повертев им в воздухе, сказал:

– Валите отсюда! И ждите моего решения. Я еще не знаю, что с вами делать. И, между прочим, имейте в виду, что все вышесказанное относится к каждому из вас. Быстро вон!

Братки исчезли из кабинета со скоростью падающего в колодец ведра, и Арбуз удивленно поднял брови.

– Да, – сказал он, – ноги они быстро делают…

Убрав пистолет в сейф, Арбуз снова сел в кресло и, нажав на кнопку селектора, устало произнес:

– Танечка, еще кофе. И коньяку. Да, и еще – Тюря там далеко?

– Нет, Михаил Александрович, он внизу, в магазине, с ребятами треплется.

– Давай его сюда. Но сначала – кофе и коньяк.

Когда Тюря вошел в кабинет Арбуза, он увидел босса в явно расстроенных чувствах. Перед Арбузом стояла бутылка коньяка, а рядом с ней – две рюмочки, одна из которых была пуста.

– Присаживайся, Володя, – гостеприимно повел рукой Арбуз. – Выпьешь со мной?

– Ну, это… – Тюря смущенно улыбнулся. – С вами – отчего ж не выпить-то.

– Вот и я говорю, – кивнул Арбуз, – давай наливай себе сам.

Тюря осторожно уселся на стул напротив Арбуза, налил себе коньячку и, подняв рюмку, сказал:

– Вы извините, Михаил Александрович, но… Может, проблемы какие? А то у вас вид такой… Расстроенный.

– Все ты видишь, – усмехнулся Арбуз, – ничего от тебя не скрыть. Даже страшно. Ну, будь здоров!

Арбуз выпил коньяк, и Тюря последовал его примеру.

– Ты лимончик возьми, – посоветовал Арбуз и сам взял с блюдечка тонкий ломтик лимона, – с коньяком в самый раз.

Тюря закинул в рот прозрачный желтый кружочек, а Арбуз закурил и сказал:

– Прав ты, Володя, есть проблема. Эти трое уродов…

– Батоновские братки? – уточнил Тюря.

– Они самые. Ты ведь знаешь, что Роман Меньшиков мой друг?

– Ну как же! – Тюря улыбнулся и развел руками.

– Вот… А эти пидоры безголовые приняли от одного человечка заказ и ограбили его студию. Украли компьютер с его последним альбомом.

– Постойте, – Тюря нахмурился, – это вот то, о чем в газете писали? Что Роман – вы извините, конечно, – сам у себя украл винчестер с альбомом?

– Да, именно об этом и писали.

– А двинул, значит, Батон со своими уродами… Ну так я вам скажу, что я и не поверил тому, что в газетке пропечатали. Я просто молчал, не мое это дело, он ведь друг вам… А теперь получается вот оно как!

– Да, – Арбуз грустно кивнул.

– Ну так это, они сейчас через магазин вышли, так может, завернуть их?

– Не надо, – Арбуз махнул рукой, – я им только что вставил по самые помидоры. Пусть пока подумают.

– Так это… Вы, конечно, извините, Михаил Александрович, но за такие косяки вставлять нужно так, чтобы на носилках выносили!

– Правильно понимаешь, – одобрительно сказал Арбуз, – и поэтому, если я приму по их вопросу какое-нибудь специальное решение, то поручу его именно тебе. Справишься?

– Обижаете, – гордо нахмурился Тюря.

– Ладно, ладно, – засмеялся Арбуз, – все путем. Успокойся. А пока… Налей-ка, брат, еще по рюмочке.

Тюря наполнил рюмки коньяком, Арбуз взял свою и, рассматривая ее на свет, задумчиво сказал:

– А человечек этот… заказчик, он человечек, в общем-то, известный. Пиратским делом занимается. Лазерные диски, DVD, музыка, программное обеспечение, короче – махровый пират. Зовут его – Андрей Стропилло.

– А, знаю! – оживился Тюря. – Знаю такого.

– Тогда бери его за жабры и – сюда ко мне. Буду из него душу вынимать.

На лице Тюри отразилось сомнение.

– Что-нибудь не так? – спросил Арбуз.

– Да, Михаил Александрович, – кивнул Тюря, – есть проблема. Стропилло этот, он ведь пират не простой, он пират известный, и крыша у него серьезная. Так что – сами понимаете, нужно все правильно сделать.

– А кто у него крыша?

– А крыша у него – Квадрат.

– Квадрат… – Арбуз медленно кивнул. – Ну что же, Квадрат – человек действительно уважаемый, но ведь и я тоже не на помойке найденный, как ты считаешь?

Тюря только развел руками, признавая тот непреложный факт, что такие люди, как Арбуз, на помойке не валяются.

– Вот, – кивнул Арбуз, – а поэтому мы сейчас позвоним уважаемому человеку Квадрату и дипломатично с ним поговорим.

Арбуз выпил коньяк, подмигнул Тюре, и, подвинув к себе телефонный аппарат, выполненный в виде автомобиля «Феррари», снял трубку.

Набрав номер, он взял сигарету и указал глазами на зажигалку, лежавшую на дальнем конце стола. Тюря поднес шефу огонек, Арбуз прикурил и, поблагодарив помощника кивком, сказал в трубку:

– Анатолий Семенович? Добрый день, уважаемый! Это вас Михаил Александрович беспокоит.

– А, Мишель, добрый день! – ответил Квадрат. – Как здоровье, как дела?

– Здоровье нормально, спасибо, Толик! А дела… В общем – тоже нормально, но имеется небольшая проблемка. И без тебя мне никак не обойтись.

– Ну что же, чем смогу… Давай говори.

– Ты слышал историю с певцом нашим?

– Да слышал… – по голосу Квадрата было слышно, что он поморщился. – Эта история, Миша, дерьмом пахнет. Какой-то в ней левак имеется.

– Точно! – воскликнул Арбуз. – Ты понимаешь меня с полуслова.

– Ну так мы же с тобой понятливые ребята, – усмехнулся Квадрат.

– Вот именно. И есть в истории этой очень для меня огорчительный нюанс. Оказалось, что студию поставили мои люди.

– Да ты что! – поразился Квадрат. – А ты-то что?

– Так ведь я не знал ничего, они решили, что сами с усами.

– Ну так надо им эти усы оторвать! Вместе с головами.

– Это никуда не денется. Но есть и еще один нюанс. Как раз по поводу этого нюанса я тебе, Толик, и звоню.

– Я слушаю тебя, Мишель.

– Под тобой человечек один ходит, по пиратским делам. Знаешь такого?

– Конечно, знаю, – ответил Квадрат, – все бедным прикидывается. И такой, понимаешь, жучара – никак его на укрывании доходов не поймать! Хоть ОБХСС вызывай! Платит, конечно… Но с большим скрипом и мало. И, к слову об усах, они у него вечно в соплях.

– Значит, мы понимаем, о ком речь?