Текст книги "Романс для вора"

ЭПИЛОГ

Роман сидел у овального иллюминатора и держал в руке бутылку пива.

Далеко внизу медленно проплывала поверхность Земли, расчерченная сельскохозяйственными квадратиками, извилистые узкие реки ослепительно блестели, отражая солнечный свет, и казалось, что Солнце на самом деле внизу, а реки – это просто причудливые щели, сквозь которые прорываются его лучи…

Роман оторвался от гипнотизирующей картины и приложился к бутылке.

Сегодня вечером опять концерт, на этот раз в колонии строгого режима. После всех приключений демон упрямства настойчиво посоветовал Роману все-таки поехать в турне по тюрьмам и зонам, но уже не по подсказке Шапиро, который выполнял пожелания таинственной «Воли народа», а по своей собственной воле.

Из принципа.

Никакого зомбирования зэков, понятное дело, на концертах не происходило, все было чисто. Публика хрипло верещала, вертухаи снисходительно ухмылялись, глядя на радовавшихся развлечению зэков, а Шапиро, которого Роман, несмотря на его подлое предательство, отнюдь не выгнал, считал деньги, общался с администрацией исправительных заведений и был тише воды и ниже травы.

Сейчас он, как и в прежние добрые времена, сидел рядом с Романом и озабоченно перелистывал свои бумаги, старательно запутывая состояние дел. Однако для постороннего, а таким мог быть, например, сотрудник налоговой инспекции, в бумагах была полная ясность и прозрачность.

Все-таки Шапиро – гений…

Эта мысль заставила Романа усмехнуться.

Совместны-таки гений и злодейство, – подумал он.

Хотя какой Шапиро злодей!

Просто у него не хватило ума сразу рассказать обо всем Роману. И тогда можно было бы принимать контрмеры. Предупрежден – значит, вооружен. И какой бы страшной и опасной ни была эта «Воля народа», всегда можно было бы найти способ защититься от нее. А Шапиро испугался и совершил ошибку, которая потащила за собой следующую, а потом он увяз, и…

И, в общем, все ясно.

– Слышь, Лева! – Роман повернулся к Шапиро. – Когда мы приземлимся?

– В три часа дня, – с готовностью ответил Шапиро.

– Слушай, – Роман почесал нос, – ты все-таки это… концерт в Тюмени отмени. Я не хочу.

– Но как же… – попытался возразить Шапиро.

– Я сказал – отмени, – повторил Роман, – значит, отмени. Как ты это сделаешь – твое дело. На то ты и директор. И вообще мне надоело, что ты постоянно перечишь. Вот выгоню тебя…

– Не выгонишь, – уверенно ответил Шапиро, – куда ты без меня денешься? А возьмешь кого-нибудь другого, так он будет красть в десять раз больше, чем я. Выгонишь – сам потом приползешь и будешь посыпать голову прахом.

– Ну-ну, – скептически хмыкнул Роман.

Он понимал, что Шапиро прав.

А еще он знал, что Шапиро прекрасно понимает ситуацию.

Если после всех фортелей Роман не выгнал его, значит – ценит. Поэтому Шапиро, хоть и был поначалу тихой мышью, с каждым днем становился все наглее и смелее, и Роман чувствовал, что недалек тот день, когда он снова увидит своего директора развязным и самоуверенным. И, положа руку на сердце, Роман ждал этого, потому что терпеть не мог в людях подобострастия и приниженности.

– А здорово прошла на вчерашнем концерте «Все равно ты будешь живой»! – сказал Роман.

– Да, согласен, – кивнул Шапиро, – поэтому надо будет снять клип. Кстати говоря, я уже договорился с телевизионщиками. Как вернемся – сразу на студию, и – вперед.

– Опять без меня все решил, – недовольно буркнул Роман.

– А что, ты против? – прищурился Шапиро.

– Да нет, я не против…

– Ну так и в чем дело? В тебе опять проснулся ишак?

– Не твое дело, – ответил Роман.

А сам подумал: «Вот ведь сволочь чувствительная!

Ведь все видит, все знает обо мне… Ну и ладно.

Разве мне не такой директор нужен?

Да я на другого ни за какие коврижки не соглашусь!»

– А что за телевизионщики? – теперь уже только притворяясь недовольным и капризным, поинтересовался Роман.

– А ты их знаешь, – охотно откликнулся Шапиро. – Телевизионная компания «Балтийский экран», директор – Евгений Старостин. Те же, что в «Крестах» снимали.

– Сволочь ты, Шапиро, – вздохнул Роман.

– Знаю, – самодовольно ответил Шапиро, – и еще какая!

* * *

Когда после недели ежедневных триумфальных концертов у Романа выдалась пара свободных дней, он сразу же рванул самолетом в Питер, чтобы отоспаться как следует, отлежать до изнеможения бока в своем любимом логове в переулке Антоненко.

«Двое суток вообще из кровати не вылезу, – сонно думал Роман, подремывая на заднем сиденье такси по дороге из Пулкова в центр. – Даже телевизор ни разу не включу, если и открою когда глаза, то хватит с меня и Исаакия в окне…»

Однако человек предполагает, а кое-кто располагает.

Утром Романа разбудил настырный телефонный звонок. Он тоненьким буравчиком ввинчивался в блаженно отключившийся головной мозг и не умолкал до тех пор, пока Роман не проснулся.

Проклиная себя за то, что не догадался сразу же по приезде отключить телефон, Роман вместе с одеялом скатился с кровати и нашарил трубку, уронив попутно стойку с компакт-дисками.

– Ну? – недовольно буркнул он осипшим спросонья голосом и взглянул на часы, с трудом разлепив глаза.

Боже мой, еще только половина одиннадцатого!

– Баранки гну! – весело откликнулся знакомый голос. – Наконец-то ты в городе объявился, друг детства. Дело есть.

– Мишка! – обрадовался Роман, тотчас узнав Арбуза. – Хорошо, что это ты, а то пришлось бы пугать Шныря грязной руганью спозаранку…

Шнырь, истомленный сухим кормом, которым его пичкала приходящая в отсутствие Романа домработница, уже терся неподалеку.

– Слушай, друг детства, я тут сюрприз тебе приготовил.

Роман подумал про себя, что его норма по сюрпризам за последние пару недель уже выполнена как минимум лет на двадцать вперед.

– Не боись, – угадал его мысли Арбуз, – на этот раз сюрприз приятный. Человек один хороший хочет с тобой встретиться, чуть со свету меня не сжил, пристал, как матрос к сиротке.

– Тебя, пожалуй, сживешь! – рассмеялся Роман. – Ладно, говори, где и когда, чувствую, что накрылся мой блаженный покой.

Роман наскоро взбодрился в домашней сауне и через пару часов уже входил в кабинет Арбуза, бодрый и свеженький, как пупырчатый зеленый огурчик. Навстречу ему с черного кожаного дивана поднялся немолодой полный человек с небольшой квадратной бородкой.

– Знакомьтесь, – представил их друг другу Арбуз, – это известный исполнитель криминальных баллад Роман Меньшиков. А это, Роман, твой крестник, светило отечественной науки, он же Дмитрий Игоревич Чернов.

Роман недоуменно посмотрел на Арбуза.

– Да-да, тот самый, которого ты так любезно увез из «Крестов» в колонке. И заодно, замечу, спас от неминуемой смерти.

Чернов подошел к Роману и крепко пожал ему руку.

– Спасибо, Роман. Вы действительно буквально вытащили меня с того света, и я считаю своим долгом поблагодарить вас за оказанную мне неоценимую помощь. Еще раз спасибо вам, я никогда этого не забуду.

– Да полно вам, – растроганно похлопал его по плечу Роман. – Вон Мишу надо благодарить, что расшевелил меня, грешного. Слава богу, все позади.

– Боюсь, что нет, – Чернов отвел взгляд, – боюсь, что для меня все только начинается. И кончится при этом, скорее всего, весьма печально.

Роман с Арбузом переглянулись.

– Ладно, – сказал Арбуз, – живы будем, не помрем. Нечего раньше срока себя хоронить. Присядем-ка лучше, поговорим… во, блин, заноза это «Место встречи», что ни скажешь, все оттуда! Короче, садитесь, гости дорогие. Танюша!

Все расселись вокруг знаменитого стеклянного стола. Танюша тут же принесла поднос с напитками и стаканами.

Чокнулись, выпили по первой.

– Давайте, Дмитрий Игоревич, – сказал Арбуз, – выкладывайте, отчего такой мрак на челе.

Чернов повертел в руке стакан.

– Видите ли, когда я заведовал лабораторией в Государственном институте генетики, мне пришлось заниматься одним проектом. Я вел программу по отработке новых технологий в области изменений генома и клонирования. Программа была завершена успешно, наступила стадия военной приемки – ведь заказ исходил от Главного штаба…

Чернов замялся.

– Ну и что? – не утерпел Роман.

– На этой стадии результаты исследований были украдены. И я оказался единственным, кто знает в лицо некоторых организаторов похищения документов по новым технологиям и их продажи за границу.

Удивленный Роман вскинул брови.

– Так вы тоже в этом участвовали?

– Нет, конечно же, нет. Как я понял позже, им просто-напросто было без меня не обойтись в подборе материалов, определении сферы их практического применения и выстраивании отношений с потенциальными клиентами – ведь я автор проекта, а они в этом деле профаны. Когда стало известно, что материалы украдены, я сопоставил факты и пришел к однозначным выводам. И они это знают – поэтому и упекли меня в тюрьму.

– Кстати, а что насчет практического применения? – поинтересовался Арбуз.

– В этом-то все и дело. Мое изобретение позволяет наладить массовое производство клонированных человеческих органов. А это принесет производителям миллиарды и миллиарды! И в этом причины моего пессимистического взгляда на собственное будущее. Думаю, что меня не убили сразу только потому, что держали про запас на случай необходимости какой-нибудь внезапной научной консультации. Теперь такой необходимости уже нет.

Арбуз присвистнул и откинулся на спинку кресла.

– Понятно! Международная нелегальная торговля органами-запчастями накрывается медным тазом. Десятки тысяч безработных мафиози выходят на улицы городов мира с одним воплем на устах – Чернов, Чернов, где ты, дай тебя разорвать! А по необъятным просторам нашей родины мечутся представители продающей организации примерно с таким же пожеланием.

– Так и есть, Михаил Александрович, – Чернов печально улыбнулся. – Куда ни кинь – всюду клин.

– Что же это за организация-то такая, которая в состоянии позволить себе столь широкомасштабные выходки? – спросил Арбуз.

Поникший Чернов молча пожал плечами. Роман налил ему водки, Чернов машинально выпил.

– Думаю, что здесь не обошлось без очень влиятельных людей, – сказал он наконец, – причем на государственном уровне. Слишком высокие сферы задействованы во всей этой истории.

«Воля народа» – тут же подумал Роман и вздохнул. Это уже паранойя какая-то, надо все-таки отдохнуть как следует, выкинуть из головы пережитое.

– Дмитрий Игоревич, – сказал вдруг Арбуз, – а ведь получается, что мафиози-то международным как раз выгодно вас живым и невредимым заполучить. Ведь вы знаете продавцов в лицо, через вас они смогут выйти на них и устранить всю эту компанию – прямо как в фильме «Мертвый сезон», Ролан Быков вы наш. Ну и, соответственно, сорвать распространение вашего изобретения на Западе, бизнес свой обезопасить. Здешние же влиятельные люди будут вас гасить без рассуждений, это точно.

– Получается, надо Дмитрию Игоревичу за границу, – подхватил Роман, – там безопаснее, по крайней мере в лицо его там не знают…

Чернов подумал, покачал головой.

– Знаете, я начал уже думать, что высшие силы меня наказывают какие-то, что ли. Ведь разработки мои имеют еще один аспект. Теоретически на их основе можно вносить в выращиваемые органы генетические изменения, ведущие к неизлечимым смертельным болезням, связанным с неотвратимым изменением генетического кода как самого человека, так и его потомства. В принципе можно добиться и того, чтобы болезни эти передавались от больных с имплантированными зараженными органами к здоровым людям инфекционным путем… Все это потенциально чревато глобальными эпидемиями пострашнее СПИДа и вырождением человечества. Я, конечно, не думал об этом, приступая к работе, однако мысль развивается независимо от человеческого желания, и я понял, что это не просто возможно, а лежит на поверхности! Обладая разработанной мной технологией, этот маленький шажок можно сделать в любой мало-мальски оборудованной лаборатории, даже кустарной… Я тут же подумал о террористах и ужаснулся тому, что сделал!

– Ну вот, уже и до террористов дело дошло, – улыбнулся Арбуз, – только их нам не хватало для полного счастья. Не казните вы себя так, Дмитрий Игоревич, не Нобель виноват, который динамит придумал, а тот, кто этим динамитом неповинным людям руки-ноги отрывает. А вот насчет забугорных держав Рома прав, выходит, что самое время вам туда прогуляться.

Арбуз встал, прошелся по кабинету, сел рядом с Черновым.

– Вот что, Дмитрий Игоревич. Сейчас отправим мы вас в одно надежное место на Карельском перешейке. Отдохнете там пару неделек, а за это время мы тут документики вам приготовим – не волнуйтесь, чистые, как слеза новорожденного. И отправим вас с ними в Европу переждать год-другой, пока вся эта байда не успокоится. Ну а там решим, что делать. Как вам такой вариант?

– Спасибо, – только и смог сказать Чернов. – Вы хорошие люди, Михаил Александрович, и вы, Роман…

– Ну и хорошо! – махнув рукой, Арбуз придвинул к себе поднос с бутылками. – А теперь выпьем как следует и позабудем хоть на время о всяких там горестях-неприятностях. Давай, друг детства!

И Роман дал, как, впрочем, и все остальные, включая расслабившегося наконец-то Чернова. Радостное облегчение овладело всеми, и никто не думал о завтрашнем дне.

Только вот проклятая «Воля народа» никак не выходила у Романа из головы.

И не зря.

Как раз в это время в Москве Самоедов отчитывался перед Самсоном Эдуардовичем Бергамовым о результатах проведенного им расследования. Оно касалось причин катастрофического провала в Петербурге и его виновников. Доклад Самоедова длился около часа. Он очень волновался, часто вытирал пот с бледного лица белоснежным носовым платком.

Показанная в программе «Факт правды» пленка с откровениями Петрова вызвала скандал государственного масштаба. Завыли недобитые оппозиционные газетенки, к ним тут же подключилась иностранная пресса. Некстати подвернулась сессия Европарламента, посыпались запросы. Западные враги тут же спустили с поводка демократическую международную шваль – то да се, в России готовится возврат к тоталитаризму почище сталинского, причем на самом высоком уровне… Дошло до Кремля.

Столь тщательно законспирированная «Воля народа» оказалась засвечена – и засвечена Петровым, которого, как ни верти, порекомендовал организации именно он, Адольф Богданович Самоедов, и ему было прекрасно известно, какие оргвыводы следуют обычно в таких случаях по отношению и к гораздо менее провинившимся членам организации – сам не раз приводил их в исполнение…

Выслушав Самоедова, Бергамов долго молчал. Потом вышел из-за стола, подошел к замершему навытяжку Самоедову и посмотрел ему прямо в глаза.

– Итак, вы утверждаете, что именно некий Роман Меньшиков является главным звеном в той цепи событий, которая привела к краху нашего ленинградского филиала и вызвала столь широкий резонанс в масштабах страны и за ее пределами.

Самоедов молча кивнул.

– А вы, значит, тут ни при чем.

Самоедов замер.

Бергамов тяжело вздохнул. Страна, страна… Не на кого положиться, даже Самоедов – и тот подводит.

– Слушай, Самоедов, – сказал он веско, – даю тебе последний шанс. Что делать с Петровым и с этим поганым журналистиком – сам знаешь.

Напряженно слушающий Самоедов опять кивнул.

– Ну а что касается Меньшикова, – Бергамов не сдержался и дернул щекой, – с ним разговор будет особый. Очень особый…

Бергамов подошел к окну своего кабинета. Прямо напротив окна, на другом берегу Москвы-реки, в лучах оранжевого предзакатного солнца золотился Кремль.

– Именно так, – повторил он твердо, – очень особый разговор…