Текст книги "Удержать мечту. Книга 2"

III
ЧАСТЬ
ВЛАДЫЧИЦА

Не тщись догадаться, что день наступающий

в дом твой приносит,

И успокойся, прожив этот день, тебе данный Фортуной.

Гораций

Глава 44

– Все-таки чувствую какой-то подвох, – пробормотал Александр, меривший шагами лондонский кабинет Полы.

– И я тоже, – призналась она, не сводя с него глаз, пока он курсировал между камином и ее столом. – Но одних подозрений недостаточно. Нам требуются хоть какие-нибудь конкретные доказательства, чтобы предпринять что-нибудь против Джонатана. И, может, против Сары тоже. Я все еще не до конца убеждена в ее предательстве.

– Как и я. Но ты совершенно права – нам необходимо уличить их. А до тех пор у нас связаны руки. – Александр с задумчивым видом провел ладонью по подбородку. Затем он остановился напротив ее стола и устремил взгляд на кузину. – У меня такое чувство, что доказательства буквально обрушатся на нас в самом недалеком будущем. – Он покачал головой. – А я, говоря словами бабушки, не любитель неприятных сюрпризов.

– Кто же их любит? – вздохнула Пола. Чувство беспокойства нарастало в ней с каждой минутой. Она знала Александра как очень сдержанного человека, вовсе не склонного к преувеличениям и полетам фантазии. Кроме того, ее бабушка до самой своей смерти пять недель назад ни секунды не сомневалась в двуличии Джонатана Эйнсли. Но, как и ее внукам, Эмме не доставало доказательств. Пола поудобнее устроилась в кресле и сказала:

– Что бы он там ни делал, бесспорно, он очень осторожен, ибо ревизия его бумаг ничего не вскрыла.

– Естественно. Он всю жизнь отличался редкостной изворотливостью. Он даже подушке не доверит своих планов. И с годами наш родственничек не становится лучше – Александр огорченно уставился на кузину. – Дон Литлтон уже твердо решил, что я спятил. Я раз десять заставлял его проверять отчетность Джонатана. – Он безнадежно пожал плечами. – Дон и два других бухгалтера из его фирмы буквально под микроскопом исследовали деятельность отделения по торговле недвижимостью. Они перелопатили все, что вызывало хоть малейшие подозрения. Все деньги на месте.

Пола подперла голову руками.

– Он не такой дурак, чтобы воровать. Это весьма толковый пройдоха. Джонатан постарается получше замести свои следы, куда бы они ни вели. Хорошо бы придумать какой-нибудь трюк, чтобы заставить его раскрыть карты… – Пола не договорила, целиком уйдя в обдумывание только что высказанной идеи.

Ее брат Филип сидел на диване у противоположной стены и вот уже пятнадцать минут, не говоря ни слова, внимательно слушал. Наконец он нарушил молчание:

– Есть только один способ захватить врасплох нашего дражайшего кузена – устроить ему ловушку.

Александр резко повернулся на каблуках:

– Как?

Филип не спеша подошел к ним. Из всех внуков Эммы, Филип Макгилл Эмори был самым красивым. Он как две капли воды походил на своего деда и, подобно матери я сестре, унаследовал типичные для Макгиллов блестящие черные волосы, ярко-синие, почти фиолетовые глаза, а также высокий рост, силу и яркую внешность Пола Макгилла. Хотя ему исполнилось всего двадцать четыре года, Филип успел также зарекомендовать себя одним из самых толковых среди внуков Эммы, поскольку в нем редкостный финансовый гений и деловая хватка Пола счастливо сочетались с блестящим умом его бабки. Эмма старательно занималась его воспитанием с семнадцатилетнего возраста и, приняв под свое руководство обширную империю Макгиллов в Австралии, он уже неоднократно оправдывал ее доверие. За ним сложилась репутация человека, с которым следует считаться, и мудрого не по годам.

Филип остановился рядом с Александром и положил ему руку на плечо.

– Сейчас расскажу как. – Опустившись в кресло около стола сестры, он продолжал: – Тот детектив, которого наняла бабушка – Грейвс – не смог обнаружить ничего, компрометирующего Джонатана. Однако я по-прежнему полагаю, что у нашего кузена, скорее всего, имеется собственная фирма – которой управляет за него подставное лицо, и…

– Не думай, что я не допускал такой возможности, – резко прервал его Александр. – Еще как допускал.

Филип кивнул:

– Хорошо, начнем, исходя из предположения, что у него действительно есть компания по торговле недвижимостью, и что он передает ей сделки – крупные сделки, которые по праву должны доставаться «Харт Энтерпрайзиз». Уже за одно это его достаточно повесить. – Филип посмотрел сперва на сестру, затем на Александра – И именно мы должны затянуть петлю ему на шее. Я скажу как. Все на самом деле очень просто. Нам надо, чтобы кто-то обратился к Джонатану как главе подразделения «Харт Энтерпрайзиз» по торговле недвижимостью с предложением сделки. Ну, тут одно условие… нам надо представить сделку такой привлекательной, такой заманчивой, что он не сможет устоять перед искушением перебросить ее на свою компанию. То есть она должна выглядеть необычайно выгодной, такой крупной и соблазнительной, чтобы в нем жадность возобладала над осторожностью. Если ему будет светить достаточно большая сумма, он пойдет на риск, уж поверьте.

Филип откинулся на спинку кресла, скрестил свои длинные ноги и окинул собеседников взглядом.

– Ну, что скажете?

Александр тяжело опустился в соседнее кресло и медленно кивнул.

– Должен признать, ты предлагаешь толковый план, и я готов на него согласиться, если ты сможешь ответить на пару вопросов.

– Валяй.

– Давай твердо стоять на земле. Откуда, черт побери, мы возьмем такую соблазнительную сделку, чтобы подвесить ее, как морковку, перед носом Джонатана? Это – во-первых. А во-вторых, – кто ее ему предложит? – Александр растянул губы в тонкой улыбке. – Не стоит недооценивать нашего хитроумного кузена… он сразу же почувствует неладное.

– Неладного не будет, – спокойно отозвался Филип. – У меня есть кандидат на роль клиента – мой близкий приятель, владеющий конторой по продаже недвижимости здесь, в Лондоне. Вот ответ на твой первый вопрос. Что же касается самой сделки, то я думаю, что мой друг сможет подобрать что-нибудь подходящее по привлекательности. Мне нужно только ваше согласие, и тогда я переговорю с ним.

– Полагаю, стоит попробовать, – заявил Александр. Он ни на миг ни сомневался в природном уме и осторожности Филипа. – А ты что думаешь? – повернулся он к Поле.

– Как и ты, Сэнди, я целиком за, – ответила она и обратилась к брату. – Как зовут твоего друга?

– Малкольм Перринг. Да ты, конечно, помнишь старину Малкольма – мы вместе учились в школе.

– Ну, смутно. Кажется, как-то ты нас знакомил, когда я навещала тебя на каникулах.

– Точно. В общем, мы с ним поддерживаем достаточно хорошие отношения и после школы, а как-то он на целый год приезжал в Австралию, и…

– Джонатан обязательно почувствует подвох, – резко бросила Пола. – Вы с Малкольмом учились вместе, да еще он ездил в Австралию. Джонатан легко сопоставит факты.

– Сомневаюсь, – ответил Филип уверенным тоном. – Малкольм уже пару лет как вернулся в Англию. Он унаследовал компанию по торговле недвижимостью после того, как его несчастный брат умер от сердечного приступа в возрасте тридцати девяти лет. Кроме того, Джонатан не станет ведь задавать слишком много вопросов личного порядка, а Малкольм – уж поверьте – сумеет вести себя уклончиво и осторожно.

– Я тебе верю. Ты ведь не доверишь свои частные секреты кому-то, в чьей порядочности не до конца уверен. А тебе придется ему открыть правду, – заметила Пола.

– Естественно. Но Малкольм – человек надежный, честное слово. – Филип усмехнулся. – Уверен, что у него наготове найдется подходящая сделка – ведь «Перринг и Перринг» огромная компания – и может получиться весьма забавно, если мы убьем двух зайцев сразу – поймаем Джонатана с поличным, да еще и провернем выгодное дельце для «Харт Энтерпрайзиз».

Александр тоже издал сухой смешок:

– Бабушке такой вариант понравился бы!

Пола криво улыбнулась:

– Тогда, пожалуй, нам следует начинать действовать, раз уж Александр согласен. В конце концов, за ним главное слово. Ведь он – управляющий директор «Харт Энтерпрайзиз».

– Нам нечего терять, – воскликнул Александр. – И, честно говоря, я испытываю облегчение, что мы наконец-то что-то предпринимаем. На меня очень угнетающе действовало сидеть и ждать, пока Джонатан Эйнсли не проворуется. Мы должны попробовать выманить его из укрытия.

– Завтра утром я первым делом поговорю с Малкольмом. – Филип бросил взгляд на часы. – Если мы хотим хоть чуть-чуть перекусить, прежде чем отправиться в контору Джона Кроуфорда, то нам надо поторапливаться. Уже полдвенадцатого. А ведь нам следует быть у Джона в полтретьего, верно, Пола?

– Да – Она встала, сняла пушинку с платья. – Я не жду ничего хорошего от сегодняшнего мероприятия, – начала она и запнулась. Губы ее задрожали, в глазах заблестели слезы. Пола быстро отвернулась. Через минуту, справившись с чувствами, она слабо улыбнулась.

– Простите. Такое всегда случается со мной совершенно неожиданно. Я вспоминаю о бабушке и тут же давлюсь слезами. Никак не привыкну, что ее нет. Ужасно. Такая пустота образовалась в моей жизни… И думаю, не только в моей.

– Конечно, – согласился Филип. – Мы с Александром испытывали то же самое. Всего лишь вчера вечером за обедом мы говорили об этом. Трудно смириться с мыслью, что никогда больше она не ошарашит нас своими неожиданными, но удивительно умными советами, не выскажет столь характерных для нее откровенных и мудрых замечаний. – Филип обошел вокруг стола и ласково обнял сестру за плечи, заглянул в ее бледное лицо. – Чтение завещания – очень мучительный процесс, ибо он подчеркивает реальность ее смерти. Но ты обязана присутствовать… как и все мы. Иначе бабушка на нас очень рассердится, – попробовал пошутить он в заключение.

Пола кивнула и слабо улыбнулась, оценив его попытку развеселить ее. И действительно, грусть немножко отступила.

– Одно скажу – мне думать противно о тех пиявках, которые туда приползут сегодня. – Она вздохнула. – Ну что ж, ничего не поделаешь. Еще раз приношу вам свои извинения. Чем меньше мы будем говорить о предстоящем событии, тем лучше. А теперь пошли поедим. Эмили присоединится к нам – я заказала столик в «Ритце».

– «Ритц»! – в удивлении воскликнул Филип. – Что-то уж больно шикарно для того, чтобы перекусить на скорую руку.

Она взяла брата под руку и весело поглядела на него и на Александра.

– Ничего. Бабушка очень любила там есть. И я выбрала его из-за тех приятных воспоминаний, которые связаны с этим местом для всей нашей четверки… Помните, как она водила нас туда в детстве? – Пола рассмеялась и повернулась к брату. – К тому же, мы с тобой и вовсе не родились бы на свет, не затей Эмма и Пол флирт в «Ритце» шестьдесят с лишним лет назад!

– Да, это так, – со смехом подтвердил Филип. – А в таком случае и платить за ленч должен Пол Макгилл! Считайте себя моими гостями.

– Очень мило с твоей стороны, – заметил Александр, когда все трое вышли из кабинета и направились к служебному лифту. Пока они спускались на первый этаж, Александр расспросил Филипа о его друге Малкольме Перринге. В заключение, удовлетворенный полученными ответами и чувствуя уверенность, что кузен выбрал подходящего человека, он спросил:

– Кстати, как долго нам предстоит наслаждаться твоим обществом?

– До конца октября, а затем я, очевидно, отправлюсь вместе с Полой в Техас. По крайней мере, так она мне сказала перед твоим приходом. «Сайтекс», сам понимаешь. А потом на несколько недель снова в Сидней, и наконец опять вернусь домой на Рождество.

– Вот как! – воскликнула Пола – А мне ты ничего не говорил.

– Я это решил только сегодня утром, за завтраком. Мне еще не предоставилось возможности рассказать о своем решении. Мама сейчас находится в таком подавленном состоянии, что, пожалуй, мне лучше находиться здесь. Я хоть немного развлеку ее. Я также согласился в январе поехать с ними в Шамони, и, конечно, они оба очень рады.

– И я тоже – отличная новость, – расцвел в улыбке Александр. – Мы с Мэгги получили приглашение присоединиться к тете Дэзи и дяде Дэвиду. – Он бросил быстрый взгляд на Полу. – А теперь, когда выясняется, что Филип тоже едет, может, и ты передумаешь?

– Нет. Когда я соберусь отдыхать, я хочу лежать под лучами горячего солнышка и покрываться темно-коричневым загаром. Катание с гор на лыжах никогда меня особенно не привлекало, как вам обоим хорошо известно. К тому же в январе мне надо быть в Нью-Йорке. Мы устраиваем в универмаге показ французской и итальянской моды, а потом мне предстоит открыть магазин «Деловая женщина» в нашем отделении на Пятой авеню. – Выходя из лифта, она язвительно им улыбнулась. – Должен же кто-нибудь в этой семье работать.

Со смехом мужчины подхватили ее, вынесли на улицу, усадили в такси и мигом домчали до отеля «Ритц».

Эмили уже ждала их за столиком в ресторане. Черный элегантный костюм очень шел к ее светлым волосам, но тем не менее во всем ее облике ощущалось что-то трагическое. Она посмотрела на брата, кузину и кузена грустными глазами.

– Скорей бы кончился сегодняшний день, – шепнула она Александру. – Мысль о необходимости заслушать завещание повергает меня в тоску.

– Ну ладно, Эмили, приободрись, – сказал Александр. – Филип и я только что обсуждали ту же тему с Полой. – Он пожал ей руку. – Бабушка не одобрила бы такого поведения. Наоборот, она разозлилась бы, как черт, если бы увидела, как мы сидим здесь с постными лицами. Помнишь, что она часто повторяла, когда у нас что-нибудь не получалось или складывалось не так? Тогда она говорила: «Забудьте о дне вчерашнем. Думайте о дне завтрашнем и идите вперед, не оглядываясь». Не кажется ли тебе, что нам надо последовать ее совету, особенно сегодня?

– Да, – призналась Эмили и улыбнулась брату уже более веселой улыбкой.

– Вот и умница, – заметил он.

– Я хочу заказать бутылку шампанского, – объявил Филип. – Мы выпьем в память замечательной женщины, которой мы обязаны жизнью, которая обучила нас всему, что мы знаем, и сделала нас теми, кто мы есть.

Он сделал знак официанту.

Пока заказ еще не принесли, Пола склонилась к Эмили.

– У Филипа появилась замечательная идея, как заставить Джонатана снять маску, – прошептала она – Когда мы выпьем за бабушку, он все тебе расскажет.

– Очень интересно, – воскликнула Эмили. Ее блестящие зеленые глаза сузились при мысли о грядущем падении Джонатана – Прекрасная дань памяти бабушки – раскрыть предательство по отношению к ней и расправиться с ним так, как это сделала бы она сама.

Глава 45

Джон Кроуфорд, адвокат Эммы и старший партнер в фирме «Кроуфорд, Крейтон, Фиппс и Кроуфорд», быстрым шагом вошел в просторный конференц-зал.

Он оглянулся и удовлетворенно кивнул. К двадцати четырем стульям, всегда стоявшим вокруг длинного стола красного дерева, пришлось добавить еще пять, которые его секретарша в спешке принесла из других кабинетов адвокатской конторы, так что теперь места должно хватить и ему самому, и тем двадцати восьми посетителям, которых он ждал с минуты на минуту.

Джон положил завещание Эммы Харт перед своим местом во главе стола. Несколько мгновений он задумчиво смотрел на внушительных размеров документ. Ему предстояло долгое собрание. «Ничего страшного», – подумал он и, слегка пожав плечами, подошел к окну, раздвинул занавеси и выглянул вниз на улицу.

Через несколько секунд он увидел, как к двери подъехало такси. Из него вышел Дэвид Эйнсли, а за ним Дэзи и Эдвина. Даже отсюда Дэзи казалась печальной, опустошенной, но все равно безумно красивой. Он тихонько вздохнул. Неудивительно, что его семья развалилась. Невозможно оставаться женатым на одной женщине и одновременно преклоняться перед другой. Казалось, он всегда любил Дэзи. Практически всю свою сознательную жизнь. Но надеяться ему было не на что. Она вышла замуж рано и никогда не замечала никого, кроме Дэвида. Какая она чудесная, милая, добрая и совершенно не испорченная своим невообразимым богатством. Они хорошие друзья, и каждый месяц по два дня проводят вместе, поскольку именно Дэзи руководит Фондом Эммы Харт, богатой благотворительной организацией. Дэзи часто требовалась юридическая консультация и по другим вопросам, и порой ему улыбалась удача, и он общался с ней еще по несколько лишних часов. Он ценил то время, что проводил с ней, и с нетерпением ожидал, когда ему вновь предоставится возможность встретиться с ней за деловым ленчем.

Джон отпрянул от окна при звуке голоса своей секретарши, которая сопровождала чету Эмори и Эдвину в конференц-зал. Улыбаясь, он вышел им навстречу, и его сразу же поразил ужасный вид Эдвины. Как и Дэзи, она была одета во все черное, и поэтому ее лицо казалось лишенным всех красок и безжизненным. Но и помимо этого, за последние несколько недель она буквально превратилась в старуху. Смерть Эммы явно глубоко потрясла ее.

Несколько минут он болтал с ними, а потом они уселись, и вскоре один за другим начали прибывать остальные. К двадцати минутам третьего собрались все, кроме Джима и Уинстона. Пять минут спустя вбежали и они, извинились и пояснили, что попали в пробку на Флит стрит.

Ровно в два тридцать Джон призвал всех к тишине.

– Сегодня нас собрало вместе печальное событие, но как сказала мне Эмма во время нашей последней встречи в начале августа: «Не стройте печальных мин, когда я умру. Я прожила замечательную жизнь, знала и радость, и горе, мне никогда не приходилось скучать. Так что не тоскуйте обо мне». Однако, прежде чем я перейду к делу, мне хочется сказать, что лично я искренне оплакиваю очень верного и дорогого друга, самую замечательную женщину – хочу поправиться – самого замечательного человека, которого я когда-либо знал. Мне ее очень не хватает.

Вослед его словам по комнате прошелестел шепоток одобрения. Затем Джон продолжил уже более деловым тоном:

– Завещание Эммы Харт Лаудер Эйнсли, которую в дальнейшем мы станем называть просто Эмма Харт. – Джон откашлялся и будничным голосом сказал: – Перед своей смертью миссис Харт сообщила мне, что ее близким родственникам известны основные положения настоящего завещания, которые она открыла им в апреле 1968 года. Однако поскольку распоряжение касается судьбы всего ее состояния, а также поскольку есть и другие наследники, я должен огласить завещание полностью. К тому же, таковы требования закона. Боюсь, нам предстоит ознакомиться с длинным и сложным документом.

Пола, сидевшая между Джимом и Филипом, откинулась на спинку стула, сложила руки на коленях и сосредоточила все внимание на семейном адвокате. Ее лицо ничего не выражало.

На первых пяти или шести страницах перечислялись дары Эммы прислуге, работавшей в ее многочисленных домах. С неизменной щедростью она вознаградила всех, проявив знание особенностей каждого и его нужды. Пола с облегчением услышала, что Хильда получила солидную пенсию по старости, а также один из коттеджей, принадлежавших Эмме в деревне Пеннистоун-ройял.

Хильды не было среди присутствующих, в отличие от Гэй Слоун. Бывшая секретарша Эммы поглядела на Полу с радостной и удивленной улыбкой, когда Джон прочитал посвященные ей строки. Гэй получала двести тысяч фунтов, пару золотых сережек с бриллиантами и такую же брошь.

Вторая часть завещания касалась судьбы солидного собрания произведений искусства, принадлежащего Эмме.

– В 1968 году Эмма Харт оставила все предметы коллекции за исключением картин, находящихся в Пеннистоун-ройял, своему внуку Филипу Макгиллу-Эмори, – пояснил Джон. – Теперь ее распоряжение претерпело некоторые изменения. – Он посмотрел на Филипа. – Миссис Харт сообщила мне, что обсудила с вами указанные перемены и объяснила вам причины, которыми руководствовалась. По ее словам, вы проявили полное понимание ее мотивов.

– Да, – подтвердил Филип. – Бабушка надеялась получить мое одобрение, а я ответил, что в нем нет никакой необходимости. Эмма вольна распоряжаться коллекцией по своему усмотрению, поскольку она ее собственность, и только ее. Так что я полностью поддерживаю бабушку.

Джон кивнул, заглянул в бумаги и зачитал слова Эммы:

«В благодарность за многолетнюю преданность, верность и дружбу я передаю Генри Россистеру пейзаж Ван Гога; Рональду Каллински – Пикассо «голубого периода»; Брайану О'Нилу «Танцовщицу» Дега. Все вышеупомянутые картины в настоящее время находятся в моей квартире на Белгрейв-сквер. Моему любимому племяннику Рэндольфу Харту, в благодарность за его любовь и дружбу, я завещаю четыре картины Стаббса, изображающие лошадей, а также две скульптуры Барбары Хепуорт, находящиеся сейчас в доме на Пеннистоун-ройял. Все остальные принадлежащие мне произведения искусства, за исключением тех, что расположены в доме на Пеннистоун-ройял, я передаю моему внуку Филипу. Исключение составляет также картина Салли Харт «Вершина Мира».

Филип наклонился к Поле и шепнул ей:

– Дядя Рэндольф и остальные очень тронуты. Я рад, что она сделала им такие подарки, а ты?

Пола кивнула ему со слабой улыбкой. Тем временем Джон Кроуфорд продолжал: «Что же касается царского пасхального яйца работы Фаберже…» – Тут адвокат прервался, отпил воды из стакана и зачитал желание Эммы, чтобы данное произведение искусства было выставлено на аукцион, а вырученные деньги возвращены ее внукам, купившим его в подарок на ее восьмидесятилетие. Если же полученная после аукциона сумма окажется больше затраченной на его покупку, то разницу следует направить на благотворительность в соответствии с ее указаниями.

Пола исподволь оглядывала собравшихся. От ее внимания не ускользнуло, как возросло напряжение в зале за последние пятнадцать минут. Она заметила волнение, написанное на лицах Робина, Кита и Элизабет. Эдвина, напротив, казалось, не придавала происходящему никакого значения и с еще более печальным видом, чем прежде, сидела, крепко сжав руки на коленях.

Когда Джон перешел к фондам, учрежденным Эммой Харт для ее детей, Пола почти физически почувствовала тревогу и беспокойство, исходящие от ее тетки и двух дядей. Она быстро отвела от них взгляд и сфокусировала внимание на Джоне.

Адвокат откинулся на спинку стула и произнес:

– Фонды, основанные несколько лет назад, не аннулированы и не претерпели никаких изменений ни в размерах, ни в структуре. Они остаются в силе, и их владельцы – Эдвина, Кит, Робин и Элизабет – по-прежнему будут получать с них доход.

Джон монотонно зачитывал детали, касающиеся фондов, а Пола заметила выражение огромного облегчения на лицах троих детей Эммы Харт, точно так же, как от ее внимания не ускользнуло их волнение несколькими минутами ранее Робин и его сестра-близнец Элизабет не могли скрыть охватившую их радость. Лицо Кита осталось невозмутимым, но его выдал блеск триумфа в глазах. Одна Эдвина, уйдя в свое безграничное горе, рыдала, уткнувшись лицом в носовой платок. Пола поняла, что ее тетка снова думала о своей матери, лишний раз убедившись в бесконечной справедливости Эммы.

– А теперь перехожу к фондам, учрежденным Эммой Харт для ее внуков, – объявил Джон, и печальное лицо Полы вмиг стало очень внимательным. Ее не могло не интересовать, изменила ли Эмма эту часть своего завещания. Скоро стало ясно, что никаких перемен не произошло. Эмили, Саре, Александру, Джонатану, Энтони, Франческе и Аманде предстояло и впредь получать доходы от фондов, организованных для них Эммой в апреле 1968 года. Перечислив условия деятельности фондов, адвокат замолчал и поудобнее устроился на стуле.

Его взгляд остановился на Поле, затем перешел на Энтони.

– На данном этапе я должен заметить, что Эмма Харт создала три дополнительных фонда для ее правнуков Лорна и Тессы Фарли и Джереми, виконта Стэндиша, сына Энтони и Салли Стэндиш, герцога и графини Дунвейл. Каждый фонд равняется одному миллиону фунтов стерлингов.

Джон взял в руки завещание и пустился в довольно длинное перечисление пожеланий Эммы, сформулированных ею лично. Когда с этим было покончено, он быстро перешел к той части завещания, которая касалась дальнейшей судьбы многочисленных предприятий Эммы и огромного состояния Макгиллов. По-прежнему она оставила распоряжения 1968 года неизменными. Александр получил пятьдесят два процента акций «Харт Энтерпрайзиз» и официально утверждался пожизненным главой компании. Его сестра Эмили, а также Сара и Джонатан становились владельцами шестнадцати процентов каждый. В случае смерти Александра или невозможности для него выполнять свои обязанности, руководство автоматически переходило к Эмили, также пожизненно.

Пола посмотрела на Джонатана и Сару и спросила себя, отдают ли они себе отчет, как им повезло. Джонатан не смог скрыть торжества, Сара довольно улыбнулась. Лицо Полы приобрело холодное и отчужденное выражение.

Все состояние Макгиллов перешло к Дэзи Макгилл-Эмори с оговоркой, что ее сын Филип должен сохранить за собой место Главного исполнительного директора «Корпорации Макгилл» в Австралии – конгломерата, владеющего различными компаниями, некогда принадлежавшими Макгиллам. Поле предстояло остаться представительницей своей матери во всех вопросах, связанных с компанией «Сайтекс Ойл». После смерти Дэзи все капиталы Макгиллов должны быть в равной мере разделены между Полой и Филипом. Дэзи унаследовала Пеннистоун-ройял, все земли и строения, прилегающие к главному дому, всю его мебель, обстановку и произведения искусства, а также изумруды Макгиллов. Дом, его содержимое, земли и драгоценности по смерти матери перейдут к Поле. Пола же получила и остальную часть огромного собрания изумрудов своей бабки.

– Прочие драгоценности миссис Харт в основном будут поделены между ее внучками. Однако есть и специальные распоряжения в пользу Маргарит Баркстоун, жены Александра, Салли Харт Стэндиш и Вивьен Харт, ее внучатых племянниц, а также племянницы покойной, Розамунды Харт Эллсуорси, – сообщил Джон. – Эмма подробно расписала, что полагается получить каждой наследнице. Читаю: «Моей любимой внучке Эмили Баркстоун Харт я оставляю коллекцию сапфиров, состоящую из…»

Эмме принадлежало великое множество драгоценностей, и адвокат почти час читал часть завещания, посвященную им. Те, кого это не касалось, стали проявлять признаки утомления. Собравшиеся начали ерзать на стульях, и приглушенные шорохи нарушили царившую в зале тишину. То тут, то там загорался огонек сигареты. Кто-то налил себе стакан воды. Эдвина несколько раз шумно высморкалась. Робин кашлянул в кулак.

Джон Кроуфорд оставался как всегда совершенно спокоен и не обращал ни малейшего внимания на шум и перешептывание. Он читал медленно, отчетливо выговаривая слова, так, чтобы всем стало ясно – поторапливать его бесполезно. Наконец он закончил:

– Таковы детали раздела завещания миссис Харт, посвященного собранию ее драгоценностей. Теперь я перейду к той части, где говорится о некоторых принадлежащих ей объектах недвижимости – в основном, о домах на Ямайке, в Британской Вест-Индии, квартире на авеню Фош в Париже, вилле на Кап Марти, на юге Франции.

Адвокат далее пояснил, что распоряжения, сделанные в 1968 году, остались без изменений. Эмили Баркстоун Харт наследовала квартиру в Париже; ее брат Александр Баркстоун – виллу на Ривьере, а Энтони достался дом на Карибах.

Тут Джон неожиданно отложил завещание. Он обвел глазами аудиторию, и выражение его лица вдруг изменилось. Он расправил плечи и произнес, осторожно подбирая слова:

– Теперь моим долгом является поставить вас в известность, что Эмма Харт переписала оставшуюся часть завещания.

В комнате раздались приглушенные вскрики и большинство присутствующих внутренне напряглись. Кое-кто обменялся встревоженными взглядами. Пола почувствовала у себя на колене ладонь Филипа и бросила на брата быстрый взгляд. Ее темные брови взлетели вверх. Затем она вновь сосредоточила внимание на Джоне Кроуфорде. Он перевернул прочитанную страницу и углубился в следующую.

Пола физически чувствовала опять сгустившуюся в комнате напряженную атмосферу. Воздух был насыщен ожиданием и предчувствиями. Она вся подобралась, крепко сцепила пальцы рук и принялась ждать неминуемой грозы. «Я всегда в глубине души знала, что так и случится, – подумала Пола. – Подсознательно я не сомневаюсь, что бабушка обязательно припасет для нас пару сюрпризов». Она с нетерпением ждала продолжения событий.

В зале царила гробовая тишина.

Двадцать восемь пар глаз, не отрываясь, смотрели на адвоката.

Наконец Джон оторвался от бумаг. Он снова оглядел всех, отмечая про себя выражение лиц каждого в отдельности. На некоторых были написаны страх и волнение, на других – жадный интерес, и лишь некоторые казались просто заинтригованными. Он улыбнулся и принялся читать громким голосом:

«Я, Эмма Харт Лаудер Эйнсли, в дальнейшем именуемая Эмма Харт, настоящим заявляю, что дополнения к моему завещанию, датированные двадцать пятым апреля года от Рождества Христова 1969, сделаны мною в здравом уме и твердой памяти. Также я свидетельствую и подтверждаю, что указанные дополнения написаны мной по собственному желанию и на меня не оказывалось никакого давления ни с чьей стороны».

Джон перевернул страницу и после короткой паузы продолжил:

«Дополнение первое. Я завещаю Шейну Десмонду Ингэму О'Нилу, внуку моего старинного и дорогого друга Блэки О'Нила, бриллиантовое кольцо, подаренное мне его покойным дедом. Также я завещаю Шейну О'Нилу картину под названием «Вершина Мира», также полученную мною от его деда. Далее, я передаю Шейну О'Нилу сумму в один миллион фунтов стерлингов в виде фонда, который я создала для него. Эти подарки я делаю Шейну в знак любви к нему и в благодарность за его неизменную преданность и любовь ко мне.

Дополнение номер два. Я завещаю Миранде О'Нил, внучке моего друга Блэки О'Нила все остальные драгоценности, подаренные мне ее дедом за все годы нашего с ним знакомства. Список драгоценностей прилагается. Далее, я завещаю Миранде сумму в размере пятисот тысяч фунтов стерлингов в виде фонда. Тем самым я выражаю благодарность за ее привязанность и любовь ко мне, а также отдаю должное моей дорогой Лауре Спенсер О'Нил, ее бабке.

Дополнение номер три. Я завещаю моему внучатому племяннику, Уинстону Джону Харту, внуку моего любимого брата Уинстона, имение под названием «Гнездо Цапли» в Скарборо, графство Йоркшир, а также сумму в один миллион фунтов стерлингов в виде фонда, подобного упомянутым выше. Также я завещаю Уинстону Харту пятнадцать процентов моих акций в моей новой газетной компании, «Консолидейтед Ньюспейперс Интернешнл»", которую мы с ним организовали в марте 1969 года. Я делаю вышеуказанные дары Уинстону Харту в знак любви к нему и в благодарность за его любовь, преданность и неизменную многолетнюю верность и в связи с его женитьбой на моей внучке Эмили ради блага их обоих, а также их будущих детей».