Текст книги "Таинственная служанка"

– Какие это?

Поднявшись на ноги, полковник начал пылко декламировать:

Люди всех сортов и классов,

Всевозможного достатка:

Герцога со сворой присных

И маркизы по четверкам,

Лорды в парах, графы чохом,

Стаи мотов-щелкоперов…

– Очень уместно! – сухо прокомментировал граф.

– Там еще очень много написано, но я не стану вам докучать этими виршами, – сказал полковник. – Надо только добавить, что в одной строчке упоминаются «рои дивных чаровниц». Это – истина!

Граф отметил про себя, что полковник неизбежно переводил разговор обратно на женщин. Несколько цинично охарактеризовав основных «чаровниц» городка, он добавил:

– Кстати, когда я подъехал к дому, из него как раз выходила довольно-таки миленькая девица. Я спросил дворецкого, кто она такая, а он сообщил мне, что это – ваша сиделка.

Граф ничего на это не ответил, но полковник с нескрываемым интересом спросил:

– Ну же, выкладывайте, Тальбот, хитрый вы лис! С каких это пор вам вдруг понадобилась сиделка-женщина? Или это только вежливое название для другого рода услуг?

– Это чистая правда, – сказал граф. – Бэтли, конечно, старается, как может, но руки у него не слишком ловкие. По чистой случайности я узнал, что у Жизели есть опыт по уходу за больными. Даже Ньюэл похвалил ее работу.

– А что у нее еще хорошо получается? – многозначительно осведомился полковник Беркли.

Граф покачал головой:

– Ничего такого, на что вы намекаете, Фиц. Она – настоящая леди, хотя, насколько я понял, ее семья попала в тяжелые обстоятельства.

– Она показалась мне хорошенькой, хотя я успел увидеть ее только мельком, – задумчиво заметил его собеседник.

– Даже и не думайте, Фиц! – твердо сказал граф.

– Ну конечно, я не стану перебегать дорогу, если она принадлежит вам, – согласился тот. – Но, сказать по правде, я удивлен. Помню, вы как-то делали мне выговор за мои похождения и сказали тогда, что не развлекаетесь ни с собственной прислугой, ни с прислугой других.

– И это по-прежнему так, – ответил граф. – И я не допущу, чтобы вы развлекались с моей прислугой!

– Это вызов? – осведомился полковник Беркли, и глаза его странно блеснули.

– Только попробуете что-нибудь сделать – и я вам голову снесу, – пообещал граф. – Может, сейчас я еще инвалид, но вы не хуже меня знаете, Фиц, что боксируем мы с вами примерно на одном уровне, и как только я снова буду в форме…

Он сделал паузу, а потом рассмеялся.

– Мы что-то заговорили чересчур серьезно. Но – оставьте Жизель в покое. Она никогда не сталкивалась с такими сердцеедами, как вы, и я не хочу, чтобы вы ее испортили.

Граф Линдерст прекрасно знал, что полковник не мог пропустить ни одного смазливого личика, где бы он его ни обнаруживал. Но в то же время они с полковником Беркли были дружны так давно, что он был уверен в том, что Жизели ничто не будет угрожать, пока она будет под его опекой. Тем не менее репутация полковника Беркли в том, что касается женщин, была настолько плохой, что граф все-таки испытывал некоторую тревогу.

По правде говоря, до этой минуты он не считал Жизель привлекательной, да и вообще не относил ее к той категории женщин, которые могут вызвать интерес у мужчины, да еще такого многоопытного, как полковник Беркли. Но теперь граф понял, что она обладает грацией, которая делает ее фигуру соблазнительной, даже несмотря на ее худобу. А ее огромные глаза, занимавшие чуть ли не половину бледного личика, были прекрасны, хотя и совершенно не походили на то, что прежде представлялось в его понимании идеалом красоты.

Сейчас граф решил, что все его прежние женщины походили на раскрывшиеся розы: они были полногрудыми, соблазнительными, чувственными – полная противоположность Жизели.

Возможно, эта ее сдержанность помешала ему увидеть в ней женщину, которую можно обольстить и покорить. А вот полковник Беркли сразу это заметил и заставил его самого взглянуть на девушку другими глазами. И теперь граф поймал себя на том, что думает о Жизели совсем не так, как прежде, до визита своего приятеля.

Впервые он задумался о том, следует ли отпускать ее в город одну, без всякого сопровождения. Конечно, в Челтнеме правила поведения были не такими строгими и жесткими, как в Лондоне, но он не сомневался в том, что даже здесь молодая девушка из хорошей семьи должна была отправляться за покупками или в галерею с лечебной водой в сопровождении если не компаньонки из числа женщин своего круга, то хотя бы служанки или лакея.

Тут он напомнил себе, что его мысли пошли не в том направлении. Каким бы ни было происхождение Жизели, – а он по-прежнему оставался об этом в полном неведении, – сейчас она все равно просто служанка. Ой платит ей, как платит и Бэтли, и сотням других слуг, которые работают в Линд-Парке, его фамильном поместье в Оксфордшире.

Интересно: когда он будет совсем здоров и сможет вернуться домой, Жизель согласится сопровождать его? Но, даже не задав ей подобного вопроса, граф был почти уверен в том, что она откажется.

Граф Линдерст снова с бессильной досадой понял, насколько мало знает о своей юной сиделке. Как могло случиться, что ее семья впала в такую бедность? И почему она никогда не рассказывает о своей матери и маленьком браге?

«Это неестественно!»– подумал граф, еще сильнее укрепившись в своей решимости добиться у Жизели ответа на все свои вопросы.

Жизель вернулась спустя час, и, несмотря на то, что граф давал себе обещание не упрекать ее ни в чем, долгое ожидание вывело его из терпения.

– Тебя чертовски долго не было! – прорычал он, когда Жизель вошла наконец и спальню.

– Все магазины переполнены, милорд, – объяснила она, – и даже в библиотеке мне пришлось задержаться.

Она негромко засмеялась.

– Жаль, что вы не можете посмотреть, как люди стоят в длинной очереди, чтобы воспользоваться машиной для взвешивания.

– Машиной для взвешивания? – переспросил граф, невольно заинтересовавшись.

– Да. Все знаменитости – да и большинство остальных, все, кто приезжает в Челтнем, – хотят попробовать эту машину. Толстые надеются похудеть благодаря водам, а худые убеждены, что смогут прибавить в весе.

– А ты узнала свой вес? – осведомился граф.

– Стану я тратить пенни на такую чепуху! – беспечно махнула рукой Жизель.

– Я уверен, что ты бы убедилась, что твой вес очень изменился по сравнению с тем, каким он был неделю назад.

Жизель улыбнулась.

– Должна признаться вашей милости, что мне пришлось распустить талию на платьях на целый дюйм, – ответила она. – Но все равно, как вы любите повторять, я остаюсь настоящим скелетом, а вы терпеть не можете худых женщин.

«Может, она по-прежнему худая, – подумал граф, критически осматривая свою юную служанку, – но фигура у нее просто удивительная.

Настоящая юная богиня!»

Тут он поспешно сказал себе, что такие мысли приличествуют идиоту-поэту, кем он никогда в жизни не был. Во всем виноват Фиц Беркли, который заставил его думать о подобных вещах. Сам граф никогда прежде не имел привычки смотреть на прислугу с точки зрения заинтересованного мужчины и не намерен был приобретать эту привычку теперь.

– Вот ваши книги, – говорила тем временем Жизель, выкладывая их на столик у кровати. – Я уверена, что они вам понравятся. Вернее, я на это надеюсь. Откровенно говоря, я выбрала такие, которые мне самой хотелось прочесть.

– И, надо полагать, я должен быть тебе за это благодарен.

– Если вы будете недовольны, я всегда смогу их поменять, ваша милость. Она повернулась к двери.

– Куда ты направилась? – недовольно спросил граф.

– Снять шляпку и вымыть руки. Когда я вернусь, то почитаю вам газету – если вы, милорд, ленитесь прочесть ее самостоятельно!

– Ты будешь делать то, что прикажу тебе я, – резко сказал ее наниматель.

Однако дверь за Жизелью уже закрылась, так что граф не знал, услышала ли она его последние слова.

На следующий день Жизель пришла с большим опозданием, что само по себе было необычно. И как только граф ее увидел, он сразу же понял, что случилось нечто нехорошее.

Он привык с самого утра видеть ее жизнерадостную улыбку и слышать веселый голосок. От одного ее вида и теплых слов приветствия граф сразу же приходил в хорошее настроение.

Однако этим утром девушка была очень бледна, а под глазами у нее легли тени, сказавшие графу о том, что она чем-то глубоко озабочена.

Жизель молча сделала ему перевязку, а потом поправила подушки, привела в порядок постель и унесла из комнаты грязные бинты. Бэтли закончил бритье и утренний туалет графа еще до прихода Жизели.

Бэтли же менял простыни на постели либо с помощью домоправительницы, либо с помощью одной из горничных, так что после того, как Жизель возвращалась, в спальню к графу никто не заходил и они оставались вдвоем.

Граф, постоянно наблюдавший за своей таинственной сиделкой, прекрасно изучил все оттенки выражения ее лица и очень чутко чувствовал ее настроение. Ему показалось, что Жизель хочет что-то ему сказать, однако он счел за лучшее самому ни о чем ее не расспрашивать.

Он молча смотрел, как она беспокойно ходит по комнате, переставляя то, что и без того стоит на месте, поправляет в который раз подушки на одном из кресел, хотя в него никто не садился, перекладывает книги и газеты на столике у кровати… В конце концов она подошла к нему, и граф почувствовал, что она приняла нелегкое для себя решение начать важный разговор.

Ему показалось, что ее скулы снова заострились – видимо, из-за каких-то очень сильных переживаний. Когда Жизель остановилась около его кровати, он заметил, что у нее дрожат руки.

– Я… хотела попросить вас… об одной вещи, милорд, – чуть слышно проговорила она.

– О чем?

– Я… не знаю… как это лучше сказать… – Девушка замолчала, в нерешительности теребя платье.

– Если бывает нужно, я умею проявлять понимание.

– Я это знаю, ваша милость, – подтвердила она. – Бэтли мне рассказывал, что в полку… все обращались к вам… со своими проблемами… а вы всегда… помогали их разрешить.

– Тогда позволь мне разрешить и твою.

– Вам моя просьба… покажется… очень странной.

– Ничего не могу на это ответить, пока ты мне ее не выскажешь, – мягко отозвался граф.

Жизель молча замерла у его кровати. Граф настолько остро ощущал ее волнение, что ему трудно было заставить себя молча ждать.

В конце концов она едва слышно сказала:

– Я… слышала – и думаю, что это действительно так и есть, – что существуют… джентльмены… которые готовы заплатить большие деньги за девушку, которая… невинна. – Она замолчала, словно собираясь с силами. – Я… Мне совершенно необходимо достать… пятьдесят фунтов – немедленно… И я подумала, что, может быть, вы могли бы помочь мне… найти кого-то, кто… дал бы за меня… такую сумму.

Граф был настолько поражен ее неожиданной просьбой, что потерял дар речи.

Жизель не смотрела на него: ее темные ресницы опустились на бледные щеки. Не сдержавшись, он воскликнул:

– Боже правый! Ты хоть понимаешь, что говоришь? И если тебе нужны пятьдесят фунтов…

Она быстро вскинула голову и посмотрела ему в лицо, а потом резко повернулась и стремительно пошла к двери.

– Куда ты направляешься?

– Я… надеялась, что вы… поймете, милорд…

Она уже была на пороге, когда граф взревел:

– Сию минуту иди сюда! Слышишь? Немедленно возвращайся!

Секунду казалось, что она не послушается. Но потом, словно его приказ принудил ее повиноваться, она очень медленно закрыла дверь и прошла обратно к его кровати.

– Я хочу разобраться во всем до конца, – сказал граф. – Тебе нужны пятьдесят фунтов, но, кик я понял, у меня ты их не примешь? Правильно?

– Вы же знаете, что я не возьму денег… если не могу ничего дать… взамен, – горячо ответила Жизель.

Граф собрался было возражать, но вовремя понял, что это будет бесполезно. Он уже хорошо знал болезненную гордость Жизели. Это свойство было в ней настолько сильно развито, что если бы он стал навязывать ей свои деньги, то она скорее всего просто ушла бы из его жизни.

Призвав на помощь терпение и решив прибегнуть к дипломатии, он попытался выиграть время.

– Прости меня, Жизель, ты меня просто ошеломила. Мне понятны твои чувства относительно денег, но серьезно ли ты обдумала тот шаг, который собираешься сделать?

– Я… все обдумала, милорд, – ответила Жизель, – и это единственный выход… который я смогла найти. Я подумала, что вам, наверное, нетрудно будет найти такого человека… который заплатил бы за то… что я могу ему предложить.

– Конечно, это возможно, – медленно проговорил граф.

– Так вы это сделаете?

– Посмотрим, – ответил он. – Думаю, что имею право спросить тебя, Жизель, для чего тебе столь срочно понадобилась такая крупная сумма денег?

Она отвернулась от него и отошла на другую сторону комнаты, остановившись у окна. Девушка некоторое время стояла неподвижно, глядя на улицу, и граф знал, что она размышляет, можно ли доверить ему свою тайну или ей следует отказаться отвечать на его вопрос.

В конце концов Жизель, видимо, поняла, что от ее откровенности будет зависеть, захочет ли граф оказать ей помощь в получении столь нужных ей денег, потому что тихо сказала:

– Моему брату… чтобы он смог снова начать ходить… необходима сложная операция, которую может сделать только мистер Ньюэл.

– С твоим братом что-то случилось? – участливо осведомился граф.

– Два месяца назад его сшиб фаэтон, неожиданно выскочивший из-за поворота. Его истоптали лошади… и по нему… проехало колесо.

Она произнесла эту последнюю фразу так, словно весь ужас происшедшего по-прежнему оставался настолько острым, что ей трудно было говорить.

– Так вот почему вы переехали в Челтнем!

– Да.

– И вы дожидались, чтобы твоего брата осмотрел мистер Ньюэл? – догадался граф.

– Да.

– Почему ты мне ничего не сказала? Жизель не ответила, но граф и так знал, почему она молчала о своих тревогах. Ни она, ни ее близкие не желали, чтобы кто-то оказывал им благодеяния.

– Похоже, операция будет серьезная, раз Ньюэл запросил такую крупную сумму, – немного помолчав, сказал граф.

– Да, серьезная. А потом он несколько дней должен продержать Руперта в своей частной больнице, так что в пятьдесят фунтов включено и это.

– И у тебя нет другого способа получить деньги?

Граф понимал, что это бессмысленный вопрос. Если бы у семьи были хоть какие-то источники доходов, они не голодали бы.

Жизель отвернулась от окна.

– Вы… поможете мне?

– Я тебе помогу, – пообещал граф, – хотя, возможно, и не тем способом, который предложила ты.

– Но я должна… заработать эти деньги!

– Я это понимаю.

Она подошла немного ближе к кровати, и теперь ему показалось, что он читает в ее взгляде доверие.

За свою жизнь графу не раз приходилось помогать другим решать их проблемы, но еще никогда в жизни он не сталкивался с такой невероятной просьбой. Ему до сих пор трудно было поверить в то, что их разговор с Жизелью произошел на самом деле.

И в то же время он понимал, что, принимая во внимание характер этой девушки, у нее действительно не было другого выхода.

Ее план основывался на реальном факте, каким бы он ни казался отвратительным, на взгляд графа, относительно которого она не ошибалась: действительно, существовали такие мужчины, которые готовы были заплатить немалые деньги – хотя, как правило, все-таки меньше пятидесяти фунтов – владельцам дорогих борделей, чтобы те предоставили им девственниц. Как и большинство его современников, граф знал, что «Храм Флоры»в Сент-Джеймсе был рассчитан на любые прихоти и извращения. Существовали и другие заведения, владельцы которых бродили по паркам, высматривая хорошеньких нянюшек из провинции, и встречали почтовые кареты, на которых в город приезжали розовощекие деревенские девицы, рассчитывающие получить место прислуги.

Но чтобы Жизель высказала такое предложение! Граф был бы потрясен гораздо меньше, если б в его спальне вдруг разорвалось пушечное ядро.

Он заметил, что Жизель ждет его решения, и, помолчав еще немного, сказал:

– Ты разрешишь мне несколько часов подумать над тем, что ты сказала, Жизель? Надо полагать, ты не согласишься временно взять эти деньги у меня взаймы – пока я обдумываю положение и мы вместе ищем решение?

– Мистер Ньюэл сказал, что мог бы назначить операцию Руперта на четверг.

– Значит, у нас есть два дня.

– Да… два дня.

– Мне бы хотелось иметь больше времени.

– Я… не могу… ждать.

Граф понял, что она отвергла его предложение денег, не сказав об этом прямо. Может быть, попытался прикинуть он, если прикрикнуть на нее, то она уступит? Но тут же он решил, что никакие его слова не заставят ее принять у него деньги.

Атмосфера была настолько напряженной, что граф снова решил немного потянуть время.

– Не прочтешь литы мне новости? – спросил он. – Мне хочется узнать, что происходит в мире за пределами этих стен. И, кроме того, так у меня будет время немного свыкнуться с твоей невероятной просьбой.

Она беспомощно взглянула на него, словно без слов говоря ему, что у нее нет другого выхода.

Потом она послушно взяла «Челтнем кроникл»и, усевшись на стул около кровати, принялась читать своим нежным мелодичным голосом: сначала заголовки, потом – первую статью.

Именно в таком порядке граф любил знакомиться с газетой, но этим утром он не слышал ни слова из того, что читала ему Жизель. Он снова и снова пытался придумать способ помешать этой необыкновенной девушке пожертвовать собой ради брата.

По тем разговорам, которые у него были с Жизелью, он с полной уверенностью заключил, что она не только невинна, но и во многом наивна. Конечно, они прямо не обсуждали ничего похожего на интимные отношения героев романов или реальных личностей, но по тому, что она говорила по разным поводам, было ясно, что, как и большинство девушек ее происхождения и возраста, она имеет очень и очень смутное представление о том, что происходит между мужчиной и женщиной. А, возможно, она вообще не имела об этом никакого представления.

Жизель была настолько чуткой, невинной и утонченной, что граф нисколько не сомневался в том, что если она решится воплотить в жизнь пришедший ей в голову план, то все, что произойдет с нею, станет для нее потрясением – ужасом, превосходящим все, что она могла бы предвидеть и чего опасалась бы.

А еще он точно знал и то, что ей ни на секунду не могло прийти в голову, что он сам мог бы предложить ей эту сумму и воспользоваться ее предложением. Отношения, сложившиеся между ними к этому времени, не допускали и мысли о подобном.

Граф снова сказал себе, что он был прав:

Жизель не видела в нем мужчину, который мог бы заинтересоваться ею как женщиной. Действительно, за все то время, пока она за ним ухаживала, граф ни разу не заметил, чтобы Жизель смутилась, когда надо было обработать ему раны, поправить подушки или вообще оказаться совсем близко от него.

Конечно, его собственное отношение тоже сыграло свою роль: он либо отдавал приказы, либо обсуждал с нею вопросы, которые интересовали их обоих, причем разговаривал с нею так, как разговаривал бы с приятелем.

Ему было совершенно ясно, что он не сможет остаться в стороне и позволить Жизели продать свою девственность, как она собиралась сделать. Проблема для него заключалась в том, как помешать этому. Он был слишком болен для того, чтобы сыграть роль любовника – даже если бы пожелал это сделать. И предложить подобное он не мог, потому что это немедленно изменило бы отношения между ними, чего графу непременно хотелось бы избежать. Он сам был несколько удивлен тем, насколько высоко он, оказывается, ценил ту непринужденность, которая царила между ними.

Сейчас Жизель ему доверяла. В столь трудный для нее момент она обратилась к нему со своей проблемой. Это, по крайней мере, хотя бы отчасти облегчало его задачу.

Тем не менее если бы он попробовал просто дать ей деньги, она начала бы яростно возражать – это граф прекрасно понимал. И более того, она не поверила бы, что он может желать ее как женщину, поскольку до этой минуты он не давал ей ни малейшего повода так думать.

«Что я, черт побери, могу предпринять?»– лихорадочно думал граф.

Когда Жизель наконец дочитала газету, он так и не нашел никакого решения.

Она вопросительно посмотрела на него, и граф пытался придумать, что же еще ей сказать, когда в комнату вошел Бэтли.

– Прошу вашего прощения, милорд, но явился капитан Генри Сомеркот и желает вас видеть.

Граф решил, что само небо послало ему этого гостя, чтобы он смог еще немного оттянуть трудный разговор с Жизелью.

– Ты прекрасно знаешь, Бэтли, что я всегда очень рад видеть капитана Сомеркота. Попроси его подняться ко мне. Жизель встала.

– О твоем деле мы поговорим чуть позже, – пообещал ей граф.

– Спасибо, милорд.

Она сделала ему реверанс и ушла. Провожая ее взглядом, граф подумал, что сейчас на ее лице отражается страдание гораздо более глубокое, чем в те дни, когда она просто голодала.

«Мне надо придумать какой-то достойный выход из этой ситуации!»– снова сказал он себе.

Капитан Сомеркот явился в спальню графа Линдерста подлинным воплощением светского щеголя: пышный крахмальный шейный платок, завязанный причудливым узлом, слепил глаза своей белизной, кончики воротника поднимались выше загорелого подбородка…

– Генри! – воскликнул граф. – Очень рад тебя видеть. Каким ветром тебя занесло в Челтнем?

– А мне казалось, ты меня должен был бы ждать, Тальбот, – отозвался Генри Сомеркот.

Капитан был красивым молодым человеком – на несколько лет моложе графа. Они служили в одном полку и во время битвы при Ватерлоо тоже сражались рядом. Кроме того, они были родственниками, хотя и очень дальними, так что знали друг друга еще с детства.

– Я явился сюда, чтобы усыпать лепестками роз путь нашего героя-победителя! – объявил Генри Сомеркот, усаживаясь в кресло.

– Ну конечно! Мне следовало бы догадаться, что там, где появится герцог, должен появиться и ты.

– Разве я могу мечтать об отпуске? – осведомился капитан Сомеркот, который при Ватерлоо было адъютантом Веллингтона. – Теперь его светлость меня почти усыновил и заставляет мое начальство высылать меня вперед повсюду, где он собирается появиться в официальной роли.

– Мне казалось, что это не так уж неприятно.

– Господи, ну конечно! Все лучше, чем маршировка… Но, надо признаться, Тальбот, иногда оказываешься в ужасно странных местах.

– Ну я только рад, что ты оказался в Челтнеме, – отозвался граф.

– Как только герцог сказал мне, куда собирается ехать на этот раз, я сразу подумал о том, что увижу тебя, – сказал капитан Сомеркот. – Как твои раны? Тебе лучше?

– Я скоро собираюсь встать с этой опостылевшей постели.

– Рад это слышать. Когда тебя увозили из Бельгии, я уж решил, что тебе конец – и все потому, что ты не разрешил нашему мяснику отрезать тебе ногу.

– И я был абсолютно прав, – заметил граф. – Теперь она уже заживает. Но за это я должен благодарить местного хирурга.

– Должен сказать, что выглядишь ты намного лучше, – подтвердил капитан, критически разглядывая своего друга и родственника. – Но если будешь слишком долго лежать в постели, то непременно растолстеешь.

– Я и сам так думаю, – ответил граф, – но мне категорически запрещают вставать, пока раны не заживут окончательно.

– Ну не думаю, чтобы в этом доме тебе не хватало бы развлечений, – сказал Генри Сомеркот. – Как поживает полковник? Как только я приехал, то обнаружил, что лишь о нем идут пересуды по всему городу. Впрочем, в этом ничего нового нет.

– Да, Фиц как раз сегодня утром сюда заходил, – отозвался граф. – Он взял под свое покровительство новую очаровательницу – Марию Фут.

– Я ее видел. Она – настоящая красавица, – заметил Генри Сомеркот. – Как это похоже на полковника – первым ее заполучить! Я бы и сам не отказался попробовать добиться ее расположения.

– Я не советовал бы тебе пытаться это теперь, когда они вступили в прочную связь, – посоветовал ему его старший родственник. – Фиц имеет привычку сердиться, если кто-то пытается браконьерствовать в его угодьях. А пистолетом он владеет просто превосходно!

– Ну я не такой дурак, чтобы, состязаться в амурных делах с непобедимым Фицем, – ответил капитан. – К тому же город просто полон красивых женщин. Есть из кого выбирать. Он улыбнулся и добавил:

– Хочешь услышать дурную весть?

– Ты все равно не выдержишь и рано или поздно все мне расскажешь, – сказал граф. – Так что я предпочту услышать твое неприятное известие сейчас.

– Речь пойдет о Джулиусе.

– Ну естественно! – простонал граф. – Что он выкинул на этот раз?

– Ведет себя еще глупее, чем обычно.

– Проклятый идиот! – воскликнул граф. – Надо полагать, снова залез в долги? Когда я в прошлый раз за него расплатился, я предупреждал его, что больше этого делать не буду. И, бог свидетель, я говорил совершенно серьезно!

– Думаю, он тебе поверил, – сказал капитан Сомеркот.

– Пусть бы только попробовал не поверить!

За последние два года я потратил на этого юного распутника не меньше двадцати пяти тысяч фунтов. С тем же успехом можно было бросать деньги в сточную яму.

– Ну, он все их потратил – и не только их!

– Так пусть идет в долговую тюрьму! – в сердцах воскликнул граф. – Мне его не жалко.

Я и пальцем не шевельну, чтобы его выручить.

– Он не намерен садиться в тюрьму.

– Тогда как же он намерен выпутаться?

– Он пытается жениться на богатой наследнице! – усмехнулся капитан.

– Неужели он найдет такую, у которой хватит глупости за него выйти?

– Именно об этом я и собирался с тобой поговорить, Тальбот. Он превратился во всеобщее посмешище, пытаясь делать предложения каждой невесте с хорошим приданым, которую вывозили в этом сезоне в свет.

Граф раздраженно сжал губы, но ничего не сказал.

Его молодой кузен, Джулиус Линд, был его обузой с того дня, как граф унаследовал свой титул. Это был неисправимый транжира и бездельник, на которого никакие укоры не производили ни малейшего впечатления.

У отца нынешнего графа Линдерста был младший брат, который совершенно спился и умер еще совсем молодым. Его вдова утешалась тем, что безмерно баловала их единственного ребенка, и Джулиус, казалось, вырос, чтобы вызывать один громкий скандал за другим. Юноша все время вел себя таким образом, что всякий раз, когда граф вспоминал о его существовании, он впадал в ярость.

Поскольку пока у графа не было детей, его наследником считался Джулиус, который отнюдь не скрывал своих надежд на то, что полученные при Ватерлоо раны сведут нынешнего обладателя этого титула в могилу. Когда же стало очевидно, что этого не случилось, он был весьма расстроен и даже обижен.

– Продолжай! – резко приказал граф Генри Сомеркоту, понимая, что тот еще не закончил рассказ.

– Естественно, репутация Джулиуса всем прекрасно известна, и отцы большинства наследниц выставляли его за дверь, даже не давая ему времени начать разговор.

Капитан Сомеркот опасливо посмотрел на графа, зная его горячий нрав, и продолжил:

– Его даже поймали в спальне одной юной девушки: он надеялся ее скомпрометировать, чтобы свадьба стала неизбежной. Ее отец не придушил его на месте только потому, что Джулиус смог удрать, спустившись по водосточной трубе.

– Меня от всего этого просто тошнит! – возмущенно воскликнул граф.

– Я так и подумал, что тебя это не обрадует, – сказал Генри. – Но должен предупредить тебя, что он собирался ехать в Челтнем. По правде говоря, мне кажется, что он уже приехал.

– Приехал сюда? За каким дьяволом? – вопросил больной.

– Он ухлестывает за некой мисс Клаттербак. Кажется, это его последняя надежда. Она страшна, как смертный грех, и ей уже минуло тридцать пять, но ее папаша, Эбенизер Клаттербак, – человек очень богатый.

Помолчав, он медленно и внушительно произнес:

– Ростовщики обычно бывают богаты! Лицо графа исказилось от неподдельной ярости.

– Гром и молния! Я не допущу, чтобы в нашу семью вошла дочь ростовщика! Род Линдов всегда был респектабельным – по крайней мере в течение последних ста лет.

– Насколько я слышал, мисс Клаттербак готова принять его предложение, – продолжал тем временем Генри Сомеркот развивать эту неприятную тему. – Несмотря на богатое приданое, ей не делали предложений из-за неприятной внешности и низкого общественного положения, а Джулиус со всеми его недостатками все-таки джентльмен.

– По рождению, но не по поведению! – с горечью сказал граф.

Про себя он подумал, что возникла еще одна проблема, требующая немедленного решения.

– Если я снова дам Джулиусу денег, – вслух размышлял он, – у меня не может быть никакой уверенности в том, что он расплатится со своими долгами. При этом он все равно может жениться на этой Клаттербак, если она действительно очень богатая невеста.

– Понимаю, насколько тебе все это неприятно, – посочувствовал ему капитан Сомеркот. – Мне очень жаль, что я принес столь неприятные известия, но мне казалось, что тебе следует знать о том, что происходит.

– Да, я предпочитаю знать самое худшее, – признал граф.

– Что до меня, то я считаю, что кто-то должен был бы преподать юному Джулиусу суровый урок, – добавил Генри.

– Я с тобой согласен. Но не похоже, чтобы это собирался сделать Эбенизер Клаттербак.

– Нет, на него не стоит рассчитывать. Он ухватится за возможность заполучить в зятья настоящего аристократа.

И тут Генри Сомеркот вдруг расхохотался:

– Все это ужасно напоминает мне глупую драму, из тех, что так любит ставить полковник. Разгульный племянник – Джулиус, разгневанный опекун – ты, старый ростовщик, облизывающийся при мысли о том, как он войдет в светское общество, и уродливая и, несомненно, рябая невеста, которая на самом деле оказывается несчастной жертвой.

Генри Сомеркот от души смеялся, но граф продолжал мрачно хмурить брови.

– Единственное, чего нам не хватает, – продолжил сквозь смех капитан, – это героини – прекрасной принцессы инкогнито, которая преображает нехорошего племянника, так что все кончается благополучно – свадьбой! Тут граф резко сел на постели.

– Генри, ты подал мне блестящую идею! – воскликнул он. – И что самое главное, благодаря ей я смогу не только поставить на место Джулиуса и избавить нашу семью от мисс Клаттербак, но и решу еще одну проблему, которая казалась мне не менее сложной!