Текст книги "Дважды венчанные"

Глава 8

Двумя днями позже Гарри спустился к ленчу и объявил, что после полуденного отдыха тоже будет обедать в столовой. Это известие привело миссис Доусон в неописуемое волнение.

Она твердо решила побаловать его всякими вкусностями, которые он обожал еще мальчиком.

Слуги так суетились и радовались, что это сказалось на настроении Терезы.

Она надела самое симпатичное платье, из тех, которые графиня подобрала ей для выхода в свет.

Спускаясь к обеду, Тереза предполагала, что этот вечер будет последним наедине с Гарри.

Интуиция подсказывала ей – он решительно настроен на отъезд в Лондон, хотя не могла бы определенно сказать, откуда взялись у нее такие мысли, ведь он не произнес ни слова на этот счет.

Просто ее не покидало ощущение, будто Гарри что-то задумал, и, по всей видимости, задуманное касается Камиллы Клайд.

Тереза застала его в гостиной. Он был в вечернем костюме и выглядел столь привлекательно, что сердце бешено заколотилось в ее груди, а по мере того как она приближалась к Гарри, казалось, вот-вот выскочит наружу.

– Сегодня особенный вечер, Тереза, – сказал он.

– Потому что вы наконец-то обедаете внизу?

– Потому что я поправился. А после обеда я хочу рассказать вам о своих намерениях.

Тереза со страхом посмотрена на него, но ничего не спросила.

Когда Доусон объявил, что обед готов, Гарри предложил ей свою руку.

В столовой зажгли свечи, Доусон расставил на столе самые изысканные позолоченные приборы и столовое серебро, а обслуживали их лакеи в шикарных ливреях.

Тереза подумала, что вряд ли можно представить более романтическую обстановку.

И еще, если этот вечер наедине с Гарри действительно окажется последним, она навсегда запомнит каждую его секунду.

Она оценила его усилия казаться милым и развлекать ее забавными историями о службе в оккупационных войсках, над которыми она весело смеялась.

Прежде чем Доусон и лакеи удалились по завершении обеда, Гарри попросил налить ему немного бренди.

– Право, мне следовало бы с вашего разрешения ограничиться портвейном, который вы почему-то не пьете, – сказала Тереза.

– Пожалуй, будет лучше захватить мой бренди с собой в гостиную, – ответил Гарри.

В гостиной все светильники были зажжены, и все вокруг, начищенное и отполированное, сияло в их свете. Тереза собралась было предложить Гарри сесть в кресло с высокой спинкой у камина, как в комнату торопливо вошел Доусон, неся в руках серебряный поднос, на котором лежало письмо.

– Только что прибыло с посыльным из Лондона, ваша светлость, – доложил он. – Полагаю, посыльному можно остаться здесь на ночь?

Тереза узнала почерк отца.

– Да, да, разумеется, но попросите его не спешить завтра с отъездом, поскольку я, возможно, пошлю с ним ответ моему отцу.

– Хорошо, ваша светлость, будет исполнено, – заверил ее Доусон. Тереза вскрыла письмо.

– Интересно, почему папа отправил его с посыльным? Обычно он пользуется почтой.

Гарри промолчал, и она принялась читать.

Дочурка моя любимая, никогда еще мне не было так трудно писать тебе, потому что я предчувствую – ты расстроишься не меньше меня.

Вчера маркиз отправился в город с цепью выяснить, как обстоят дела у Камиллы Клайд, и, поскольку новости оказались хорошими, сначала быт очень доволен.

Она нашла себе нового покровителя в лице лорда Дархема; он стар, очень богат и к тому же весьма щедр, когда дело касается Камиллы Клайд и ей подобных.

Потом, однако, маркиз поехал в Гаррик Клаб, чтобы поблагодарить актера, игравшего роль священника в вашем мнимом венчании.

Он нашел своего знакомого и тут, к своему ужасу, узнал, что, не имея возможности приехать, как предполагал сначала, тот послал вместо себя не другого актера, а фактически направил к нам настоящего пастора из часовни в Мэйфэйре.

Я с трудом пишу эти строки тебе, дорогая моя девочка, ведь это означает, что, поскольку маркиз позаботился и о получении специального разрешения на брак, то ваше с Гарри венчание, несмотря на то что он в то время находился под воздействием наркотического снадобья, совершено было по всем правилам, и, следовательно, теперь перед законом вы являетесь мужем и женой.

Не могу выразить, как я сожалею, что все так обернулось, маркиз же ходит совсем потерянный, но не в его силах помочь нам ни словом, ни делом.

Нам остается только просить у тебя прощения, поскольку я надеюсь – Гарри-то нас простит. Наше единственное оправдание в том, что все это мы затеяли только ради его блага.

Словно бы надеясь, что она неправильно поняла отцовское письмо, Тереза снова перечитала его, потом встала, едва сознавая, что делает.

Будто в тумане она двинулась к окну, чувствуя, что ей не хватает воздуха.

– Что случилось? – забеспокоился Гарри. – Что так расстроило вас? Тереза не в силах была вымолвить ни слова.

– Скажите же мне! – настаивал Гарри, и его слова прозвучали как команда.

– Я… Я не… знаю… как сообщить вам, – молвила Тереза. – И… вы раз-гневаетесь… так сильно… даже больше… чем тогда…

Гарри поднял брови.

– Мне кажется, сильнее уже было бы невозможно, но скажите все-таки, о чем пишет ваш отец.

– Не… могу, – прошептана Тереза. – О… Гарри… я не могу… рассказать вам! Могла ли я… подумать… могла ли… предположить… такое!

– Дайте мне письмо! – потребовал Гарри.

Повинуясь, девушка подошла к нему.

Одной рукой он взял у нее письмо, другой коснулся ее запястья.

– Представить себе не могу, что могло вас так расстроить! – недоумевал он.

– Вы все… поймете… когда прочтете… Папа все… там… написал… – пробормотала Тереза.

Она была сильно удручена, но все же не отдернула свою руку, а только машинально присела рядом.

Гарри стал читать послание сэра Хьюберта.

Тереза прислонилась к нему. Ей было так страшно увидеть ярость на его лице и услышать гнев в его голосе!

В комнате воцарилась тишина, которую Тереза ощущала почти физически, – она, словно клубы черного дыма, неотвратимо обволакивала ее. И вдруг Гарри расхохотался. Это был какой-то необузданный смех, вырвавшийся, казалось, против его воли.

Тереза удивленно взглянула на него.

– Никогда не встречал подобную пару старых ротозеев! Как им только не стыдно!

– Я… Мне так… Простите меня… Мне очень… жаль. – Тереза расплакалась. – Я думала… вы не будете связаны…

– Так неумело сработать! – Гарри не слушал ее. – Право слово! Два взрослых человека! Бот уж никогда бы не подумай, будто мой дядя или ваш отец окажутся столь безмозглыми! Это невероятно!

Ничего не понимая, Тереза напряженно смотрена на него, не в силах отвести глаз.

Неожиданно он обнял ее.

– Этим вечером я собирался спросить вас, дорогая моя, – тихо промолвил он, – не согласитесь ни вы выйти за меня замуж. Однако мой дядюшка и ваш отец все уже сделали за нас!

– В-вы… собирались… просить… меня… стать… вашей женой? – задыхаясь, переспросила Тереза.

Ей казалось, она ослышалась, или Гарри попросту дразнит ее.

Он притянул ее к себе.

– Я люблю вас! – сказал он. – Я люблю вас с того дня, когда впервые увидел.

– Мне… не верится!.. – прошептала девушка.

– Я смогу убедить вас в этом, – пообещал Гарри, – потому что и вы, моя любимая, должно быть, хоть немного любите меня.

– Я и правда… люблю вас… но… мне ив голову не приходило, будто вы могли бы… когда-нибудь полюбить… меня, – смущенно молвила она и уткнулась лицом в его плечо.

– Видит Бог, я люблю тебя! Да и как не любить тебя, когда именно ты спасла мне жизнь, когда в тебе есть все, что мужчина ищет в своей суженой? К тому же ты так красива, что всякий раз, когда я смотрю на тебя, мне кажется – это мой сон.

– Не может быть… чтобы вы говорили подобные слова… мне, Гарри, когда я только сейчас так страдала… при мысли о вашем возвращении… в Лондон… о вашей свадьбе… с другой…

Она не могла заставить себя произнести имя актрисы.

– Я никогда не собирался жениться ни на ком, кроме вас!

Тереза была поражена. Она подняла голову.

– Н-но… ваш дядя… он думал…

– Я знаю, что он думал, – перебил ее Гарри, – и если б у него хватило здравого смысла поговорить со мной, вместо того чтобы вливать в меня мерзкое китайское снадобье, я объяснил бы ему, как все время пытался спросить у него совета – каким образом мне лучше выйти из щекотливой ситуации, в коей я невольно оказался…

Тереза слушала его, все шире открывая глаза от изумления по мере того как он решительно продолжал:

– Лучше уж я расскажу вам все прямо сейчас, чтобы раз и навсегда покончить с этим.

– Да… пожалуйста… расскажите. Я не могу… понять, отчего все так получилось.

– А получилось все оттого, – объяснил Гарри, – что я находил Камиллу Клайд весьма милой и забавной, чтобы проводить с ней время, а после длительного пребывания вдали от Лондона мне хотелось сразу получить все доступные удовольствия.

– Вас… можно понять… – пролепетала Тереза.

– Я чувствую, вы действительно сумеете меня понять, – улыбнулся Гарри. – Вы – само понимание, по-настоящему разумный человек,

Он посмотрел на нее так, будто хотел расцеловать.

Но, решив все-таки сначала покончить с объяснением, продолжал:

– Однажды вечером после какого-то званого обеда, где мы слишком много выпили, Камилла сказала, как я думал тогда, в шутку: «Полагаю, хорошо бы нам пожениться». Не слишком ясно соображая в тот момент, я ответил: «Было бы еще лучше, если б ты вела себя так, будто ты и есть моя жена!» Я поцеловал ее, и с того дня она имела обыкновение поддразнивать меня: «Ну а теперь поцелуй меня, как будто я твоя жена».

Он умолк, словно оглядывался в прошлое.

– Неожиданно для себя в какой-то момент я понял, что игра начинает становиться чем-то более серьезным. Похоже, это случилось, когда Камилла поведала своим друзьям, что мы и вправду собираемся пожениться.

Он посмотрел на Терезу и тихо добавил:

– Клянусь тебе, родная моя, я впервые представил себе женщину на месте, когда-то принадлежавшем моей матери, только когда встретил тебя.

– О… Гарри… неужели все это правда?

Ее глаза наполнились непрошеными слезами – до такой степени она была поражена тем, как удивительно все случившееся обернулось для нее.

– Клянусь, я не обманываю тебя, и я знаю, моя красавица, что именно тебя моя мама выбрала бы мне в жены.

Он прижал девушку к себе, утешая и промокая ее слезы, а потом стал целовать.

Поцелуи его были требовательные и жадные, словно он боялся внезапно потерять ее.

Это было похоже на сон, Гарри открывай перед ней врата блаженства и вел за собой.

Ее никогда не целовали прежде, подобного ощущения восторга и упоения она даже не могла представить себе.

А Гарри все целовал и целовал ее, до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание.

– Дорогая моя, любимая моя, замечательная маленькая женушка, я знаю – мы с тобой будем счастливы.

– Я люблю вас… о… как я люблю… тебя! – шептала Тереза.

Гарри не в силах был выпустить ее из своих объятий.

– Я собирался спросить тебя этим вечером, не согласишься ли ты выйти за меня.

– А мне… показалось, будто ты… хочешь объявить мне… сказать о своем отъезде назад в Лондон… И… не хочешь… больше… видеть меня здесь.

– И как подобная нелепость могла прийти тебе в голову? Я не смел глядеть на тебя и прикасаться к тебе, пока не поправился настолько, чтобы снова чувствовать себя мужчиной, но, дорогая моя, как же мне хотелось поцеловать тебя с тех самых пор, как я услышал над собой твой голос и ощутил твое нежное, успокаивающее прикосновение к моему горячему лбу, которое я вначале принимал за материнскую ласку.

Тереза уткнулась лицом в его шею.

– Мне вы почему-то казались… ребенком… больным ребенком, – прошептала она, – и мне так хотелось… чтобы вы поправились… и были снова здоровы.

– Ты станешь ухаживать за нашими детьми. – заглянул в будущее Гарри.-Ну а в верховой езде они окажутся под стать нам обоим, я в этом уверен.

Тереза рассмеялась.

– Вы… слишком… торопитесь! – возразила она. – Я еще не успела… толком привыкнуть к мысли… что на самом деле… вышла… замуж… за тебя.

– Я все обдумал и полагаю, мы теперь обвенчаемся.

– Обвенчаемся? Снова? – удивленно переспросила Тереза. – Но как?..

– Очень просто. Я уже решил – это наше венчание должно храниться в тайне, так как все вокруг думают, будто мы уже обвенчаны.

Он задумался на краткий миг.

– Старый священник, в свое время крестивший меня, будет только рад соединить нас в браке перед алтарем, и можно быть уверенными, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не откроет никому нашу с тобой тайну.

– Но теперь-то мы знаем… то наше… венчание не было только видимостью!.. – промолвила Тереза.

– Неужели ты думаешь, будто мне может быть по душе тот факт, что я обвенчан в церкви, но при этом даже не помню, как все происходило? Если так, то ты глубоко ошибаешься! – сказал Гарри с улыбкой. – Особенно учитывая, что мне досталась в жены самая красивая, самая совершенная и самая умная женщина на свете.

– О Гарри… как бы я хотела быть всегда такой для тебя!

– Итак, завтра вечером мы предстанем перед алтарем в нашей часовне. Нет никакой необходимости объяснять кому бы то ни было, что там происходит на самом деле. Для всех – мы с тобой пожелали, чтобы священник отслужил благодарственный молебен по случаю моего выздоровления.

– Какой же вы умный! – радостно вскрикнула Тереза. – Вы обо всем позаботились!

– Я думаю о тебе, моя любимая, ты никогда не забудешь наше истинное венчание – ведь мы будем поступать и говорить по своей воле и по велению наших сердец!

Он снова прижал к себе девушку и поцеловал.

– Я люблю… тебя! – вымолвила она, но разве можно было словами описать то, что она чувствовала всем своим существом.

Гарри спустился к завтраку в приподнятом настроении.

Он хотел сделать особенным этот день. День их настоящей, а не мнимой свадьбы.

Ему не терпелось снова забраться в седло после болезни, но он вынужден был удовольствоваться лишь посещением конюшни.

Полюбовавшись лошадьми, он велел подготовить их к завтрашнему дню.

Потом они зашли в его кабинет.

– Помимо ведения хозяйства здесь, в Боурне, – сказал Гарри, – я решил потрудиться под руководством твоего отца (помнишь, ты сама изъявила желание заниматься этим) и научиться зарабатывать деньги.

– Чудесно, Гарри! Папа должен быть доволен, а я – так просто без ума от счастья!

– Тогда так и поступим.

– Но мы и здесь будем проводить достаточно много времени?

– Конечно, – согласился Гарри.

– Но… как же… Стоук Пэлэс? – заволновалась Тереза.

– Когда дяди Мориса не станет, – ответил Гарри, – хотя я очень надеюсь, это произойдет не скоро, мы отдадим Боурнхолл нашему старшему сыну, а сами переедем туда.

– Вы слишком торопите события! – рассмеялась Тереза.

Но как могло быть иначе, если будущее теперь представлялось ему полным очарования и пробуждало столько надежд!

Сам, без увещеваний нянюшки, он пошел отдохнуть сразу после чая и настоял, чтобы Тереза поступила так же.

Казалось, он тщательно продумал все, вплоть до мелочей.

Теперь она видела в его глазах только любовь, и для нее не было ничего замечательнее этого.

Она прилегла отдохнуть, снова и снова благодаря Бога за то, что нашла свою любовь.

Теперь будущее виделось ей наполненным солнечным светом и цветами, все вокруг стало удивительно прекрасным.

«Со мной рядом будет Гарри, я смогу его слушать, смогу говорить с ним, Прошу тебя. Господи, пусть его любовь будет долгой!»

Когда она проснулась, ей сообщили, что они обедают раньше обычного и что Гарри скоро спустится вниз.

Тереза выбрала самое прелестное из своих платьев.

Юная, нежная; в нем она была похожа на фею, обитавшую в лесу среди деревьев.

Она успела убедиться, что Гарри, хоть и уважает ее за мужской склад ума и логику, проявляющуюся в споре, все-таки предпочел бы видеть ее в день венчания милой, женственной и даже чуть-чуть беспомощной.

И сейчас она ощущала себя именно такой.

Она была так отчаянно влюблена в Гарри, что не смогла бы отказать ему в любой просьбе или желании.

«Интересно, как скоро станет он тяготиться мною, если я только и буду покорно сидеть у его ног?»

Она рассмеялась, ибо не помогут никакие ее старания – они все равно рано или поздно заспорят, а в спорах будут рождаться новые идеи.

Да и удастся ли ей не вступать с ним в полемику, хотя бы ради удовольствия оказаться им побежденной!

Перед обедом она обнаружила Гарри в гостиной; он ожидал ее в самом лучшем своем вечернем костюме.

Найдется ли кто в целом мире, способный превзойти его в красоте и стати.

Она побежала к нему, не в силах идти медленно.

– Ты очаровательно выглядишь, дорогая, такой я и представлял тебя в день нашей свадьбы, – ласково произнес он.

Обед был объявлен, и они вошли в столовую.

Тереза не смогла бы вспомнить ничего определенного о поданных в тот день кушаньях.

Скорее всего были приложены немалые усилия, дабы на столе стояли его любимые блюда и подходящее к ним вино.

Что до нее, то Тереза видела перед собой только Гарри и могла думать только о нем, восхищаться тем, как он выглядит во главе стола. И как чудесно, что он захотел остаться с ней и действительно любит ее!

После обеда он тихо сказал:

– Не стоит подниматься наверх, пойдем в мой кабинет.

Она была заинтригована.

В этой комнате когда-то работал его отец, а теперь она стана его рабочим кабинетом.

Гарри подошел к столу и достал из выдвижного ящика бриллиантовую диадему, а затем короткую кружевную вуаль.

Если бы Тереза надела настоящую венчальную фату, это могло привлечь излишнее внимание. Эта же вуаль лишь слегка прикрывала волосы.

Девушка примерила диадему и залюбовалась собой.

– Эту диадему носила моя мама, – объяснил Гарри, – и я всегда надеялся, что моя жена будет в ней так же прекрасна?

– Благодарю вас за то, что позволили мне надеть эту диадему.

Он посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом, но не поцеловал.

Потом он вручил ей небольшой букетик белоснежных цветов и предложил опереться на свою руку.

Так, рука об руку, они вышли из кабинета и направились к часовне, примыкавшей к дому.

Тереза догадалась – священник уже ждет их.

И правда, когда они вошли в часовню, она увидела там пожилого, седовласого человека, стоявшего перед алтарем.

Гарри позаботился о том, чтобы внутри было необычайно красиво.

Шесть зажженных свечей сияли на алтаре и две огромные – по обе стороны от него.

Белые цветы украшали алтарь, повсюду стояли роскошные вазы с лилиями.

Священник улыбкой приветствовал их, когда они направлялись к нему по проходу.

Они подошли к алтарю, и начался обряд – очень простой, но такой сердечный и искренний, что его невозможно будет забыть.

Они встали на колени под благословение, и Терезе казалось, будто сам Бог благословляет их, – только благодаря Его воле они сумели найти друг друга.

Их любовь была подобна той, что позволила ее отцу и матери испытывать счастье многие годы.

Завершив обряд, священник сам встал на колени перед алтарем.

Гарри помог Терезе подняться и нежно поцеловал. Она восприняла этот поцелуй как знак верности.

Они молча, держась за руки, поднялись по лестнице, но неожиданно для нее Гарри повел ее не к той комнате, где она спала со дня приезда в Боурнхолл, а к другой, расположенной рядом со спальней для особо важных гостей. Тереза догадалась, что комната служила спальней его маме, а до нее – всем графиням их рода.

Должно быть, спальней не пользовались, и вот теперь по распоряжению Гарри открыли сегодня.

Шторы были подняты, и комната представилась волшебным местом, напоенным одной лишь любовью и еще цветами, белыми цветами повсюду, как в часовне, откуда они только-только вышли.

Все здесь говорило: отныне и ей отведено в сердце Гарри место, где он хранил лишь священную память о матери.

И ему не нужно было теперь объяснять, что никакая другая женщина ничего не значит для него.

Разве не этого так страстно желала Тереза!

Сейчас ей казалось, будто он достал с неба звезды и сделал дня нее из них невидимое ожерелье.

Аромат белых лилий и каких-то других цветов наполнял комнату.

Гарри закрыл дверь, и Тереза поняла, что он отослал горничную, пожелав сам поухаживать за ней.

Он прижал ее к себе, целуя бережно и нежно.

Торжественность и красота венчания захлестывала их.

Легким движением он снял с ее волос диадему и положил на туалетный столик. Потом вуаль.

Она чувствовала, как его пальцы освободили от заколок волосы, и они плавно рассыпались по плечам. Наконец он расстегнул платье, и оно упало к ее ногам.

И тогда он стал целовать ее, чем приводил ее в неистовый восторг и изумление.

Гарри поднял ее на руки, отнес к кровати и осторожно положил на подушки.

Ей чудилось, будто она плывет в сказочном сне, так все было красиво вокруг.

Звезды и мягкий серебряный свет луны обволакивали их своей волшебной аурой.

Гарри лег рядом и, обняв, тихо сказал:

– Я люблю тебя.

– И я люблю… тебя… всем сердцем, – прошептала Тереза, – но, пожалуйста… любимый, я… боюсь.

– Меня? – спросил Гарри.

– Нет. Конечно, нет, я… боюсь… показаться тебе скучной… после тех искушенных красавиц… которые любили тебя раньше… а я знаю так мало… о любви…

– Ты действительно считаешь, будто мне хотелось бы, чтоб ты узнала обо всем этом от кого-нибудь, кроме меня? – горячо запротестовал Гарри и стал целовать ее глаза, щеки, губы, шею.

Подобных ощущений она никогда прежде не испытывала. Это была любовь – истинный рай на земле.

А в ту минуту, когда Гарри назвал ее своей, она почувствовала, как они вместе взмывают в небо и прикасаются к звездам, а луну, далекую недоступную луну она держит в своих руках.

– Я люблю тебя… я люблю тебя!.. Этот шепот, казалось, плыл в лунном свете.

– Моя дорогая, любимая моя, неужели такое возможно? Я люблю тебя, как никого в жизни!

– Я… боготворю тебя, – пролепетала Тереза.

И Гарри был поражен, как в ней сочетается все то, чем, на его взгляд, должна обладать его жена.

К тому же он не сомневался: ее ум вдохновит его на большие свершения, и они вдвоем сделают мир вокруг себя лучше, ведь они всегда и во всем станут искать совершенства.

В тишине Тереза прошептала:

– Ты… все еще… любишь меня?

– Не могу выразить словами, как! – нежно ответил Гарри. – Ты подобна лилиям, которые я расставил по комнате, они, моя дорогая, как и ты – символ непорочности, невинности, и ты принадлежишь только мне!

Его губы отыскали ее, и Тереза почувствовала, как они зажигают в ней крохотные, мерцающие язычки пламени.

– Люби меня… Гарри… прошу тебя… – молила она. – Мне нужна твоя любовь… Мне не жить без нее.

– Так же, как я не сумей бы жить без тебя!

Мерцающие язычки пламени разгорались все сильнее и становились все выше, сливаясь с тем огнем, который сжигал Гарри.

– Я желаю, я жажду тебя, любимая моя…

Неописуемый восторг, переполнявший ее, казался частью лунного света.

Сейчас они стали ближе друг другу, чем когда бы то ни было, ибо слились и душами, и сердцами.

Они были одни в этом мире, где-то наверху сверкали звезды, и по лунной дорожке они поднимались в созданный только для них двоих райский сад.

Их любовь, они знали, одержит победу над любыми трудностями, подстерегавшими их впереди.