Текст книги "Разбитое сердце"

– К черту мой стиль! – рассердилась я. – Мне предстоит ужасно трудное объяснение.

Посмотрев на меня, Тим опустил руки на мои плечи.

– А знаешь, Мела, я готов поверить в то, что ты любишь своего мужа.

– Конечно нет, – горячо возразила я.

– Ну а если нет, почему ты так боишься рассердить или обеспокоить его?

– Ну, потому, что он всегда обходился со мной самым вежливым и благородным образом. Зачем же огорчать тех, кто так к тебе относится, правда?

– Конечно, но лучше перестань расстраивать себя, Мела. Ты ведь по-прежнему любишь меня, так ведь?

– Да, и ты это знаешь.

– Я хочу, чтобы ты и дальше любила меня.

– А тебя действительно волнует, что я думаю или чувствую? – спросила я. И тут вопреки всем стараниям моей гордости вопрос, который я хотела задать в течение всего дня, сам собой слетел с моих губ: – Почему же ты вчера отправился развлекаться с Вили?

– Ну а как я мог отделаться от нее, скажи на милость? – ответил Тим, однако снял при этом руки с моих плеч и вынул портсигар из кармана.

– Не знаю. Просто мне показалось, что ты не оказал ей особого сопротивления.

Тим ухмыльнулся.

– Натиск врага оказался неудержимым.

– Она так ведет себя со всеми мужчинами, – сказала я с презрением. – В самый первый день, проведенный мной в Англии, она привела меня в полный ужас тем, что буквально вешалась Питеру на шею. Но мужчинам, похоже, это нравится.

– Умная лесть всегда приятна. Но тебе же это безразлично, правда?

Я не намеревалась признаваться в истинных чувствах – в том, что мне это не просто небезразлично, но небезразлично в высшей степени. Вместо этого я ответила на его вопрос собственным:

– А когда вы вчера вернулись домой?

– O, уже утром. Мы заглянули в два или три места – там было весело и приятно, однако дорого! Скажу честно: к рассвету у меня в карманах было пусто.

– Приятно слышать, что ты развлекся.

Тим рассмеялся.

– Ну да, ревнуй. Люблю, когда красотки ссорятся из-за меня.

Я промолчала, и он понял, что обидел меня.

– Мела, дорогая! Я нисколько не хотел тебя задеть, но, в конце концов, я просто не мог отказаться от вчерашней вылазки с ней – ты-то все равно не пошла бы со мной. Знаешь, как одиноко человеку в городе, где у него нет ни друзей, ни даже знакомых.

– Ну, конечно, – сочувственно проговорила я, понимая, что была к нему несправедлива. – Но, Тим, я терпеть не могу Вили. Она ужасна, и я представить себе не могу, как ты этого не замечаешь.

– Ну, она забавна. A, кроме того, хорошенькая – этого нельзя отрицать.

– A значит, все остальное можно простить, так, по-твоему?

– Ну а почему, собственно, нет? – удивился Тим. – На нее приятно посмотреть, ее приятно послушать, а танцует она изумительно! Что еще нужно, чтобы весело провести вечерок? Тем более если не собираешься провести с этой девушкой остаток жизни. К тому же, если хочешь знать, половину вечера мы с ней говорили о твоем муже. – Тим засмеялся. – Тебе придется потрудиться, милая, если ты не хочешь потерять его.

Я вдруг поняла, что по горло сыта этим разговором.

Хотя мысль о вечере, проведенном Тимом и Вили, все время вертелась у меня в голове, теперь разговор на эту тему приобрел иные, мрачные краски.

– Пойду, умоюсь, – сказала я, – смою дорожную пыль.

Я поднялась наверх, где обнаружила вполне современную ванную комнату, хотя потолок и подпирали дубовые балки; крошечное зарешеченное окошко выходило в сад и поля. Проходя мимо, я заглянула в одну из спален и увидела там занятные старинные деревянные кровати и туалетный столик, покрытый белой кружевной салфеткой.

Я вымыла руки, причесалась и почувствовала себя несколько лучше.

«Возвращаться в Лондон надо сразу после ужина», – подумала я. И решила, что надо рассказать Питеру полную правду о событиях сегодняшнего дня. Ему это не понравится, однако, в конце концов, ничего плохого я же не сделала.

Спустившись вниз, я обнаружила, что Тим заказал два бокала хереса. Мы неторопливо распили херес, сидя перед огнем. Не знаю сама почему, но я спросила у Тима:

– А что именно говорила Вили о Питере?

– O, она просто воспевала его добродетели. Судя по тому, что она наговорила, это просто сверхчеловек. Я даже подумал, что здесь что-то нечисто.

– Надеюсь, что ты дал мне не худшую характеристику?

– Ну, конечно же! Понимаешь, хотя ты так скверно относишься к ней, она говорила о тебе хорошо и с пониманием отнеслась к нашей ситуации.

– Тим! – в ужасе воскликнула я. – Ты хочешь сказать, что Вили узнала от тебя о том, что мы с тобой давно знакомы?

Тим смутился.

– Ну, так прямо я ей ничего не рассказывал, она, похоже, сама догадалась об этом. Не знаю, как это произошло, к этому времени мы уже изрядно подвыпили и, откровенно говоря, Мела, я просто не помню в точности, что говорил ей.

– Тим, ты сошел с ума! Разве ты не понимаешь, что теперь она явится к Питеру, все расскажет ему, и он никогда не простит меня за ложь и за ту нашу первую встречу в замке деда.

– Что ты, она не сделает ничего подобного, – попытался успокоить меня Тим. – Я сказал ей, что это большой секрет, что о нем не должна проведать ни одна душа… Она обещала мне держать язык за зубами.

– Обещания Вили стоят недорого. Но как ты мог совершить такое безумство? Тим, ты ведь знал, чего мне может стоить твоя откровенность.

Тим помрачнел. Он всегда раздражался, когда оказывался неправым.

– Идея изображать невесть что была мне неприятна с самого начала, – вопреки всякому здравому смыслу признался он. – Нам надо было прямо признаться в том, что мы знакомы и являемся друзьями.

– Теперь я согласна с тобой, но мы этого не сделали, и нет ничего более отвратительного, чем оказаться пойманной на лжи.

– Не волнуйся, Вили тебя не выдаст.

Спорить с ним не было смысла. Можно подумать, что все мужчины очарованы этой милой доброй Вили, хотя сама я не доверила бы ей не только своей репутации, но и вообще ничего.

– Вижу, мне тебя не переубедить, – обреченно промолвила я. – Но мы, похоже, натворили дел. Давай-ка быстренько поедим и вернемся в Лондон.

– Подобная перспектива неутешительна для меня. И все же я надеюсь, что мое общество приятно тебе. В конце концов, Мела, во всей этой истории реальный ущерб понес только я.

Сердце мое растаяло, несмотря на то что причиной всей ситуации стала его собственная доверчивость и наивность.

– Если бы ты только не разоткровенничался с Вили, – печально сказала я.

– Сделанного не вернешь. И давай не будем портить последние проведенные вместе часы, Мела. Для начала выпьем еще хереса.

Он подозвал официанта, сделал заказ и попросил принести карту вин. Чтобы переменить тему, я завела речь о гостинице, рассказала Тиму о том, как очаровательно все сделали наверху и с каким вкусом смогли сочетать современность со стариной. Когда официант вернулся с хересом и картой вин, Тим перелистал страницы и радостно воскликнул:

– Нам повезло! У них есть шампанское. Официант, принесите нам бутылку под номером двадцать один.

– Я выпью за твое здоровье, Тим, – сказала я.

– Ну а я выпью за куда более интересную перспективу, – заметил он. – К тому же у меня есть идея.

– Что за идея?

– Я открою ее тебе, только когда мы поужинаем, – проговорил он таинственным голосом, – а пока скажу только, что идея эта очень хороша собой.

Глава двадцать первая

Кормили здесь превосходно – еда была простой, но очень вкусной.

Тим шутил, поддразнивал меня, вел себя самым непринужденным образом. И хотя я получала удовольствие от разговора, от всей обстановки, противный голосок, приютившийся на задворках моего сознания, все твердил о том, что я должна быть в другом месте. Конечно, я понимала, что мне следовало вернуться домой, к Питеру. Кроме того, я хорошо представляла себе, каким будет мое возвращение. На мой взгляд, нет ничего более неприятного, чем оказаться пойманной на лжи. Как я жалела о том, что сказала, будто хочу повидаться с Рози Хьюитт! Но дело сделано, и остается только гадать, что подумает и как поведет себя Питер.

Господи! А я-то так старалась наилучшим образом зарекомендовать себя в его глазах, заставить его видеть во мне достойную пару. Должно быть, если мужчина искренне любит женщину, она всегда хочет выглядеть как можно лучше рядом с этим мужчиной.

Мне было приятно, что Тим восхищается мной, но я легко могла бы признаться ему в любой своей оплошности, а вот признаться Питеру было намного труднее. Наверно, потому, что грехи Тима мне прекрасно известны, в то время как Питер был безупречен.

Если не считать некоторого снобизма, который, с моей точки зрения, на самом деле является своего рода национальной чертой и элементом чисто английского внешнего образа, порожденного, скорее, средой, чем особенностями личности, Питер кажется мне неправдоподобно идеальным. Может, это покажется странным, но я полагаю, что со временем обнаружу в Питере и недостатки, и досадные привычки, которые сейчас надежно скрыты – во всяком случае, от меня.

Я все думала о том, как предстану перед Питером и что скажу ему в объяснение своих действий. В конце концов, он мой муж… а кроме того, он всегда внимателен и ласков со мной.

Хорошо было Тиму говорить «ерунда все это» и со смехом уверять меня в том, что я могу построить жизнь с Питером на своих условиях. Нет, пренебречь Питером я не могла даже ради Тима.

Должна признаться, что за этот вечер мне не раз приходило в голову, что Тим не принадлежит к тем мужчинам, за которых следует выходить замуж. Как бы ни объяснял он свое вчерашнее поведение в компании Вили, факт оставался фактом и – мне хватало ума видеть это – он был вполне доволен собой. Ему, видите ли, было весело. На всем свете не существовало причины, способной заставить его отказаться от веселого времяпрепровождения и прочих радостей бытия. Вполне очевидно, что если он не переменится, то, скорее всего, может разбить сердце той женщины, которая рискнет выйти за него замуж. Я и раньше думала о том, что неплохо бы знать, а правда ли то, что Одри Герман была без памяти влюблена в него и не разбил ли он ее сердце столь же безжалостно, как и мое, покинув Виннипег, даже не простившись с ней.

Однако в обществе Тима легко было забыть о его пороках. Подобно ребенку он наслаждался каждым мгновением настоящего, вливая всю свою живость и энергию в наслаждение мгновением. Подобное жизнелюбие заразительно, и трудно не ответить на него тем же.

Признаюсь честно, что после нескольких бокалов шампанского мне стало еще легче находить Тима занимательным. Присущий ему юмор импонировал мне. Мне нравились его шутки, я много смеялась. Возможно, если бы наш разговор был записан на бумагу или на пластинку, мы и сами не нашли бы в нем ничего забавного, но в тот вечер он казался мне чрезвычайно забавным.

Но время неслось, и, посмотрев наконец на часы, я в ужасе воскликнула:

– Тим! Уже почти девять!

– И что с того? – спросил он. – Хочешь послушать вечерние новости?

– Не говори глупостей! До Лондона нам ехать почти три часа. Надо выезжать немедленно!

Я встала из-за стола и начала собирать свои вещи, оставленные мной в кресле у камина.

– Подожди минутку, – сказал Тим, – дай докурить сигарету.

Обслуживавший нас старик-официант забрал пустые кофейные чашки и вышел. Когда он ушел, Тим швырнул сигарету в огонь и, подойдя ко мне, негромко спросил:

– А надо ли нам куда-то ехать, Мела?

– Конечно, надо, – с нетерпением ответила я, – и без промедления. Надевай пальто, Тим. Мы напрасно приехали сюда, я даже представить себе не могу, что скажет Питер, если я вернусь домой после полуночи.

– Тогда зачем тебе возвращаться?

– Что ты хочешь этим сказать? – повернувшись, я посмотрела на него изумленными глазами.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Не надо тебе возвращаться домой, Мела, – проведи эту ночь со мной.

– Ты сошел с ума!

– Отнюдь, напротив, я влюблен и действую разумно. Какая польза в твоем самоотречении? Ты не любишь своего мужа и никогда не любила, ты любишь меня. Так почему бы нам с тобой не обрести здесь свое счастье?

– Ты и сам не понимаешь, что говоришь, Тим!

– Ошибаешься. Я уже давно думаю об этом. Мы молоды, однако в наши дни никто не может поручиться за свое будущее. Так почему же нам не воспользоваться счастьем, раз оно само валится нам в руки?

– Тебе не следует так говорить…

– Но я говорю. Слушай, любимая, я служу в авиации, я люблю жизнь, но и тебе, и мне известно, насколько зыбки наши перспективы. В этот самый момент, возможно, по радио говорят: «два наших самолета не вернулись на базу». Что, если я окажусь в одной из таких машин?

– Не надо, Тим! – воскликнула я. – Это нечестный аргумент, и ты знаешь это.

– «В любви и на войне все дозволено», знаешь такое выражение? – Тим улыбнулся.

Именно его улыбка и разорвала те чары, которые связывали меня, пока я слушала его слова. Усмехнувшись, я взяла свое пальто.

– Послушай, Тим, это просто смешно! На какое-то мгновение мне даже показалось, что ты говоришь серьезно.

– Я и говорю совершенно серьезно, готов подписаться под каждым своим словом. Не такое уж ты дитя, чтобы поверить в то, что честный человек не станет предлагать подобные вещи девице, пока на ее пальце не появится его обручальное кольцо. Все подобные предрассудки канули в прошлое вместе с викторианской эпохой.

Голос его изменился, стал глухим:

– Я люблю тебя и хочу тебя. Я предпочел бы, чтобы ты стала моей женой, но, увы, ты предпочла стать женой другого мужчины! Я по-прежнему хочу тебя, хотя кольцо на твой палец надел не я.

– Об этом не может быть и речи, – сказала я. – Пошли, пора ехать.

– Что ж, и вправду спорить не о чем. А поэтому, Мела, сладкая моя, я никуда не еду.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что сказал, – ответил Тим, направляясь к огню. – Сегодня я намереваюсь переночевать в этой гостинице, и ты намереваешься разделить мое общество; и мы с тобой намереваемся быть очень и очень счастливыми.

– Ну, как ты можешь говорить такое?!

– А почему бы нет – просто я честен с тобой. Я беру в расчет наши с тобой чувства и желания, а не те прописные стандарты, завещанные нам стариками, разучившимися любить.

Я не верила своим ушам. Я вполне могла допустить, что Тим шутит, и все же нечто подсказывало мне, что он говорит вполне серьезно.

– Ну и как, по-твоему, мы объясним все это Питеру?

– Это сделать несложно. Через час или два я позвоню твоему мужу и сообщу ему, что наша машина сломалась. Еще скажу, что по счастливой случайности это произошло неподалеку от дома моих друзей и что мы надеемся пешком дойти до них и заночевать. Он поверит в это.

– Похоже, что ты действительно все обдумал, – едко проговорила я.

– Все. По сути дела тебе не придется ничего делать… придется только сесть обратно и быть ласковой со мной. Эта ночь станет нашей медовой ночью… твоей и моей.

– У меня еще не было медового месяца, – сказала я, – но если ты считаешь, что я проведу его вот так – воруя у собственного мужа это время и прикрываясь сказками, в которые и пятилетнее дитя не поверит, то поверь – ты ошибаешься! Я возвращаюсь в Лондон вне зависимости от того, везешь ты меня или я иду пешком.

Тим рассмеялся.

– Ходьба скоро утомит тебя в том случае, если ты знаешь дорогу, а она тебе неизвестна. Нет уж, дорогая моя, идти пешком ты не сможешь. Так что будь умницей и сдавайся на милость победителя.

Я бросила на кресло пальто и подошла к Тиму.

– Послушай, – произнесла я как можно убедительнее. – Твоя шутка зашла слишком далеко. Уже очень поздно, прекрати дразнить меня и едем домой.

Тим схватил меня за руку и притянул к себе так, что мне пришлось присесть на подлокотник его кресла.

– Послушай милая, я понимаю, что честь требует, чтобы ты протестовала и все такое, но со мной этот номер не пройдет. Я хочу тебя, а ты меня – все прочее не имеет значения.

– Но это не так, Тим. Неужели ты не понимаешь, что существует множество других не менее важных вещей? И если бы в каких-то обстоятельствах мы повели себя так, как хочешь этого ты, то оказались не просто прелюбодеями, но и вульгарными, пошлыми людьми. Мы совершили бы такой проступок, который ну… словом, это не крикет.

– Боже мой! Как быстро мы набрались английских привычек, – поддразнил меня Тим и уже серьезным голосом спросил: – Или ты не любишь меня, Мела?

– Ты знаешь, что люблю, – ответила я. – Люблю и всегда любила, но не буду любить, если мы поступим подобным образом и потеряем право уважать себя.

– Чистейшее ханжество и ерунда. Когда я овладею тобой, ты будешь любить меня всем своим существом. А сейчас ты не понимаешь самого значения слова «любовь». Откуда тебе знать ее?

– Если любовь означает нечто бесчестное, жестокое и порочное, – ответила я, – тогда я знать не хочу ее значения и смысла. Прости меня, Тим, но ты должен понять, что просишь невозможного.

– Не просто возможного, но неизбежного, – проговорил Тим, играя желваками, как делал в прежние времена, упрямо настаивая на своем, вне зависимости от того, насколько неразумной оказывалась его идея.

– Прошу тебя, Тим, – взмолилась я. – Пожалуйста, не порть чудесный наш день.

– Вот почему я не собираюсь везти тебя домой. Можешь ли ты представить себе нечто более унылое, чем возвращение любимой женщины ее мужу?

– Тем не менее это то, что тебе предстоит сделать. Поехали! Если ты никуда не собираешься, я сама поведу автомобиль и оставлю тебя здесь.

Тим поднялся с кресла:

– Ладно. Подожди здесь, а я подам машину к передней двери.

Накинув пальто, он вышел из комнаты.

Оставшись одна, я почувствовала, что меня буквально трясет от пережитого в последние минуты напряжения. Надев пальто и перчатки, я со страхом посмотрела на часы. Надо ли мне позвонить домой еще раз? Сначала я решила, что надо, а потом испугалась, подумав, что к телефону может подойти Питер. Я вышла в прихожую. Людей в гостинице было немного, хотя из барa доносились голоса. Я открыла входную дверь.

Небо было темным и безлунным, на улице было прохладно. Я прислушалась, однако звука мотора не было слышно. Спустя какое-то мгновение я вернулась в помещение и принялась нервно расхаживать по холлу.

Я провела там минут пять, прежде чем дверь бара наконец отворилась, из нее донеслись звуки смеха, и на пороге показался Тим.

– Как ты долго, – сказала я, – и где машина?

– С машиной все в порядке.

– Где она? – резким тоном спросила я. – Ты сказал, что подгонишь ее к входу.

– Не будь дурой, – оборвал меня Тим. – Я вышел только для того, чтобы проверить, не уедешь ли ты без меня. Теперь ты не сможешь стронуть машину с места.

На какое-то мгновение я подумала, что он перебрал виски в баре. Нельзя сказать, чтобы у Тима была крепкая голова; в отличие от большей части моих соотечественников, пребывающих в согласии с виски, с Тимом оно всегда конфликтует. Однако опасения мои оказались безосновательными – Тим просто показывал свой характер и свою власть. Мне оставалось вести себя кротко – гнев не поможет мне в этой ситуации.

– Не дразни меня, Тим, дорогой мой, – пропела я самым сладким голосом. – Что ты сделал с машиной? Скажи мне, и поехали домой, мы можем поговорить в дороге.

– Тебе не обмануть меня, пошли.

Взяв меня за руку, он практически затащил меня обратно в столовую, заключил в объятия и стал целовать. Я была в ярости. Отбросив всякую дипломатию, я попыталась вырваться из его объятий. Сделать это было нелегко, потому что Тим очень силен.

– Прекрати! – вспыхнула я. – Мне не до твоих поцелуев! Мы должны немедленно ехать домой. Ты слышишь меня?

– Мы не будем делать ничего подобного. Я хочу целовать тебя, и ты поцелуй меня, дорогая.

Я наконец вырвалась и выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь. После чего направилась на задний двор, где Тим оставил машину. Она и сейчас стояла там. Я бросилась к машине и попыталась открыть дверцу, но она была заперта. Итак, уехать отсюда у меня не получится.

Что он сделал с машиной, я не знала, но автомобиль был полностью обездвижен. Я в бессильной ярости топталась около машины, когда из гостиницы вышел мужчина и начал ручкой заводить грузовик. Заметив меня около автомобиля, он спросил:

– Что случилось, мисс? Не нужна ли помощь?

– А я как раз хотела спросить, – неторопливо проговорила я, – вы случайно не в Лондон едете?

– В Лондон, – подтвердил он, – только не в сам город, а в Патни[14]14
  Южный пригород Лондона.


[Закрыть]. Мне нужно доставить туда груз.

– А не будете ли вы любезны подождать минутку-другую? – торопливо проговорила я. – Может быть, я попрошу вас подвезти меня, но сперва мне нужно кое-что уточнить.

Я понимала, что выражаюсь туманно, но в данный момент просто не знала, что говорить.

– Можно и подождать, мисс, – проговорил водитель. – Но не дольше пары минут.

Я вбежала в гостиницу и в столовой увидела Тима, невозмутимо сидевшего в кресле, вытянув перед собой ноги.

– Вот что, Тим, – проговорила я. – Слушай мой ультиматум. Либо мы с тобой едем прямо сейчас, либо я уезжаю на грузовике, который уже прогревает мотор.

Тим впился в меня злым взглядом, а потом поднялся на ноги.

– Ладно, – ответил он, – будь по-твоему. Все женщины одинаковы – при первой возможности надуют тебя.

Я не стала отвечать на эти слова, однако Тим последовал за мной, и я заторопилась вперед, слыша его шаги за спиной. Водитель грузовика дожидался меня во дворе.

– Спасибо вам большое, – обратилась я к водителю, – однако я сумела договориться о более удобной поездке в Лондон. Но очень благодарна вам за то, что вы меня подождали.

– Все в порядке, мисс.

Я услышала, что Тим завел двигатель. Я поспешила в машину.

– Если не знаешь дороги, – сказала я, – можешь последовать за грузовиком. Он едет до самого Патни.

Тим ничего не ответил. Мы ехали в полном молчании, не теряя из виду грузовик, пока не выбрались на широкое бетонное шоссе, тут Тим надавил ногой на акселератор, и мы понеслись.

Тим кое в чем похож на меня; как и я, он отходчив. Не успели мы провести в дороге и часа, как я ощутила на своем колене его руку. Я вложила в нее свои пальцы.

– Ты счастлива?

Я не стала отвечать на этот пароль отзывом.

– Не слишком.

– Прости меня, Мела, но ты сама виновата в этом.

– Возможно, – пробормотала я.

– Ты – девушка весьма соблазнительная, а тут еще этот Питер. Не надо тебе было выходить за чужого мужчину!

– Это не может служить оправданием твоему скверному поведению, – сказала я сдержанно.

– Это я понимаю, – ухмыльнулся Тим, – но в оправданиях не нуждаюсь.

Я попыталась рассердиться на него, но не смогла этого сделать. Через какое-то время мы уже хохотали. Мы шутили и разговаривали до самого Лондона, а когда оказались почти возле дома, Тим остановил машину на тихой улочке.

– Хочу поцеловать тебя на прощание, Мела. Можно?

– Да, конечно.

Он обнял меня и привлек к себе.

– Чертовски жаль, что мы не остались там. Как по-твоему?

Я покачала головой.

– Мы не получили бы никакой радости от нашей близости, устыдились бы своего поведения.

– Ну это ты зря!

Он долго и страстно целовал меня, однако я не могла ответить ему тем же. Разыгравшаяся вечером сцена что-то подорвала в наших отношениях. Я ощущала себя старше и мудрее Тима. Я не сомневалась: Тим искренне не мог понять, почему я не осталась с ним и не воспользовалась представившейся возможностью, пренебрегая последствиями. Тим оставался ребенком – я выросла.

Тим поцеловал меня еще раз, и тут часы пробили час ночи.

Лишь оказавшись на пороге дома, я ощутила весь ужас своего положения. Я боялась входить и с трепетом искала на ощупь ключ от двери в своей сумочке.

– До свиданья, моя милая, – сказал Тим, когда я открыла дверь. – Удачи тебе!

Через силу улыбнувшись, я махнула ему рукой. «Как это похоже на Тима», – с горечью подумала я, – втравив меня в такую историю, бодро попрощаться, в то время как я в ужасе ожидала предстоящего объяснения. Тим не предложил проводить меня, и, хотя я, несомненно, отказалась бы, мне все же хотелось, чтобы он хоть как-то попытался помочь мне. Господи, и зачем мне все это?

Бесспорно, я превращалась в настоящую новообращенную викторианку – англичаночку, дрожащую под осуждающим взглядом своего хозяина и господина!

Я еще могла бы представить себе, если бы моя бабушка, возвратившись за полночь домой, давала бы объяснения деду, но сейчас другие времена! Хотя надо признать, что у Питера есть все основания для недовольства. Я глянула на себя в висевшее в холле зеркало, нашла, что выгляжу весьма привлекательно, и бодрым пружинистым шагом направилась к кабинету Питера и открыла дверь.

Как я и думала, Питер ждал моего возвращения. Он сидел за столом и, как только я вошла, отложил ручку и поднялся с кресла.

– А вот и я, – сказала я бодрым тоном. – Надеюсь, ты не слишком волновался.

– Мне передали, что ты звонила, – ответил Питер, – но я не рассчитывал, что ты явишься так поздно.

– Я была за городом, a ты знаешь, как мешает езде затемнение.

– С кем ты была?

Я не стала вилять.

– С офицером Грантом.

– Со старым другом… Как мило!

Интонация его голоса встревожила меня.

– Я встретила его сегодня утром, когда вышла из дома, и он пригласил меня покататься с ним. Кто-то из министерства ВВС предоставил ему автомобиль. Мы не намеревались возвращаться так поздно, но сам понимаешь, как бывает, когда ездишь по неизвестным краям.

– Надо же, как вам повезло, какая удивительная встреча, – проговорил Питер. – Почти столь же необычайная, как его появление в доме твоего деда.

Слова его еще больше встревожили меня, я внутренне напряглась.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что в будущем тебе не следует обманывать меня.

Питер вынул что-то из своего кармана и протянул мне.

– Сегодня днем я нашел этот предмет здесь на полу. Должно быть, это фото выпало из твоей сумочки, a когда Вили увидела его, она сказала мне, что вы с Грантом – старинные друзья. Возможно, это покажется тебе странным, но я испытываю глубокое отвращение к интрижкам, которые моя жена проворачивает за моей спиной.

Голос его, спокойный и ровный, хлестнул меня как удар кнута.

Я посмотрела на снимок. С него на меня глядело лицо Тима. Я всегда носила это фото с собой после нашей помолвки, a через всю фотографию шла надпись: «Любимой от Тима».