Текст книги "Грязь, пот и слезы"

Глава 94

У самого подножия Южной вершины я различил под снегом очертания тела Роба Холла. Он погиб здесь около двух лет назад.

Наполовину занесенное снегом, тело его ничуть не изменилось из-за низких температур. Это суровое напоминание о том, что на этой горе могут выжить лишь те, кому она это позволила.

Но она может и отвернуться от тебя. И чем глубже ты проникаешь в ее владения, тем большая опасность тебе грозит. Мы уже и так осмелились зайти слишком высоко, и я понимал всю рискованность нашей авантюры.

Последнее, что сказал по рации Роб своей жене, была просьба: «Пожалуйста, постарайся не слишком волноваться».

Поразительно, с каким мужеством восходитель сознавал неизбежность своей смерти! Я тщетно старался выкинуть мучительные мысли о нем из мозга, и без того страдающего от недостатка кислорода.

«Продолжай идти, Беар. Взойди на вершину, а потом спустись вниз».

В конце гребня мы оперлись на ледорубы и посмотрели вверх.

Над нами была легендарная ступень Хилари, сорокафутовая ледяная стена, представляющая собой самое грозное препятствие на пути к вершине.

Укрываясь от ветра, я пытался найти тропу, чтобы забраться на нее. Этот ледяной склон должен был стать нашим последним и самым тяжелым испытанием. Результат покажет, присоединимся ли мы к тем, кто уже ступил на священную вершину.

Если повезет, то я стану всего тридцать первым британским альпинистом, который это сделал. Я осторожно стал подниматься. Да, падать далековато!

Сначала цепляюсь зубьями кошки. Затем врубаю в лед ледоруб. Проверяю, как они держатся. Затем совершаю шаг. Пусть медленное, но все-таки продвижение. И я продолжал осторожно и размеренно подниматься, продумывая каждый свой шаг.

Сколько раз я уже взбирался наверх по таким крутым склонам, но впервые совершал подъем на высоте в двадцать девять тысяч футов. Я вел напряженную и упорную борьбу с этой высотой, разреженным воздухом и ветром скоростью сто тридцать футов в час.

Я остановился и постарался закрепиться на стене. А затем совершил прежнюю ошибку – посмотрел вниз. По обе стороны узкого гребня гора обрывалась вниз, в бездну. «Идиот, Беар!»

Я отвел взгляд и заставил себя смотреть только на лежащую передо мной ледяную стену. «Вверх! Продолжай лезть вверх!» И я продолжал карабкаться. Я мечтал об этом всю жизнь, и уже ничто не могло меня остановить.

Глава 95

Вдох. Остановка. Шаг. Остановка. Вдох. Остановка. Шаг. Остановка.

Это казалось бесконечным.

Я переваливаю через последний карниз и с трудом удаляюсь от края. Разгребаю снежный порошок, выравнивая для себя маленькую площадку. Ложусь и часто, глубоко дышу. Затем очищаю маску ото льда, наросшего от дыхания. Не вставая на ноги, отстегиваю карабин от веревки. Теперь она свободна, за нее может держаться Нейл.

Я встаю и, пошатываясь, начинаю лезть дальше. Я уже вижу вдалеке скопление флагов, торчащих из-под снега и мягко колышущихся под ветром. Эти флаги отмечают вершину – мою заветную цель.

Внезапно в глубине моего существа начинает бить фонтан бешеной энергии. Это результат адреналина, бушующего в крови. Никогда еще я не чувствовал себя таким сильным – и одновременно таким слабым.

Меня попеременно окатывают волны адреналина и дикой усталости, в то время как я отчаянными усилиями воли противостою напряжению этих последних мгновений.

В том, что самый последний участок этого труднейшего восхождения оказывается таким пологим, мне чудится какая-то насмешка. Тропа идет по верху гребня, изогнутого в виде большой дуги и ведущего к вершине.

Слава Богу!

Похоже, что гора приглашает меня, призывает в первый раз подняться на крышу мира. Я пытаюсь считать шаги, но сбиваюсь со счета.

Я дышу часто и судорожно, как загнанный олень, жадно втягивая кислород, поступающий в маску. Однако, сколько бы этих слабых шагов на ватных ногах я ни делал, вершина по-прежнему кажется далекой.

Но это не так. Медленно, но верно она делается все ближе и ближе. Чувствую, как на глаза навертываются слезы. Я плачу в маске. Я так долго сдерживал эмоции, что уже не в силах обуздать их. Из последних сил, еле держась на ногах, я ступаю на вершину Эвереста.

Глава 96

До конца я никогда не верил в то, что смогу это совершить.

Еще в больнице, когда я лежал с поврежденным позвоночником, внутренний голос робко шептал мне, что мысль о восхождении на Эверест – чистое безумие.

Но он не всегда был таким робким и неуверенным.

Думаю, просто слишком часто люди подсмеивались надо мной, говорили, что считают эту мысль просто глупой, с пренебрежением называли ее пустой мечтой. И чем чаще я все это слышал, тем упорнее мечтал о восхождении.

Но все-таки что-то из их слов застревало в сознании. Так часто происходит – мы работаем, встречаемся с друзьями, занимаемся разными делами, и эта хлопотливая, суматошная жизнь на какое-то время заглушает наши сомнения.

Но что происходит, когда вся эта суета утихает? Лично меня сомнения никогда не оставляют, хотя иной раз мне кажется, что они давно утихли.

И думаю, в глубине души я сомневался в себе больше, чем готов был признаться даже себе самому. До этого момента.

Дело в том, что еще с больницы я мечтал стать крепким и выносливым, и физически, и нравственно. Да что там, с больницы! Я стремился к этому еще в начальной школе, когда мне было восемь лет.

И вот здесь, на высоте в двадцать девять тысяч тридцать футов, когда я с огромным трудом преодолел эти последние футы, я ощутил, что стал по-прежнему сильным и выносливым.

Тяжелая физическая работа укрепила меня нравственно, и, наоборот, высокий моральный дух помогал мне, поддерживал, придавал силы.

Наконец-то, в 7:22 утра 26 мая 1998 года, когда слезы еще не высохли на моем замерзшем лице, вершина Эвереста раскрыла мне свои объятия.

Как будто она сочла меня достойным этой высокой чести. Сердце мое билось учащенно, и в каком-то тумане я вдруг осознал, что действительно стою на крыше мира! Алан обнял меня, что-то неразборчиво крича в своей маске. Нейл все еще поднимался к нам. Когда он подошел, ветер уже утих.

Над скрытым до сих пор Тибетом вставало солнце и окрашивало горы своим нежно-алым светом. Нейл встал на колени и перекрестился. Затем мы сняли маски и обнялись, как братья.

Я встал на ноги и огляделся. Передо мной расстилалось полмира. Линия горизонта по краям клонилась книзу, отражая изгиб земного шара. Да, благодаря техническим достижениям человек может оказаться на Луне, но никакая техника не доставит его на эту вершину.

Воистину это место излучало нечто волшебное, магическое.

Внезапно слева от меня затрещала рация – это Нейл включил ее и взволнованно говорил:

– Базовый лагерь! Мы парим над миром!

На том конце связи раздались ликующие крики. Нейл передал рацию мне. В течение многих недель я сочинял, что скажу, когда доберусь до вершины, но сейчас все вылетело из головы.

Я напряг голос и, не раздумывая, сказал:

– Я хочу оказаться дома.

Я начинаю забывать о том, что происходило дальше. Как обещали, мы сделали несколько снимков с развевающимися на вершине флагами САС и ДЛЭ («Дэвис Лэнгдон энд Эверест»), и я набрал в захваченную с собой банку из-под витаминов немного снега с вершины[12]12
  Через несколько лет мы с Шарой крестили троих наших сыновей этой снежной водой с вершины Эвереста. Знаковые моменты.


[Закрыть].

Это было все, что я взял у вершины.

Помню, у меня состоялся по рации – с помощью спутниковой связи – какой-то сумбурный разговор с моими родственниками, находившимися от меня на расстоянии трех тысяч миль, – они так много сделали, чтобы я мог совершить это восхождение.

Но время летело быстро, и, как все волшебные моменты, они не могли длиться вечно. Часы показывали 7:48, пора было спускаться вниз.

Нейл проверил у меня наличие кислорода.

– Беар, немедленно отправляйся вниз. Давай, дружище, скорее.

В баллоне оставалось не больше пятой части объема газа, как раз, чтобы добраться до балкона.

Я взвалил на себя рюкзак и аппарат, надел маску и повернул обратно. Все – вершина была уже позади. Я знал, что больше никогда ее не увижу.

Буквально через несколько минут спуска меня охватила страшная усталость. Трудно выразить, какого напряжения требует спуск с горы.

По статистике, преобладающее большинство несчастных случаев происходят именно на обратном пути. Это потому, что цель уже достигнута, и человек думает только о том, чтобы побыстрее добраться до базового лагеря, где он наконец-то сможет отдохнуть.

Когда ты теряешь контроль над собой, легко споткнуться и упасть в пропасть.

«Не расслабляйся, Беар. Продержись еще немного. Если будешь сосредоточен, то на балконе возьмешь из тайника новый баллон».

А потом у меня вышел весь кислород. Я начал спотыкаться, то и дело падал на колени, снова вставал и опять падал. Все вокруг кружилось.

«Я дойду, дойду, дойду!» – снова и снова внушал я себе.

Эта привычка сохранилась у меня с тех пор, как я смертельно уставал на отборе в САС. Я машинально бормотал эти слова, не вникая в смысл. Они выходили откуда-то из глубины моего существа.

Наконец, слишком измученный, чтобы чувствовать облегчение, я добрался до балкона и упал в снег около тайника с запасными баллонами. Сменив баллон, я с упоением дышал кислородом. Я пил его жадными, большими глотками. Постепенно ко мне вернулись тепло и ясность сознания.

Теперь я понимал, что мы сможем благополучно спуститься. Если не останавливаться, то скоро мы будем на Южной седловине.

Появившиеся вдали палатки вырастали на глазах по мере того, как мы медленно и осторожно пробирались к ним по льду.

Глава 97

Когда мы оказались на Южной седловине, странно было не чувствовать под ногами лед или снег. Зубья кошек со скрежетом скользили по камню. Я опирался на ледоруб, помогая себе пройти несколько последних ярдов.

Уже восемнадцать часов мы ничего не ели и не пили. В голове чувствовалась странная пустота и отрешенность. Тело изнемогало и жаждало отдыха.

У нашей крошечной палатки я снова обнял Нейла, а потом просто свалился.

– Беар, давай, дружище. Залезай в палатку. Беар, ты слышишь? – вывел меня из забытья голос Майкла. Он ждал нас на седловине, надеясь на наш успех.

Я вполз в палатку. В голове стучало. От страшной жажды все пересохло внутри. Целые сутки я не мог помочиться.

Нейл и Алан медленно снимали снаряжение, не в силах разговаривать. Майкл дал мне теплой воды, нагрев ее на горелке. Я был счастлив видеть его и Джеффри целыми и невредимыми.

Только к вечеру мы разговорились. Я ведь толком так и не знал, почему Майкл и Джеффри решили вернуться в лагерь. И вот мы слушали их рассказ. О том, как усилился ураган, как они ослабели, пока тащились по глубокому снегу в разреженном воздухе. Их решение вернуться было основано на трезвой оценке трудностей восхождения и своих сил.

Только поэтому они и остались живыми.

Правда, наша тройка продолжала подниматься, хотя в нашем решении и была доля безрассудства. Но нам повезло, да и ураган так и не подошел.

Дерзкие победили – на этот раз. Но так бывает не всегда. Знать, когда можно рискнуть, а когда следует проявить осторожность, – это великое искусство восходителей. Я это знал.

Позднее, когда мы готовились провести последнюю ночь в Мертвой зоне, Майкл сказал мне то, чего я никогда не забуду. Это был совет альпиниста с двадцатилетним стажем восхождения на крутые Канадские скалы.

– Беар, ты хоть понимаешь, как вы рисковали там, наверху? На мой взгляд, вы поступили скорее безрассудно, чем разумно. – Он с улыбкой посмотрел на меня. – Мой тебе совет: научись себя обуздывать, и ты далеко пойдешь. На этот раз ты выжил – так воспользуйся своим везением.

Я навсегда запомнил его совет.

На следующий день спуск с Южной седловины. Лхоцзе, казалось, занял у нас столько же времени, сколько подъем на нее.

Но в конце концов через шесть часов мучений мы с Нейлом проковыляли последние несколько ярдов, отделяющие нас от лагеря 2, разбитого на ледопаде.

Я спал целых двенадцать часов и проснулся только перед самым рассветом от возни Нейла.

– Беар, вставай, слышишь? Остался последний переход. Я не могу спать, когда конец уже близок, – сказал Нейл, окутанный облачками пара от дыхания.

Я с трудом разлепил веки. Мы даже не стали есть перед уходом, надеясь на омлет из свежих яиц, которые нам пообещали по рации с базового лагеря, а начали поспешно собираться.

Но я едва справлялся с рюкзаком и кошками и нервничал, сознавая, что заставляю себя ждать. Видно, силы у меня были на исходе. Сейчас, когда я тащил с горы все свое снаряжение, казалось, рюкзак весит целую тонну. Мы медленно, с остановками пошли вниз по леднику.

Через час нас неожиданно остановил жуткий грохот, треск и скрежет, сотрясавшие горы. Присев на корточки, мы посмотрели вверх. Всего в пятистах ярдах перед нами, прямо на тропу, по которой мы шли, обрушилась часть склона горы Нупцзе – тысячи тонн горной породы. Обломки скал с оглушительным грохотом неслись вниз по ледопаду, застилая все вокруг, подобно исполинской туче. Мы застыли от ужаса, глядя на чудовищно грохочущую лавину льда, снега, земли и камня.

Выйди мы всего на несколько минут раньше, и она бесследно поглотила бы нас. Иной раз промедление может обернуться и благом!

Мы дождались окончания обвала и стали осторожно пробираться по беспорядочному нагромождению обломков скал и льда.

Странно, но именно теперь меня охватил ужасный страх. Как будто чудесное избавление от гибели под лавиной привело меня в чувство и заставило осознать огромный риск, которому мы подвергались.

Скорее всего, уже ближе к концу нашего великого приключения я стал понимать, что мы совершили почти невозможное. Мы перехитрили смерть – на данный момент. Но пока еще мы были в горах, нам предстоял последний переход по ледопаду.

По мере того как мы преодолевали одну за другой расселины в леднике, Эверест словно удалялся от нас. Уже больше десяти дней я не спускался ниже лагеря 2 и понимал, что оставляю позади нечто необыкновенное и грандиозное.

Мы двигались в полном молчании, погруженные в свои мысли.

Через два часа мы присели отдохнуть на карнизе ледопада. Казалось, низвергающийся вниз каскад замерзшей воды в последний раз призывал нас. Нам ничего не оставалось, как подчиниться его зову.

Сейчас ледопад был покрыт свежевыпавшим глубоким снежным порошком и выглядел очень красиво. Пока мы взбирались на вершину, здесь почти непрерывно шел снег, неузнаваемо преобразив дорогу. Мощный слой льда медленно стекал вниз.

Новая тропа вилась через гигантские ледяные глыбы и привела нас под громадный снежный надув, который раздавил бы нас, как мышек, если бы вдруг вздумал обвалиться.

После того как мы преодолели столько коварных ловушек, я слегка успокоился. Каждый шаг приближал нас к дому. Внизу уже показался лагерь, и от волнения у меня перехватывало дыхание. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как мы его покинули.

Мы поспешно пробирались сквозь беспорядочное нагромождение ледяных глыб у подножия ледопада, нетерпеливо поглядывая на омытые солнечным светом палатки.

В 12:05 мы в последний раз отстегнули от веревки свои карабины. Я обернулся и, не веря своим глазам, посмотрел на гигантскую толщу сияющего под солнцем льда. Я мысленно поблагодарил гору за то, что она позволила нам пройти. Тревога и волнение схлынули, и я снова разрыдался.

Я все думал о папе. Как же мне хотелось, чтобы он был здесь, рядом со мной!

На самом деле он был рядом, как и всегда.

Глава 98

Солнечные лучи согревали лицо. Наконец-то мы были в безопасности.

Кто-то принес большую бутылку шампанского, которую заботливо приберегли для этого торжественного момента. Вчетвером мы минут десять расковыривали пробку с помощью ледорубов.

И началась праздничная вечеринка.

Мне казалось, что я выпью целый галлон этой чудесной искристой жидкости, но моему организму это оказалось не по силам. Я мог лишь отпивать шампанское маленькими глотками, только тогда не чихал, но все равно скоро почувствовал себя совершенно опьяневшим.

Я прислонился к каменной стене общей палатки и с блаженной улыбкой прикрыл глаза. Вернувшись потом в свою палатку, я натянул свежие носки и термобелье, которые хранил специально для этого дня.

Первое переодевание за три месяца. Какое наслаждение! Снятые кальсоны и трусы я убрал в пакет на молнии и напомнил себе дома открыть его без посторонних.

Оказалось, у Нейла обморожены ступни. Это результат длительного пребывания на огромной высоте и того долгого ожидания шерпов на балконе. Мы перевязали их, чтобы они все время были в тепле, и старались не говорить о возможной ампутации пальцев на ногах.

Впрочем, он и сам понимал, что вряд ли когда-нибудь к ним вернется чувствительность.

В любом случае мы считали, что ему нужно как можно скорее обратиться к врачу.

Ходить с забинтованными ступнями он не мог, так что требовался вертолет. А посадить его в разреженной атмосфере Эвереста не так просто.

Страховая компания сообщила, что утром следующего дня попробует эвакуировать Нейла, если позволит погода. Но вообще высота в семнадцать тысяч четыреста пятьдесят футов являлась верхним пределом для полетов вертолетов.

На следующее утро мы действительно услышали гул двигателей вертолетов, гораздо ниже базового лагеря. На фоне горы он казался крошечным.

«Пройдет какой-то час, и Нейла увезут отсюда назад, в цивилизацию. Гмм».

Боже мой, какое это счастье! Мне нужно было любым способом попасть на вертолет вместе с ним.

Я мгновенно собрал вещи, накопившиеся у меня за прошедшие три месяца. Потом налепил на рукав белый крест и побежал к тому месту, где сидел наготове Нейл. Один шанс.

«Какого черта!»

Нейл улыбнулся мне и покачал головой.

– Господи, Беар, ты уже успел собраться? – закричал он, чтобы я расслышал его из-за шума вертолета.

– Тебе нужен приличный медик во время полета, – улыбаясь, сказал я. – А я как раз тот, кто тебе нужен.

(Отчасти так оно и было – я ведь медик и его товарищ, и ему действительно нужна была помощь. На самом деле я просто пытался перехитрить страховую компанию.)

Пилот крикнул, что два человека будет слишком тяжело.

– Я должен постоянно его сопровождать! – прокричал я в ответ и тихо добавил: – У него в любой момент может отвалиться ступня.

Пилот посмотрел на меня, потом перевел взгляд на белый крест у меня на рукаве и согласился высадить Нейла где-нибудь пониже, а потом вернуться за мной.

– Отлично. Отправляйтесь, я подожду здесь. – Я крепко пожал Нейлу руку.

«Господи, пусть это будет сделано поскорее, пока никто не догадался», – твердил я себе.

Пилот поднял машину в воздух, и вскоре она исчезла из поля зрения.

Мик и Генри расхохотались.

– Если тебе удастся это провернуть, Беар, я готов съесть свои носки. Я вижу, ты любитель проворачивать такие фокусы, верно? – сказал Мик.

– Да, задумано хорошо, только, можешь мне поверить, больше ты этого вертолета не увидишь, – добавил Генри.

К чести пилота, он проиграл. Вертолет вернулся, я забрался на борт, и с натужным ревом двигателей в разреженном воздухе мы медленно поднялись в воздух.

Пока мы преодолевали земное притяжение, на приборной доске все время горел огонек, предупреждающий о приближении к режиму сваливания, но затем вертолет нырнул носом, выровнялся, и вскоре мы летели над скалами, вдоль ледника.

Я улетел, а Мик, видимо, давился своими носками.

Когда мы снижались, я заметил далеко под нами одинокую фигуру, сидящую на камне посреди громадного поля, усеянного валунами. Обмотанные белыми бинтами ноги Нейла выделялись среди серых валунов ярко, будто бакены.

Я радостно улыбнулся.

Мы забрали Нейла и через минуту уже летели над долинами Гималаев, как птицы, вырвавшиеся на волю.

Великая гора скрылась в туманной дымке. Я опустил голову на плечо Нейла и закрыл глаза.

Прощай, Эверест!

Глава 99

Оказавшись снова в Катманду, мы с Нейлом позволили себе полностью расслабиться. Что ж, потрудились мы неплохо, настал черед как следует отдохнуть и окончательно сбросить с себя напряжение.

Помню, на следующий день, еще полностью не пришедший в себя от выпитого накануне, я, пошатываясь, прошел по шаткому балкону нашей маленькой гостиницы на задворках Катманду и спустился в коридор.

Там я наткнулся на русских альпинистов, которые поднимались на Эверест по северному склону. Они сидели на полу и тихо разговаривали. Когда я проходил мимо, они взглянули вверх, и меня поразили их опустошенные, подавленные лица.

И вдруг я увидел, что они плачут. Эти могучие, бородатые русские парни плакали, как дети.

Двое членов их экспедиции, Сергей и Фрэнсис Арсентьевы поженились совсем недавно. Оба обожали горы и мечтали совершить восхождение на Эверест. Но случилась страшная беда.

Во время спуска с вершины у Фрэнсис внезапно подкосились ноги, и она упала в снег. Неизвестно, отчего именно: от отека мозга, переохлаждения или от крайнего истощения, которое часто настигает человека на Эвересте. У нее не было ни сил, ни желания идти дальше. Она умерла, не сходя с места.

Сергей, ее муж, пошел вниз, за помощью. Но вскоре сильнейшее головокружение, слабость и отчаяние доконали и его.

Русские спросили меня, не видели ли мы погибших… или хоть что-нибудь.

Они спрашивали неуверенно, на всякий случай, понимая, что вряд ли мы могли наткнуться на погибших, и в глазах у них не было надежды, а только беспросветное горе. Я весь похолодел, узнав о гибели на горе Сергея и его жены, тогда как мы каким-то чудом выжили.

До чего же тонкой бывает грань между жизнью и смертью!

Лежа днем в постели, я пытался понять, почему мы уцелели, а другие – нет. Ведь за прошедшие недели погибли не только Сергей и Фрэнсис Арсентьевы.

От сердечного приступа скончался Роджер Бьюик, альпинист из Новой Зеландии. Британцу Марку Дженнигсу удалось достигнуть вершины, но он погиб во время спуска.

И все они были опытными, закаленными восходителями. Какая бессмысленная, неоправданная утрата!

Я не находил ответа на свои вопросы. Но русским было не до поиска объяснения этой трагедии – они тяжело переживали смерть своих товарищей.

Человеку свойственна жажда приключений, а настоящее приключение немыслимо без риска. Всем известно, что на склонах Эвереста человека подстерегает множество коварных ловушек и опасностей, но, только когда ты на деле сталкиваешься с ними лицом к лицу, ты понимаешь, что восхождение – это не интересное «приключение», а тяжелейшее испытание.

Гибель всех этих людей до сих пор ставит меня в тупик.

И все-таки я придерживаюсь мнения, что погибшие за эти месяцы на Эвересте отважные альпинисты, и женщины, и мужчины, – это настоящие герои. Следуя своей мечте, они принесли в жертву самое дорогое, что есть у человека, – свою жизнь.

Должно быть, эта мысль – единственное утешение для их близких.

Всегда интересно вспомнить события или ситуацию, оказавшие на тебя сильное воздействие. И если говорить об Эвересте, я ясно вижу два решающих момента: дружбу, окрепшую и закаленную в самых трудных испытаниях, и веру, которая неизменно меня поддерживала.

Мне удалось выжить и подняться на эту гору благодаря физической и моральной поддержке тех, кто был со мной рядом. Это не подлежит никаким сомнениям. Без Мика и Нейла я был бы никем.

Раскачиваясь на веревке в расселине на леднике, я понял, как мы нуждаемся друг в друге. И это естественно. Мы не созданы для жизни в одиночестве; человек – существо социальное, у него сильная потребность в общении и связях с другими людьми.

Часто говорят, что мы всего должны добиваться самостоятельно. Но это означало бы одиночество.

По-настоящему я осмыслил все, что происходило на горе – восхождения, спуски, катастрофы, гибель людей, смятение и ужас, – только когда стал размышлять о нашей дружбе, близости, спайке, взаимопомощи. Такие вещи нельзя, невозможно делать в одиночку.

Оглядываясь назад, я считаю, что самое главное для меня – чтобы рядом был друг. Как в тот раз, когда мы с Нейлом поднялись на Южную вершину и держались за руки, поддерживая друг друга.

Только крепкая дружба помогала нам преодолевать страх, крайнюю усталость, жестокий холод и придавала сил, чтобы идти дальше.

Ты вовсе не обязан постоянно быть сильным, – вот что я еще понял. Ведь тебе нужна поддержка именно в моменты упадка физических или нравственных сил, и, когда на помощь приходит друг, вот тут и образуются между вами тесные узы, делая сильнее вас обоих.

Вот почему я до сих пор совершаю восхождения и предпринимаю различные экспедиции. Искреннюю дружбу разрушить невозможно.

Вот чему по-настоящему научил меня Эверест.