Текст книги "Смерть за стеклом"

День сорок пятый 12.00, полдень

– Господи! Мне сейчас станет плохо! Честное слово!

Колридж показывал Дервле кое-что из записей Карлайла. Еще семнадцать изъятых полицией в доме оператора мини-кассет лежали рядом с видеомагнитофоном.

– Вы для него сделались чем-то вроде наркотика, – объяснил инспектор. – Когда смотришь эту подборку, приходишь к выводу, что он никак не мог вами насытиться.

– Пожалуйста, не надо! Не надо!

Пленок было очень много. Долгие часы записей. Крупные планы губ, когда Дервла говорила или ела, уши, пальцы, но больше всего, конечно, тело. Карлайл в буквальном смысле слова запечатлел каждую секунду, которую с третьего дня шоу «Под домашним арестом» она провела в ванной, раз от раза набираясь опыта съемки неосторожно продемонстрированных интимных мест.

Вода из душа частенько отворачивала намокшие трусики и приоткрывала волосы на верхушке лобка или, если Дервла поворачивалась задом, дюйм-другой прогалины между ягодицами. Оператор жил этими мгновениями и всякий раз, когда появлялась возможность, быстро приближал трансфокатором план.

– Какая же я дура! – проговорила Дервла сдавленным от возмущения и негодования голосом. – Могла бы догадаться, почему он такой добренький. Но я понятия не имела…

Обычно сильная и самоуверенная, глядя на немые картинки собственного тела, но показанного не целиком, а раздробленного на отдельные крупные планы, Дервла расплакалась. Слезы текли по щекам, а на экране в это время мыльная вода струилась по ее животу и бедрам.

– Вы получали на зеркале послания каждый день?

– Не каждый. Но часто.

– Что он писал?

– Ничего особенного: «Привет», «У тебя все отлично».

– Значит, он говорил об игре?

– Но без особых деталей. Он же писал задом наперед по испарине.

– Он когда-нибудь упоминал имя Келли?

– Нет. – Это была откровенная ложь. – То есть, кажется, как-то раз, – быстро поправилась Дервла.

– Так да или нет, мисс Нолан?

– Я же сказала, да. Он их всех упоминал. – Теперь она лгала наполовину. Только лучше это или хуже? – Понятия не имею, зачем он мне писал, – добавила девушка. – Я его не спрашивала.

– Он вас любит, мисс Нолан.

– Не говорите так.

– Любит, Дервла. Вы от этого никуда не уйдете. Сомневаюсь, чтобы его посадили за то, что он сделал. Значит, когда вы выйдете из дома, он будет вас встречать.

– Вы в самом деле так считаете?

– Мне приходилось сталкиваться с маньяками. Они не в состоянии избавиться от наваждения. К тому же, не забывайте, вы несколько недель с ним заигрывали.

– Я не заигрывала, – быстро возразила Дервла, но тут же поняла, что отрицать бесполезно. – Сама не знаю, как втянулась. Это была забава, развлечение. Понимаете, в доме так скучно. Одни и те же недалекие люди, с которыми даже невозможно поближе сойтись, потому что они соперники. Вы представить себе не можете! И тут появляется некто, кто пишет мне одной: тайный друг на воле, который желает удачи и сообщает, что дела идут хорошо. Вы не поверите, какой незащищенной чувствуешь себя в этом доме, как тут тоскливо. Кажется, ты ужасно уязвимая. Поэтому я очень обрадовалась, когда у меня появился тайный друг.

Дервла подняла глаза на экран, где все еще бежали снятые Карлайлом кадры. Она снова стояла под душем и, засунув руку в чашечку лифчика, намыливала грудь. Сквозь ткань четко обозначились контуры ее сосков.

– Можно это выключить?

– Я хочу, чтобы вы посмотрели следующий кусок.

Изображение душа сменилось общим планом женской спальни. Дело происходило ночью, и все девушки на первый взгляд крепко спали.

– Господи! У него была насадка ночного видения?

– Уверяю вас, дорогая, этот человек не упускал ни единой возможности.

Дервла лежала на кровати. Ночь стояла жаркая, и она укрывалась одной простыней. Девушка как будто спала. Но вдруг подняла веки и стрельнула глазами по комнате. Камера моментально сместилась в сторону и показала ее руку под простыней. Дервла держала ее где-то ниже пояса и, судя по движению костяшек, обозначавшихся рельефом под тканью, шевелила пальцами. Камера снова показала лицо. Глаза Дервлы оставались закрытыми, но с губ сорвался вздох наслаждения.

Та Дервла, что сидела в кабинете полицейского инспектора, покраснела до кончиков ушей.

– Это подло, – пробормотала она. Колридж выключил магнитофон.

– Я хотел, чтобы вы поняли, что этот человек готов переступить все грани. И что вы были в некотором роде сообщниками. А теперь – нет.

Девушка перепугалась.

– Инспектор, вы же не считаете, что мои забавы с этим озабоченным имеют отношение… к убийству?

Колридж немного помедлил.

– Итак, вы признаетесь, что в его посланиях упоминалось имя Келли?

– Нуда, как-то было…

– Что он о ней сообщал?

– Что она нравится зрителям. И я тоже. Что мы обе нравимся.

– Понятно. Он уточнял, кто из вас нравится больше? Так сказать, ваш рейтинг?

– Конкретно нет.

– Таким образом, вы не знали, что до ее смерти занимали второе место?

– Нет, не знала.

– Напомните мне, мисс Нолан, каков приз победителя в этой игре?

– Приз увеличен. А на момент убийства составлял полмиллиона фунтов.

– Как идут дела ваших родителей на ферме Баллимагун?

– Простите, не поняла.

– У меня сложилось впечатление, что вашим родителям грозит опасность потерять ферму и родовой дом. И я стал размышлять, какие могут быть последствия. Сумеют ли они перенести потерю?

Дервла замкнулась и посуровела лицом.

– Я лично находилась в доме и ничего об этом не слышала. Но полагаю, переживут. В нашей семье люди крепкие.

– Спасибо, мисс Нолан, – поблагодарил ее инспектор. – У меня все. Пока все.

День сорок пятый. 1.30 пополудни

Сначала Джеральдина ни за что не хотела оставлять Дервлу в доме.

– Черт бы подрал эту лживую сучку! Я ей покажу, как совращать моих операторов и пачкать передачу!

Тюремщица злилась – как подобные фокусы могли твориться прямо у нее под носом, а она ни о чем не подозревала? Ее профессиональная гордость была уязвлена. Джеральдина кипела от ревности к Дервле и горела желанием отомстить. Но вскоре здравый смысл одержал верх. Выкинув Дервлу, пришлось бы объяснять причины и выставить себя в глупом виде. Дервла стала самой популярной и обожаемой из всех «арестантов», а повторный вызов на допрос в полицию еще больше подогрел к ней всеобщий интерес.

Во всех утренних газетах появилась ее фотография: побледневшую, но все равно очень красивую Дервлу выводили из дома. Пресса тотчас же пересмотрела прежнюю версию и больше не терзала обвинениями в убийстве Сэлли. Теперь на шапках первых полос запестрела Дервла: «Полиция задержала Дервлу!», «Дервла под арестом!» Но дежурившие поблизости репортеры, захлебываясь, сообщили в вечерних новостях, что копам не удалось выдвинуть никаких обвинений. Шумиха вокруг Дервлы еще больше взвинтила интерес к передаче, и Джеральдина неизменно держалась в первых строках информационных сообщений.

Дервла нужна «Тому». Турнуть ее было бы непозволительной роскошью.

– Придется оставлять и этого извращенца Карлайла, – жаловалась Тюремщица. – Если мы выгоним его, а Дервлу нет, этот подонок сможет нас шантажировать. Я сама бы именно так и поступила.

День двадцатый. 12.40 пополудни

Вильям Вустер, более известный как Воггл, был выпущен под залог в пять тысяч фунтов стерлингов, который внесли его родители. Полиция возражала против освобождения на том основании, что Воггл, этот бывалый обитатель всяких тоннелей и люков, был прирожденным бродягой и мог запросто улизнуть. Но судья, взглянув на доктора Вустера и его супругу – на нем твидовый костюм, на ней жемчужное колье, – не осмелился лишить таких солидных столпов общества их блудного сына.

Воггл бежал, не отъехав от суда и двухсот метров.

Представ на несколько минут пред ликом его величества закона, он вместе с родителями протолкался сквозь толпу дежуривших у зала судебных заседаний журналистов и скрылся в микроавтобусе, который должен был доставить его в лоно семьи. Но как только на очередном светофоре загорелся красный свет, он выскочил из машины и кинулся наутек. Предки уже много раз переживали подобные выходки строптивого чада и не стали бегать за ним по улицам. Они остались в микроавтобусе и подсчитали, что каждая минута свидания с сыном обошлась им в тысячу фунтов стерлингов.

– Больше никаких выкупов, – отрезал отец.

Воггл пробежал примерно с милю, запутывая след и живо представляя, как его старикан, размахивая зонтиком, пускается в погоню. А когда почувствовал, что оторвался, нырнул в паб, принять пинту пива и закусить яйцом под маринадом. Но там моментально понял, насколько сильный урон нанес ему «Любопытный Том». Все его узнавали, и не сказать, чтобы кто-нибудь радовался встрече с ним.

Скорее наоборот.

Пока он ждал у стойки, чтобы принесли заказ, его окружила ватага отвратных типов, и самый противный дыхнул в лицо перегаром.

– Манда ты, вот ты кто.

– Если хочешь сказать, что я красивый, теплый, манящий и волосатый, то да, это именно я. – Воггл, конечно, храбрился, но ему пришлось немедленно пожалеть, потому что тип тут же сбил его с ног.

– Предлагаю руку мира, – пропищал он с пола.

Противник принял руку, выволок Воггла на улицу, и там его отметелили всей оравой.

– Это тебе не девчонок избивать, – приговаривали головорезы, словно навалиться вшестером на одного было невероятным подвигом. Его бросили, как принято говорить, в луже крови, с выбитыми зубами и с ненавистью в душе. С ненавистью не к этим негодяям, которых он, анархист, считал просто непросвещенными людьми, а к «Любопытному Тому».

Воггл убрался от паба и кое-как замыл свои раны в ближайшем общественном туалете. А потом опустился под землю. В буквальном смысле слова: возвратился в тоннель, из которого недавно явился на свет. Там легче пестовать непомерное чувство обиды. И с каждым комом переворачиваемой земли глубже вгрызаться в свое разъяренное сердце.

Его ни во что не ставили. Все. И те, что были в доме, и другие – с противоположной стороны.

Шварк-шварк-шварк.

Джеральдина Хеннесси. Та еще стерва. Он полагал, что ей можно доверять. Он, наверное, сошел с ума.

Шварк-шварк-шварк.

Никому нельзя верить. Ни правильным занудам, ни наркоманам, ни фашистам-телевизионщикам. И уж конечно, не тем, что в доме. Особенно таким, которые притворялись друзьями. Их он ненавидел больше других. Дервла не в счет. Кельтская королева рун и рифм, очаровательная фея лета. Воггл смотрел записи: она не голосовала против него. Как та, что соорудила утешительную лепешку с патокой. Лживая дрянь! Лепешку он съел. Ночью, когда она не видела. Ну ничего, он еще ей покажет!

Шварк-шварк-шварк.

Он не хотел бить ту девочку. Это она напустилась на него со своими собаками. А теперь его ненавидит вся страна и ему грозит тюрьма. Воггл боялся тюрьмы. Он слышал, что в тюрьмах зануды еще правильнее. Они ненавидят таких, как Воггл. И уж тем более таких, которые, как Воггл, били пятнадцатилетних девчонок.

Вот почему он снова оказался под землей – спрятаться и все хорошенько обдумать. Отбрасывая комья земли, Воггл решил: если идти на дно, то не одному, а вместе со всеми. Он им всем отомстит.

Шварк-шварк-шварк…

День сорок пятый. 3.00 пополудни

Триша и Хупер пролистали отчет лаборатории и, дружно вздохнув, отправились в кабинет к Колриджу.

Полиция демонтировала прозрачное зеркало, через которое Карлайл адресовал свои послания Дервле. Зеркало направили на анализ в лабораторию, а через несколько часов поступило заключение, которое, по мнению Хупера и Триши, основательно все меняло.

– Мы полагаем, что это серьезная улика против оператора Ларри Карлайла, сэр.

Инспектор оторвался от бумаг и поднял глаза.

– Взгляните сюда. – Хупер указал на заключения судебного эксперта. – Карлайл писал свои послания моментальным термопакетом, но к тому же водил по стеклу пальцем. От тепла конденсат испарялся, и на стекле появлялись буквы.

– Мне это известно, сержант. Я вам говорил.

– Поскольку Дервла регулярно протирала зеркало со своей стороны, у нас сложилось мнение, что надписи безвозвратно утеряны. Однако со стороны коридора на стекле остались следы пальца. Пятна и мазки.

– Пятна и мазки?

– Боюсь, что от спермы, сэр.

– Господи помилуй!

– Я разговаривал с Карлайлом, и он признался, что во время дежурства регулярно занимался мастурбацией. И утверждает, что все так поступали.

– Не может быть! – возмутился инспектор.

– Похоже, он считает, что в этом нет ничего необычного. Говорит, что с тех пор, как Джеральдина урезала смену до одного человека, операторы в одиночку по восемь часов дежурят, завернувшись в одеяло, в темном коридоре. Все они мужчины, а перед ними раздеваются и принимают душ симпатичные молодые девушки. – «Интересно, как бы вы сами повели себя на их месте?» – чуть не добавил сержант. Но Хупер дорожил службой и потому сдержался.

– Карлайл еще сказал, что этот коридор они прозвали дрочильней, – вставила Триша.

Колридж отвернулся и долго глядел в окно. Три года, только три года. А потом он уйдет в отставку. Будет слушать музыку, перечитывать Диккенса, копаться с женой в саду чаще посещать Драматическое общество, и никогда больше не придется выслушивать откровения мастурбирующих операторов.

– Так вы говорите, он писал свои послания спермой?

– Ну, потоки там не лились. Полагаю, это то, что оставалось на пальцах.

Триша заметила, что всю последнюю часть разговора инспектор обращался исключительно к Хуперу и старательно не смотрел в ее сторону. Он был из тех чудаков, которые все еще верили, что некоторые вещи не стоит обсуждать в присутствии дам. Триша в который раз удивилась, как он вообще сумел стать полицейским. Но с другой стороны, Колридж был неподкупен, свято верил в силу закона и слыл превосходным детективом, хотя жил как будто не в том столетии, что все остальные, – задержался в прошлом.

– Хорошо, – сердито произнес он. – Что говорят в лаборатории?

– Говорят, что все изрядно перепутано, сэр, и наслаивается одно на другое. Но после того как стекло подвергли напылению, удалось разобрать четыре сообщения и фрагменты еще нескольких. Все они касаются текущей популярности «арестантов»: два – до выселения Воггла, когда Дервла занимала третье место. И еще два, когда девушки поднялись выше. Дервла постоянно знала свой рейтинг. Карлайл ей все время сообщал.

– Но она это отрицала, когда мы спрашивали. Вот дурочка.

– Сообразила, что раз была в курсе своего положения относительно Келли, это вполне тянет на мотив преступления. Полмиллиона – немалые деньги, особенно если маменька с папенькой разорились.

– И еще: она ближе всех сидела к выходу из парилки, – добавила Триша.

– Сокрытие улики – самое малое, в чем она виновна, – проговорил Колридж. – Она у меня еще пожалеет.

– Все так, сэр, но мы полагаем, что наш человек не она, а Карлайл, – возразила Триша. – А Дервла – его мотив. Он отчаянно хотел, чтобы любимая выиграла, и был убежден, что Келли стояла у нее на дороге.

– Вы думаете, он настолько сильно этого жаждал, что оказался способен на убийство?

– Он был патологически одержим Дервлой. Стоит посмотреть записи, и сразу становится ясно, насколько странны его чувства. Видимо, постоянная, будоражащая близость объекта обожания совершенно вывела его из равновесия.

– Любовь – это самый распространенный мотив преступлений на почве страсти, – процитировал Хупер самого Колриджа. – А здесь мы явно имеем дело с убийством на почве страсти.

– Вспомните, сэр, что произошло с теннисисткой Моникой Селеш, – вклинилась в разговор Триша. – То же самое, что предполагаем мы. Какой-то подвинутый псих – фанат ее соперницы Штеффи Граф – вбил в свою дурную башку, что, если он уберет Монику, Штеффи победит и будет ему признательна. Взял и ударил беднягу ножом.

– Пожалуй, уместный пример, – согласился Колридж.

– Учтите, сэр, – поддержал Тришу Хупер, – у Ларри Карлайла был не только мотив, но и возможность.

– Вы так считаете?

– Ну, скажем: почти возможность.

– В моей практике ни разу не встречались «почти» возможности убийства.

– Есть одна деталь, которую надо выяснить, – сдался сержант.

– Хотел бы посмотреть, как на суде вы признаетесь в этом защитнику, – холодно заметил Колридж. – Однако продолжайте.

– До настоящего момента мы исходили из предпосылки, что убийца один из тех, кто находился в парилке.

– И полагаю, по понятным причинам.

– Да, сэр. Но примите во внимание улику против Ларри Карлайла, который находился к жертве ближе всех остальных. Он видел, как плачущая, голая Келли вышла из мужской спальни и направилась в туалет. Оператор проявляет расторопность и зарабатывает благодарность режиссера за удачные кадры. Келли скрывается в туалете, а он получает задание караулить дверь и, когда она выйдет, отснять побольше обнаженной натуры.

– Но она не вышла, – заметил инспектор.

– Потому что он ее убил. Представьте себя на его месте – на месте одержимого человека, который с самого начала рисковал своей работой, карьерой и семьей, – не забывайте, сэр, что Карлайл женат и имеет детей. Ради любви к Дервле он рисковал всем…

– И эта любовь обернулась ненавистью к Келли, – перебила Хупера Триша. – Взгляните, сэр. – Она принесла большую папку вроде тех, которыми пользуются художники. В папке лежали сделанные суд-экспертами фотографии прозрачного зеркала с той стороны, которая выходила в коридор.

На первой ничего невозможно было различить, кроме беспорядочных полос на пыльной поверхности: палец выводил новые буквы поверх прежних. Триша вынула вторую, затем третью. Опытные криминалисты сумели вычленить надписи из общей мешанины. Благодаря разноцветным прозрачным напылителям, одни фразы проявились целиком, другие приходилось восполнять догадками.

– Вот, посмотрите, сэр, – предложила Триша. – Как вам это понравится?

День двадцать шестой. 8.00 утра

Стервоза Келли все еще номер один. Не волнуйся, дорогая. Я тебя защищу от паскудной гадины.

Дервла сердито стерла слова. Она стала бояться чистить по утрам зубы. Сообщения раз от раза становились все злее и безобразнее. Но из страха выдать себя она ничего не могла сказать. Дервла больше не поощряла неизвестного корреспондента, не разговаривала с зеркалом и ломала голову, как убедить писавшего прекратить с ней связь. Единственное, что приходило на ум, – распевать песни с подходящими словами. «Не хочу об этом говорить», «Я возвращаю вам письмо», «Пожалуйста, отпусти меня, дай мне уйти». Но неизвестный упорствовал, и сообщения делались все более угрожающими.

Клянусь, мое сокровище, ради тебя я бы ее убил, если бы мог.

День сорок пятый. 3.10 пополудни

– Я бы ее убил, если бы мог, – вслух прочитал Колридж, – предельно откровенно.

– Откровеннее некуда, – с готовностью согласился Хупер. – Когда Келли находилась в туалете, написавший это человек стоял рядом, наводил на дверь объектив и знал, что предмет его ненависти внутри. Что он делает? Закрепляет камеру в предписанной ему позиции, крадется по «мыльному» коридору, попадает в «сухой», а оттуда – через лазейку в мужскую спальню. Хватает простыню у входа в парилку, кутается в нее и появляется в гостиной. Остальное вам известно. Это он завернул на кухню, схватил из ящика нож, набросился на Келли и убил ее.

– Так… – с сомнением протянул инспектор.

– Знаю, знаю, сэр. Знаю все, что вы хотите сказать. В мужской спальне тоже установлены камеры.

– Именно, – отозвался Колридж.

– И если бы Карлайл оказался там, это было бы на пленках. Но мы ничего подобного не видели.

– Зато видели, как некий человек вышел из парилки и взял простыню.

– Однако этот эпизод сохранился только на видео. Никто из тех, кто находился в парилке, не помнит, чтобы вслед за Келли выходил второй человек. Следовательно, лжет либо один, либо несколько, либо все «арестанты».

– Согласен.

– Но есть другой вариант: лжет запись. Карлайл – опытный оператор. И телеаппаратурой, как мы знаем, интересуется не только на работе. Мы с Тришей гадали, не сумел ли он подтасовать показания камеры дистанционного управления? Ведь те кадры, когда из парилки появился человек, очень нечеткие. Не сумел ли он каким-нибудь способом заморозить передаваемое изображение?

– Оно не менялось несколько часов, – подхватила Триша. – Не было ли у него возможности закольцевать или прервать сигнал и в это время пересечь спальню и попасть в парилку?

– А потом все произошло так, как мы видели, – закончил Хупер.

– Но ему пришлось бы проделать тот же самый фокус на обратном пути, – возразил инспектор. – Мы с вами наблюдали на экране, как преступник вернулся в парилку.

– Знаю, – согласился сержант. – У этой версии много «но». Однако вспомните, сэр, как путался со временем Карлайл. Он заявил, что с того момента, как Келли оказалась в туалете, и до появления убийцы из парилки прошло всего две минуты. А люди из аппаратной утверждают, что не меньше пяти, и это подтверждает хронометраж на экране. Затем Карлайл сказал, что после выхода преступника из туалета и до обнаружения факта убийства прошло минут пять, а на самом деле две. И снова мнение режиссеров совпадает с хронометражем. Серьезное противоречие, но вполне объяснимое, если допустить, что убийство совершил именно Карлайл. Легко принять две минуты за пять, если только что тыкал ножом в чью-то голову.

– Что ж, – признал инспектор, – вполне вероятная версия. – Надо узнать у специалистов, есть ли возможность вмешиваться в работу камеры дистанционного управления. И еще, необходимо снова побеседовать с мисс Нолан.