Текст книги "Битва стрелка Шарпа. Рота стрелка Шарпа"

– Наблюдать, – настороженно спросил испанец, – или драться?

– Наблюдать, – сказал Шарп, покривив против истины.

Испанец кивнул.

– У тебя мало людей, чтобы драться с ним, – объяснил он свою осторожность.

Шарп был готов это признать. Людей действительно было мало – если только он не застанет Лу врасплох, не заманит его в засаду в ущелье. Одной винтовочной пули, если хорошенько прицелиться, достаточно, чтобы убить человека, не бросая в атаку целый батальон. Шарп вспомнил изуродованное тело Оливейры. Да, Лу определенно заслужил эту пулю. Может быть, уже этим вечером привести стрелков к Сан-Кристобалю и помолиться за свершение личной мести на рассвете?

– Буду благодарен за помощь, – сказал Шарп.

– Через неделю, сеньор, – ответил испанец, – я смогу собрать приличный отряд.

– Выходим сегодня вечером.

– Сегодня вечером? – изумленно переспросил испанец.

– Однажды я видел бой быков. Матадор нанес смертельный удар в загривок, бык пошатнулся и упал на колени. Матадор высвободил шпагу, отвернулся и триумфально вскинул руки. Догадайся, что случилось.

Кастратор кивнул:

– Бык поднялся?

– И вонзил рог ему в поясницу, – подтвердил Шарп. – Так вот, сеньор, я – бык, и я ранен. Лу стоит ко мне спиной. Поэтому сегодня вечером, когда он думает, что мы слишком слабы и не можем ничего предпринять, мы и выступим.

– Но только чтобы наблюдать, – осторожно сказал партизан.

Он слишком часто терпел от Лу поражения.

– Чтобы наблюдать, – солгал Шарп. – Только наблюдать.

С Харпером Шарп был откровеннее. Поднявшись на вершину воротной башни, два друга долго смотрели туда, где в туманном краю за восточной долиной укрывалась деревня Сан-Кристобаль.

– По правде говоря, я и сам не знаю, почему иду туда, – сказал Шарп. – Приказа на это у нас нет, и я не уверен, что, добравшись, мы сможем что-нибудь сделать. Но причина, чтобы пойти, имеется.

Он замолчал, обнаружив вдруг, что не знает, как объясниться. Ему всегда было трудно облекать в слова потаенные мысли, не показывая при этом свои слабые места, свою уязвимость. Да и редкий солдат умеет делать это толком. А сказать он хотел вот что: солдат хорош настолько, насколько хорош его последний бой, а последний бой Шарпа завершился бедой, оставившей Сан-Исидро в дыму и крови. В армии немало придир и дураков, которые обрадуются, что выскочка из рядовых наконец получил по заслугам, а значит, Шарп должен нанести ответный удар, иначе он потеряет репутацию удачливого солдата и победителя.

– Вам надо разбить этого Лу? – нарушил молчание Харпер.

– Для этого у меня слишком мало людей. Стрелки пойдут за мной, но приказать идти в Сан-Кристобаль людям Донахью я не могу. Вся эта затея, наверное, пустая трата времени, Пэт, но есть шанс… полшанса, что я увижу одноглазого гада в прицеле винтовки.

– Вы удивитесь, – сказал Харпер, – как много парней из Ирландской королевской хотят пойти с нами. Не знаю насчет офицеров, но старший сержант Нунан пойдет, и тот парень, Рурк, и буйный ублюдок Леон О’Рейли, который ничего так не хочет, как убить побольше лягушатников, и еще много таких же. Понимаете, им надо кое-что доказать вам. Что они не такие трусы, как Кили.

Шарп улыбнулся и пожал плечами.

– Скорее всего, Пэт, это пустая трата времени, – повторил он.

– Так какие еще у вас планы на этот вечер?

– Никаких, – сказал Шарп. – Никаких планов.

И все же он знал: новое поражение лишит его всего, чего он добился и что заслужил. Но знал он и то, что не пойти, сочтя месть неосуществимой, означает признать победу Лу, а согласиться с таким поражением не позволяла гордость. Скорее всего, отправившись к Сан-Кристобалю, он ничего не достигнет, но идти обязывает долг.

Выступили, когда уже стемнело. Донахью заявил, что тоже пойдет, и с ним пятьдесят гвардейцев. Желающих было больше, но многим пришлось остаться, чтобы охранять семьи и имущество. Оставшиеся вместе с имуществом переместились в воротную башню – на тот случай, если Лу решит вернуться и довести до конца начатое.

– Вот повезло бы так повезло, – сказал Шарп. – Я иду пристрелить его, а он – кастрировать меня.

Учитывая такой вариант, как возвращение французов в Сан-Исидро, Шарп выслал вперед дозор из стрелков.

– Что будем делать, если наткнемся на них? – спросил Донахью.

– Спрячемся, – сказал Шарп. – Семьдесят человек не могут разбить тысячу – по крайней мере, в открытом бою.

Засада еще могла бы иметь шансы на успех, но никак не схватка на голой, залитой лунным светом местности, с превосходящими силами противника.

– Не люблю драться ночью, – продолжил он. – В такой вот ночной драке меня и взяли в плен. Темно, хоть глаз выколи; мы суемся то сюда, то туда; никто ни черта не видит и что делать не понимает, кроме, понятно, индийцев, которые всё прекрасно знают. Обстреливали нас ракетами. Как оружие они бесполезны, но ночью ослепили, а когда я проморгался, гляжу – вокруг пара дюжин здоровенных жлобов с наставленными на меня штыками.

– Где это было? – поинтересовался Донахью.

– В Серингапатаме.

– И какие же это дела были у вас в Индии? – В голосе Донахью прозвучало явное неодобрение.

– Те же самые, что и здесь, – коротко ответил Шарп. – Убивал врагов короля.

Кастратор спросил, о чем они говорят, и Донахью перевел. Партизану пришлось нелегко – Шарп запретил кому бы то ни было ехать верхом, и лошадь испанца вместе с лошадьми офицеров вели в арьергарде колонны. Шарп настоял на этой предосторожности, потому что кавалерия, как правило, держится в стороне от пехоты и появление всадника на гребне холма могло насторожить французский патруль. Шарп также настоял, чтобы солдаты шли с незаряженными мушкетами во избежание случайного выстрела, звук которого далеко разнесся бы в эту почти безветренную ночь.

Никаких особых трудностей не возникло. Хуже всего было в первый час – пришлось подняться на крутой холм напротив Сан-Исидро, – но дальше по гребню шла довольно ровная дорога. Широкая, заросшая травой, она в основном использовалась для перегона скота, и шагать по ней, вдыхая прохладный ночной воздух, было легко и приятно. Дорога змеилась между скалистыми выступами, за которыми могли укрываться вражеские пикеты. Обычно Шарп проводил разведку таких опасных мест, но в эту ночь он ограничился головным дозором. Им овладело опасное, фаталистическое настроение. Возможно, думал он, этот безумный поход – следствие поражения, шоковой реакции, когда человек просто отмахивается, мечется вслепую, бьет наугад. Да, несомненно, эта бессмысленная экспедиция под луной была предпринята под влиянием момента, потому что в глубине души Шарп знал: незаконченное дело так и останется незаконченным. Глупо рассчитывать, что после ночного марша к укрепленной деревне, да еще без разведки, удастся устроить засаду. Скорее всего, небольшой отряд понаблюдает за деревней издалека, Шарп убедится, что предпринять ничего нельзя – ни против стен, ни в узком ущелье поблизости, – и на рассвете гвардейцы и стрелки вернутся в Сан-Исидро с пустыми руками и стертыми подошвами.

Вскоре после полуночи колонна достигла невысокого горного хребта, с которого открывался вид на долину Сан-Кристобаль. Шарп оставил людей за гребнем, а сам поднялся на вершину с Кастратором, Донахью и Харпером. Все четверо залегли между камней и приступили к наблюдению.

Лунный свет побелил серые камни домов, и причудливая паутина стен, разделявших поля вокруг деревни, отбрасывала четкие тени.

Побеленная известкой церковная колокольня как будто сияла – такой ясной была ночь и таким ярким полумесяц, висевший над мерцающими холмами. Шарп направил подзорную трубу, но, хотя и увидел неопрятное гнездо аиста на крыше и серебристый блеск колокола в арочном проеме, часовых не обнаружил. Впрочем, ничего необычного в этом не было: солдат, несущий караульную службу в долгую холодную ночь на продуваемой колокольне, скорее всего, постарался бы притулиться где-нибудь в уголке.

До прихода бригады Лу, изгнавшей жителей из домов и лишившей их средств к существованию, Сан-Кристобаль, похоже, был вполне благополучной деревней. Надежные каменные стены строились, чтобы держать в загоне бойцовых быков, и доходы от продажи этих животных позволили возвести и церковь, и дома, сохранившие следы недавнего преуспеяния. В Фуэнтес-де-Оньоро, той деревушке, где Шарп впервые встретился с Кастратором, дома были преимущественно низкими и практически без окон; здесь же нередки были двухэтажные, и почти все с окнами и даже балкончиком в одном случае. Весьма вероятно, предположил Шарп, что из половины окон смотрят часовые.

Медленно ведя трубой, он оглядел дорогу и отметил, что в том месте, где эта дорога становится главной улицей деревни, между двумя домами возведена каменная стена. В стене имелся промежуток, но дальше Шарп смог разглядеть тень второй стены. Повернувшись к Кастратору, он изобразил рукой зигзаг:

– Ворота?

– Si. Три стены! – Кастратор повторил жест Шарпа, но в усложненном варианте, показывая нечто напоминающее лабиринт.

Такой лабиринт затруднит и замедлит продвижение противника, в то время как солдаты Лу будут вести мушкетный огонь из верхних окон.

– Как же они заводят своих лошадей? – спросил на испанском Донахью.

– С дальней стороны, – ответил Кастратор. – Там есть ворота, очень крепкие. А еще есть узкий проход. Там, где дорога уходит к холмам, понимаете? Пойдем туда?

– Вот уж нет.

Надежда на ущелье, которое описывал Кастратор, растаяла в тот же миг, когда Шарп понял, где оно находится. Место, быть может, и идеальное для внезапной атаки, но оно слишком далеко, и Шарп знал, что добраться туда до рассвета нет ни малейшего шанса. Вот и конец всем расчетам на засаду.

Шарп снова нацелил подзорную трубу на деревню и вдруг заметил какое-то движение. Он напрягся, но, присмотревшись внимательнее, понял, что это только дымок, поднимающийся из трубы где-то в глубине деревни. Дым шел, конечно, уже давно, но сейчас кто-то либо положил в огонь сырые дрова, либо попытался оживить уголья с помощью мехов и спровоцировал внезапный выброс дыма.

– Они там все спят, – сказал Донахью. – Тихо-мирно.

Шарп прошелся взглядом по деревенским крышам.

– Флага нет. А обычно они вывешивают флаг? – спросил он, обращаясь к Кастратору.

Испанец пожал плечами:

– Когда как.

Шарп сложил подзорную трубу.

– Донахью, поставьте десяток солдат в караул, – приказал он, – а остальные пусть пока спят. Пэт! Пошли Латимера и пару парней к тому холмику. – Он указал на скалистую высотку, с которой открывался самый лучший вид на окружающую местность. – Ты с оставшимися пойдешь со мной.

Харпер не сразу сдвинулся с места, словно хотел уточнить, что именно планирует командир, но потом решил, что безмолвное повиновение – самый правильный курс в данной ситуации, и соскользнул с вершины. Донахью нахмурился:

– А мне нельзя пойти с вами?

– Кто-то должен будет принять командование, если я погибну, – сказал Шарп. – Так что организуйте наблюдение и оставайтесь здесь до трех часов ночи. Если к тому времени не получите от меня известий, возвращайтесь в форт.

– А что вы планируете там делать? – спросил Донахью, кивая в сторону деревни.

– Здесь что-то не так, – сказал Шарп. – Не могу это объяснить, но нутром чую: что-то не так. Вот я и собираюсь посмотреть. Не больше того. Только посмотреть.

Капитану Донахью решение Шарпа не брать его в разведку пришлось не по вкусу, но возразить он не решился. В конце концов, Шарп был матерым ветераном, а у Донахью боевой опыт ограничивался одной ночью.

– Что я скажу британцам, если вы погибнете? – спросил он с укором.

– Скажите, чтобы сняли с меня башмаки, прежде чем закопают, – сказал Шарп. – Не хочу еще целую вечность натирать мозоли. – Он обернулся и увидел, что Харпер ведет группу стрелков вверх по склону. – Готовы, Пэт?

– Да, сэр.

– Останешься здесь, – сказал Шарп Кастратору не вопросительным, но и не приказным тоном.

– Да, сеньор, я подожду. – Похоже, у партизана не было ни малейшего желания приближаться к логову волка.

Шарп повел своих людей на юг, укрываясь за гребнем, в плотной тени, которую отбрасывала скалистая гряда. Здесь они были в безопасности и продвигались хоть и пригнувшись, но быстро, потому что тени от каменных стен, протянувшиеся в сторону деревни, делали их невидимыми. На полпути через долину Шарп остановился и снова воспользовался подзорной трубой. Теперь он увидел, что все нижние окна домов заложены камнями, а для наблюдения оставлены свободными недоступные снаружи верхние окна. Он также увидел фундаменты домов, находившихся за ограждением и снесенных, чтобы атакующим негде было укрыться на подступах к Сан-Кристобалю. В качестве дополнительной меры предосторожности Лу разрушил все каменные ограды в радиусе мушкетного выстрела. Шарп может приблизиться еще на шестьдесят-семьдесят шагов, но после этого он и его люди станут заметны, как мясная муха на побеленной стене.

– Этот гад все предусмотрел, не оставил нам ни единого шанса, – сказал Харпер.

– Ты же не поставишь ему это в упрек? – спросил Шарп. – Я бы тоже снес несколько стен, чтобы это помешало Кастратору опробовать на мне свой инструмент.

– Так что будем делать? – спросил Харпер.

– Еще не знаю.

Шарп действительно не знал. Он подобрался на расстояние выстрела к опорному пункту врага и совершенно не чувствовал страха. Не чувствовал вообще ничего. Может быть, думал он, Лу здесь нет. Или, что гораздо хуже, его, Шарпа, чутье дало сбой. Может быть, Лу – опытный кукловод и играет с ним, заманивает, убаюкивает ложным ощущением безопасности.

– Там кто-то есть, – сказал Харпер, словно угадав мысли Шарпа, – иначе откуда взяться дыму?

– Благоразумно было бы, – сказал Шарп, – убраться прочь отсюда и завалиться спать.

– Благоразумно было бы, – сказал Харпер, – бросить чертову армию и умереть в постели.

– Но ведь мы не для этого в нее вступили, верно?

– Говорите за себя, сэр. Я вступил в армию ради приличной жратвы, – сказал Харпер. Он зарядил винтовку Бейкера, потом семистволку. – Чтобы убили, этого в мои планы не входило.

– А я вступил, чтобы не болтаться на виселице, – сказал Шарп и, зарядив винтовку, еще раз прошелся взглядом по белеющим в лунном свете стенам. – Черт! Я подберусь ближе.

Все это смахивало на детские прятки, когда игроки пытаются подкрасться к водящему незамеченными, и в какой-то момент деревня представилась Шарпу чем-то вроде зловещего замка: ему нужно подобраться к замку с величайшей осторожностью, чтобы не потревожить дремлющее зло и не погибнуть. Но все-таки, спрашивал он себя, зачем рисковать? И Шарп не мог дать иного ответа, кроме того, что он не затем так близко подобрался к цитадели злейшего врага, чтобы бесславно отступить.

– Следите за окнами, – велел Шарп своим людям и осторожно пробрался вдоль укрытой тенью стены до того места, где кладка закончилась и только рассыпавшиеся камни указывали, что она была здесь раньше.

Но эти камни, по крайней мере, бросали на землю дырявую и путаную сеть теней. Некоторое время Шарп смотрел на эту сеть, спрашивая себя, может ли она укрыть человека, потом перевел взгляд на деревню. Никакого движения, только дымок, уносимый легким ночным ветерком.

– Вернитесь, сэр! – негромко окликнул его Харпер.

Возвращаться Шарп не стал, а вздохнул, лег на землю и выполз из тени в лунный свет. Словно змея, он скользил между камнями, причем настолько медленно, что, как ему казалось, никакой наблюдатель не мог обнаружить его перемещения в путанице теней. Ремень и мундир то и дело цеплялись за камни, но каждый раз Шарп освобождался, проползал еще несколько футов вперед, останавливался и прислушивался. Он с замиранием сердца ждал сухого щелчка курка, предвещающего фатальный выстрел. Ждал, но не слышал ничего, кроме шелеста ветра. И даже собаки не лаяли.

Шарп подбирался все ближе, и наконец камней не стало – между ним и высокой стеной ближайшего дома лежало залитое лунным светом открытое пространство. Он смотрел в окно, но ничего не видел. Запахов тоже не было: табаком, несвежей формой, стертыми седлом задницами здесь не воняло. Ветерок доносил только едкий смрад навозных куч с огородов, смягченный слабым намеком на печной дымок. И больше ничего такого, что указывало бы на человеческое присутствие. Две черные летучие мыши промелькнули над стеной, чиркнув зазубренными крыльями по бледной побелке.

Теперь, подобравшись к деревне, Шарп видел признаки запустения: стершуюся местами известь, осыпавшуюся кровлю, вырванные для растопки оконные рамы. Без изгнанных французами жителей Сан-Кристобаль превратился в деревню призраков. Весь напрягшись, Шарп пытался отыскать хоть малейший признак того, что скрывается там, за молчащими стенами, но слышал только тяжелые, эхом отдающиеся в ушах удары сердца. Он взвел курок, и щелчок прозвучал в ночи неестественно громко, но никто в деревне не откликнулся.

– Да пропади оно пропадом! – Шарп не хотел произносить это вслух, но слова вырвались сами, и он поднялся.

Поднялся и почти почувствовал, как позади, в сотне шагов от него, нервно выдохнул Харпер. Шарп стоял и ждал – никто не отозвался, не окликнул его, не спросил, кто он. Никто не выстрелил. Чувство было такое, будто Шарп завис между жизнью и смертью и вся кружащаяся вокруг собственной оси планета сделалась хрупкой, как стеклянный шар, который может разлететься вдребезги от малейшего сотрясения воздуха. Шарканье башмаков по траве и хрипы в горле были самыми громкими звуками в ночи.

Подойдя к стене, он протянул руку и дотронулся до холодного камня. Никто не стрелял. Никто не окликал его. Шарп обогнул деревню по краю, прошел мимо заложенных окон и перегороженных улиц и оказался у похожего на лабиринт входа.

Он остановился в пяти шагах от внешней стены. Облизал губы и посмотрел в темный проем. Наблюдает ли кто-то за ним? Уж не заманивает ли Лу, словно чародей в башне, его в ловушку? Быть может, французы, затаив дыхание и не веря в свою удачу, следят за тем, как жертва сама идет к ним в руки? Не взорвется ли ночь оглушительным ужасом? Не наполнится ли пальбой, кровью, поражением и болью? При мысли об этом Шарп едва не повернул назад, но гордость не позволила отступить и, как жестокая хозяйка, заставила еще немного приблизиться к входу в лабиринт.

Шаг, еще один – и как-то вдруг Шарп оказался в проходе. И ничего. Ни шевеления, ни вздоха. Только вторая стена приглашала повернуть влево. Шарп повернул. Сюда не доходил лунный свет, и теперь наблюдавшие за командиром стрелки не видели его. Он был в лабиринте, в западне. Держа палец на спусковом крючке, он продвинулся дальше в узком пространстве между стенами.

Шарп подошел к проему, увидев впереди третью стену и, помедлив, вступил в последний тесный проход, который вел вправо, к последнему проему в последней стене. Подошвы царапали камень, дыхание ухало эхом. За третьей стеной мерцал лунный свет, но в лабиринте было темно и холодно. Шарп прижался спиной к каменной стене и ощутил странное спокойствие. Стараясь не слушать глухой стук сердца, он сдвинулся в сторону, набрал в грудь воздуха, пригнулся и одновременно метнулся в сторону, так что оказался в положении стрельбы с колена, с винтовкой, направленной на белеющую церковь в конце мощенной камнем улицы.

Никого и ничего. Ни восторженных воплей, ни издевательских усмешек, ни приказов схватить и обезоружить.

Шарп наконец выдохнул. Ночь выдалась холодная, но пот стекал по лбу и щипал глаза. Он поежился, опустил винтовку…

И тут раздался вой.

– Он безумен, Хоган, – сказал Веллингтон. – Безумнее не бывает. Бормочет что-то невнятное. Его надобно запереть в Бедламе, чтобы дразнить там, заплатив шесть пенсов за вход. Бывали когда-нибудь в Бедламе?

– Один раз, милорд, только один раз.

Лошадь устала и закапризничала – дорога была долгая, и Хоган, с трудом найдя генерала, был несколько обескуражен его приемом. Ирландец пребывал в хмуром, не располагающем к любезностям настроении человека, которому не дали выспаться, однако ему так или иначе удалось ответить на шутливое приветствие Веллингтона в подходящем ключе.

– Моя сестра, милорд, пожелала как-то посмотреть на сумасшедших, но, насколько я помню, мы заплатили всего лишь по два пенса.

– Эрскина определенно необходимо посадить под замок, – без малейшего сочувствия изрек Веллингтон, – и брать по два пенса с желающих на него взглянуть. Но даже Эрскин способен справиться с такой работой, разве нет? Всего-то и нужно, что устроить блокаду, а захватывать ничего не требуется.

Веллингтон осматривал угрюмые укрепления, окружавшие занятый французами город Алмейда. Время от времени в крепости стреляла пушка, и гулкий звук раскатывался эхом через несколько секунд после того, как ядро, проскакав по росистой траве, исчезало, никому не причинив вреда, в поле или в лесу. Окруженный дюжиной адъютантов и посыльных, в косых лучах взошедшего солнца, Веллингтон представлял собой соблазнительную мишень для французских артиллеристов, но как будто не замечал их стараний. Словно в насмешку над вражескими канонирами, он останавливался на самых видных местах и рассматривал город, выглядевший непривычно плоским после того, как сильнейший взрыв порохового склада разрушил возвышавшиеся над крепостью собор и замок. Тот взрыв заставил англичан и португальцев сдать город французам, которые теперь оказались в кольце. Британскими войсками здесь командовал сэр Уильям Эрскин. Эрскину было приказано сдерживать гарнизон, но не атаковать его, тем более что ни одна британская пушка не могла серьезно повредить массивные звездообразные укрепления.

– Сколько там мерзавцев, Хоган? – спросил Веллингтон, игнорируя тот факт, что Хоган не отправился бы в такую даль, пожертвовав сном, если бы не вез важные новости.

– Мы полагаем, милорд, что около полутора тысяч человек.

– Боеприпасы?

– Предостаточно.

– А что с продовольствием?

– Мои источники говорят, что на две недели при уменьшенных вполовину пайках продуктов хватит. Возможно, французы протянут и месяц. Они, милорд, способны довольствоваться воздухом. Позвольте предложить вам переместиться, пока этот молодчик не пристрелялся. И быть может, я отниму у вашей светлости еще немного времени?

Веллингтон остался на месте.

– Я привлекаю все внимание артиллеристов, – изрек генерал, демонстрируя неуместный юмор, – стимулируя их улучшать меткость. Быть может, в конце концов они избавят меня от Эрскина.

Генерал Эрскин был всегда пьян, наполовину слеп и имел репутацию безумца.

– Сама конная гвардия это признала, – добавил Веллингтон, полагая, что Хоган успевает следовать за хаотичным движением его мыслей. – Я написал им, пожаловался, что мне подсунули Эрскина, и знаете, что они ответили?

Хоган это слышал уже полдюжины раз за последние три месяца, но знал, какое удовольствие доставляет генералу пересказ данного эпизода, и потакал командующему.

– Боюсь, милорд, их ответ как-то выскочил у меня из головы.

– Они написали, Хоган, – я цитирую – вот что: «Он, несомненно, бывает иногда немного безумен, но в моменты просветления необыкновенно умен, хотя при отправлении и впрямь казался слегка буйным»! – Веллингтон разразился своим лошадиным смехом. – Так что́, Массена попытается помочь гарнизону?

По тону генерала Хоган понял, что Веллингтон знает ответ не хуже его самого, а потому благоразумно промолчал. Оба были совершенно уверены, что маршал не бросит полторы тысячи человек в Алмейде и не допустит, чтобы голод принудил их капитулировать и провести остаток войны в негостеприимном лагере для военнопленных в Дартмуре. Гарнизон оставили в Алмейде с какой-то особой задачей, и Хоган, как и его командир, подозревал, что время для решения этой задачи приближается.

Облачко белого дыма показало место на крепостной стене, откуда выстрелило орудие. Ядро явило себя Хогану темной вертикальной чертой, мелькнувшей в небе, – верный признак, что выстрел сделан прицельно. Теперь все зависело от того, правильно ли наводчик задал угол возвышения. Лишние полповорота подъемного винта – и ядро упадет с недолетом, ошибка в другую сторону – и будет перелет.

На этот раз ядро не долетело ярдов сто, перепрыгнуло через голову Веллингтона и унеслось в дубовую рощу, где хлестнуло по веткам и разметало листья.

– У них слишком холодные пушки, – сказал генерал. – Оттого и недолеты.

– Не такие уж большие, милорд, – горячо возразил Хоган, – да и стволы прогреются быстро!

Веллингтон усмехнулся:

– Дорожите своей жизнью? Хорошо, трогаем. – Его светлость цокнул языком, и конь покорно двинулся вниз по склону мимо британской батареи, защищенной от противника земляным валом, усиленным корзинами с грунтом. Многие артиллеристы разделись до пояса, некоторые спали, и никто, похоже, не заметил проезжающего мимо командующего. Другого генерала, возможно, задела бы такая небрежность, но цепкий взгляд Веллингтона моментально отметил хорошее состояние орудий, поэтому он просто кивнул командиру батареи, а потом жестом отогнал адъютантов.

– Так какие у вас новости, Хоган?

– Их слишком много, милорд, и ни одной хорошей. – Хоган снял шляпу и обмахнул лицо. – Маршал Бессьер соединился с Массена, милорд. Привел с собой кавалерию и артиллерию, но не пехоту, как нам сообщают.

– Ваши партизаны? – осведомился Веллингтон, имея в виду источник информации майора.

– Да, милорд. Они следили за Бессьером на протяжении всего марша.

Хоган вынул табакерку и, пока Веллингтон обдумывал новости, освежился доброй щепоткой. Бессьер командовал французской армией в Северной Испании, где боролся исключительно с партизанами, и сообщение о том, что он привел подкрепление для маршала Массена, намекало на подготовку к прорыву осады Алмейды.

Некоторое время Веллингтон ехал молча. Выбранный маршрут по отлогому склону вывел его на заросший травой гребень, откуда открывался еще один вид на вражескую крепость. Генерал долго рассматривал низкие стены и разрушенные ядрами крыши. Хоган представил, как артиллеристы с помощью ганшпугов разворачивают пушки, наводя их на новую цель. Веллингтон хмыкнул и сложил подзорную трубу.

– Итак, Массена собирается пополнить запасы этих мерзавцев, если я правильно понял. И если он преуспеет, то продовольствия им хватит, чтобы продержаться до скончания лет… Хотя мы можем пойти и на штурм, правда он затянется как минимум до середины лета, к тому же я не могу штурмовать Алмейду и Сьюдад-Родриго одновременно, а значит, Массена нужно остановить… Эта бьет ниже, вот увидите.

Последняя реплика относилась к пушке, которая только что выстрелила со стены. Дым хлынул через ров, и Хоган попытался разглядеть ядро, которое прилетело, на секунду опередив звук выстрела. Ядро ударило в склон, чуть ниже того места, где располагалась генеральская свита, промчалось, отрикошетив, высоко над головой и раскололось о ствол оливкового дерева.

Веллингтон повернул коня.

– Но вы же понимаете, почему я не попытаюсь остановить Массена перед Алмейдой?

– Коа, милорд.

– Вот именно.

Если британская и португальская армия вступят в сражение с французами вблизи Алмейды, то в тылу у них окажется глубокая и быстрая река Коа. И коль скоро Массена сумеет обойти правый фланг Веллингтона, что он непременно попробует сделать, то для отступления у союзников останется только одна дорога. И эта единственная дорога проходит по высокому и узкому мосту через реку, бегущую по дну непроходимого ущелья. Попытка проигравшей армии со всеми ее пушками, женщинами, вьючными лошадьми и ранеными солдатами пройти по мосту обернется хаосом. И если в этот хаос врубится тяжелая кавалерия императора, то превосходная британская армия, ранее изгнавшая французов из Португалии, поляжет на границе Испании. Новый мост над Сеной в Париже получит необычное название – Каштелу-Бон – в честь того места, где Андре Массена, маршал Франции, разбил лорда Веллингтона.

– Значит, нам нужно разбить Массена, – сказал сам себе Веллингтон, после чего обратился к Хогану: – Когда его ждать, майор?

– Скоро, милорд, очень скоро. Учитывая ситуацию с продовольствием в Сьюдад-Родриго, ему нужно спешить, – ответил Хоган.

С прибытием людей Бессьера количество едоков в крепости выросло настолько, что перед французами встал выбор: поскорее вырваться из осады или сесть на голодный паек.

– И сколько теперь людей у Массена? – спросил Веллингтон.

– Он может поставить в строй пятьдесят тысяч, милорд.

– А я не наберу против них и сорока, – с горечью произнес Веллингтон. – Когда-нибудь, Хоган, в Лондоне поймут наконец, что мы все-таки можем победить в этой войне, и пришлют солдат – не безумцев, слепцов и пьяниц, а настоящих солдат. Но как нам продержаться до этого дня? – (Вопрос был риторический.) – Поддельные газеты больше не появлялись?

Внезапная смена темы не удивила Хогана. Публикации, описывающие вымышленные злодеяния англичан в Ирландии, предназначались для того, чтобы вызвать недовольство у ирландских солдат в британской армии и склонить их к измене. Хитроумный план провалился, но только в самый последний момент, и Хоган с Веллингтоном опасались, что следующая попытка может оказаться более успешной. И если что-нибудь подобное случится, когда Массена пересечет границу и придет на выручку гарнизону Алмейды, это может привести к катастрофе.

– Ни одной, сэр, – сказал Хоган. – Пока что.

– Но вы же отвели Ирландскую королевскую роту подальше от границы?

– Она должна, милорд, прийти в Вилар-Формозу сегодня утром, – сказал Хоган.

Веллингтон поморщился:

– И тогда вы известите капитана Шарпа о ждущих его неприятностях? – Генерал не стал ждать ответа. – Он и правда казнил военнопленных?

– Подозреваю, что да, милорд, – неохотно ответил Хоган.

Генерал Вальверде уже доложил в британский штаб о расстреле людей Лу – не столько в знак протеста против самого деяния, сколько для того, чтобы доказать, что ночное нападение француза на форт Сан-Исидро было вызвано безответственностью капитана Шарпа. Заняв позицию поборника высокой морали, Вальверде громогласно заявил, что испанские и португальские солдаты не должны служить под британским командованием. Португальцы вряд ли придали большое значение заявлениям Вальверде, но хунта в Кадисе с радостью ухватится за любое оружие, которое можно использовать против английских союзников. Вальверде уже представил список прочих жалоб: британские солдаты не выказывали должного почтения к священным реликвиям, когда их, эти реликвии, проносили по улицам; британские офицеры-масоны оскорбляют нежные чувства католиков, открыто демонстрируя свои регалии… А теперь у него есть серьезный повод обвинить англичан в готовности драться до последней капли крови их союзников, доказательством чему и является резня в Сан-Исидро.