Текст книги "Битва стрелка Шарпа. Рота стрелка Шарпа"

– Чертов Шарп! – проворчал Веллингтон.

Чертов Вальверде, подумал Хоган. Но благосклонность испанцев Великобритании нужнее, чем норовистый стрелок.

– Я не говорил с Шарпом, милорд, – сказал Хоган, – но думаю, он действительно убил тех двух солдат. Насколько я слышал, дело обычное: люди Лу изнасиловали деревенских женщин. – Майор пожал плечами, как бы подразумевая, что такого рода зверство стало уже банальностью.

– Дело, возможно, и обычное, – с кислым видом заметил Веллингтон, – но едва ли этим можно оправдать казнь военнопленных. На основе собственного опыта скажу: когда выдвигаешь человека из рядовых, он обычно спивается. Но случай мистера Шарпа не таков. Подумать только, я произвел сержанта Шарпа в офицеры, а он устроил за моей спиной собственную частную войну! Лу не напал бы на Сан-Исидро для того, чтобы разбить Оливейру или Кили, а значит, в гибели касадоров виноват исключительно Шарп!

– Мы этого не знаем, милорд.

– Но испанцы придут к такому выводу и примутся кричать на всех углах, так что нам будет чертовски трудно обвинить Рансимена. Они скажут, что мы укрываем настоящего преступника и бесцеремонны с союзниками.

– Мы можем возразить, что обвинения, выдвинутые против капитана Шарпа, являются ложными и злонамеренными.

– Разве он сам не признал факт своего преступления? – резко спросил Веллингтон. – Разве он не хвастался перед Оливейрой расстрелом этих двух бандитов?

– Насколько я понял, милорд, так и было, – сказал Хоган. – Однако никто из офицеров Оливейры засвидетельствовать это признание не может.

– А кто может?

Хоган пожал плечами:

– Кили и его шлюха, Рансимен и священник. – Хоган попытался представить список как нечто не заслуживающее внимания, но потом покачал головой. – Боюсь, милорд, свидетелей слишком много. Не считая самого Лу. Вальверде может запросить у французов официальную жалобу, и нам будет трудно проигнорировать такой документ.

– То есть Шарпом придется пожертвовать? – спросил Веллингтон.

– Боюсь, что да, милорд.

– Черт побери, Хоган! – воскликнул Веллингтон. – Что между ними произошло? Между Шарпом и Лу?

– Сожалею, милорд, но этого я не знаю.

– Разве вы не должны знать? – сердито спросил генерал.

Хоган успокоил уставшую лошадь.

– Я не сидел сложа руки, милорд, – промолвил он с легкой обидой. – Мне неизвестно, что именно произошло между Шарпом и Лу, но, похоже, это как-то связано с согласованными попытками посеять раздор в нашей армии. Из Парижа на юг прибыл некто Дюко, который, кажется, поумнее других проходимцев. Махинация с поддельными газетами – его рук дело. И я предполагаю, милорд, что нам предстоит увидеть новые газеты подобного рода; думаю, они прибудут сюда как раз перед французским наступлением.

– Так предотвратите их распространение, если можете! – вскипел Веллингтон.

– Могу и предотвращу, – уверенно пообещал Хоган. – Нам известно, что через границу их провозит та самая шлюха Кили, но наша задача – найти человека, который распространяет их в нашей армии. Он-то и представляет истинную опасность, милорд. Наш парижский информатор сообщает, что у французов появился в Португалии новый агент, человек, на которого они возлагают большие надежды. Мне очень хочется выявить его прежде, чем он оправдает их ожидания. Надеюсь, шлюха приведет нас к нему.

– Вы уверены насчет женщины?

– Совершенно уверен, – твердо сказал Хоган. Его источники в Мадриде высказались на этот счет вполне определенно, но он предпочел не называть их имен вслух. – Увы, мы пока не знаем, кто этот новый агент в Португалии, но дайте время, милорд, и малейшая небрежность со стороны шлюхи приведет нас к нему.

Веллингтон проворчал что-то под нос. Грохот в небе известил о приближении очередного пушечного ядра, но генерал даже не поднял голову, чтобы посмотреть, куда оно упадет.

– Черт бы всех их побрал – и Кили, и Шарпа! Рансимена приготовили к закланию?

– Он сейчас в Вилар-Формозу, милорд.

Генерал кивнул:

– Тогда приготовьте и Шарпа. Поручите ему какие-нибудь административные обязанности и предупредите, что его поведение рассмотрит следственная комиссия. Потом сообщите генералу Вальверде, что мы изучаем вопрос. Вы знаете, что сказать. – Веллингтон вытащил карманные часы и щелкнул крышкой. На его худощавом лице появилась гримаса отвращения. – Полагаю, раз уж я здесь, то нужно навестить Эрскина. Или вы думаете, этот сумасшедший все еще в постели?

– Я уверен, милорд, что адъютанты уже предупредили сэра Уильяма о вашем присутствии, и ему вряд ли понравится, если вы его проигнорируете.

– Мнительный, как девица в казарме. Да еще и безумный в придачу. Лучшего кандидата на пост главы следственной комиссии по делу Шарпа и Рансимена нам не найти! Давайте выясним, Хоган, не переживает ли сэр Уильям момент просветления. Будем надеяться, что он способен понять, какой требуется вынести приговор. Чтобы вырвать клыки у Вальверде, нам придется пожертвовать одним хорошим офицером и одним плохим. Черт побери, Хоган! Черт побери! Но ничего не поделаешь – как нужда заставит, так и запоешь. Бедняга Шарп.

Его светлость бросил еще один взгляд на Алмейду и вместе с эскортом направился к штабу, предоставив Хогану беспокоиться из-за узкого моста Каштелу-Бон, из-за Шарпа и еще в большей степени – из-за таинственного противника, прибывшего в Португалию для того, чтобы сеять раздор.

Дом, из трубы которого тянулся дымок, стоял в том месте, где улица встречалась с плазой перед церковью, и именно оттуда донесся вой. Шарп, уже почти вставший на ноги, мгновенно пригнулся и отступил в тень, услышав скрип открывающихся ворот.

Первыми выскочили собаки. Их слишком долго держали взаперти, и они радостно понеслись по пустынной улице. Затем кто-то в мундире вывел лошадь и мула и повернулся к Шарпу спиной, очевидно собираясь выехать из Сан-Кристобаля через ворота на дальней стороне деревни. Одна из собак игриво прыгнула на мула, за что была вознаграждена отборным ругательством и пинком.

На пустынной улице проклятие прозвучало громко и внятно. Голос был женский и принадлежал донье Хуаните де Элиа, которая затем поставила ногу в стремя оседланной лошади. Но собака вернулась и снова напала на мула ровно в тот момент, когда женщина попыталась сесть в седло. Нагруженный парой тяжелых коробов, мул заревел, отпрянул от псины и вырвал поводья из рук Хуаниты, после чего, напуганный шумной сворой, припустил рысью в направлении Шарпа.

Хуанита де Элиа снова выругалась. Ее украшенный плюмажем бикорн сдвинулся, длинные темные волосы вырвались из-под заколок. Наспех поправив прическу, она устремилась вдогонку за мулом, который остановился в нескольких шагах от укрытия Шарпа. Собаки побежали в другую сторону, к церкви, и, радуясь свободе после долгого заточения, обильно оросили ступени.

– Иди сюда, тварь, – обратилась Хуанита к мулу на испанском.

В форме Ирландской королевской роты женщина выглядела весьма элегантно. Когда она наклонилась, чтобы схватить повод, Шарп выступил из тени под свет луны.

– Я так и не понял, – сказал он, – «донья» – это титул или нет? Следует ли мне сказать «Доброе утро, миледи» или просто «Доброе утро»?

Он остановился в трех шагах. Хуаните хватило нескольких секунд, чтобы вновь обрести самообладание. Она выпрямилась, бросила взгляд на винтовку в руках Шарпа, затем на свою лошадь в тридцати шагах позади. Ее карабин остался в седельном чехле, и она понимала, что добраться до оружия нет шансов. Рука двинулась было к эфесу висевшей на боку короткой шпаги, но замерла, когда Шарп приподнял винтовку.

– Вы ведь не убьете женщину, капитан Шарп, – сказала она холодно.

– В темноте, миледи? В этом мундире? Не думаю, что кто-то меня осудит.

Хуанита изучающе посмотрела на Шарпа, пытаясь понять, чего стоит его угроза. Потом ей в голову пришла какая-то мысль, она улыбнулась и отрывисто свистнула. Собаки остановились, настороженно ожидая команды.

– Я натравлю на вас всю свору, капитан.

– Это потому, что ничего больше у вас не осталось, не так ли? – спросил Шарп. – Лу ушел. Куда?

Хуанита все еще улыбалась.

– Я видела, как мои суки завалили прекрасного оленя-самца, капитан, и за две минуты выпустили из него кишки. Первая, которая доберется до вас, вцепится в глотку и будет держать, пока остальные будут вас жрать.

Шарп ответил на ее улыбку своей и, повысив голос, произнес:

– Пэт! Давай!

– Будь ты проклят! – выкрикнула Хуанита и снова свистнула.

Свора сорвалась с места и понеслась по улице. Сама же Хуанита повернулась и кинулась к лошади, но ей мешали шпоры на тяжелых кавалерийских сапогах, и Шарп поймал ее сзади. Левой рукой он обхватил женщину за талию и, держа перед собой как щит, прижался спиной к ближайшей стене.

– В чью глотку они вцепятся теперь, миледи? – спросил он.

Ее спутанные волосы лезли ему в лицо и пахли розовой водой. Она пнула его, попыталась ударить локтем, но он был намного сильнее. Самая резвая собака подбежала к ним; Шарп опустил винтовку и нажал на спусковой крючок. На тесной улочке выстрел прозвучал необычайно громко. Хуанита мешала прицелиться, но пуля попала собаке в бок, и та завертелась, тявкая и визжа. В ту же секунду из входного лабиринта выбежали стрелки во главе с Харпером. Внезапное появление ирландца смутило других собак. Они остановились и, скуля, столпились возле раненой суки.

– Избавь ее от мучений, Пэт, – сказал Шарп. – Харрис! Вернись к капитану Донахью, передай ему мое почтение и скажи: пусть ведет своих людей в деревню. Купер! Позаботься о лошади ее светлости. Перкинс! Забери у нее шпагу.

Разогнав свору, Харпер достал штык и наклонился к истекающей кровью суке.

– Спокойно, – сказал он мягко и одним движением перерезал собаке горло. – Бедная скотинка. – Он выпрямился, со штыка капала кровь. – Боже, храни Ирландию, сэр, но смотрите-ка, кого вы нашли. Это же подружка лорда Кили.

– Предатель! – прошипела Хуанита и плюнула в его сторону. – Предатель! Ты должен драться с англичанами.

– Ох, миледи. – Харпер вытер клинок полой зеленого кителя. – Когда-нибудь мы с вами потолкуем о том, кто на чьей стороне должен драться, но прямо сейчас я занят на той войне, которая уже идет.

Перкинс осторожно извлек короткую шпагу из ножен Хуаниты, и Шарп отпустил женщину.

– Сожалею, что пришлось применить силу, мэм, – сказал он официальным тоном.

Хуанита проигнорировала извинение. Гордо выпрямившись, она стояла перед стрелками-чужестранцами. Дэн Хэгмен пытался уговорами выманить мула из угла, в который тот забился.

– Забери его с собой, Дэн, – сказал Шарп и направился по улице к дому, который покинула Хуанита.

Дом был, похоже, одним из самых больших в деревне: за воротами обнаружился просторный двор с двумя конюшнями и колодцем под крышей в центре. Дверь в кухню была открыта, и Шарп заглянул туда. В очаге еще тлели угли, на столе остывали остатки еды. Он обнаружил несколько свечных огарков, зажег их и расставил на столе среди мисок и чашек. За этим столом сидели по меньшей мере шесть человек; вероятно, Лу и его люди ушли совсем недавно.

– Проверь остальные дома, – сказал Шарп Харперу. – Возьми с полдюжины парней и будь осторожен. Думаю, все ушли, а там кто знает.

– Буду осторожен, сэр. – Харпер вывел стрелков из кухни, оставив капитана наедине с Хуанитой.

Шарп указал на стул:

– Давайте поговорим, миледи.

Неспешно и с достоинством женщина обогнула стол, положила руку на спинку стула, потом вдруг отскочила и метнулась через комнату к двери, бросив напоследок короткое пожелание:

– Иди к черту!

Шарпу мешала мебель, и, когда он добрался до двери, Хуанита была уже на середине темного лестничного марша. Он поспешил за ней. На верхней площадке она повернула направо, вбежала в комнату и захлопнула за собой дверь. Шарп распахнул дверь пинком за мгновение до того, как беглянка успела запереть ее на засов, и, ворвавшись внутрь, увидел, что Хуанита вытянулась поперек кровати и пытается вытащить что-то из открытого саквояжа. Он уже пересек комнату, когда женщина повернулась к нему с пистолетом в руке. Шарп бросился на нее, левой рукой ударил по пистолету, и в тот же миг она спустила курок. Пуля врезалась в потолок, а Шарп всем своим весом обрушился на Хуаниту. Она охнула и попыталась выцарапать ему глаза.

Шарп скатился с нее, встал и, отдуваясь, отступил к окну. Левое запястье болело от удара по пистолету. Лунный свет, проходя мимо него, серебрил расплывающийся дымок и падал на постель – груду набитых соломой матрасов, небрежно застеленных шкурами. Хуанита бросила на Шарпа злобный взгляд и попыталась сесть, но поняла, что сопротивление бесполезно, и с тяжелым вздохом упала на меха.

Когда прозвучал пистолетный выстрел, Дэн Хэгмен находился во внутреннем дворике. Протопав по лестнице, он вбежал в спальню с заряженной винтовкой, увидел распростертую на кровати женщину и перевел взгляд на Шарпа:

– Вы целы, сэр?

– Небольшое недоразумение, Дэн. Никто не пострадал.

Хэгмен снова посмотрел на Хуаниту.

– Какая несдержанная малышка, сэр! – сказал он, не скрывая восхищения. – Может, ее отшлепать?

– Я сам о ней позабочусь, Дэн. Ты забрал те короба с мула? Давай-ка посмотрим, что эта дамочка везла.

Хэгмен спустился вниз. Шарп помассировал запястье и оглядел комнату. Помещение было просторное, с высоким потолком и темными деревянными панелями, с прочными потолочными балками, камином и бельевым шкафом в углу. Дом определенно принадлежал солидному человеку, и командир, размещая своих людей в деревушке, естественно, зарезервировал его для себя.

– Большая кровать, миледи, слишком большая для одного человека, – сказал Шарп. – Это волчьи шкуры?

Хуанита не ответила.

Шарп вздохнул:

– Вы и Лу, да? Я прав?

Она смотрела на него темными, полными ненависти глазами, но говорить по-прежнему отказывалась.

– И все эти дни вы отправлялись на охоту одна и приезжали сюда повидаться с Лу?

Хуанита де Элиа молчала. Лунный свет оставлял в тени половину ее лица.

– Это ведь вы открыли ворота Сан-Исидро для Лу? – продолжил Шарп. – Поэтому он и не напал на башню. Не хотел, чтобы вы пострадали. Такая благородная черта в мужчине, не правда ли? Забота о своей женщине. Уверяю вас, ему было неприятно думать о вас и лорде Кили. Или Лу не из ревнивых?

– Кили обычно был слишком пьян, – негромко сказала она.

– Обрели дар речи? Тогда ответьте, что вы здесь делали.

– Идите к черту, капитан.

Снаружи донесся звук шагов, и Шарп, выглянув в окно, увидел на улице солдат Ирландской королевской роты.

– Донахью! На кухню, сюда! – Он повернулся к кровати. – У нас тут компания, миледи, так что вставайте и будьте гостеприимной. – Он ждал, что Хуанита поднимется, и покачал головой, когда она из упрямства даже не пошевелилась. – Я не оставлю вас одну, миледи, так что выбирайте: либо вы спускаетесь самостоятельно, либо мне придется отнести вас.

Женщина встала, поправила мундир и попыталась привести в порядок волосы. Потом в сопровождении Шарпа спустилась в освещенную свечами кухню, где вокруг стола стояли Кастратор, Донахью и сержант Нунан. Все трое в изумлении уставились на Хуаниту, потом взглянули на Шарпа, который, однако, не счел нужным как-то объяснить присутствие дамы в этом доме.

– Лу ушел, – сказал Шарп Донахью. – Сержант Харпер проверяет, не осталось ли здесь кого. Не выставить ли вам посты? На случай, если генерал решит вернуться.

Донахью посмотрел на Хуаниту, затем повернулся к Нунану:

– Сержант! Слышали приказ? Выполняйте.

Нунан удалился. Кастратор не спускал глаз с Хэгмена, который возился со снятыми с мула коробами. Хуанита подошла к камину согреться. Донахью посмотрел на нее, потом обратил вопрошающий взгляд на Шарпа.

– У доньи Хуаниты, – пояснил Шарп, – несколько ролей. Невеста лорда Кили, любовница генерала Лу и французская шпионка.

Хуанита вскинула голову, но возражать не стала. Донахью посмотрел на нее так, словно не хотел верить в услышанное, потом, нахмурившись, повернулся к Шарпу:

– Она и Лу?

– Боже правый, да у них там, наверху, любовное гнездышко, – сказал Шарп. – Не верите – пойдите и посмотрите. Это ее светлость впустила Лу в форт вчера вечером. Ее светлость, Донахью, – предательница, черт бы ее побрал.

– Здесь гимны, сэр, – прервал его Хэгмен. – Но какие-то чудны́е. Я видел похожие у нас в церкви – ну, знаете, для музыкантов, – но те не такие. – Старый браконьер распаковал короба, явив взорам присутствующих груды рукописей, чьи разлинеенные листы были покрыты словами и музыкальными знаками.

– Очень старые. – Донахью все еще находился под сильным впечатлением от сказанного Шарпом о Хуаните, но теперь он пересек комнату, чтобы взглянуть на обнаруженные Хэгменом бумаги. – Смотрите, Шарп: четыре линейки вместо пяти. Им лет двести или триста. Латынь. Дайте-ка посмотреть… – Он нахмурился, переводя в уме текст. – Что-то вроде «Рукоплещите, все народы, вознесите Богу крик радости». Псалмы, думаю.

– Она бы не повезла псалмы в наше расположение, – возразил Шарп и запустил руки в короб; уже через секунду под рукописями обнаружились газеты. – Вот, Донахью. – Шарп поднял газеты. – Вот что она везла.

Вся реакция Хуаниты на это открытие свелась к тому, что она начала кусать ноготь и бросила взгляд на кухонную дверь, но Харпер уже вернулся в дом, и двор был теперь заполнен стрелками.

– В деревне пусто, сэр. Ушел, гад, – доложил сержант. – Причем в большой спешке, сэр, – в деревне полным-полно награбленного добра. Что-то его поторопило. – Он уважительно кивнул капитану Донахью. – Ваши люди, сэр, стоят в карауле.

– На этот раз газеты не американские, – сказал Шарп, – а английские. Недавний урок пошел впрок, да? Если газета слишком старая, ей никто не поверит, но эти с датами от прошлой недели. – Одну за другой он бросал газеты на стол. – «Морнинг кроникл», «Уикли диспэтч», «Солсбери джорнэл», «Стаффордшир эдвертайзер»… Кому-то пришлось поработать, миледи. Кому-то в Париже? Эти газеты там напечатаны?

Хуанита молчала.

Шарп вытащил из короба еще одну газету:

– Должно быть, отпечатана три недели назад в Париже и привезена сюда как раз вовремя. В конце концов, никто не удивится, увидев в Португалии «Шрусбери кроникл» двухнедельной давности, верно? Доставить ее сюда на быстроходном паруснике дело нетрудное, а опровергнуть эти сообщения некому – пополнение уже давно не поступало. И что тут про нас пишут? – Он пролистал газету, наклоняя ее к свече. – Подмастерье заключен в тюрьму за то, что играл в субботу в футбол? Поделом сопляку – нечего развлекаться, да только вряд ли из-за него солдаты взбунтуются.

– Я нашел кое-что, – негромко сказал Донахью, просматривавший «Морнинг кроникл». Сложив газету, капитан протянул ее Шарпу. – Заметка об Ирландской дивизии.

– Нет никакой Ирландской дивизии, – сказал Шарп. Отыскав материал, который привлек внимание Донахью, он прочитал вслух: – «Недавние волнения в ирландских частях в Португалии, – Шарп смущался из-за того, что читает медленно и выговаривает слова не совсем правильно, – убедили правительство принять новую палли… – с этим словом у него возникли затруднения, – паллиативную политику. По окончании текущей кампании все ирландские полки будут собраны в дивизию и отправлены для несения гарнизонной службы на Карибские острова. Казна наложила запрет на выделение денежных средств для перевозки жен, поскольку имеются сомнения в том, что все именуемые „брачными“ союзы получили Божье благословение. В тропиках горячие ирландские головы, несомненно, найдут климат, более соответствующий их вкусу».

– Та же заметка и здесь. – Донахью развернул другую газету, после чего вкратце объяснил Кастратору, что происходит в задымленной кухне.

Узнав о предательстве соотечественницы, партизан плюнул в нее:

– Изменница! Твоя мать была шлюхой. – Он говорил сердито и быстро, но кое-что Шарп все же понял. – Твой отец распутник. Ты получила все, но воюешь на стороне врага Испании, а мы, у которых нет ничего, сражаемся, чтобы спасти нашу страну. – Он снова плюнул и положил руку на ножик с костяной рукоятью.

Перед лицом таких обвинений Хуанита напрягалась, но ничего не сказала и перевела взгляд на Шарпа, который нашел еще одно сообщение о передислокации ирландских полков в Вест-Индию.

– Умная ложь. – Шарп посмотрел на Хуаниту. – Очень умная.

Донахью нахмурился:

– Что же здесь такого умного? – Он посмотрел на Харпера. – Разве ирландцы не хотели бы служить вместе, в одной бригаде?

– Я уверен, сэр, что они были бы рады, но только не на Карибах, да еще, упаси Господь, без их женщин. Половина солдат умрет от желтой лихорадки в первые три месяца после прибытия на острова, – объяснил Шарп, – а другая половина – в следующие три. Отправка на Карибы – смертный приговор. – Он посмотрел на Хуаниту. – Так чья это идея, миледи?

Она ничего не сказала, только грызла ноготь. Кастрадор накричал на нее и обругал за упрямство, а потом отвязал висевший на поясе нож. Донахью побледнел и попытался смягчить гнев партизана.

– Вот только все это неправда, – вмешался в свару Шарп. – Начнем с того, что мы не настолько тупые, чтобы убирать из армии ирландских солдат. Кто тогда будет побеждать в сражениях?

Харпер и Донахью улыбнулись. Шарп же втайне ликовал: уж если эта находка не послужит оправданием неисполнения им приказа о переходе в Сан-Кристобаль, тогда не поможет ничто. Он сложил газеты в стопку и посмотрел на Донахью:

– Почему бы вам не послать кого-нибудь в штаб? Пусть разыщет майора Хогана, расскажет, что здесь происходит, и спросит, что нам делать.

– Я поеду, – сказал Донахью. – Но сами-то вы чем пока займетесь?

– Есть у меня кое-какие делишки, – сказал Шарп, глядя при этом на Хуаниту. – Нужно узнать, к примеру, где Лу и почему он уехал столь поспешно.

– Мне нечего вам сказать, капитан, – встрепенулась Хуанита.

– Тогда, быть может, скажете ему? – Стрелок кивнул на Кастратора.

Женщина испуганно взглянула на партизана и снова посмотрела на Шарпа:

– С каких это пор британские офицеры перестали быть джентльменами, капитан?

– С тех самых, как начали побеждать, мадам, – сказал Шарп. – Так с кем вы будете говорить? Со мной или с ним?

Донахью хотел было выразить протест против такого обращения с женщиной, но, увидев мрачное лицо стрелка, счел за лучшее промолчать.

– Я отвезу газету Хогану, – сказал он негромко, после чего сложил поддельную «Морнинг кроникл», сунул в ранец и вышел.

Харпер последовал за ним, плотно закрыв за собой кухонную дверь.

– Не волнуйтесь, сэр, – сказал сержант, как только они оказались во дворе. – Я позабочусь о леди.

– Вы?

– Выкопаю премилую могилку, сэр, да и похороню ведьму мордой вниз – чем пуще будет барахтаться, тем глубже себя зароет. Доброго вам пути, сэр.

Донахью побледнел и отправился искать свою лошадь, а Харпер крикнул Перкинсу, чтобы тот набрал воды, развел огонь и заварил кружку крепкого утреннего чая.

– У вас неприятности, Ричард, – сказал Хоган, добравшись наконец до Шарпа.

Был ранний вечер того дня, который начался со скрытного похода Шарпа к волчьему логову генерала Лу.

– У вас неприятности. Вы расстреляли военнопленных. Видит бог, дружище, мне наплевать, если вы расстреляете всех до единого пленных отсюда и до Парижа, но какого черта вам понадобилось всем рассказывать?

В ответ Шарп, занявший удобное для наблюдения местечко между камней, дал майору знак пригнуться.

– Неужели, Ричард, вы не знаете первое правило жизни? – проворчал Хоган, привязывая лошадь к валуну.

– Никогда не попадайся, сэр.

– Так какого же дьявола вы не держали язык за зубами? – Хоган вскарабкался наверх и лег рядом со стрелком. – Итак, что вы там обнаружили?

– Противника, сэр.

Шарп находился в пяти милях от Сан-Кристобаля, на территории Испании, там, куда его привел Кастратор, вернувшийся затем в Сан-Кристобаль с новостями, из-за которых Хоган и поспешил к горному хребту с видом на главную дорогу, ведущую на запад из Сьюдад-Родриго. Шарп приехал сюда на лошади доньи Хуаниты. Лошадь осталась там, где ее могли бы увидеть с дороги, по которой на глазах у Шарпа шла целая армия.

– Французы, сэр. Идут строем, и их тысячи.

Хоган раздвинул подзорную трубу и довольно долго смотрел на дорогу, после чего медленно выдохнул.

– Боже милосердный, – пробормотал он. – Спаси и помилуй!

И действительно, на марше была армия. Пехота и драгуны, артиллеристы и гусары, уланы и гренадеры, вольтижеры и саперы. В слабеющем свете колонна казалась черной, хотя тут и там чахнущий луч солнца отражался темно-красным бликом от орудия, которое тащила упряжка волов или лошадей. Густая пыль поднималась из-под пушек, фургонов и колясок, которые двигались по дороге, тогда как пехота шла колоннами по обе стороны от нее. Кавалерия охраняла колонну с флангов – длинные цепи всадников с пиками и в сияющих шлемах с плюмажем; копыта оставляли длинные борозды на весенней траве.

– Боже милосердный! – повторил Хоган.

– Лу тоже там, – сказал Шарп. – Я его видел. Вот почему он уехал из Сан-Кристобаля. Его вызвали, чтобы он присоединился к армии, понимаете?

– Разрази его гром! – взорвался Хоган. – Почему вы не можете забыть Лу? Это из-за него у вас неприятности! Почему, ради всего святого, вы не промолчали? Зачем рассказали о тех недоумках, которых поставили к стенке? Теперь этот чертов Вальверде трубит, что португальцы потеряли первоклассный батальон из-за Шарпа, который растревожил осиное гнездо, и что ни один здравомыслящий испанец не отдаст солдата под начало британского офицера. И нам, дурачина вы этакий, придется выдать вас следственной комиссии. Нам придется пожертвовать вами вместе с Рансименом!

Шарп уставился на ирландца:

– Мной?

– Конечно! Ради Христа, Ричард! У вас что, нет ни малейшего представления о политике? Испанцы не хотят, чтобы Веллингтон стал главнокомандующим! Они воспринимают это назначение как оскорбление их страны и ищут, чем подкрепить свои возражения. И вот довод: какой-то простофиля-стрелок, чтоб ему провалиться, ведет свою личную войну, жертвуя прекрасным батальоном португальских касадоров, судьба которого будет отныне служить примером того, что может случиться с любым испанским батальоном, отданным под командование Пэра. – Хоган взял паузу, чтобы посмотреть в подзорную трубу и сделать пометку на манжете рубашки. – Черт побери, Ричард, мы хотели собрать спокойную следственную комиссию – нашу комиссию, – взвалить всю вину на Рансимена и забыть о том, что случилось в Сан-Исидро. Теперь вы все спутали. Хоть догадались записать увиденное здесь?

– Да, сэр, – сказал Шарп.

Он пытался свыкнуться с мыслью, что его карьера в опасности. Все это выглядело чудовищно несправедливым, но он сдержал негодование и молча отдал Хогану свернутые в рулон ноты старинной музыки, которые скрывали фальшивые газеты. На обороте нотного листа Шарп записывал, какие части проходили внизу. Список получился внушительный – батальоны, эскадроны и батареи шли к Алмейде, чтобы наказать маленькую британскую армию, посмевшую осадить крепость.

– Итак, завтра, – сказал Хоган, – они достигнут наших позиций. Завтра, Ричард, мы будем сражаться. И вот почему.

Хоган заметил что-то новое в колонне и указал на запад. Шарп не сразу, но все же навел трубу куда нужно и увидел огромный обоз, следовавший за французскими войсками.

– Продовольствие для Алмейды, – сказал Хоган. – Продовольствие и боеприпасы, которые нужны гарнизону, чтобы продержаться там все лето, несмотря на осаду. А если французы задержат нас под Алмейдой на все лето, мы не сможем перейти границу, и одному только Богу известно, сколько лягушатников атакует нас следующей весной. – Майор сложил подзорную трубу. – И кстати, о весне, Ричард. Не хотите сказать, что вы сделали с доньей Хуанитой? Капитан Донахью сообщил, что оставил ее в компании мистера Шарпа и его испанского приятеля с ножиком.

Шарп покраснел:

– Я отослал ее домой, сэр.

На некоторое время установилось молчание.

– Что вы сделали? – спросил Хоган.

– Отправил обратно к лягушатникам, сэр.

Хоган недоверчиво покачал головой:

– Позволили вражескому шпиону вернуться к французам? Вы действительно сошли с ума, Ричард?

– Она была очень расстроена, сэр. Сказала, если я доставлю ее в штаб армии, испанские власти арестуют ее и отдадут под суд хунты в Кадисе, а там может дойти до расстрела. Я никогда не воевал с женщинами, сэр. И мы знаем, кто она, верно же? Никакого вреда она нам теперь не причинит.

Хоган закрыл глаза и опустил голову на локоть:

– Господи, в бесконечном милосердии Твоем, пожалуйста, спаси душу сего несчастного, потому что Веллингтон уж точно его не помилует. Разве вам не приходило в голову, Ричард, что мне захочется поговорить с леди?

– Приходило, сэр. Но она была напугана и не хотела, чтобы я оставил ее наедине с Кастратором. Я просто поступил как джентльмен, сэр.

– А мне казалось, вы не одобряете благородство на войне. Так что же вы сделали? Похлопали ее по попке, вытерли девичьи слезы, поцеловали от души и отправили к Лу сообщить, что вы засели в Сан-Кристобале?

– Я отпустил ее в паре миль отсюда. – Шарп кивнул на северо-запад. – Отправил пешком, сэр, да вдобавок босиком. Подумал, что это ее задержит. И она действительно поговорила со мной, сэр, прежде чем ушла. Там все записано, если вы только сможете разобрать мой почерк. Она сказала, что распространяла газеты, сэр. Доставляла их в расположение ирландских частей.

– Единственное, что донья Хуанита может распространять, Ричард, – это французскую болезнь. Бога ради! Вы позволили этой стерве обвести вас вокруг пальца. Клянусь Иисусом, Ричард, я уже знал, что она доставляет газеты. Была, скажем так, девочкой на побегушках. Настоящий злодей – кто-то другой, и я надеялся проследить за ней и найти его. Теперь вы все испортили. Черт! – Хоган выдержал паузу, чтобы обуздать гнев, и устало покачал головой. – Но по крайней мере, чертов китель она вам оставила.

Шарп озадаченно нахмурился:

– При чем тут китель, сэр?

– Помните, что я говорил вам, Ричард? Что донья Хуанита коллекционирует мундиры всех мужчин, с которыми спит. Представляю, какие вместительные у нее платяные шкафы. Но я рад, что она не повесит зеленый китель стрелка рядом с другими.

– Нет, сэр. – Шарп покраснел еще сильнее. – Извините, сэр.

– Этого уже не исправишь, – сказал Хоган, отползая от гребня. – Вы легкая добыча для женщин и всегда ею будете. Если мы победим Массена, тогда леди не сможет причинить нам большого вреда, а если не победим, тогда война, вероятно, будет проиграна в любом случае. Давайте убираться отсюда к дьяволу. Пока вас не распнут, будете исполнять административные обязанности. – Майор отошел от гребня и сунул подзорную трубу в чехол на ремне. – Я сделаю для вас все, что могу, – бог знает почему, – но лучше всего, Ричард… Мне неприятно это говорить, но лучше всего вам сейчас молиться о нашем поражении. Потому что после такой катастрофы о ваших глупостях никто уже не вспомнит – ни времени не будет, ни сил.