Текст книги "Сама невинность"

– Ах, мой дорогой друг, семь лет ученичества покажутся тебе адом по сравнению с жизнью крепостного, – возразил Ранульф. – Но когда этот срок окончится, если ты проявишь усердие… – Он пожал плечами. – Мельник не вечен. Надеюсь, ты станешь достойным его преемником.

– Спасибо, господин! – повторил Артур, поднимаясь и отходя к остальным слугам. Всего за несколько минут вся его жизнь разительно изменилась. Редко бывало, чтобы крепостной так возвысился!

– Есть еще какие-то дела, Седрик? – поинтересовался Ранульф.

– Нет, господин, это все, – низко поклонился эконом.

– Нам нужен камень, чтобы надстроить ограду. Где его можно отыскать?

– На наших землях есть каменоломня, господин. Можно добыть, сколько потребуется. Приказать управителю послать работников?

– Да, только когда снег прекратится. Да и мне нужно осмотреть поместье.

– Как прикажете, господин.

– А ты, малышка, просмотри сегодня записи управителя, – обратился Ранульф к жене. – Хорошая хозяйка знает все о своих владениях. И если мне придется отправиться на войну, ты здесь будешь главной, так что тебе полезно узнать все тонкости управления, а не только те, что обычно касаются женщины.

– А ты знаешь грамоту? – полюбопытствовала Эльф.

– Я вырос при дворе короля Генриха, самого образованного из всех мне известных людей. Подобно твоему отцу, он позволял учиться каждому, кто этого хотел. Большинство моих приятелей считали умение читать и писать пустой тратой времени. Какая нужда простому рыцарю обременять себя подобными знаниями? Но я понимал, что судьба иногда готовит нам самые неожиданные сюрпризы, поэтому проводил долгие часы с одним из дворцовых капелланов. Хотя почерк у меня не слишком красив, все же я пишу разборчиво. Ты удивлена? И меньше уважала бы меня, будь я неграмотным?

– Нет, господин мой Ранульф, я бы сама тебя научила, – заверила она, к его величайшему изумлению. – И конечно, не стала бы хуже к тебе относиться. У многих мужчин просто времени не хватает, но мать настоятельница всегда твердила, какая это жалость, ибо плохо образованный хозяин так и напрашивается на то, чтобы слуги его обокрали. Мы просмотрим записи Джона вместе, чтобы он увидел, что и ты можешь читать и писать. Он расскажет об этом другим и тем самым раз и навсегда воспрепятствует всяческим попыткам тебя одурачить. Кстати, господин мой Ранульф, если ты собираешься привозить камень, может, велишь наломать немного и для церкви? Она почти разрушена, и, пока мы ее не починим, я не могу просить у епископа другого священника.

– Знаешь ли, как ты прелестна, моя Элинор?

Элинор вспыхнула.

– Господин! – упрекнула она. – Как насчет моего камня?

– У тебя самые сладкие губки в мире. Будь у меня луна и звезды, все отдал бы за поцелуй, – пробормотал он.

– Но у тебя нет ни того, ни другого, а мне нужен камень!

Он просто невыносим! Но почему же так колотится сердце?

Ранульф тихо рассмеялся:

– Ты его получишь, малышка.

Но тут подошел Фулк, и Ранульф погрузился в обсуждение очередных мер обороны поместья. Эльф поднялась и вернулась в хозяйские покои, где уже ждала Айда вместе с молодой девушкой.

– Ее зовут Вилла. Этот Седрик, – проворчала она, – считает, будто госпоже поместья подобает иметь двух служанок. Можно подумать, я сама не могу ходить за тобой, дитя мое.

– Наверное, Седрик больше заботился о тебе, чем обо мне, – утешила няньку Эльф. – Ты уже немолода, дорогая Айда, и тебе не мешает иметь сильную помощницу.

Эльф улыбнулась Вилле, прехорошенькой девушке с длинными светлыми косами и яркими голубыми глазами.

– Что же, думаю, девчонка мне пригодится, – признала Айда. – Мы распаковали сундук, госпожа. Какие чудесные ткани ты привезла! Есть даже тонкое полотно для камиз!

– Король и епископ были щедры и великодушны ко мне, – пояснила Эльф. – Теперь, когда я больше не монахиня, мне нужна новая одежда.

– Госпожа, – вмешалась Вилла, – что это за прекрасный зеленый с золотом наряд? Я никогда не видела такого.

– Это называется «блио», и все знатные леди его носят. Но у меня не хватает мужества сшить еще одно такое. Поэтому ограничимся простыми туниками и юбками, – решила Эльф. – Думаю, одного блио более чем достаточно.

Женщины проработали весь день, кроя и сшивая материю. Пришел повар и перечислил блюда, которые собирался приготовить к обеду. Перво-наперво – тушеную оленину, ибо мужчины любят как следует поесть в холодный день. Кроме того, у него есть несколько жирных уток, которых можно сготовить в сладком фруктовом соусе. Будет еще и мортрю, мясо с яйцами и хлебными крошками, колкэннон – овощное рагу из капусты, репы и моркови и, наконец, вкусный пудинг из пшеничных зерен и молока с медом.

– Этого довольно? – забеспокоилась Эльф.

– Да, госпожа, и еще я велю подать сыр, хлеб и масло, – заверил повар, и она одобрительно кивнула.

Вошедший Седрик предложил удвоить число служанок.

– Теперь, когда вы дома, госпожа, нужно, чтобы хозяйство велось как следует и дом содержался в порядке.

– Ты уже знаешь, кого назначить? – спросила она.

– Да, госпожа.

– Что же, будь по-твоему, – разрешила Эльф.

День близился к вечеру, и снег наконец унялся. Эльф попросила нагреть воды, намереваясь принять ванну. Прошлым вечером она слишком устала, чтобы мыться.

– Господину тоже нужно бы искупаться, – заметила Айда. – Ему подобает войти в воду первым, а ты должна вымыть его.

– Я?! – с ужасом воскликнула Эльф.

– Конечно, леди, такова обязанность жены. Кому еще это сделать? – возмутилась Айда.

– Но я никогда не мыла мужчину, – нервно запротестовала Эльф. – Почему бы ему не вымыться самому?

– Госпожа! – ахнула Айда.

– Я в жизни не видела голого мужчину, – откровенно объяснила Эльф.

Вилла хихикнула, и Айда опалила ее свирепым взором.

– Если хоть слово, единственное слово, выйдет за пределы этой спальни, я собственноручно отрежу твой болтливый язык, девчонка! Тебе ясно?

Вилла, побледнев, кивнула.

– Вот и прекрасно! – воскликнула Айда.

– А я понятия не имела, что жена должна купать мужа, – пролепетала Эльф.

– А иногда и гостей, – добавила Айда.

Теперь побелела Эльф.

– Вилла, – приказала Айда, – немедленно иди к Седрику и передай, что госпожа велела вытащить из кладовки чан и наполнить его горячей водой. Потом принеси из бельевой полотно и мыло.

После ухода девушки Айда обратилась к хозяйке:

– Знаю, что ты никогда не была наедине с голым мужчиной, но теперь ты замужняя женщина. Поверь, детка, в этом нет ничего ужасного. Я помогу тебе, подскажу, что ты должна делать. Господин останется доволен. Теперь нужно сказать Седрику, чтобы подавали ужин. Вода нагреется как раз к тому времени, как вы встанете из-за стола. Мы поставим чан прямо здесь, у очага, а потом все вынесем.

Эльф последовала совету Айды. Столы в зале накрыли. Мужчины ели с завидным аппетитом.

Она сама попробовала тушеной оленины, подбирая винный соус хлебом, и, встав из-за стола, сказала мужу о ванне. Лицо Ранульфа осветилось улыбкой.

– Чудесно! Я весь пропах конским потом еще с дороги. В отличие от многих я люблю чистоту. – И блеснув глазами, прошептал: – Ты вымоешь меня, жена?

Эльф кивнула:

– Правда, я не умею, но Айда обещала подсказать, что делать. До сих пор я ничего подобного не делала. Этому в монастыре не обучают.

Эльф, несмотря на то что нервничала, все же пыталась сохранять присутствие духа.

– Надеюсь, я окажусь способной ученицей, – пошутила она.

Вместо ответа он снова взял ее за руку и принялся игриво покусывать пальцы.

– Я тоже, малышка.

– Чем тебя так привлекают мои пальцы? – удивилась она, но на этот раз не отстранилась.

– Ты восхитительна, Элинор. Я понял это с самого первого взгляда.

– Но тогда я была в одеянии послушницы, – возразила она.

– Однако это не мешало мужчинам думать, что ты самая прелестная малышка на свете, – откровенно признался он. – Я еще подумал, как несправедливо, что ты должна до конца дней своих остаться девственной.

– Я считала, что такова моя участь, – столь же честно призналась Эльф.

Ранульф склонил к ней голову и тихо пообещал:

– Настанет ночь, Элинор, когда я возьму тебя, и только тогда ты поймешь, как я был прав. Ты предназначена не для монастыря, а для моей постели и моего сердца.

Он поцеловал ее ладонь. Эльф поспешно вскочила, боясь, что кто-то заметит, как горят ее щеки.

– Пойдем, Ранульф, позволь мне вымыть тебя.

И, доверчиво сжав его ладонь, повела в хозяйские покои, где перед очагом стоял огромный чан. Айда уже ждала их, повязав передник вокруг располневшей талии.

– Садитесь, господин, я сниму ваши сапоги. Госпожа, конечно, уже успела сказать, что я помогу наставить ее в искусстве мытья, поскольку в монастыре ничем подобным не занимались.

Она ловко стащила с него сапоги и шоссы. Ранульф встал, и Айда сняла котту, обе туники и подштанники, так что он остался в доходившей до колен камизе с разрезами по бокам и вопросительно взглянул на старушку. Та понимающе кивнула и, вручив Вилле охапку одежды, приказала:

– Ну-ка, девчонка, присмотри, чтобы сапоги начистили, котту вытряхнули, а шоссы и подштанники выстирали и высушили к утру. Ты слишком молода для такого зрелища, – лукаво прокудахтала она, – так что беги отсюда. Госпожа, сними с мужа камизу и возьми щетку.

Она выхватила у хозяина камизу и вручила Эльф, а Ранульф тем временем забрался в чан так быстро, что жена не успела узреть почти ничего нескромного.

– Черт побери! – внезапно завопил Ранульф. – Да ты что, старуха, решила сварить меня заживо?!

– Госпожа должна купаться после вас, – пояснила Айда, – и если сделать воду похолоднее, к тому времени она окончательно остынет. Кроме того, у мужчин шкура толще, чем у женщин. Ну же, госпожа, намыльте щетку. Мыло в этом кувшине.

Ранульф встал, и женщины принялись скрести его щетками. Эльф деликатно отвела глаза, когда он взобрался на табурет, стоявший в чане, чтобы она могла вымыть его ноги. Ранульф улыбнулся Айде. Настанет время, когда жена не будет его стесняться, и, кроме того, чан достаточно велик для двоих. Он мечтал о том дне, когда они будут мыться вместе, и при мысли об этом ощутил непреодолимое желание. Плоть его восстала, и старуха, заметив это, заговорщически подмигнула. В глазах ее заплясали веселые искорки. Стиснув зубы, Ранульф пытался припомнить подробности последнего турнира, устроенного королем, который, несмотря на возражения церковников, привез эту забаву в Англию. Мгновенно заныли старые раны, но цель была достигнута: похоть покорно утихомирилась.

– Госпожа, – потребовала Айда, – промой мужу волосы, только сначала вычеши гнид.

– У меня нет вшей, – возмутился Ранульф. – Я содержу себя в чистоте, старуха.

Айда взъерошила узловатыми пальцами его волосы и, ничего не найдя, была вынуждена признать:

– Он не лжет, госпожа.

Эльф хихикнула.

Глядя на нее, Ранульф тоже рассмеялся.

– Король мог бы не посылать меня в Эшлин. У тебя уже есть свой дракон-защитник.

– Если бы он не послал вас, – нашлась Айда, – эта прелестная девушка посвятила бы себя Богу. Нам всем повезло, но особенно вам, господин.

Эльф, улыбаясь, намылила его волосы и хорошенько промыла; именно это она часто делала по поручению сестры Катберт, помогая младшим воспитанницам.

– Ну вот, – вымолвила она, толкая его с головой под воду, – все в порядке.

– Теперь возьми полотно и заверни его, госпожа, – наставляла Айда, когда Ранульф поднялся из воды. – Посади мужа у огня и хорошенько оботри, пока я достану чистую камизу. Потом, господин, немедленно в постель, пока не простудились.

Эльф, застенчиво краснея, встала на колени и вытерла мужу ноги, поднялась и взяла другой отрез полотна. Какой он огромный! И тело изборождено шрамами.

– Самое главное предоставь мне, – пробормотал Ранульф, и Эльф благодарно улыбнулась мужу. Тот направился к спальне, куда Айда принесла камизу. Минуту спустя старуха снова появилась на пороге.

– Ты прекрасно справилась, дочь моя, – ободрила она, – а теперь позволь тебе помочь.

Эльф медленно разоблачилась, отдала Айде одежду и осталась было в камизе, но, осмелев, стащила и ее, заколола косу на затылке и ступила в чан. Еще не успевшая остыть вода доходила ей до шеи, и девушка вздохнула от удовольствия. Но Айда так и не дала ей понежиться, велела встать на табурет и вручила намыленную тряпочку.

– А волосы? – вспомнила она.

– Я вымыла их перед свадьбой, так что можно подождать несколько дней, Айда. Кроме того, уже поздно, и не могу же я лечь в постель с мокрой головой!

Старушка рассмеялась:

– Будь я женой этого великана с добрыми глазами, тоже немедля помчалась бы в постель! Ха!

– Принеси чистую камизу, – попросила Эльф, чувствуя, как кровь бросилась в лицо при этой непристойной реплике.

– Что? Ты станешь спать в камизе рядом с таким чудесным мужем? – Айда вздохнула. – Что же, потребуется время, чтобы выбить из тебя чрезмерную скромность.

Она пошаркала в спальню, чтобы принести требуемое, а когда вернулась, Эльф уже стояла у очага, тщательно растираясь: после теплой ванны воздух в комнате казался ледяным. Одевшись, девушка пожелала няне спокойной ночи.

– Пусть Вилла спит с тобой, – добавила она и, направившись в спальню, закрыла за собой дверь.

Сев на табурет у огня, Эльф расплела толстую косу и взяла щетку из кабаньей щетины. Но тут муж сжал ее руку.

– Позволь мне, – прошептал он.

– Я думала, ты спишь, – тихо сказала она.

– Грел постель в ожидании тебя, – пояснил он, принимаясь водить щеткой по ее длинным волосам, пока волосы не заблестели, как дорогой византийский шелк.

Девушка успокоилась, расслабилась и едва не задремала, но тут он тихо заметил:

– Твои волосы так прекрасны. Ты настоящая красавица, малышка!

Слегка повернувшись. Эльф попыталась взять у него щетку. Их губы были близко, так близко, что Эльф едва не лишилась сознания. Глаза их встретились, и ей показалось, что она вот-вот растает под его огненным взором. Немного придя в себя, она отобрала у него щетку с ручкой грушевого дерева и опустила голову.

– Мне нужно заплести косу.

– Конечно, – кивнул он, вставая. За дверью слышались голоса слуг, выносивших чан.

– Я подумал, – начал Ранульф, – что, если мы пробьем сток в полу и отверстие в чане, которое можно будет заткнуть затычкой? Тогда чан будет легко осушить и выкатить в кладовую.

– Чудесная идея! – воскликнула Эльф, приведя волосы в порядок. – Ты так умен, Ранульф!

Она встала у постели на колени, и, к радости девушки, муж последовал ее примеру. Они помолились и легли. Он сразу же взял ее руку, но сегодня Эльф уже не боялась его. Кажется, настоятельница была права, сказав, что планы Господни относительно Элинор де Монфор изменились. Очевидно, Он послал ей хорошего человека, и она должна сделать все, чтобы стать ему достойной женой.

– Ты все знаешь обо мне, Ранульф, а я о тебе – ничего, – посетовала она. – Расскажешь о себе?

– Тут и рассказывать почти нечего. Мой отец, Симон де Гланвиль, владел землями в Нормандии. Он погиб в Святой Земле, и мать отослала меня на воспитание к королю Генриху, а потом снова вышла замуж. Отчим прибрал к рукам мои владения. Когда я достаточно повзрослел, чтобы понять, как меня ограбили, сразу же направился в Нормандию, намереваясь получить свое наследство. В то время мне было шестнадцать. Но отчим заявил, что брак между отцом и матерью не был законным и, поскольку у Гланвилей не было других наследников, земли перешли к ней, а от нее – к нему. Тогда у меня не было ни богатства, ни влияния, чтобы опровергнуть ложь.

– Но что сказала твоя мать? – допытывалась Эльф. – Ведь этим он обесчестил и ее, и ее родных!

– Мать была единственным ребенком престарелых родителей, к тому времени скончавшихся. Ее некому было защитить, и она умоляла меня молчать, утверждая, что муж поклялся сохранить в тайне ее позор и незаконность моего рождения, если я смирюсь со случившимся. Но, даю слово, во всех его утверждениях не было ни капли правды. Бабка со стороны матери была еще жива, когда меня в семь лет отсылали ко двору короля Генриха. Материнский род был хотя и бедным, но древним, и для отца было огромной честью получить жену из такой семьи. «Он взял ее без приданого, только ради славного имени», – с гордостью твердила бабка. Вряд ли она стала бы так радоваться, будь моя мать всего лишь наложницей, а я – бастардом. Отец всегда представлял меня крестьянам как их маленького господина, а они приветствовали меня поклонами. Тогда мне было только пять лет, но я все прекрасно помню. Вскоре отец отправился в Святую Землю.

В шестнадцать король посвятил меня в рыцари, но я ничего не мог предпринять против мужа матери. Если бы я позволил ему очернить мое доброе имя, у меня не осталось бы ничего. Отобрали бы последние крохи. Я пообещал матери оставить ее в покое, прибавив, что буду молиться за отчима. Поблагодарил его за великодушие и благородную защиту материнской и моей репутации. Он обозлился и долго расписывал, как обожает жену, давшую ему наследников и заслужившую его хорошее отношение. Отчим даже имел наглость напыщенно заявить, что, поскольку меня растили при дворе короля Генриха, он с гордостью назовет меня своим пасынком перед посторонними. Я с трудом сдержался, чтобы не прикончить его на месте.

Пришлось уехать из Нормандии. Я вернулся в Англию и поступил на службу королю. Только ему я рассказал правду о своей неудаче. Он похвалил меня за мудрость не по годам и посоветовал остаться навсегда в Англии. После его смерти, когда началась распря между королем Стефаном и претенденткой на престол Матильдой, я поступил так, как сделал бы любой рыцарь на моем месте, – выбрал одну из сторон и остался ей верным, в отличие от многих знатных и влиятельных людей. Они переходят от одного господина к другому так же часто, как меняет направление ветер, но рыцарь вроде меня не может позволить себе такого, разве что положение становится слишком отчаянным.

– Думаю, что ты умен и предусмотрителен, Ранульф, – заметила Эльф. – Ты правильно поступил, защитив мать от мужа, способного обокрасть ее дитя, а потом пригрозить всяческими пакостями, чтобы сохранить награбленное. Должно быть, он очень плохой человек и великий грешник, ведь твоя мать приходится еще и матерью его детям, и ее стыд падет и на них.

– Алчность, моя невинная женушка, не знает стыда, – пояснил Ранульф, – и жена твоего брата является веским тому доказательством. Вспомни, что говорят о ней наши люди. Фулк утверждает, что до приезда кузена она часто флиртовала с охранниками. Король был прав, когда повелел запереть ее в монастыре, где она никому не сможет причинить зла.

– Не поверю, чтобы Айлин покорно отправилась в добровольное заключение на всю оставшуюся жизнь, – возразила Эльф. – Но не стоит говорить о ней, Ранульф. Мне больно вспоминать, что она стала причиной смерти моего бедного брата. Он был добрым и хорошим человеком.

– Доверчивые мужчины часто становятся добычей злобных ведьм, – ответил Ранульф. – Есть вещи, которых ты просто не могла знать, но извлеченные уроки следует запомнить. И если король снова призовет меня на службу, я без всяких возражений отправлюсь на войну, а тебе придется править Эшлином. Поэтому ты должна сознавать, что в этом мире немало подлости и пороков, и стараться оградить от всего этого себя и своих близких. Запомни, часто преступник скрывается за красивой внешностью.

Он повернулся к ней, и Эльф снова задохнулась. Какое сильное, мужественное лицо… и она почти влюбилась в его глаза…

– Ты станешь моим наставником в мирских делах, господин мой Ранульф, – прошептала она, – верно?

– Да, малышка, – кивнул он и притронулся губами к ее лбу, прежде чем лечь на спину. – Спокойной ночи, Элинор, – пожелал он и замолк.

Несмотря на то что прикосновение его уст было почти невесомым, поцелуй горел на коже огненным клеймом. Кажется, она немного разочарована тем, что он не поцеловал ее в губы. Она инстинктивно чувствовала, что поцелуи мужа будут сладостны, а не отвратительны, как приставания Саэра де Бада. Неужели Эльф действительно готова стать женой в полном смысле этого слова? Она совсем не была в этом уверена.

Уже засыпая, Эльф решила, что будет молиться о том, чтобы стать хорошей женой Ранульфу.

Глава 8

Погода оставалась холодной, но относительно сухой. Из каменоломни привезли камень для ограды. Ранульф сам руководил работами и учил молодых людей воинскому искусству. Эльф все дни прилежно старалась стать настоящей хозяйкой поместья. К ее удивлению, оказалось, что она уже многое знала. В монастыре ей показали, как убирать жилище, и теперь она со знанием дела наблюдала за служанками. Там же ее научили варить разные сорта мыла. Летом повар покажет, как делать запасы на зиму, засахаренные фрукты, солонину и вяленую рыбу. Даже сейчас она проводила на кухне целые часы, хотя в Эшлине был прекрасный повар. Все же не мешает знать, что он делает, хотя бы для того, чтобы самой заказывать припасы, которые нельзя получить из их садов и полей.

Раз в неделю Эльф приносили записи эконома и управителя. Она тщательно просматривала списки и не стеснялась спрашивать, если чего-то не понимала.

Так прошел январь, за ним февраль. Март почти кончился, когда в один прекрасный день Эльф вышла во двор и неожиданно поняла, что счастлива. Ей нравилось жить в Эшлине. А ее муж хороший человек и справедливый господин, но… но… до сих пор так и не вступил в супружеские права, а ведь это только от него зависит! Неужели Ранульф находит ее столь непривлекательной? Но ведь сам поддразнивает ее и все твердит, что монахини из нее не вышло. Тогда в чем же дело?

Она брела сама не зная куда, пока не очутилась у церкви. Верный своему слову, Ранульф привез камень для починки, но сейчас самым главным было нарастить ограду. Эльф ступила внутрь. Крышу нужно перекрывать. Это можно сделать летом. Собственно говоря, она мечтала о крепкой черепице, хотя пока на это нет денег. Но в один прекрасный день она вставит в окна стекло! Конечно, никаких дорогих витражей, как в епископском соборе, просто стекло.

Эльф медленно направилась по проходу. Каменный алтарь совсем голый. Интересно, куда девались подсвечники и распятие, да и были ли они? Церковь была разорена еще до ее рождения, хотя священник продолжал служить до самой смерти.

Эльф тяжело вздохнула. Здесь предстоит немало работы, прежде чем появится новый пастырь, но она сумеет этого добиться.

Она пошла обратно и немного постояла на пороге, обозревая дом. Какое все-таки красивое место ее родина! Тут она заметила небольшую семейку ярко-желтых нарциссов у самых ступенек крыльца и улыбнулась. Словно сам Господь заговорил с ней, сказав, что там, где сохранилась жизнь, всегда есть надежда на лучшее.

Эльф так задумалась, что испуганно вздрогнула при звуках голоса мужа.

– Мы сделаем все необходимое, – заверил он, словно прочитав ее мысли, обнял жену и слегка прижал к себе.

– Я знаю, что ограда важнее, – кивнула она. – Посмотри, господин, весна идет! Родилось уже немало ягнят, и пока волки в лесах не появлялись. Нам повезло.

Она показала на цветы и улыбнулась. Ее губы будто притягивали Ранульфа, и он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, пухлый ротик оказался в опасной близости. Не в силах усмирить страсть, зажегшую кровь, Ранульф опалил Эльф яростным и одновременно нежным поцелуем, но тут же отпрянул.

– Элинор, прости меня!

– Как ты часто напоминал, Ранульф, я больше не монахиня, – прошептала она, плавясь под его взглядом, подняла голову и привстала на носочки. Более ясного намека и ожидать было невозможно.

– Элинор! – Он с отчаянной силой схватил ее в объятия, нашел сладостные уста.

Голова Эльф кружилась. Сердце выскакивало из груди. В животе словно пульсировал тугой ком. Она обвила руками его шею и впервые прижалась всем телом к тому, кто подхватил ее на руки. Его губы посылали ей сотни красноречивых сигналов. Она впервые ощутила, как старательно он пытался сдержать владевшие им желания, поняла, что он не хочет ее пугать, но на этот раз вовсе не боялась. Чувства, до сих пор скрытые в глубинах души, сейчас вдруг вырвались наружу и росли с каждым его прикосновением, грозя затопить ее, а вместе с ними – и неожиданное, непонятное, но властное желание.

Наконец Ранульф отстранился и поставил ее на каменные ступеньки.

– Крепостные начнут сплетничать, – тихо пояснил он, на самом же деле просто опасаясь, что если не отпустит ее, то направится прямо в дом, в спальню, бросит жену на постель и без лишних слов овладеет прелестной добычей. Он в жизни не думал, что эта невинная девочка способна так возбудить его. Ранульфа постоянно терзал свирепый голод, утолить который могло лишь ее прекрасное тело. Но готова ли она? Больше всего он боялся, что причинит Эльф боль и она его возненавидит за это. Он любил ее! Любил едва ли не с первого взгляда, хотя понял это лишь сейчас. Любил!

– Они так или иначе станут сплетничать, – лукаво пропела Эльф. – Я обнаружила, Ранульф, что люблю целоваться. А ты? Или за столько лет тебе это надоело?

– С тобой – никогда, малышка, – заверил он.

– Я рада, потому что хотела бы целоваться еще и еще. Может, сегодня, Ранульф, в постели?

Ранульф на мгновение закрыл глаза, но тут же вновь взглянул на жену:

– Элинор, говорят, что женщины слабы, но я в это не верю. Это мужчины бессильны, поскольку не могут управлять своими страстями. Пока мы всего только лежали вдвоем, держась за руки, в ожидании сна, я умел держать себя в руках. Но клянусь, если сегодня тебе захочется затеять игры с поцелуями, мне не выдержать. Ты милая девочка, воплощенная невинность и думаешь, что поцелуи – всего лишь веселая забава. Но я мужчина! И потребую большего, – измученным голосом признался Ранульф, судорожно стискивая кулаки.

– Прикоснуться ко мне, – едва слышно выдохнула она, гладя его лицо тонкими пальчиками.

– Да! – воскликнул он и, поймав ее руку, поцеловал сначала ладонь, потом запястье и положил себе на грудь.

– Нам давно пора стать истинными мужем и женой, Ранульф. Ты хотел бы этого? – бесхитростно допрашивала она и, ощутив, как рванулось под пальцами его сердце, без слов поняла ответ.

– Да, – вымолвил он, – но я хотел, чтобы ты первая это сказала, малышка. Не желаю, чтобы мы возненавидели друг друга.

– Отпусти мою руку, господин, – тихо попросила она.

Ранульф, улыбнувшись, подчинился, но сначала снова поцеловал ее ладонь.

– Ты уверена?

– Говорят, что в первый раз очень больно, но даже если выждать еще полгода, боль никуда не денется.

– Я постараюсь быть как можно более осторожным, – пообещал он.

– Знаю, – шепнула она и исчезла, оставив его сгорать от нетерпения.

Этим вечером на столе стоял небольшой серебряный кувшинчик с двумя нарциссами, тайный сигнал между супругами, напоминание о грядущей ночи. Элинор улыбнулась мужу, и он нашел ее улыбку неотразимо соблазнительной. Такой он раньше жену не видел. Ранульф ощутил, как натянулась материя на шоссах, и понял, что вновь охвачен огнем похоти. Кровь Христова, как он хотел ее! Какими сладкими были ее губы сегодня! Она свежа, невинна и неотразимо привлекательна!

«Что я наделала?» – спрашивала себя Элинор. Какое безумие овладело ею, когда он ее поцеловал? Она сама предложила себя ему! Неужели действительно готова скрепить их союз? И будет ли готова когда-нибудь? Только по прихоти судьбы она стала наследницей и женой во всех смыслах, кроме одного. А завтра? Завтра будет настоящей женщиной.

Она украдкой взглянула на человека, с кем отныне связана навеки. Хотя он в два раза старше, совсем не кажется стариком. Такой, как он, наверняка способен стать отцом не одного ребенка.

«О чем она думает?» – дивился Ранульф, чувствуя, что его изучают. И полюбит ли его когда-нибудь? Может, сказать ей о своей любви? Нет, слишком рано. Что, если Элинор ему не поверит? В конце концов, они женаты всего четыре месяца, а кроме того, для брака столь пылкое чувство не обязательно. Ей следует уважать мужа, а как это возможно, если он признается в такой слабости, как любовь? Ранульф был добр и терпелив с супругой, а за это она отблагодарила его, не заставив ждать слишком долго. Это доказывает, что она почитает мужа. Лучше не портить уже сложившихся отношений.

Он взял ножку кролика и принялся жевать.

Эльф лихорадочно старалась вспомнить все, что говорила жена портного. Ранульф станет целовать ее и ласкать груди и другие части тела. Какие именно? Ему, похоже, нравится целовать ее руки. Но что еще ждет ее? Что же, она скоро узнает. А прикосновения, по словам мистрис Марты, возбудят его мужское достоинство, а потом…

Нет, поверить невозможно, что сегодня утром она была столь дерзкой и откровенной! Что это на нее нашло?

Ранульф наклонил голову и прошептал ей на ухо:

– Если ты передумала, Элинор, я пойму.

– Нет!

Господи Боже! Она только что отказалась от последней возможности отступить! Почему?!

В эту ночь бродячий менестрель, попросивший убежища под их кровом, взял лютню и заиграл жалобную мелодию. Пламя очага весело играло на каменных стенах. Огоньки свечей колебались и мигали. Все зачарованно слушали балладу о неразделенной любви и роковой страсти. Когда песня закончилась и слушатели принялись дружно хвалить певца, Эльф поднялась и выскользнула из зала.

У очага уже стоял чан с водой, и она наскоро вымылась, боясь, что не успеет выйти до появления Ранульфа.

– Оставьте чан здесь для господина, – велела она Вилле. – Иди в зал и спроси его.

– Господин передал, что сегодня искупается сам, госпожа. Он сказал, что скоро придет.

Эльф направилась в спальню, где старая Айда взбивала подушки.

– Иди ложись, Айда, – попросила она. – Солнце давно село, а ты уже далеко не так молода.

– Я положила под перину кинжал, чтобы обрезать боль, – заявила Айда.

– Что? – удивилась девушка.

– Леди, я не настолько выжила из ума, чтобы не знать, что творится. Ты все еще девственна, но сегодня решила исправить столь печальную ошибку. Нож перережет боль, когда муж войдет в тебя в первый раз. Это всем известно.

– Правда? – Эльф покраснела.

– Откуда тебе знать, дочь моя? Ты была совсем ребенком, когда отправилась в монастырь. Надеюсь, ты не боишься? Ничего здесь нет такого.

– Не боюсь, – спокойно откликнулась Эльф, понимая, что струсит, если старая нянька немедленно не покинет спальню. Ей совсем не хотелось обсуждать с Айдой подобные вопросы.

– Вот и хорошо, – кивнула старушка. – Тогда я тебя оставлю. Мы с Виллой проведем эту ночь, да и все последующие в зале. Нужно же дать вам покой, а эта дверь слишком тонка.

Она поковыляла прочь. Эльф ошеломленно смотрела ей вслед.

Неужели все в Эшлине знают, как обстоят дела на самом деле?

Эльф принялась машинально расчесывать волосы. Кажется, здесь ничего нельзя утаить. Но ведь в столь тесной общине просто не может быть секретов!