Текст книги "Книга Тайн. Наука медитации. Части 1-4"

Конфуций не смог понять Лао-цзы. Когда Конфуций ушел, Лао-цзы засмеялся. Он все смеялся и смеялся, так что, в конце концов, ученики спросили его:

– Почему ты так смеешься? Что случилось?

И, говорят, Лао-цзы ответил:

– До чего же ум мешает пониманию! Даже такой ум, как у Конфуция. Он совсем меня не понял, и теперь все, что он обо мне расскажет, будет заблуждением. Он думает, что пытается внести в мир порядок. Но внести в мир порядок невозможно! Порядок внутренне свойствен миру, порядок есть всегда. Если пытаться внести порядок, порядок только нарушится.

И Лао-цзы сказал:

– Теперь он будет думать, что я нарушаю порядок, тогда как на самом деле его нарушает он сам. Я против всякого насаждения порядка, потому что верю в спонтанную дисциплину. Она возникает и растет сама. Ее не нужно навязывать.

Именно так смотрит на вещи тантра. Для тантры невинность есть спонтанность, сахаджата – что значит быть собой без всякого насилия; просто быть собой, как растет дерево… Не дерево в вашем саду, но лесное дерево, которое растет спонтанно, никем не направляемое, – потому что любое направление, навязанное извне, будет ложным. Согласно тантре, любое указание пути уводит с пути. Никуда не направляемое, ни от чего не ограждаемое, никем не руководимое и не побуждаемое, оно просто растет, как ему растется.

Внутреннего закона достаточно, никакого другого не нужно. А если вы испытываете потребность в каком-то другом законе, это только показывает, что вы не знаете внутреннего закона – вы потеряли с ним связь. Так что суть не в том, чтобы получить от кого-то указания. Суть в том, чтобы вновь обрести равновесие, вновь переместиться в центр, вернуться домой – так чтобы узнать настоящий закон, внутренний закон.

Но с точки зрения морали, с точки зрения религий – так называемых религий – порядок должен насаждаться, добро должно насаждаться свыше, извне. Религии, нравственные учения, священники, папы: все они предполагают зло в самой вашей природе – помните это. Они не верят в добродетельность человека, не верят в существование внутреннего добра. Они убеждены, что вы порочны, и если вас не научить добру, вы не сможете быть добродетельными; если не насадить добро извне, оно не возникнет ниоткуда изнутри.

Таким образом, с точки зрения священников, религиозных людей, с точки зрения моралистов вы дурны по самой своей природе. Добро должно быть привнесено извне путем дисциплины. Вы представляете собой хаос, в который они должны внести порядок – и они вносят этот порядок! Они весь мир перевернули вверх дном, превратили его в полную неразбериху, в сумасшедший дом – потому что век за веком вносили порядок, век за веком насаждали дисциплину. Они поучали так усердно, что поучаемые лишились рассудка.

Тантра верит, что вам изначально свойственно добро: помните эту ее особенность. Тантра говорит, что каждый человек рождается хорошим, что добро – в самой природе человека. И это правда! Вы уже хороши! Нужен только естественный рост, не нужно насаждать ничего искусственного; вот почему ничто не воспринимается тантрой как зло. Что бы ни возникало – гнев, сексуальность, жадность, – тантра говорит, что все это тоже хорошо. Единственное, чего вам недостает, чтобы обратить их себе на пользу, – это центрированности в себе.

В гневе нет ничего плохого. На самом деле, беда только в том, что вы не внутри, поэтому гнев так разрушителен. Когда вы присутствуете внутри, гнев становится здоровой энергией, гнев становится здоровьем. Гнев трансформируется в энергию и становится благом. Все, что в вас есть, хорошо. Тантра верит, что добро свойственно всему сущему от природы. Все сущее священно; нет ничего порочного, нет никакого зла. Тантра не признает дьявола – есть только божественное мироздание.

Религии не могут существовать без дьявола. Им нужен Бог, но нужен также и дьявол. Так что не впадайте в заблуждение, когда видите в их храмах только Бога. Прямо за самой спиной у этого Бога прячется дьявол, потому что никакая религия не может существовать без дьявола.

Религиям нужно что-то осуждать, с чем-то бороться, что-то искоренять. Целое не приемлемо – только часть. Вот основа всех религий. Ни одна из религий не принимает вас целиком – лишь частично. Вам говорят: «Мы принимаем вашу любовь, но не ненависть. Разрушьте ненависть». И это очень серьезная проблема, потому что, если вы полностью искорените ненависть, любовь тоже будет разрушена – поскольку они неразделимы. Вам говорят: «Мы принимаем ваше безмолвие, но не принимаем гнев». Но разрушьте гнев – и вы разрушите саму жизненную силу. Тогда вы будете тихим, но перестанете быть живым – останется только мертвец! В этой тишине не будет жизни, в ней будет смерть.

Религии всегда разделяют вас на две части – порок и добродетель. Они принимают добродетель и отвергают порок – порок подлежит искоренению. Но если и найдется такой человек, который последует их предписаниям, в конце концов он обнаружит, что с разрушением зла тут же будет разрушен и Бог! Только никто по-настоящему этим предписаниям не следует – и не может следовать, потому что само это учение абсурдно. Что же тогда все делают? Только обманывают себя и других. Вот почему в мире столько лицемерия. И это лицемерие порождено религией. Вы не можете выполнять всего, что она от вас требует, и поэтому начинаете лицемерить. Если вы последуете ее предписаниям, то просто умрете; если же не станете им следовать, то будете чувствовать себя виноватым из-за того, что вы нерелигиозны. Как же быть?

Хитрый ум находит компромисс. На словах он охотно соглашается, говоря: «Я выполняю все, что следует!» – а сам тем временем делает, что ему заблагорассудится. Вы, как и прежде, позволяете себе гнев, позволяете себе сексуальность, позволяете себе жадность, но при этом все время говорите, что жадность нехороша, гнев нехорош, сексуальность нехороша – что все это грешно. Лицемерие! Весь мир стал лицемерным, нет ни одного честного человека. И пока эти двойственные религии не исчезнут, ни один человек не сможет быть честным. Это может показаться противоречием, потому что все религии учат тому, что нужно быть честным, – но они сами закладывают фундамент, на котором зиждется вся нечестность. Это они делают вас нечестными: требуют от вас невозможного, а вы не можете этого выполнить и начинаете лицемерить.

Тантра принимает вас во всей полноте, во всей вашей целостности, потому что тантра говорит: прими целиком или целиком отвергни, – третьего не дано. Человек составляет целое, органическое целое. Его нельзя разделить. Нельзя сказать: «Мы не примем то-то и то-то» – потому что все, что вы отвергаете, органически соединено с тем, что вы принимаете.

Возьмем такой пример… Вот мое тело. Допустим, кто-то придет и скажет: «Мы примем твое кровообращение, но не примем биение сердца. Это сердце все время стучит – мы его не примем. А кровообращение мы примем: оно хорошо, оно бесшумно». Но моя кровь течет через сердце, и биение сердца в своей основе связано с током крови, одно происходит из-за другого. Что же я могу сделать? Сердце и кровообращение составляют во мне органическое единство. Это не две разные вещи, это одно целое.

Поэтому или примите меня целиком, или целиком отвергните, но не пытайтесь поделить меня на части, потому что тогда вы создадите нечестность, глубокую нечестность. Если вы станете осуждать мое сердцебиение, я тоже начну его осуждать. Но тогда кровь не сможет течь, а без этого я не смогу жить. Что же мне делать?.. Оставить все как есть, но при этом постоянно говорить нечто другое, чего на самом деле нет – и не может быть.

Связь сердца и кровообращения увидеть легко, но не так легко увидеть, как связаны любовь и ненависть. Они составляют одно целое. Что происходит, когда вы кого-то любите? Это движение, направленное вовне, – как при выдохе. Что вы делаете, когда любите?.. Идете наружу, навстречу возлюбленному – это подобно выдоху. А когда ненавидите, это подобно вдоху.

Когда вы любите, другой человек привлекает вас. Когда ненавидите, другой вызывает в вас отвращение. Влечение и отвращение – две волны одного движения. Влечение и отвращение не две разные вещи, они неразделимы. Нельзя сказать: «Вдыхать можно, но выдыхать запрещается, или разрешается выдыхать, но вдох запрещен. Разрешается только одно из двух. Или постоянно выдыхай, или постоянно вдыхай, но не делай сразу то и другое». Однако возможен ли вдох, если выдох запрещен? Если вам запретить ненавидеть, вы не сможете любить.

Тантра говорит: «Мы принимаем человека целиком, потому что человек есть органическое единство». Все в человеке глубоко взаимосвязано, ничто нельзя от него отнять. И так и должно быть – потому что, если бы человек не был органическим единством, тогда ничто в этой вселенной не могло бы быть органическим единством. В человеке органическая целостность достигает кульминации. Камень, лежащий на улице, – единство. Дерево – единство. И цветок, и птица – единство. Все сущее – единство; так почему не человек? Ведь человек возвышается над всем – это величайшее единство, очень сложное органическое целое. Нет, ничто в нем не может быть отброшено.

Тантра говорит: «Мы принимаем тебя, как есть. Но это не значит, что ничего не нужно менять; это не значит, что теперь ты должен перестать расти. Скорее, наоборот: мы принимаем тебя как основу для роста». Теперь вы можете расти, но этот рост не будет основываться на выборе. Этот рост будет ростом без выбора.

Посмотрите! Когда, например, будда становится просветленным, мы можем спросить: «Куда девался его гнев – куда?» У него был гнев, у него была сексуальность – куда девалась его сексуальность? Куда девался его гнев? Где его жадность? Теперь мы не можем уловить в нем ни тени гнева. Когда он просветлен, мы не можем распознать в нем никаких следов гнева.

Можете ли вы узнать грязь в лотосе? Лотос растет из грязи. Если вы никогда не видели растущего из грязи лотоса и вам принесли только цветок, сможете ли вы помыслить, что этот великолепный цветок вырос из обычной грязи в пруду? Этот великолепный лотос – и безобразная грязь? Сможете ли вы увидеть в нем хоть какие-то следы грязи? Она в нем есть, но она преображена. Его аромат возник из той самой безобразной грязи. И пурпур его лепестков возник из той же безобразной грязи. Если вы закопаете этот цветок в грязь, то через несколько дней он снова исчезнет в лоне своей матери. Тогда вы опять не сможете понять, куда делся лотос. Где он? Где его аромат? Где его великолепные лепестки?

Вы не можете узнать себя в Будде, но вы в нем есть – на более высоком плане, конечно, в трансформированной форме. В нем есть секс, есть гнев, есть ненависть. Есть все, что присуще человеку. Будда человек, но человек, пришедший к высшему цветению. Он стал цветком лотоса; вы не можете различить грязь, но это не значит, что грязи нет. Она есть – только не как грязь… Возникло единство более высокого уровня. Вот почему в Будде нельзя почувствовать ни ненависть, ни любовь. Это трудно понять, потому что Будда кажется самой любовью – ни тени ненависти; он всегда безмолвен – никакого гнева. Но его безмолвие отличается от вашего молчания. Не может не отличаться.

Что представляет собой ваше молчание? Эйнштейн где-то говорит, что наш мир – это не что иное, как подготовка к войне. Между двумя войнами у нас сохраняется мир, но этот мир – не настоящий мир. Это только промежуток между двумя войнами; он даже называется холодной войной. Таким образом, у нас бывает война двух видов – горячая и холодная.

После второй мировой войны Россия и Америка вступили в холодную войну. Они не в мире вдруг с другом – просто они готовятся к следующей войне. Собираются с силами. Любая война разрушает, опустошает. После нее нужно снова собраться с силами, поэтому необходим перерыв, передышка. Но если войны действительно прекратятся в мире, исчезнут полностью, тогда исчезнет и такого рода мир, который означает холодную войну, потому что он возможен только между двумя войнами. Если войн больше не будет, то не будет и холодной войны, которую мы называем миром.

Что такое ваше молчание? Только передышка между двумя извержениями гнева. Когда вы кажетесь спокойными, что происходит? Вы действительно расслаблены, действительно спокойны или только готовитесь к новой вспышке, к новому взрыву? На гнев уходит много энергии, поэтому вам тоже нужно время, чтобы собраться с силами. Если вы только что разозлились, вы не можете тут же опять разозлиться. После сексуального акта вы не можете сразу же снова начать заниматься сексом. Вам понадобится время, понадобится период брахмачарьи, безбрачия, по крайней мере, два или три дня… в зависимости от возраста. Такое безбрачие – не настоящее безбрачие; вы только опять собираетесь с силами.

Между двумя половыми актами не может быть брахмачарьи. Вы называете «постом» период между двумя приемами пищи. Именно поэтому по утрам вы завтракаете – «прерываете пост» [игра слов: «breakfast» – «завтрак»; «to break fast» – «прервать пост»], но где же пост? Это была только передышка. Нельзя же непрерывно набивать себя пищей, нужен перерыв, но этот перерыв – не пост. По сути, это только подготовка к следующему принятию пищи, а не пост.

Так и наше молчание: когда мы молчим, это всегда только затишье между двумя взрывами гнева. Когда мы расслаблены, это всегда только спад между двумя взлетами напряжения. Когда мы целомудренны, это всегда только передышка между двумя сексуальными актами. Когда мы любим, это всегда только на время, пока мы не наберемся сил, чтобы ненавидеть, – помните это.

Так что, если Будда безмолвен, не думайте, что его молчание – это ваше молчание. Когда полностью исчезает гнев, исчезает также и молчание. Они существуют вместе; они неразделимы. Поэтому, если Будда брахмачарьи – целомудрен, – не думайте, что это ваше целомудрие. Когда исчезает секс, исчезает и целомудрие. Они оба были частями одного явления, поэтому и исчезли вместе. В Будде есть совершенно другое существо – существо, которое для вас непостижимо. Вы можете постичь только известную вам раздвоенность. Но такой человек для вас непостижим, происшедшее с ним для вас непостижимо.

Вся энергия перешла на другой уровень, на другой план бытия. Грязь стала лотосом, но она по-прежнему в нем присутствует. Грязь не отброшена, она просто преображена до неузнаваемости.

Итак, для тантры приемлемы все энергии внутри вас. Тантра не за то, чтобы отбрасывать что бы то ни было, она за трансформацию. И тантра говорит, что первый шаг – принять. Первый шаг очень труден – принять. Вы можете приходить в гнев много раз на день, но принять гнев очень трудно. Быть в гневе очень легко; принять гнев очень трудно. Почему? Проявление гнева не доставляет вам больших затруднений; почему же тогда вам становится так трудно, когда нужно его принять? Когда вы в гневе, вам это не кажется таким плохим, как принятие гнева. Каждый считает себя хорошим человеком, а свой гнев – только сиюминутным явлением, которое приходит и уходит. Гнев не нарушает вашего «внутреннего имиджа», образа себя. Вы как были, так и остаетесь хорошим человеком. Вы говорите, что «так получилось». Ваше эго остается в полной сохранности.

Поэтому те, кто хитер, тут же раскаиваются. Они гневаются и каются, просят прощения. Эти люди хитрецы. Почему я называю их хитрецами? Потому что гнев заставляет их имидж пошатнуться в их собственных глазах. Им становится не по себе. Они начинают думать: «Я злюсь? Значит, я такой плохой, злой человек?» Имидж хорошего человека дает трещину. Нужно попытаться его восстановить. И тут же хороший человек говорит: «Я поступил плохо. Я больше так не буду. Простите меня». Когда он просит прощения, его имидж восстанавливается. Он снова становится хорошим – возвращается в прежнее состояние, когда не было гнева. Попросив прощения, он перечеркнул свой гнев. Он назвал себя плохим, только чтобы остаться хорошим.

Вот почему на протяжении многих жизней вы можете идти на поводу у гнева, сексуальности, собственничества, одного, другого, третьего – и никогда их не принимать. Это уловка ума. Что бы вы ни делали, все происходит только на периферии. В центре вы остаетесь хорошими. Но если вы принимаете: «Во мне есть гнев», – вы становитесь плохими в центре. Тогда дело не только в том, что иногда вы можете разозлиться, тогда гнев не сиюминутное явление – скорее, он составляет часть вашей конституции. Значит, не кто-то другой вызывает в вас гнев. Гнев присутствует в вас, даже если вы одни. Когда вы не злитесь, гнев все равно есть, потому что гнев – это ваша энергия, часть вас.

Не думайте, что гнев иногда вдруг вспыхивает и затем бесследно гаснет – нет! Он не мог бы вспыхнуть, если бы не присутствовал всегда. Вот, например, горит свет: его можно выключить, можно снова включить, но электрический ток должен сохраняться постоянно. Если тока не будет, вы не сможете включать и выключать свет. Электрический ток, ток гнева есть всегда; ток секса есть всегда; ток жадности есть всегда. Вы можете их включить, можете выключить. В разных ситуациях вы меняетесь, но внутри остаетесь тем же.

Принятие означает, что гнев не какое-то действие – скорее, гнев – это вы. Секс не просто действие; секс – это вы. Жадность не просто действие; жадность – это вы. Если вы все это примете, ваш внутренний имидж придется выбросить. А все мы создаем себе чудесный имидж. Каждый выстраивает себе замечательный имидж – прекрасный, безукоризненный. И что бы вы ни делали, его ничто не затрагивает, потому что вы не перестаете его защищать. Имидж в безопасности, и вы хорошо себя чувствуете. Вы можете позволять себе гнев, можете позволять секс и ни о чем не беспокоиться. Но если вы примете и скажете: «Секс – это я, гнев – это я, жадность – это я», – тогда ваш имидж тут же рухнет.

Тантра говорит, что принять себя, каким бы вы ни были, – это первый шаг, и самый трудный шаг. Иногда мы пытаемся принимать, но опять-таки делаем это очень расчетливо. Коварство нашего ума глубоко и тонко, он очень искусно умеет обманывать. Иногда вы принимаете гнев и говорите: «Да, я злюсь». Но вы принимаете его только тогда, когда думаете, как от него избавиться. Тогда вы принимаете и говорите: «Ладно, ладно, я злюсь. Но скажите мне, как стать выше гнева». Вы принимаете секс только ради того, чтобы быть несексуальным. Вы можете принимать только тогда, когда пытаетесь стать другим, потому что в таком случае вам опять удается сохранить свой имидж – на этот раз при помощи будущего.

Вы насильственны и стремитесь к ненасилию, поэтому вы принимаете и говорите: «Ладно, я насильствен. Сегодня я насильствен, но завтра все равно буду ненасильственным». Как вы станете ненасильственным? Вы отодвигаете этот имидж в будущее. Вы не думаете о себе в настоящем. Вы всегда мыслите в терминах идеального – ненасилия, любви и сострадания. И тогда вы перемещаетесь в будущее. То, что сейчас, просто уйдет в прошлое, а ваша истинная сущность пребывает в будущем; так вы продолжаете отождествлять себя с идеалами. Эти идеалы тоже дают вам возможность не принимать реальность. Вы насильственны – вот ваша реальность. Настоящее – это единственная существующая реальность; будущее не существует. Ваши идеалы вам только снятся. Это уловки, позволяющие отправить ум в будущее, переместить куда-нибудь его фокус.

Вы насильственны – это реальное положение вещей, примите его. И не пытайтесь быть ненасильственным. Насильственный ум не может стать ненасильственным. Как это возможно? Задумайтесь над этим хорошенько. Вы насильственны; как вы можете быть ненасильственным? Что бы вы ни сделали, это будет сделано насильственным умом – что бы то ни было! Даже в вашем стремлении быть ненасильственным усилие будет прикладывать насильственный ум. Вы насильственны, поэтому, пытаясь быть ненасильственным, будете действовать насильственно. Каждая ваша попытка быть ненасильственным будет преисполнена насилия.

Вот почему вы ходите ко всяким борцам за ненасилие. Может быть, они не насильственны в отношении других, но они насильственны к самим себе. Они очень насильственны – они себя убивают. И чем более сурово они относятся к себе, тем больше их прославляют. Когда они доходят до полного безумства, до саморазрушения, общество говорит: «Это мудрецы». Но они только сменили объект насилия, вот и все. Раньше их насилие было направлено на других, теперь они направляют его на себя – но насилие осталось. И потом, когда вы насильственны в отношении кого-то другого, его может защитить закон, ему может помочь суд, а вас общество осудит. Но когда вы насильственны с самим собой, никаким законом это не запрещается. Никакой закон не может защитить вас от себя.

Когда человек противостоит самому себе, нет никакой защиты, ничего нельзя сделать. И никого это не волнует, потому что это ваше личное дело. Никто не вмешивается – это ваше дело. Так называемые монахи, так называемые святые насильственны к самим себе. Но все остаются безучастны. Все говорят: «Ничего, можете продолжать. Это ваше дело».

Если вашему уму присуща жадность, как вы можете быть нежадным? Жадный ум останется жадным. Что бы он ни делал, чтобы выйти за пределы жадности, ничто не поможет. Конечно, можно создать новые виды жадности. Скажите жадному уму: «Чего ты добьешься, только накапливая деньги? Ведь ты умрешь, а деньги нельзя взять с собой на тот свет». Вот логика так называемых религиозных проповедников: деньги нельзя взять с собой. Но если бы кому-то это удалось, тогда вся логика пошла бы прахом.

Естественно, жадный человек понимает эту логику. Он задумывается: «Да, действительно, как я могу взять деньги с собой?» Но взять их ему очень хочется. Вот почему священник приобретает в его глазах большой вес. Он объясняет ему, что бессмысленно накапливать вещи, которые нельзя сохранить по ту сторону смерти. Он говорит: «Я научу тебя накапливать такие вещи, которые можно сохранить по ту сторону смерти. Можно сохранить добродетели; можно сохранить пунью – хорошие поступки; можно сохранить благие качества, но только не деньги. Так что деньги лучше пожертвовать».

Но это опять же обращение к его жадности. Это подразумевает: «Мы дадим тебе кое-что получше: то, что ты сможешь взять с собой за пределы смерти». И это обращение приносит плоды. Жадный человек думает: «А ведь правильно. Смерть есть, тут ничего не поделаешь, значит, надо обеспечить себе что-то такое, что можно будет сохранить. Надо завести банковский счет также и на том свете. Ведь счет на этом свете не останется со мной навечно…» Он продолжает рассуждать на том же языке.

Почитайте писания… они играют на вашей жадности. Они говорят: «Чего вы добьетесь, тратя время на преходящие удовольствия?» Подчеркивается то, что удовольствия «преходящи». Найдите себе какие-нибудь вечные удовольствия, тогда все будет хорошо. Они не против удовольствий, они единственно против их недолговечности. Только посмотрите, какая жадность!

Иногда, возможно, вам и удастся встретить нежадного человека, который наслаждается преходящими удовольствиями, но среди ваших святых вы никогда не найдете ни одного, который бы не просил, не требовал вечных удовольствий. У святых жадности даже больше. Среди обычных людей можно найти нежадного, но среди ваших так называемых святых – никогда. Они тоже хотят удовольствий, но они жаднее. Вы довольствуетесь преходящими удовольствиями, но им мало преходящих. Их жадность больше. Их жадность могут утолить только вечные удовольствия.

Беспредельная жадность жаждет беспредельных удовольствий – имейте это в виду. Жадность, имеющая предел, довольствуется определенным, конечным удовольствием. Ваши святые скажут: «Как вы можете любить женщину? Она всего лишь плоть и кровь. Всмотритесь повнимательнее в женщину, которую вы любите. Что она собой представляет?» Они не против женщины, они против плоти и крови, против тела. Но если женщина сделана из золота, тогда все в порядке. Они хотят золотых женщин.

На этом свете таких не бывает, поэтому они создают мир иной. Они говорят: «В раю есть девицы из золота, апсары; они красивые и никогда не старятся». В индуистском раю апсары, райские девушки, всегда остаются в возрасте шестнадцати лет. Они никогда не становятся старше, им всегда шестнадцать лет – ни больше, ни меньше. Как вы можете тратить время на обычных женщин? Думайте о рае. Они не против удовольствия. По сути, они против недолговечности удовольствия.

Если по какой-то прихоти Бог дарует этому миру вечное удовольствие, все сооружение вашей религии тут же развалится; вся игра потеряет смысл. Если банковские счета можно будет каким-то образом переводить за пределы смерти, никто не захочет открывать счетов на том свете. Так что смерть для священников – большое подспорье.

Для жадного человека новая, еще не испытанная форма жадности всегда привлекательна. Если вы скажете ему, убедите его, что его жадность приносит ему несчастье, и если он откажется от жадности, то получит взамен состояние блаженства, он может попытаться – потому что, по сути, вы вовсе не против его жадности. Вы открываете его жадности новые просторы. Он может войти в новые измерения жадности.

Итак, говорит тантра, жадный ум не может стать нежадным, насильственный ум не может стать ненасильственным. Звучит довольно безнадежно: если так, значит, ничего сделать нельзя. Что же тогда предлагает тантра? Если жадный ум не может стать нежадным, а насильственный ум ненасильственным, если ум, одержимый сексом, не может выйти за пределы секса – если ничего нельзя сделать, что тогда предлагает тантра? Тантра не говорит, что ничего нельзя сделать. Кое-что можно сделать, но в совершенно другом измерении.

Жадный ум должен понять, что он жаден, и принять это – а не пытаться быть нежадным. Жадный ум должен войти глубоко в себя, чтобы осознать всю глубину своей жадности. Не уходить от нее, но оставаться с ней; не стремиться к идеалам – к противоположным, противостоящим ему идеалам, – но оставаться в настоящем, входя в жадность, познавая жадность, стараясь понять жадность и никоим образом не пытаясь от нее убежать. Если вы сможете оставаться с жадностью, многое произойдет. Если вы сможете оставаться со своей жадностью, своей сексуальностью, своим гневом, ваше эго растворится. Это первое, что произойдет… а это уже величайшее чудо!

Многие приходят ко мне и спрашивают, как стать человеком без эго. Вы не можете быть человеком без эго, пока не посмотрите на сами основы своего это, так чтобы ясно увидеть его. Вы жадны, а считаете себя не жадным – это и есть эго. Если же вы жадны и знаете это, и полностью принимаете, что вы жадны, на что тогда может опереться ваше эго? Если вы злы и говорите, что вы злы, – не говорите другим, но чувствуете глубоко внутри, и ощущаете собственную беспомощность, – где тогда остается место для вашего гнева? Если в вас есть секс, примите это. Что бы ни было в вас, примите это.

Эго создается неприятием природы, неприятием вашей таковости – татхаты, вашей данности. Если вы ее принимаете, эго не будет. Если вы ее не принимаете, если вы ее отвергаете, противопоставляете ей идеалы, будет эго. Идеалы – это то вещество, из которого состоит эго.

Примите себя. Но тогда вы покажетесь себе животным. Вы не будете похожи на человека, потому что ваше понятие человека состоит из идеалов. Вот почему мы все время учим других не быть как животные… – а любой человек животное. Что тут поделаешь? Вы животное. Примите свою животность. И как только вы примете свою животность, вы сделаете первый шаг к тому, чтобы выйти за пределы животного, – потому что ни одно животное не знает, что оно животное, знать может только человек. Это и есть путь за пределы. Путем отрицания вы не выйдете за пределы.

Примите! Когда все будет принято, вы вдруг почувствуете, что вы вне этого. Кто принимает? Кто принимает целое? Тот, кто принимает, уже за пределами. Отвергая, вы остаетесь на прежнем уровне. Принимая – выходите за пределы. Принятие есть трансценденция. Когда вы полностью себя принимаете, вы вдруг оказываетесь в самом своем центре… Потому что тогда вам некуда идти. Вы не можете уйти от своей таковости, от своей природы и поэтому остаетесь в центре.

Все эти тантрические техники, которые мы обсуждаем и пытаемся понять, – лишь разные способы вернуть вас к центру, увести вас с периферии. А вы пытаетесь бежать из центра самыми разными путями. Хорошую возможность для бегства дают идеалы. Идеалисты – самые тонкие эгоисты.

Происходит многое… Вы насильственны и создаете себе идеал ненасилия. Тогда вам незачем идти в себя, идти в свое насилие; это не нужно. Тогда нужно только одно – продолжать думать о ненасилии, читать о ненасилии и пытаться практиковать ненасилие. Вы говорите себе: «Не касайся ничего насильственного», – а при этом вы сами насильственны. И вы убегаете от себя, уходите на периферию, но тогда вы никогда не попадете в центр. Это во-первых.

Во-вторых, когда вы создаете идеал ненасилия, это дает вам возможность осуждать других. Это становится очень легко. У вас есть идеал, соответственно которому можно судить любого другого человека, можно сказать любому: «Ты насильствен». Индия создала множество идеалов, вот почему Индия постоянно осуждает весь мир. Индийский ум насквозь пропитан осуждением. Он постоянно осуждает весь мир: все остальные насильственны, только Индия ненасильственна. Хотя здесь никто и не кажется ненасильственным, идеал все равно позволяет осуждать других. Сами вы при этом нисколько не меняетесь, но можете осуждать других, потому что у вас есть идеал, критерий. А всякий раз, когда вы сами проявляете насилие, вы можете найти разумное объяснение: ваше собственное насилие – это совершенно особый разговор.

За последние двадцать пять лет мы много раз были насильственны, но мы никогда не осуждали собственного насилия. Его мы всегда защищали и обосновывали, облекая в красивые термины. Если мы совершаем насилие в Бенгальском заливе, в Бангладеше, мы говорим, что делаем это, чтобы помочь народу Бангладеша добиться свободы. Если мы совершаем насилие в Кашмире, это чтобы помочь кашмирцам. Но, как известно, все разжигатели войн говорят одно и то же. Если Америка прибегает к насилию во Вьетнаме, это только ради «обездоленных вьетнамцев». Никто не совершает насилия ради себя; никто никогда не совершал насилия ради себя. Мы всегда совершаем насилие, чтобы кому-то помочь. Даже если я вас убью, это будет ради вашего собственного блага, чтобы вам помочь! Пусть вы и погибнете, пусть я вас убью – но посмотрите, как я сострадателен! Ради вашего блага я могу вас даже убить. Так что можно осуждать весь мир и ни о чем не беспокоиться.