Текст книги "Книга Тайн. Наука медитации. Части 1-4"

В тот миг, когда они полностью тебя покинут, шагни за пределы.

Когда последний квант энергии покинет вас, шагните за пределы. Будьте зрителем, будьте только свидетелем. Тогда и эта вселенная, и это тело – не вы. Вы просто на все смотрите.

В результате этого выхода за пределы вы окажетесь вне ума. Это ключ. Можно найти множество способов – выберите любой, какой вам больше нравится. Например, мы говорили о беге по кругу. Доведите себя до изнеможения; бегайте, бегайте, бегайте, продолжайте бегать. Не останавливайтесь, пусть тело упадет само. Когда все силы будут исчерпаны, вы упадете. И когда будете падать, оставайтесь осознанны. Просто смотрите, как тело падает. Иногда при этом случаются чудеса: вы продолжаете стоять, а тело падает – и вы смотрите на него. Вы его видите, потому что падает только тело, а вы продолжаете стоять. Не падайте вместе с телом. Бродите, бегайте, танцуйте до полного изнеможения тела – но все время помните: вы не должны ложиться на землю. Иначе внутреннее сознание будет двигаться вместе с телом и также ляжет на землю.

Вы не должны ложиться, вы должны просто продолжать и продолжать, пока тело не упадет само. Тогда оно упадает, как мертвый груз. В какой-то миг вы вдруг почувствуете, что тело падает, и вы ничего не можете сделать. Пусть ваши глаза будут открыты, будьте бдительны, не упустите момент. Будьте бдительны и наблюдайте, что происходит. Тело упало, а вы можете все еще продолжать стоять. Однажды испытав это, вы уже никогда не забудете, что вы отдельны, отличны от тела.

«Быть вне» и есть исконный смысл слова «экстаз». Войти в экстаз означает «быть вне себя». И в тот момент, когда вы оказываетесь вне тела, ум отсутствует, потому что ум – это как раз тот мост, который дает вам ощущение, что вы заключены в теле. Это и есть выход за пределы. Теперь вы можете продолжать жить в своем теле, теперь вы можете продолжать жить в уме, но вы никогда не забудете этот опыт. Этот опыт войдет в ваше существо как органическая часть, он будет в вас всегда. Продолжайте делать это каждый день, и благодаря этому простому методу произойдет многое.

Запад озабочен тем, как отрегулировать ум, сделать его более комфортным, и постоянно ищет для этого разные пути. Но до сих пор ни одно средство не было действенным, по крайней мере, не давало желаемых результатов. Что-то входит в моду, потом выходит из моды и отмирает. Психоанализ уже практически ушел в прошлое. Сейчас появились новые движения – группы встреч, групповая психотерапия, психология действия и многое другое, – но так же, как и все остальное, со временем они выйдут из моды. Почему? Потому что, оставаясь в пределах ума, вы можете, самое большее, пытаться привести ум в порядок. Но этот порядок будет снова и снова нарушаться. Пытаться отрегулировать ум – это все равно что строить замок из песка или домик из игральных карт. Все сооружение очень шатко, и постоянно есть страх, что оно вот-вот рухнет. В любой момент оно может рассыпаться.

Выйти за пределы ума – вот единственный путь к внутреннему счастью и здоровью, к целостности. В таком случае вы можете жить в уме и пользоваться умом, но ум остается только инструментом, с которым вы себя не отождествляете. Итак, есть две возможности. Или вы отождествляетесь с умом – что с точки зрения тантры является болезнью – или не отождествляетесь с умом. И тогда вы пользуетесь им как инструментом, тогда вы здоровы и целостны.

Пятая техника очень проста – с одной стороны, но с другой стороны, она одна из самых трудных. Она состоит только из двух слов. В пятой технике говорится:

Преданность освобождает.

Всего два слова: Преданность освобождает. На самом деле, слово только одно, потому что «освобождение» – следствие «преданности». Что подразумевается под преданностью? В Вигьяне Бхайраве Тантре есть два вида техник. Одни техники предназначены для людей интеллектуального, научного склада; а другие – для тех, кто живет чувствами, сердцем, для людей поэтического склада. Существует всего два типа ума – научный и поэтический, и они далеки друг от друга, как два полюса. Они никогда не встречаются и не могут встретиться. Иногда они идут параллельно, но все же никогда не сходятся.

Иногда бывает так, что в одном человеке сочетаются поэт и ученый. Редко, но бывает, что один человек одновременно и поэт, и ученый. Тогда происходит своего рода раздвоение личности. На самом деле, это не один человек, а два разных. Когда он поэт, он забывает ученого – иначе ученый будет ему мешать. А когда он ученый, он должен полностью забыть поэта и погрузиться в совершенно другой мир, в мир с другой, концептуальной, организацией – мир идей, логики, рассуждений, математики.

Когда он переходит в мир поэзии, математики больше нет – есть только музыка. Концепций больше нет: там тоже есть слова, но они текучие, не твердые. Одно слово перетекает в другое, и одно слово может иметь много значений, а может и вовсе не иметь никакого значения. Грамматика теряется; остается только ритм. Это совсем иной мир.

Люди разума и люди чувств – вот два типа, два основных типа. Первая техника, о которой я говорил, предназначена для людей научного склада. Вторая техника – преданность освобождает – предназначена для людей чувств. Вам нужно установить, к какому типу вы относитесь. Ни один из них не выше и не ниже другого. Не думайте, что разум выше чувств, или наоборот – нет! Это просто природная склонность. Никто не выше и никто не ниже. Просто объективно оцените, к какому типу вы относитесь.

Вторая техника предназначена для людей чувств. Почему? Потому что преданность обращена к чему-то иному, отличному от вас. И преданность слепа. В преданности другой становится важнее, чем вы сами. Это доверие и вера. Интеллектуал не может доверять или верить; он на все смотрит критически. Он никому не доверяет, ни во что не верит. Он умеет сомневаться, но не умеет верить. И если интеллектуал когда-нибудь и начинает верить, его вера никогда не бывает искренней, подлинной. Сначала он пытается убедить себя в том, что нечто заслуживает веры, – его вера никогда не подлинна. Он будет искать доказательства, аргументы и поверит только тогда, когда будет удовлетворен доказательствами и аргументами. Но он упускает самую суть, потому что вера не нуждается в аргументации, вера не строится на доказательствах. Если есть доказательства, тогда не нужно никакой веры.

Вы не верите в солнце, не верите в небо – вы знаете. Как можно верить в восход солнца? Если кто-то спросит вас, верите ли вы в восход солнца, вы не станете говорить: «Да, я верю в восход солнца, и моя вера нерушима». Вы скажете: «Солнце восходит, и я это знаю». Вера или неверие здесь не при чем. Найдется ли человек, который не верит в восход солнца? Едва ли. Вера означает прыжок в неизвестное, без всяких доказательств.

Это трудно – людям интеллектуального склада это трудно, потому что им все кажется абсурдом, глупостью. Сначала им нужны доказательства. Если вы говорите: «Есть Бог; посвяти себя Богу», им еще нужно доказать, что Бог есть. Но тогда Бог превращается в теорему – доказанную, да, но бесполезную. Бог должен оставаться недоказанным; в противном случае он бесполезен, потому что тогда вера теряет силу. Если вы верите в доказанного Бога, тогда ваш Бог – просто теорема из геометрии. Никто не верит в теоремы Евклида – в них незачем верить, их можно доказать. То, что может быть доказано, нельзя положить в основу веры.

Один из самых мистических и таинственных христианских святых, Тертуллиан, говорил: «Я верю в Бога, потому что он абсурден». Он прав. Это позиция человека чувств. Он говорит: «Бог недоказуем, и именно потому я в него верю». Это утверждение нелогично, иррационально; если следовать логике, нужно было бы сказать так: «Вот доказательства бытия Бога; основываясь на них, я в него верю». Он же говорит: «Нет никаких доказательств, нет аргументов в пользу бытия Бога – и поэтому я верю в него». В определенном смысле он прав, потому что верить значит прыгнуть в неизвестное, без всяких доводов и рассуждений. На это способен только человек чувств.

Не беспокойтесь о преданности, поймите сначала любовь; тогда вы сможете понять и преданность. Вы влюбляетесь. В английском языке это буквально звучит «упасть в любовь». Почему мы так говорим? Ничего никуда не падает – разве что вы теряете голову. Вы выпадаете из головы. Вот почему мы говорим о «падении» – ведь язык создают люди интеллектуального склада. Для них любовь – это как бы помешательство, сумасшествие – человек «впадает» в любовь. Это значит, что теперь от него можно ожидать всего, что угодно… теперь он сумасшедший, теперь никакие рассуждения не помогут, его невозможно ни в чем убедить. Можно ли что-то доказать влюбленному? Некоторые пытаются. Пытаются, но тщетно.

Вы в кого-то влюбились. Все говорят: «Этот человек тебя не стоит», или: «Ты идешь по скользкой дороге», или: «Ты делаешь глупость – можно было найти пару получше». Но все бесполезно, никакие увещевания не помогут. Вы влюбились – теперь все доводы здравого смысла бесполезны. У любви свои доводы. Когда мы говорим, что человек влюбился, «впал в любовь», это означает, что теперь его поведение будет иррациональным.

Посмотрите на двух влюбленных – как они ведут себя, как общаются. Они начинают вести себя неразумно. Они разговаривают как дети, таким языком, которым говорят дети. Почему? Даже великие ученые, влюбившись, начинают разговаривать как дети. Почему не использовать развитый, правильный, научный язык? Зачем им нужен этот детский лепет? Затем, что в любви научный язык бесполезен.

Один из моих друзей женился на девушке, которая была из Чехословакии. Она немного знала английский, он немного знал чешский; они поженились. Он очень образованный человек, профессор университета, и она тоже профессор. Но когда я был у него в гостях, он сказал мне: «Нам очень трудно, потому что я знаю только технический чешский, научную терминологию, и она также знает только технический английский. Мы не можем разговаривать как дети. Это странно – мы чувствуем, что наша любовь остается поверхностной, она не может идти вглубь из-за языкового барьера. Я могу говорить как профессор – если речь идет о моем предмете, я могу говорить, – и она может говорить о своем предмете. Но любовь не входит в число наших предметов».

Почему вы переходите на тот язык, каким говорят дети? Из-за своего первого опыта любви – с вашей матерью. Первые слова, которые вы выговорили, были словами любви. Они не были интеллектуальными, они шли от сердца; они принадлежали чувству. Они имели другое качество.

Поэтому даже если вы хорошо говорите, если у вас развит дар слова, в любви вы возвращаетесь в детство – к тому детскому языку. Его слова совсем другие. Они не относятся к области разума; они принадлежат миру сердца. Может быть, они не так выразительны, не так осмысленны. И все же они более выразительны и более осмысленны – но их смысл лежит совсем в ином измерении. И только в очень глубокой любви вы совсем замолкаете – тогда невозможно говорить с тем или с той, кого ты любишь, – или же вы говорите просто так, ничего не значащие вещи. По-настоящему говорить не получается.

Если любовь глубока, слова становятся бесполезны; вы остаетесь в молчании. Если вы не можете молчать с любимым человеком, знайте, что никакой любви нет, – очень трудно быть в молчании с тем, кого не любишь. С незнакомым, чужим человеком вы тут же начинаете разговаривать. Когда вы едете в поезде или в автобусе, вы тут же заводите разговор, потому что сидеть рядом с чужим человеком очень трудно, неловко. Между вами нет никакого другого моста, поэтому вы пытаетесь создать мост из слов.

С чужим человеком у вас нет никакого внутреннего родства. Вы замкнуты в себе, он замкнут в себе, и два этих замкнутых пространства оказываются рядом, сидят бок о бок. Из-за всевозможных страхов, потенциальной возможности столкновения или угрозы вы пытаетесь создать мост. Вы начинаете говорить о погоде или о чем-то еще, о всякой чепухе, которая дает вам ощущение, что между вами установлена связь, налажено общение. Двое влюбленных будут молчать, а когда они снова начнут говорить, это означает, что любовь прошла; они стали чужими.

Посмотрите сами… Жены и мужья, когда остаются одни, начинают говорить о чем придется. Они оба понимают, оба сознают, что этот разговор никому не нужен, но быть в молчании так трудно. Подойдет любая тема, самая тривиальная, лишь бы говорить, чтобы появилось чувство, что есть какое-то общение, есть связь.

Но двое влюбленных будут молчать. Слова исчезнут, язык исчезнет, потому что язык относится к области разума. Сначала он превратится в язык детей, а потом исчезнет. Тогда общение станет безмолвным. Что представляет собой их общение? Оно иррационально. Они чувствуют созвучие с иным измерением существования, и в этом созвучии они счастливы. И если вы попросите их объяснить, в чем состоит их счастье, они не смогут этого объяснить!

До сих пор еще ни один влюбленный не мог объяснить, почему он счастлив в любви. Ведь любовь влечет за собой так много страданий. И все же влюбленные счастливы. В любви много страдания, потому что, когда вы сливаетесь с кем-то в одно целое, это всегда трудно. Два ума становятся одним… не только два тела. В этом разница между сексом и любовью. Если сливаются только два тела, это не так трудно, и нет никакого страдания. Это совсем легко; это может любое животное. Это просто. Но когда два человека любят друг друга, это очень трудно, потому что два ума должны раствориться, два ума должны исчезнуть. Только тогда будет пространство для любви, только тогда любовь сможет расцвести.

Никто не обосновывает любовь; никто не может доказать, что любовь приносит счастье. Никто не может даже доказать, что любовь вообще существует. Некоторые ученые, бихевиористы, последователи Уотсона и Скиннера, утверждают, что любовь иллюзорна. Никакой любви нет – вы просто пребываете в иллюзии. Вы чувствуете, что любите, но на самом деле никакой любви нет – просто вам снится сон. И никто не может доказать, что они не правы. Они утверждают, что любовь лишь галлюцинация, психоделический эффект. В ней нет ничего реального, только химия тела – гормоны, химические вещества; они влияют на ваше поведение и создают у вас иллюзорное чувство счастья. И невозможно никак доказать, что бихевиористы не правы.

Но все чудо состоит в том, что даже такие, как Скиннер, когда-то влюбляются. Даже такие, как Уотсон, влюбляются, как бы хорошо они ни знали, что все дело в химии. И даже Уотсон будет счастлив. Но любовь доказать невозможно, этот опыт слишком внутренний и субъективный. Что же происходит в любви? Другой становится важным – важнее, чем вы сами. Вы становитесь периферией, а другой становится центром.

Логика всегда эгоцентрична, ум всегда эгоцентричен: я центр всего, и все вращается вокруг меня, для меня – я центр всего. Так работает разум. Если вы дадите разуму слишком себя увлечь, то придете к заключению, к которому пришел Беркли. Он сказал: «Только я существую, все остальное – лишь идея в моем уме. Как я могу доказать, что вы сидите здесь передо мной? Как я могу логически, рационально доказать, что вы действительно существуете? Может быть, вы мне только снитесь. Может быть, я сплю и разговариваю во сне; может быть, вас нет. Как я могу доказать самому себе, что вы есть на самом деле? Конечно, я могу прикоснуться к вам – но ведь я могу прикоснуться к вам и во сне. И даже во сне я почувствую прикосновение. Я могу ударить вас, и вы вскрикнете, но даже во сне, если я ударю кого-нибудь, персонаж сновидения вскрикнет. Как же я могу определить, что эта аудитория, люди, которые меня сейчас слушают, не сон, а реальность? Может быть, это просто фантазия».

Пойдите в сумасшедший дом, и вы увидите людей, которые разговаривают сами с собой. С кем они говорят? Возможно, и я сейчас разговариваю один. Как мне рационально доказать, что вы действительно здесь присутствуете? Так что, если разум в своей логике доходит до крайности, то остаюсь только я, все остальное оказывается сном. Так действует разум.

Путь сердца полностью противоположен. Тогда я становлюсь неким неизвестным, а вы – ты, другой, возлюбленный – реальностью. В своей крайней точке это становится преданностью. Если ваша любовь доходит до полного самозабвения, до того предела, когда вы совершенно теряете себя из виду и остается только другой, это и есть преданность.

Любовь может стать преданностью. Любовь – это первый шаг; лишь потом может расцвести преданность. Но для нас даже любовь что-то далекое и чуждое; реален только секс. В любви существуют две возможности: либо она опускается до секса и становится телесной, либо поднимается до преданности и становится духовной. Любовь посередине. Под ней – пропасть секса, над ней – открытое небо, бесконечное небо преданности.

Чем глубже ваша любовь, тем более важным становится другой – он может стать настолько важным, что вы начнете называть его своим богом. Вот почему Мира постоянно обращается к Кришне и называет его богом. Никто не видит Кришну, и Мира не может доказать, что Кришна существует; но она и не хочет ничего доказывать. Она сделала этот выбор: Кришна – объект ее любви. И запомните: совершенно неважно, выбираете вы объектом своей любви реального человека или плод воображения, потому что трансформация происходит в результате преданности, а не благодаря тому, на кого она направлена. Даже если никакого Кришны нет – это несущественно. Для того, кто любит, это несущественно.

Для Радхи Кришна существовал на самом деле. Для Миры Кришна не существовал в действительности. Вот почему Мира выше в своей преданности, чем Радха. Радха даже ревновала бы его к Мире, потому что Радха жила с реальным человеком. Нетрудно чувствовать присутствие Кришны, когда он реален, когда он рядом. Но когда Кришны больше нет и Мира одна в комнате, и она разговаривает с Кришной и живет для него – которого нет… Для нее он все и вся. Она не может этого доказать, это иррационально. Но она совершила прыжок – и тем самым преображена. Преданность освободила ее.

Подчеркну еще раз: суть не в том, существует ли Кришна. Суть в другом! Это чувство, что Кришна рядом, эта самозабвенная любовь, это полное самоотречение, это всецелое растворение в том, кто, может быть, даже не существует на свете, – эта потеря себя и есть трансформация. Тогда вы чисты – абсолютно чисты, – потому что без эго вы не можете быть нечисты. Эго – семя всей нечистоты.

Чувство эго лежит в корне всякого сумасшествия. Для мира чувств, для мира преданности эго – болезнь. Но эго может раствориться, и оно растворяется только одним способом, иного способа не существует… Способ только один: другой становится так важен, так значителен, что вы постепенно меркнете, исчезаете. И однажды вас больше нет – остается только осознание другого.

А когда вас нет, то и другой уже больше не другой, потому что он «другой» только до тех пор, пока есть вы. Когда «я» исчезает, «ты» также исчезает. Любовь – это первый шаг, для вас важнее становится другой. Вы еще есть, но иногда случаются такие пиковые, кульминационные моменты, когда вас нет. Это редкие вершины любви. Обычно есть вы, и есть человек, которого вы любите. Когда этот человек становится для вас более важен, чем вы сами, вы можете даже умереть за него или за нее. Если вы готовы умереть за кого-то, это любовь. Другой стал смыслом вашей жизни.

Только когда вы можете ради кого-то умереть, вы можете жить ради этого человека. Если вы не можете умереть ради него или нее, вы не можете ради них жить. Жизнь познается только в смерти. В любви более важным становится другой – но вы еще есть. В некоторые наивысшие моменты близости вы можете исчезать друг в друге, но вы снова возвращаетесь – это лишь краткие мгновения. Так любящие узнают проблески преданности. Вот почему в Индии возлюбленная называет своего возлюбленного богом. Только в моменты наивысшего подъема другой становится божественным, и лишь тогда, когда вас нет. Это может расти. И если вы сделаете это своей садханой – духовной практикой – если вы сделаете это внутренним поиском, и любовь будет для вас не просто удовольствием, а трансформирующей силой, тогда она перерастет в преданность.

В преданности вы сдаетесь, полностью отрекаетесь от себя. Вы сдаетесь Богу – который может существовать в небе, а может не существовать; или вы сдаетесь мастеру – который может быть просветленным, а может не быть; или вы сдаетесь любимому человеку – который может заслуживать этого, а может не заслуживать… Все это не имеет значения. Если вы способны исчезнуть ради другого, вы будете преображены.

Преданность освобождает. Вот почему мы узнаем проблески свободы только в любви. Когда вы любите, вы обретаете тончайшую, неуловимую свободу. Это парадоксально – потому что всем остальным кажется, что вы стали чьим-то рабом. Если вы любите и любимы, окружающим будет казаться, что вы стали рабами друг друга. Но вы узнаете проблески свободы.

Любовь – это свобода. Почему? Потому что рабством является эго; другого рабства не бывает. Даже если вы заключены в тюрьме, из которой невозможно бежать, если к вам войдет ваш любимый человек, тюрьма в тот же момент исчезнет. Стены останутся на прежнем месте, но они больше не будут вас ограничивать. Теперь они для вас ничего не значат. Вы можете раствориться друг в друге, можете стать друг для друга целым небом свободы и летать в нем. Тюрьма исчезла, ее больше нет. Или вы можете быть под открытым небом, на свободе, совершенно ничем не ограничены, но без любви вы будете как в тюрьме, потому что не сможете летать. Это не то небо.

В этом небе летают птицы, но вы не можете в нем летать. Вам нужно другое небо – небо сознания. Только другой человек может дать вам такое небо, первое знакомство с ним. Когда другой открывается перед вами, и вы входите в него, вы можете летать.

Любовь есть свобода, но не полная. Если любовь становится преданностью, тогда она становится полной свободой. Это значит, что вы полностью сдаетесь. Итак, эта сутра для людей сердца, для людей чувства.

Преданность освобождает.

Например – Рамакришна… Если вы посмотрите на Рамакришну, вы подумаете, что он раб богини Кали, Матери Кали. Он ничего не делает без ее позволения, он в полной ее власти. Но никто никогда не был свободнее него. Когда его назначили священнослужителем храма в Дакшинешваре, он стал вести себя очень странно… Храмовый совет, попечители храма собрались и сказали: «Прогоните этого человека. Его поведение не соответствует духу преданности». Причина была в том, что сначала он нюхал цветок, а потом возлагал его к ногам богини. Это было нарушением обрядов. Если человек понюхал цветок, этот цветок не может быть предложен божеству – он стал нечистым.

Пищу, приготовленную для приношения богине, он сначала пробовал сам. А он был священником храма; и попечители сказали ему:

– Что ты делаешь? Это запрещено!

Он ответил:

– Тогда я оставлю храм. Я оставлю этот сан. Но я не могу предлагать пищу моей Матери, не попробовав ее. Моя мать всегда пробовала… Когда она что-то готовила, она всегда пробовала еду, прежде чем дать мне. И я не могу предлагать цветы, не понюхав их. Поэтому я уйду; и вы не можете остановить меня, вы не можете помешать мне. Я буду продолжать служить моей Матери, где бы я ни был, потому что моя Мать везде, всюду; вы не можете удержать ее в своем храме. Где бы я ни был, я буду делать то, что я делаю.

Однажды один человек, мусульманин, сказал ему:

– Если твоя Мать повсюду, разве ее нет в мечети? Приди в нашу мечеть!

И он сказал: «Хорошо, я приду». Он пришел и оставался там полгода. Он совсем забыл Дакшинешвар; он оставался в мечети до тех пор, пока его друг не сказал: «Теперь ты можешь вернуться…» Он сказал: «Она действительно всюду».

Так что кто-то может считать Рамакришну рабом, но его преданность так велика, что его возлюбленная – всюду.

Если вас нет нигде, тогда ваша любовь всюду. Если вы есть, то любви нет места.