Текст книги "Десять Слов о Промысле"

Рассмотри хребтовую кость, которая ведет начало от широкой кости в задней части тела, простирается до шеи, подобно твердому столбу, составленному из многих позвонков, и держит на себе чрево, плечи, руки, шею, голову. Поскольку Творец снаружи не обложил чрева ни одной костью, чтобы оно, принимая пищу, удобно расширялось и давало съеденному достаточно место, то сзади подпирает его хребтовая кость. Ее же сложил Творец из многих костей, чтобы и удобно сгибалась, когда человек хочет нагнуться, и, сгибаясь, не ломалась. Питает ее спинной мозг, имеющий источником головной мозг.

Что же должно сказать о руках, пользу которых провозглашают разного рода искусства? Но о них сделаем упоминание в следующем за сим слове. Посему для него оставили и повествование о пользе рук.

Итак, рассмотри устройство шеи. Приведи себе на память столбы, снизу вверх просверленные, в которых много продольных скважин и в середине – самая большая, через которую водопроводы поднимают вверх большое количество воды и, распределяя ее, заставляют течь вниз, в другие скважины; и одну часть воды препровождают в южную часть города, другую – в восточную, третью – в западную и четвертую – в северную. Такую же пользу доставляет человеческому телу и шея. Ибо, как говорил уже я, искусство подражает природе и в своих изобретениях уподобляется ее произведениям. Поэтому шея имеет у себя уста для желудка и препровождает пищу и питие в чрево; имеет также дыхательное горло, ведущее от легких до гортани; имеет и кровеносные жилы, и дыхательные пути, через которые мозг принимает в себя кровь и воздух; питаясь же и возрастая сам, посредством соединенных с ним костей, препровождает спинной мозг в хребет, от которого питается [Col. 601] все естество костей, а также идут нервы самые крепкие, толстые и тонкие, плоские и круглые, служащие для того, чтобы связывать суставы, и мышцы получают движущую силу.

Поскольку же приходим к самой голове, то смотри, как она, подобно некоей высокой крепости, стоит на виду в телесном городе и, как некое богатство и сокровище, за самою крепкою оградою хранит головной мозг, потому что череп, подобно ограде и шлему⁴⁹ ([у греков] называются похоже череп и шлем, как устрояемый по подобию черепа), окружая головной мозг, предотвращает, по возможности, угрожающий ему извне вред. Но чтобы мозг, будучи крайне нежен и весьма мягок, при ударе не был поврежден костями, которые жестки и тверды, Творец обложил его двумя покровами, которые у врачей называются мозговыми оболочками. И тончайшую, называемую %opoei<^, срастил с мозгом и сделал так, что она, весьма близко прилегая к мозгу, может его сдерживать, но, по чрезвычайной тонкости, не имеет силы поражать, а другую сделал плотною и твердою, и она занимает середину между мозгом и черепом, чтобы не причинять боли мозгу, имея сущность более жесткую, и не терпеть боли от костей, будучи их нежнее. Посему головной мозг, как сказал я, подобно некоему богатству, сохраняется в голове, как в высокой крепости.

Поскольку же начальнику стражи – уму нужны были соглядатаи, которые бы замечали и враждебные, и дружественные движения, то Творец дал и их, и не одному поручил сие наблюдение, но поставил двух стражей и узаконил, чтобы один наблюдал и высматривал то, что делается на правой стороне, а другой – что на левой. А так как и они имели нужду в стражах – в зубчатых стенах, ограде и частоколе, то и о сем не вознерадел Творец сего града, но глазам, которым вверил зрение, дал, словно какие-то зубчатые стены и ограды, в защиту брови, укрываясь под которыми могут они безопасно осматривать и то, что вдали. Сии же зубчатые стены завершил, будто некоей крышей, защищающей от падающих сверху дождей, несколькими тонкими волосами, которые, склонившись к внешней стороне глаза, принимают на себя текущий со лба пот, передают его друг другу, сливают в капли на висках и избавляют глаза от вредного действия пота. Но поскольку стражи имели нужду в полном вооружении, то Творец облек их покровами – веками и вместо копий и стрел присовокупил ресницы, которые не наклонены подобно бровям (чтобы из защитников не сделаться злоумышленниками) и не по прямой простираются вперед (чтобы при смежении век не происходило между ними трения), но изогнуты немного наружу, чтобы предотвращать вред от самых мелких тел. Ибо при сильном дуновении ветра [Col. 604] приходит в движение не только мелкая, но и крупная пыль, а также соломинки и иное сему подобное. Нападают комары и другие подобные им мелкие животные, но, увидев ресницы, похожие на частокол, обращаются в бегство. Так общий Создатель всяческих вооружил и колосья пшеницы: влагалища зерен обложив остьями, не дозволяет питающимся семенами птицам наносить слишком большой вред плоду, но, словно остриями, наводит страх и обращает в бегство.

Но, может быть, страдая недугом неблагодарности, скажешь: «Что же дано мне преимущественно перед пшеничным колосом?» Тебе же, в высшей степени неразумному, на пользу сотворен и колос. Почему же остаешься неблагодарным, когда Бог ради тебя и принадлежащее тебе вооружил твоим же оружием? Ты, неблагодарнейший, сеешь пшеничные семена, а Он орошает, согревает, питает, оберегает, хранит их и предлагает тебе уже созревшими. Ты же, сжав, свезя на гумно, искусно отделив от соломы, очистив от мякины, смолов на жернове, отделив отруби, замесив руками, передав на очаг или в печь, наслаждаешься хлебами и не знаешь Подателя!

Но возвратимся к глазу. Обрати на него внимание, рассмотри, сколько у него оболочек, рассмотри внешнее его благообразие, рассмотри тонкость зрачка, окружающую радугу, которую называем венцом, роговидный кружок, ягодичную плеву⁵⁰, лежащий под нею и проглядывающий сквозь средину ее кристалловидный шарик, разлитую вокруг него стекловидную жидкость, сетчатую плеву, железистую основу, на которой держится весь глаз, эту, посредством мельчайшего сосуда⁵¹, из головного мозга сообщаемую пищу и это из глазных уголков истечение излишней влаги.

Посмотри, сколько цветов один за другим принимает на себя кровь. Сперва была она пищею, измельченная зубами, передана чреву. Чрево придало ей собственный свой цвет и сделало белою; а это, приняв в себя, печень превратила еще в собственный ее цвет. Так, сделавшись настоящею кровью и поступая в головной мозг, снова делается белою, сгущается в кости, слагается в жилы, хотя толстые, но гибкие.

Но усиливаясь исследовать промыслительность Творца, обнаруживающуюся в человеческом теле, поступаю я, может быть, подобно тем, которые хотят пересчитать песчинки. Поэтому один, сам с собою займись обозрением по порядку всех чувств: вкуса, обоняния, слуха, как одно из них различает запахи и приятное допускает до себя, а от зловонного отвращается, посему голове и предоставлено высвобождение излишков. Поскольку сие чувство, находясь вверху тела, [Col. 605] принимает в себя все поднимающиеся снизу испарения, прилив же их причинил бы великий вред самой главной части (разумею головной мозг), то Творец всяческих и сего не оставил в небрежении, но устроил в них некие, как в губке или свирели, проходы и как жидким, так и густым излишествам указал путь к нёбу во рту и к ноздрям и два члена назначил для сих отделений, чтобы вредное как можно скорее выходило вон, а для излишеств парообразных и дымных устроил, что они выходят и извергаются в швы черепа⁵². Обрати внимание и на действие слуха. Смотри, как, принимая в себя тысячи звуков, не пресыщается, не наполняется и не все одинаково приемлет, но умеет различать звуки высокие и низкие, наслаждается благозвучием, отвращается дурнозвучия. С помощью слуха внемлем мы словесам Божиим, с помощью слуха естество наше обучается всякой человеческой науке: грамматике, риторике, софистике, арифметике, врачебному искусству, механике и всему прочему, что только изобрело человеческое естество.

Сей-то слух преклонив к словесам нашим, прими врачевство, очищающее душу и избавляющее ее от лукавой хулы. Устрой для слуха двери – разум и приставь придверника – страх Божий. Будь судиею предлагаемых тебе словес, и придверник пусть отворяет двери для словес благочестивых, а слова хульные, мерзкие, богопротивные отсылает прочь, затворяет для них двери и, как несокрушимый запор, приставляет к сим дверям твердость веры. Таким образом, возможно будет и от врагов избавляться, и сохранять душу здравою, когда, внимая словам дружественным и благодетельным, а не тем, которые льстили бы слуху, по слову божественного Павла (2 Тим. 4:3), не преклоняя слуха к словам приятным, но повреждающим разум, а, напротив того, став прямыми и правдивыми судиями того, что говорится, избирая из сего, что приносит пользу, и, по слову пророка, днем и ночью, ходя и сидя, чтобы то ни было или делая, или терпя, будем выну предзреть пред собою Бога (Пс. 15:8). Ему же слава и честь и поклонение во веки! Аминь.

Слово четвертое

Доказательство Промысла, выводимое из устройства человеческих рук и изобретенных человеком искусств

Пророческий голос, как слышу, поет и взывает: Небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь (Пс. 18:2). Но чтобы доносился оттуда такой голос, какой производится дыханием, через дыхательное горло изгоняемым в уста, и словом, мерно приближающим язык к зубам, сжимаемыми губами, воздухом, ударяемым и производящим отражение, [Col. 608] – сего никто никогда не слыхал из подобных нам людей.

Напротив того, будучи видимо и показывая то величие свое, то красоту свою и служа для людей покровом, небо молча проповедует Творца⁵³ и язык каждого возбуждает к песнопению. Но как смотря на дом, который построен весьма искусно, поставлен на крепком основании, у которого углы выведены прямо, при его широте, длине и высоте сохранена соразмерность, окна расположены правильно и в порядке, соблюдено и все прочее, что придает великолепие таким домам, немедленно удивляемся мастеру, хотя нет его перед нами, представляем его себе мысленно и все благообразие примечаемого в доме благолепия приписываем его искусству, так, взирая на небо и движение небесных светил, для многого полезное, не им поклоняемся, но Творца их чествуем возможными для нас песнопениями, и от величества бо красоты созданий сравнително Рододелатель их познавается (Прем. 13:5). Ибо правильно и справедливо заключаем: если таково величие тварей, то каков Творец? Если же столь прекрасен вид сотворенного, то какова же красота наилучшего

Художника и Творца всяческих? Так небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь. Так день дни отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает разум (Пс. 18:2–3). Не издают они голоса, не произносят устами, но непрерывно следуют друг за другом и друг перед другом служат на пользу людям и так велегласно взывают, что весь человеческий род слышит их глас. Сказано: не суть речи, ниже словеса, ихже не слышатся гласи их (Пс. 18:4); каждый народ, каждый язык слышит, что проповедует и день, и ночь. Хотя есть различие в языках, но единое естество [человеческое] извлекает из них одну и ту же пользу.

Так изрекший сие, в другом псалме прославляя Создателя, сказал еще: удивися разум Твой от мене, утвердися, не возмогу к нему (Пс. 138:6). «Обратив взор на себя самого, говорит пророк, и на себе остановившись, освободившись от всех внешних мятежей, вознамерился я заняться рассмотрением своего естества, в точности изведать разумную силу души, те познания, которые для нее удобоприемлемы, те искусства, которыми наполнила она жизнь, при помощи которых проводит жизнь приятную и довольную, то множество понятий, которые из себя порождает, ту безмерность их, которую в себе вмещает. Как укладывает все это и хранит в раздельности? Как удобно из уложенного берет, что ей угодно? Как распоряжается телом и глазам поручает различать объемы и цвета, языку вверила суд о вкусах и поставила его служить при собственных ее порождениях, а ноздри сделала судилищем запахов и для слов, приносимых извне, [Col. 609] отверзла уши, прочим же членам тела вручила осязательную силу и им сообщает силу ощущения, а сама воспринимает от них и скорбь, и веселье? Соображая в уме и это, и все этому подобное, видя стечение сих противоположностей⁵⁴ для устроения одного живого существа, соединение и сочетание смертного и бессмертного, говорит пророк, препобеждаюсь сим чудом и, не продолжая своего рассмотрения, признаюсь в том, что побежден, и, провозглашая победу премудрости Создателя, прославляя Творца, взываю: удивися разум Твой от мене, утвердися, не возмогу к нему».

В настоящем случае слова сии приличны и нам, пожелавшим изведать премудрость, открывающуюся в устройстве частей человеческого тела, и познавшим на опыте свое бессилие. Немалую, впрочем, пользу извлекли мы и из недостаточного рассмотрения. Потому что и в самой малейшей части тела увидели блистательно являющую себя Божию промыслительность. Ибо что малоценнее волос? Какая часть тела до такой степени лишена чувствительности? Однако же слово наше показало необходимую потребность и волос. Свидетельствуют это брови и ресницы, свидетельствуют волосы, украшающие и вместе с тем покрывающие голову. Ибо о потребности в сих последних свидетельствуют не имеющие их на голове. Вначале они стыдятся, как лишенные украшения, а потом придумывают другие какие-нибудь покровы, восполняющие потребность в волосах. И вероятно, головам иных быть без волос Создатель попустил для того, чтобы познали мы, что Творец, созидая живое существо, промышлял и о волосах. Так, у достигших, наконец, мужества и переступивших возраст отроческий украшает Он бородою как подбородок, так часть щек. Сначала появляется на них пушок, потом покрывают их редкие волосы, чтобы самым прибавлением своим показывать разность возрастов и наружностью убеждать, что время оставить детские игры и заняться делами важными⁵⁵. А поскольку жены научаются сему, терпя болезни при родах, то Создатель у одних мужей увенчал так щеки.

Если же кто, научившись прекословить истине, для возражения нам скажет, что волосы произрастают и на других частях тела, то да знает, что напрасно он и за них не благодарен. Естественное покрывало наложила природа на те части тела, на которые стараемся налагать покровы рукотворные. Поэтому у тех, чей рассудок не умеет еще различать добродетель и порок, природа не наложила сего волосяного покрова. А тех, которые начали уже познавать потребности каждого члена, весьма кстати и с прекрасною целью украсила она этим препоясанием, прикрывая их, как стыдящихся того, чего родоначальник Адам в раю не стыдился. [Col. 612] Сказано: беста оба нага, Адам же и жена его, и не стыдястася (Быт. 2:25). Но по нарушении закона, когда пришли в сознание преступления и услышали глас Божий, тогда сшиста листвие смоковное, и сотвориста себе препоясания (Быт. 3:7). Поэтому, строгий обвинитель создания и вместе Промысла, усмотри попечительность Творца и о сих членах. О чем и слышать ты стыдишься, то Создатель творит и одобряет. Ибо сказано: И виде Бог вся, елика сотвори: и се добра зело (Быт. 1:31) и: сотворим ему помощника по нему (Быт. 2:18). Таково же и первое Божие благословение: раститеся и множитеся, и наполните землю, и господствуйте ею (Быт. 1:28). Поскольку же слово наше, не знаю как, вынуждено коснуться и тех членов тела, которые, по слову божественного Павла, нам кажутся менее благородными (1 Кор. 12:23), то смотри, как несказанно человеколюбие Творца. Уста, которым вверено служить слову, принимать пищу и передавать ее чреву, поместил Он близ глаз. А выходу извержений, поскольку может оскорблять взор, отвращать от пищи, исполнять омерзения, не только дал и место вдали от глаз, но даже сделал его совершенно для них невидимым. Посему устыдись безмерности Божия человеколюбия, ужаснись несказанной Божией попечительности, видя, как Бог созидает, что ты и назвать стыдишься, видя, как Он промышляет, о чем ты и припоминаешь со стыдом. Поскольку видимое в живом существе смертно и как смертное имеет нужду в пище, то по необходимости дал ему и уста, и выходы для извержений, а внутренности изогнул многими кругами, отчего, принимая в себя нужную часть пищи, не вдруг извергают ее, чтобы не часто беспокоила нас потребность пищи для непрестанного восполнения опустевшего.

И должно ли перечислять все чудеса природы? Но время уже нам перейти наконец к рукам, упомянув о которых в предыдущий день, обещали мы сегодня объяснить их пользу. Итак, посмотри: они имеют длину не большую, чем нужно, чтобы не сделаться излишним бременем для остального тела, но и не меньшую, чем быть ей надлежало, напротив того, получили они меру, [Col. 613] соответственную делам, для которых даны. Создатель разделил руку на три части. Первое сочленение поместил в плечах, а в локте сочленил плечо и предплечье, к кисти же примкнул другую оконечность сего предплечья и, придав к нему запястье, утвердил в нем пять пальцев. Каждый же из них сложил из трех суставов и оконечности их, устроив одни впалыми, а другие шаровидными, во впалые оконечности вложив шаровидные, связал толстыми жилами и, мышцам предоставив свободное движение, облек их тонкою кожею, чтобы жесткость не была препятствием при сгибании суставов. Оконечности пальцев на внутренней стороне сделав мягкими, Творец позаботился о безопасности их извне, наложив на них тонкие и широкие ногти с круглыми выпуклостями. Сделал их тонкими, чтобы не отягчали нежную плоть оконечностей, став излишним бременем, и вместе широкими, чтобы имели достаточную твердость в трудных работах, поддерживая собою извне мягкость находящейся под ними плоти, а выпуклости их устроил округленными, сей формой предохраняя их от скорого ощущения боли. Ибо в тонких телах, имеющих вид треугольника и четвероугольника, углы весьма ломки.

Львам, медведям, барсам и другим зверям Творец дал когти острые, толстые, длинные и весьма крепкие и снабдил их сим естественным вооружением, потому что бессловесность препятствует им пользоваться искусственным орудием. Человека же, создав

словесным и одарив умом, изобретателем множества наук и искусств, создал без естественного вооружения. Не дал ему звериных когтей, не покрыл ног его копытами. Иначе как всходить бы ему на лестницы? Как стоять бы ему на тонких стенах, когда соединяет камни и кирпичи и строит себе дом? Как держаться копытами на вершине дома? Теперь мягкость и продолговатость ступней и гибкость пальцев делают для него движение удобным и стояние безопасным; обнаженными ногами весьма легко ходит он по деревьям, смело влезает по тонким ступеням и с большим удобством совершает множество иных дел. Но человек находит, чем заменить и копыта. Взяв кожу послушного ему животного, при пособии кожевенного и сапожного искусства изготавливает нечто, по положению, объему, длине и ширине подобное ногам, и облекает их в это, и сим во время хождения предотвращается вредное действие тел твердых и ослабляется резкость тел холодных.

Посему-то Творец этому живому существу одному дал руки, как орудия, приличные существу разумному. Ибо при помощи рук люди пашут землю, нарезают борозды, влагают в них семена, действуя лопатою или заступом, роют ямы, насаждают деревья; наточив кривой нож, [Col. 616] то обрезают виноградные ветви, видя, что скоро дадут они побеги, и освобождают их от излишнего, то срезают на ниве колосья, пожинают руками плоды трудов, связывают в снопы, переносят вязанки на гумно, отделяют зерна от соломы и опять же при содействии рук солому складывают в стога, а зерна собирают в закрома. Руками собирают виноград, маслины, выжимают вино, взращивают всякого рода овощи, искусственно разнообразя бесчисленные роды плодов, собирают и предлагают их желающим пользоваться.

При помощи рук человеческий ум не только сушу украшает цветущими лугами, волнующимися жатвами, тенистыми рощами, но и море испестрил многими путями и ухитрился сделать так, что, непроходимое для всех, покрылось оно многими путниками, потому что, по богоданной мудрости изобретя кораблестроительное искусство, у искусства же кузнечного, изобретенного прежде, заимствовав топор, пилу, тесло и другие орудия строительного искусства, обработав этими орудиями бесплодные деревья, взятые у старшей его сестры – земледелия, и подводную часть положив как бы в некое основание, потом на ней в виде стен сложив ряды брусьев, плотно соединив шипами и обмазав смолою, а через это преградив воде возможность протекать внутрь, устроил он морскую колесницу – корабль. Но так как для упряжи нужны были кони и мулы, а их не могла бы носить на себе текучая сущность, то кормчий на корабле премудро устрояет и это, употребив опять в содействие руки. Вместо оглобли построив мачту, наподобие пристяжи прикрепив к ней паруса, вместо коней и мулов употребляет происходящее дуновение ветров и их, как резвых коней, подчиняет своей упряжи. А так как у корабля должны быть и вожжи, то им уподобляется кормило, и, держась за него, кормчий, подобно вознице, но вместо края колесницы имея корму, легко туда и сюда поворачивает корабль и умеет не только искусно править им, когда дует попутный ветер, но и делать бессильными беспорядочные порывы ветров и, как неукротимых и необузданных коней, сдерживать их уздою. И все это ухищряется делать человеческий ум, употребляя в качестве служителей руки. С их помощью и гребец гребет [веслом], и кормчий правит [рулем], и купец складывает купленный груз, и рыболов ведет свою ловлю и невидимую добычу улавливает искусно сплетенными сетями. Но теперь перейдем с моря на сушу, потому что недостанет времени в точности изобразить каждое искусство. [Col. 617]

Посему смотри, как все искусства одно у другого заимствуют полезное: строительное у кузнечного заимствует орудия, кузнечное у строительного – жилище, а то и другое у земледелия – пищу, да и земледелие опять у первых двух – строение жилищ и все содействующее земледелию⁵⁶.

Рассмотри, как вначале Творец указал сему живому существу необходимое для него. Ибо откуда узнал человек, как добывать железо, медь, свинец, олово? Кто указал ему среброносные жилы? Кто научил рыть золотоносную землю и собирать малые блестки золота? Откуда узнал он состав стекла? Кто наставил, как различать пески? Кто научил его, какой песок, как и на сколько времени подвергать действию огня? И сложившийся в плотный состав разделять, а разделенный превращать в плотный, неразделимый состав? Как узнал, что, употребив огонь и дуновение воздуха, можно выделывать из песка разного вида стаканы, фиалы, чаши, бомбилы⁵⁷, амфоры, всякую посуду и сосуды, пригодные для всякой нужды при употреблении пищи и пития? Посему явно, что знание обо всем этом получил человек от Творца, что

Создавший его вложил в его природу и силы, и способность к изобретению искусств.

Посему-то, беседуя с великим Иовом, изрек: Кто же дал есть женам ткания мудрость, или испещрения хитрость? (Иов. 38:36). Ибо и это – подлинно богоданный цвет искусства. Хотя со временем знание дела отняло славу у изобретателей, однако же если кто захочет рассмотреть все в подробности, то весьма подивится и сему искусству. Ибо состриженную и промытую водою шерсть сперва чешут и разделяют на тонкие волокна, потом из перебитой шерсти⁵⁸ делают клубок. После сего берет шерсть прядильщица и чистое, состоящее из прямых волокон отделяет от прочего; из остального же, сложив его вместе, приготовляет уток⁵⁹; потом уже берутся за дело женские руки: выпрядают тонкие нити и сперва продольно натягивают их, как некие струны на ткацком станке, пропускают сквозь них уток, челноком разделив нити в основе⁶⁰ (одни из продольных нитей опустив вниз, а другие подняв вверх), а потом, устроенными на то орудиями как бы толкая и нажимая уток, производят таким образом ткань.

Кто же достойно подивится мудрости, данной этому живому существу? Как из шерстяных или шелковых нитей одного цвета бывают вытканы изображения всякого рода животных, подобия людей, то занимающихся охотой, то молящихся, а также и образы деревьев, и весьма многое другое. [Col. 620] Подлинно да восхвалят Господа все народы, сподобившиеся такой мудрости и наслаждающиеся столькими благами! Кто сделал, что морская рыба дает краску для шерсти? Кто опять был изобретателем сего искусства, чтобы естественный вид шерсти облекать в тысячи цветов?

Но, может быть, страдая неблагодарностью, скажешь: черви выпрядают нити еще более тонкие, нежели люди? Но и это – дело Божией попечительности. Чтобы ты не высоко думал о мудрости, с какою успеваешь в искусствах всякого рода, и не величался множеством богатства, Благопопечитель посредством червей вразумляет тебя, что не от твоей зависит это силы, а есть дар Божия человеколюбия. Но, давая тебе этот урок, и утешает одновременно, чтобы не скорбел ты, уступая победу червям, потому что тебе же предоставляет нити сии и твоему игу подчиняет их делателя. Ты один из всех живых существ построил красивые города, укрепил их башнями и оградами, устроил прекрасные гостиницы и жилища и пристанями соединил море с сушею.

Но поскольку Творец создал тебя смертным в настоящей жизни, знал, что будешь впадать в болезни (удел смертного страдания), то научил тебя и врачебному искусству и сим познанием вооружил против страданий. Он научил тебя различать невидимые по наружности недуги и по движению пульса распознавать усиление и ослабление лихорадочного жара, узнавать время начала припадка, высшую его степень и приближение к концу, видеть признаки смерти, распознавать род того вещества, которое производит болезнь, и против него употреблять то, что с ним во вражде: влажное иссушать, горячее охлаждать, холодное разжигать и согревать, скопившееся до излишества изгонять вон рвотными и слабительными лекарствами или рассечением вен⁶¹. И какое слово передаст множество недугов и множество врачеваний? Ибо многое враждебно телесной природе, но и противодействующие тому средства многочисленны; искусство открыло много противоборствующего каждой болезни.

Посему-то Творец повелел земле произращать и многие травы, не только годные, но и негодные для пищи, потому что мы, люди, имеем нужду не в одной только пище, но и во врачевании. Так, одни из трав приготовляем в пищу себе, другие поедают травоядные животные, иные собирают помощники врачей и приготовляют из них целительные лекарства, и вредное в качестве пищи делается целебным средством. Посему и это да не побуждает тебя к обвинению Промысла;

напротив того, все сие уста благопризнательные призывает для хвалы.

Но я, осмелившись пуститься в море мудрости искусств, [Col. 621] уподобляюсь тем, которые плывут по морю, отовсюду обуреваются волнами и желают достичь суши. Так и я стремлюсь избежать, как ударов волн, скопляющихся у меня мыслей, поспешить к концу, как бы коснуться морского берега. Поэтому, оставив все прочие искусства, обращаю слово к искусству грамматическому, которое ближе других к разуму и прилично животному словесному⁶².

Оно изобрело буквы, определило их число, сопрягло одни с другими и произвело сочетание слогов. Потом, соединив вместе по два и по три слога, научило чтению слов; сложив же и связав слова, произвело единую стройную речь. Таким образом, тысячи книг наполнились изречениями древних, и одни – изречениями священными, божественными, таинственными, а другие – касающимися внешнего образования.

Грамматическое искусство разнообразным ритмом речи, красотою слов, стройностью сочинений услаждает слух, а благочестивым служит оружием против питомцев нечестия. С помощью сей науки мы, и отсутствуя, беседуем друг с другом, находясь на расстоянии многих дней пути: когда преграда между нами – великое число дневных переходов, при содействии рук посылаем друг другу порождения мысли. Язык, первое орудие слова, остается в бездействии, правая же рука услуживает слову и, водя тростью, начертывает на хартии беседу с другом, и колесницею слова служит уже не язык в устах, но рука, с течением времени навыкшая искусству и обучившаяся точному сочетанию букв.

С сею-то целью Творец дал такое устройство нашим рукам: разделил на пять пальцев, четырем противопоставил большой палец. А если бы все пальцы были расположены одинаково, то не было бы возможности производить всякого рода работы. Теперь же, когда большой палец противоположен другим, удобно держим и кисть, и лопату, и заступ, и пилу, и секиру, и молот, и клещи, и всякое другое, какое бы то ни было, орудие искусства.

Так, усмотрев из сего слова, какого промышления сподобился ты при твоем сотворении, сколько даровал тебе Творец искусств и познаний, необходимых не просто для жизни, но для жизни счастливой, какую показал великую щедрость в попечении о тебе, каким обилием благ осыпал тебя, чтобы с помощью искусств сделать жизнь для тебя приятною, чтобы не только доставляли они потребное, но даже и то, что сверх потребности, лилось к тебе отовсюду, – отложи неблагодарность твоего языка, научись прославлять Промысл, повинися Господеви и умоли Его (Пс. 36:7). Научись взывать с пророком: удивися разум Твой от мене, [Col. 624] утвердися, не возмогу к нему. Ему слава ныне и всегда во веки! Аминь.