Текст книги "Красная гора"

– Хотите знать мое откровенное мнение?

– Конечно. Джейк говорит, что я могу вам доверять.

– Скажите этому Таннеру, чтобы он не возвращался. Я не знаю, сколько плотницких работ он делает сам, но это ужасно. Он не умеет пользоваться уровнем и уж точно не знает, как резать бруски правильных размеров.

– Я плачу ему шестьдесят долларов в час, а вы говорите, что он не знает, что делает?

– Шестьдесят долларов в час!

Марго всплеснула руками.

– Все это для меня в новинку. Он сказал, что шестьдесят – это дружеская ставка.

– Он не стоит и минимальной зарплаты. Он не смог бы построить даже песочницу, и похоже, что он не лучше управляет своими людьми. Вы с ним все уладили?

Марго вытерла слезы.

– Я сейчас должна ему пару тысяч долларов.

– Не платите ему. Увольте его сегодня же и скажите, что вы знаете, насколько он воспользовался вами. Скажите ему, что я беру все на себя, и, если у него возникнут вопросы, он может прийти ко мне.

Марго была совершенно раздавлена. Она действительно все испортила. Рон заметил ее печаль и ободряюще положил руку ей на плечо.

– Мы сможем все исправить. Еще не слишком поздно.

Марго приподняла уголки губ, пытаясь улыбнуться:

– Если я смогу себе позволить отремонтировать это.

Он развел руками.

– Я сделаю все, что в моих силах.

– А вы свободны?

– Освобожусь примерно через неделю. Я найду время. Джейк всегда был добр ко мне. Он попросил меня позаботиться о вас.

– Сколько времени займет весь этот проект? – спросила Марго, на самом деле боясь узнать ответ.

– Мне придется провести здесь еще некоторое время, чтобы лучше понять, что вы пытаетесь построить, посмотреть планы и все такое. Я не хочу гадать прямо сейчас. Как вы уже знаете, вырубить дату окончания строительства на камне сродни самоубийству. Я могу вернуться в следующую среду, чтобы начать работу. Мы сделаем все так быстро, как только сможем.

– Спасибо, – вымолвила она.

– Просто скажите Таннеру Хендерсону, чтобы он забрал свои инструменты и уматывал отсюда. И следите за ним, когда он придет. Убедитесь, что он не прихватил ничего вашего.

Как только Рон ушел, она села на ступеньки и зарыдала. Что же это за мир такой? Почему Таннер брал мои деньги и лгал мне? А я была настоящей идиоткой, что доверяла ему. Глупо даже пытаться осуществить эту мечту. Она скрестила руки на груди, опустила голову и плакала до тех пор, пока у нее не кончились слезы. Когда Джаспер свернул на подъездную дорожку, она спряталась в гостинице, не желая, чтобы он видел ее зареванной. Она должна взять себя в руки. В прежние времена, когда она бывала слабой, муж был сильным. И наоборот. Теперь у нее обе роли. Она и мать, и отец.

25
Кулинарный клуб

Эмилия направилась к дому Марго, срезая путь по пыльной каменистой дороге, которая обозначала границы виноградников. Она переговаривалась с виноградарями, встречающимися по пути, практикуя свой испанский, который изучала много лет.

Оставшись одна, она провела пальцами по листьям виноградных лоз и сорвала несколько ягод с грозди, попробовала и выплюнула семена. Какая же замечательная жизнь здесь, на Красной Горе, эта винная жизнь! Она понимала, почему ее отец так увлечен этим местом. Он наблюдал и сам принимал участие в процессах, и теперь его мало что волновало, кроме этого. Он вернулся к основам, и решение заняться сельским хозяйством и виноделием стало единственно правильным, принесшим ему удовлетворение. Ничто так не радовало его сейчас, как музыка и работа на свежем воздухе, а затем обед с бутылочкой хорошего вина, в окружении близких, за неспешными разговорами. Это была прекрасная жизнь.

Джаспер открыл дверь и с уверенным британским акцентом, который она часто будет слышать отныне в его исполнении, сказал:

– Добрый вечер, мисс. Вы пришли за чаем и пышками?

Застигнутая врасплох, но все же слегка заинтригованная, Эмилия подыграла ему, ответив максимально по-британски:

– Я приехала сюда, чтобы изучать искусство приготовления пищи под руководством вашей матушки.

Ее произношение звучало не так убедительно, но, как ни странно, ей было все равно.

– Ах да! Вы, наверное, одна из ее новых учениц. – Джаспер протянул руку. – Я Джаспер, ее незаконнорожденный сын.

– Она рассказывала какие-то небылицы. Вроде, вас держат взаперти в подвале. Вы аккордеонист, верно?

– Да, именно. Я только что сбежал и теперь еду в Шотландию учиться игре на волынке. Могу я забрать вас с собой?

– О, пожалуйста!

– Дайте мне вашу руку, миледи.

Он взял ее за руку, и между ними произошло нечто необъяснимое, удивительное, словно разряд тока. Джаспер улыбнулся:

– Заходи, мой друг-актер.

Эмилия последовала за ним, но он не отпускал ее руку еще несколько секунд.

– Я вижу, ты такой же странный, как и я, – сказала она.

– Что ты! Куда страннее. Отсюда и моя бешеная популярность в школе. Мама и ее подруга здесь. – Он распахнул кухонную дверь и придержал, пока девушка входила. Арета Франклин[66]66
  Аре́та Луи́за Фра́нклин – американская певица, поющая в стилях ритм-энд-блюз, соул и госпел.


[Закрыть] пела «Я никогда не любила мужчину», а Марго и Джоан ей подпевали.

– Развлекайся, – сказал юноша.

– Ты не будешь готовить с нами?

Джаспер закатил глаза.

– Для меня здесь слишком много эстрогена. – Он дотронулся до уха. – Моя мама уже дошла до Ареты. Скоро вы будете потягивать яблочный мартини и высмеивать людей, одевающихся в «People»[67]67
  Магазин молодежной одежды с оригинальным дизайном.


[Закрыть]. Попробуйте повеселиться без меня.

– Сделаем все, что в наших силах. – Эмилия улыбнулась и вошла в кухню.

Женщины деловито готовили еду, обе в цветастых фартуках. Они перестали петь и поприветствовали девушку. Марго приглушила музыку и сказала:

– Мы исполняли ритм-энд-блюз.

– Мне нравится. – Эмилия сразу прониклась к ним симпатией.

Хозяйка представила гостей друг другу. На Джоан была пеньковая рубашка, мешковатые черные брюки и сандалии. Шею украшало простое колье с великолепным синим кристаллом.

– О боже, я в восторге от вашего стиля! – сказала Эмилия. – Где вы нашли такое ожерелье?

– Подарок от старого друга из Лондона, где я жила много лет назад. Невероятным образом оно все еще у меня.

– Что это за камень?

– Еремеевит.[68]68
  Исключительно редкий драгоценный камень. Назван в честь русского минералога П. В. Еремеева.


[Закрыть]

– Никогда о таком не слышала, – призналась Эмилия и внезапно подумала, что, вероятно, у ее мамы он есть и даже бо́льших размеров. Эта мысль позабавила ее.

Джоан рассказала, что впервые минерал обнаружили в Сибири в конце 1800-х годов. Камень, поблескивающий на ее шее, был из антикварного магазина в Ноттинг-Хилл.

– Он великолепен.

– Вы мне уже нравитесь, юная леди. Скорее присоединяйтесь к нам!

– Для начала ей нужно вот это. – Марго протянула ей желтый фартук с ромашками и, пока Эмилия надевала его, спросила: – Эбби придет?

– Нет, она тусуется с моей мамой. Но обещала быть в следующий раз.

Марго показывала, как подготовить ингредиенты, замешивая тесто филло[69]69
  Фило или филло – бездрожжевое тесто, состоящее из тончайших листов и напоминающее по структуре бумагу.


[Закрыть], нарезая лук и чеснок, измельчая шпинат и свежие травы, кроша фету. Затем Марго включила плиту и приступила к работе, подробно описывая свои действия, чтобы у учеников не оставалось вопросов.

Смотреть, как она готовит, было сплошным удовольствием. У нее все было четко рассчитано, и процесс выглядел занимательно и просто. Ее ножи, миски и все прочие приспособления были на высшем уровне, и Эмилия про себя сравнила кулинарный арсенал Марго с гитарами отца. Она так же гордилась своими ножами «Шун»[70]70
  Японские поварские ножи.


[Закрыть], как ее отец своим «Лес Полем»[71]71
  Одна из самых известных в мире марок электрогитар.


[Закрыть] 1972 года. И у нее были самые лучшие продукты: свежие, яркие овощи с огорода и фермерского рынка, зеленые и синие яйца от пасхальных кур.

Как только спанакопита оказалась в духовке, дамы перешли в гостиную. В процессе работы они обсудили много тем, достаточно узнали друг о друге и теперь общались как хорошие знакомые. Эмилия чувствовала чудесную связь с Марго и Джоан, хотя они были старше. Обе женщины обращались с Эмилией как с подругой; разница в возрасте абсолютно не мешала. По правде говоря, Эмилия всегда предпочитала общество людей по крайней мере на несколько лет старше себя.

Как Джо Мэсси. Внезапно девушка осознала, что веселится от души и что всю прошедшую ночь она о нем не думала. Какое облегчение!

– Эмилия, – сказала Марго, – твой папа как истинный джентльмен, наверное, не сказал тебе о неловкой ситуации, в которую я попала. Это случилось незадолго до того, как вы пришли к нам в гости.

Хозяйка сидела по другую сторону длинного дивана горчичного цвета с подушкой на коленях. Джоан расположилась напротив в мягком кресле, положив ноги на оттоманку.

– Он ничего не рассказывал.

– В субботу я возвращалась домой с йоги и чувствовала себя замечательно, благодаря Джоан. Ты знаешь песню: «(Я только что) умер в твоих объятиях»?

– Конечно.

– Я пела ее во весь голос, стоя на светофоре в Западном Ричленде и, обернувшись, увидела, что твои отец и брат смотрят на меня, как на сумасшедшую. Я была крайне смущена.

Эмилия расхохоталась:

– Он мне ничего не сказал!

– Я могла бы написать книгу обо всех моих неловких моментах. Я для них как магнит.

– И какой же самый ужасный? – поинтересовалась девушка.

– О боже, – сказала Марго, закатив глаза и на мгновение задумавшись. – Если не считать, что я узнала о романе своего мужа по CNN, вместе со всем миром, я думаю, на втором месте мой последний год в средней школе, в Вирджинии. Со мной училась Минди Фабиен. Она была жуткой задирой, мы все ее боялись. В наши дни таких называют готами: она носила черную помаду и темную тушь для ресниц, военные ботинки и пирсинг в странных местах. Ходили слухи, что она увлекалась ви́ккой[72]72
  Неоязыческая религия, основанная на почитании природы.


[Закрыть]. И она была большая – не толстая, а просто большая девочка. С ней никто не хотел связываться. О боже! Вы же никому об этом не расскажете? – Марго понизила голос: – У меня были месячные, и я пошла в туалет, в одну из кабинок. Я меняла тампон, когда вошла Минди. Она заняла соседнюю кабинку. Я увидела ее армейские ботинки, и это, должно быть, заставило меня по-настоящему нервничать. Я случайно уронила тампон, он покатился, подскочил и попал ей на мысок.

– О нет! – захихикала Эмилия.

– Никогда в жизни мне не было так страшно. Она заорала: «Что за …?!» Ну, вы знаете.

– И что же вы сделали?

– Просто выскочила оттуда. Помню, выбегала в коридор, на ходу натягивая штаны.

К этому времени Эмилия и Джоан уже истерически хохотали.

– Она догадалась, что это была ты? – спросила Джоан.

– Слава богу, нет. А как насчет тебя, Джоан? Ты так совершенна, держу пари, что тебе никогда в жизни не было стыдно.

– Au contraire[73]73
  Напротив, наоборот (франц.)


[Закрыть]. Я могла бы рассказывать об этом всю ночь.

– Давай послушаем лучшую историю, – предложила Марго.

– Это очень просто. Я до сих пор ужасаюсь, вспоминая ее. Это случилось в одна тысяча девятьсот восемьдесят первом году, через пару лет после моего замужества. Мы жили на Манхэттене в Верхнем Ист-Сайде, в прелестной двухэтажной квартире. Где мой муж, собственно, и вырос. В мой день рождения он пригласил меня на ужин. Был субботний вечер. Я готовилась, а Джордж сидел внизу и смотрел какую-то игру. У меня внезапно появилось желание устроить сексуальный день рождения. – Джоан взглянула на Эмилию. – Прости, дорогая.

– Продолжайте, – улыбнулась та.

– Когда я спускалась по лестнице, на мне не было абсолютно ничего, кроме очень высоких каблуков, которые я, кстати, ношу крайне редко.

Эмилия и Марго навострили ушки.

– Спустившись, я позвала его. И очень озорным тоном, должна добавить.

– О боже, – простонала Марго. – Что же ты говорила?

– Что-то вроде: «Джордж, знаешь, чего я действительно хочу на свой день рождения? Я хочу тебя. Немедленно!» Как-то так. Помню, меня еще удивила странная тишина в квартире. Я осеклась на полуслове, когда вошла в гостиную.

– Кто же там был? – спросила девушка.

– Ох, кого там только не было, моя дорогая! Я появилась совершенно голая, если не считать туфель на шпильках, и обнаружила, что муж организовал огромную вечеринку-сюрприз. Пока я наверху принимала душ, он пригласил всех друзей и членов семьи в радиусе пятидесяти миль. У нас никогда раньше не было столько народу, даже на рождественских вечеринках.

Женщины взревели.

Джоан покачала головой.

– И что хуже всего: родители Джорджа, которые были самыми консервативными людьми, которых я когда-либо встречала, нью-йоркская элита, сидели на диване.

– Я бы умерла! – заявила Марго. – И что же ты сделала?

– Выругалась и почти взлетела обратно по лестнице. Три дня не выходила из спальни. Обсуждение этого эпизода никогда не заканчивалось, люди вспоминают его по сей день.

– По крайней мере, у тебя великолепное тело, – сказала Марго. – Держу пари, все завидовали, и женщины, и мужчины.

– Об этом мне ничего не известно, – она хлопнула в ладоши. – Ладно, Эмилия. Ваш ход.

Эмилия вытерла слезы и взяла себя в руки.

– Не могу себе представить, насколько это было унизительно.

– Все еще. Я все еще чувствую себя униженной. Представьте, все ваши знакомые увидели вас неглиже… Ну же, давай, Эмилия.

Девушка уже знала, какую историю хочет поведать.

– Я никогда в жизни никому об этом не рассказывала. Два года назад мы остановились в парижском отеле Le Meurice, один из любимых отелей моей мамы. Пока я ехала в лифте, я случайно испортила воздух в присутствии… эмм… Элтона Джона.

Все трое рассмеялись.

– Ты пукнула перед сэром Элтоном? – не удержалась Марго.

Эмилия кивнула.

– Мы были вдвоем. Я была совершенно взволнованна; я его фанатка.

– А кто нет? – уточнила Марго.

– Мы поздоровались на первом этаже, а потом ехали молча. Где-то на полпути я нечаянно и издала этот звук. Слава богу, хотя бы не воняло. Я была просто убита. А сэр Элтон был так добр, что попрощался, когда мы добрались до верхнего этажа. Это самое худшее, что когда-либо случалось со мной.

* * *

Когда Джоан позже высадила ее у дома, Эмилия сказала:

– Сегодняшняя ночь была самой чудесной в этом году. Спасибо, что позвали меня.

– Да нет, это вам с Марго спасибо, что пригласили меня. Я не могу дождаться следующего вторника!

– Я тоже!

Эмилия вошла в гостиную, где ее мать смотрела реалити-шоу. Кармен лежала на кушетке, одетая по обыкновению в шелковый халат и плотные носки, и пила мартини.

– Привет, милая. Ты поздно.

– Извини, там было так весело! Они действительно замечательные люди.

Девушка села рядом и сразу почувствовала запах джина в дыхании матери. Кармен явно переборщила с алкоголем. Конечно, она ела как птичка и очень мало весила, так что даже малейшее количество спиртного могло отправить ее на орбиту. Сейчас она смотрела куда-то в пространство.

– Мам, все хорошо?

– Да, просто немного перебрала.

– Тебе было весело с Эбби?

– Мы хорошо провели время. Было приятно наверстать упущенное.

– В следующий раз пойдем на курсы вместе? – Эмилия рассказала ей о Марго и Джоан.

– Может быть. Судя по всему, ты довольна.

Эмилия знала, что она, скорее всего, не придет. Кармен была очень общительна, но вместе с тем избирательна в своих знакомствах. Дочь понимала, что это издержки жизни знаменитости. Кармен не любила попадать в ситуации, когда люди так и липли к ней, изо всех сил стараясь завести дружбу. Эмилия не винила ее. Хотя, конечно, Марго и Джоан были далеко не охотницами за знакомствами. Но отказ мамы идти на курсы не огорчил бы ее. Если она и собиралась взять кого-то с собой, то предпочла бы Эбби. Мама может быть слишком напряжена.

Было неприятно, что Кармен даже не поинтересовалась, что делали женщины, что готовили, о чем говорили. Вместо этого она раскрыла объятия и сказала:

– Никак не привыкну к твоей прическе. Не волнуйся, они отрастут снова в мгновение ока. Ты все еще красива. Обнимашки?

Эмилия прильнула к матери.

26
Прощание с Ребеккой

Отис Тилл снова голосил вместе с койотами. Волнуясь перед МРТ, назначенным на следующее утро, он никак не мог заснуть. Поэтому стоял на четвереньках посреди виноградных лоз, раздетый догола, и выл изо всех сил. Это было чертовски хорошо!

Спустя некоторое время оделся и вернулся в дом. Сел в кресло, закрыл глаза. Странное чувство охватило его. Впервые с тех пор, как умерла Ребекка, ему захотелось лечь в их постель. Вернее, уже не в их, а в его кровать. Ее больше не было рядом. Это была уже не ее кровать.

Отис открыл дверь спальни. Он одевался там каждый день, но войти сейчас значило совсем другое. В обстановке он ничего не изменил. Письменный стол, где она обычно делала записи в дневнике, дверца шкафа, где вешала огромную коллекцию своих халатов, прикроватный столик, где хранила стопку дрянных любовных романов… Все воспоминания проросли в его сердце. Он посмотрел на кровать, на бежевое покрывало, белые подушки, голубое одеяло, подоткнутое по краям. Ребекка умерла пять лет назад, и он ни разу не спал там, даже не прилег. Он только менял простыни раз в несколько месяцев.

Отис прикрыл дверь и разделся. Сложил покрывало и аккуратно положил на стул рядом с кроватью, на тот же самый, где она обычно оставляла одежду для следующего дня. Откинул одеяло, обнажив абсолютно белые простыни. Отметил их шелковистость, вспомнил, как Ребекка была одержима идеей иметь красивое постельное белье. Отис забрался внутрь.

С новой силой нахлынули воспоминания. Он не знал, то ли погрузиться в них, то ли проигнорировать. Было ли нормальным думать о ее обнаженном теле, прильнувшем к нему? И хотя он не ощущал запахов, лежа здесь, он вспомнил, как пахла Ребекка. Она никогда не пользовалась духами. Это только замаскировало бы очень тонкий аромат, который Отис улавливал всякий раз, когда они прижимались друг к другу. Даже когда она потела, работая в саду, от нее пахло приятно. Это был ее запах, и он так любил его…

Они зачали своих детей в этой постели, вернувшись в Соному. Они так много плакали здесь же, когда умер их первый сын. Были месяцы, когда они не могли выбраться из этой кровати, почти заключенные в ней, барахтаясь в агонии и потере. Они занимались любовью в ночь перед тем, как ее машина упала в реку и она погибла вместе с их вторым сыном. В ту ночь Отис потерял все.

Сейчас у него все в порядке? Нет, нисколько. Этот чертов момент! Пора забыть о нем. Пора двигаться дальше. Иначе никогда не будет хорошо. Если он хочет освободить место для Джоан в своем сердце, он должен двигаться дальше. По крайней мере в этой жизни. Воспоминания останутся с ним навсегда. Нет ничего плохого в том, чтобы помнить о своей любви. Но Отис вцепился в нее мертвой хваткой – сжимал красными, окровавленными, закостеневшими пальцами, словно отпусти он ее – его жизнь закончится.

Все мысли улетучились, когда он наконец нашел место для Ребекки и Джоан в своем сердце, в своей жизни. И тогда он смог уснуть, и это был самый крепкий сон за много лет.

* * *

Утром Отис с удивлением обнаружил, что не хочет вставать с постели, и позволил себе еще немного подремать. Затем реальность МРТ отрезвила его, и все великолепие сна рассеялось.

Он пошел чистить зубы и заметил, что его правая рука дрожит. Отложив зубную щетку, схватил ее левой. Не очень хороший знак. Ничего подобного раньше не наблюдалось. Было ли это еще одним симптомом неизвестной болезни?

Он нашел Морган на кухне, стоящую у плиты над сковородой, в которой, шипя, жарился бекон.

– Доброе утро, красавица, – сказал Отис, целуя ее в лоб.

– Похоже, кто-то хорошо выспался ночью. Ты голоден?

– Всегда. – Отис сел на табурет у стойки. – Я бы сказал, что здесь изумительно пахнет, но я ничего не чувствую.

– Ты лег прошлой ночью в своей спальне?

– Да.

– Это что-то значит?

– Я понятия не имею. Хотя это было приятно.

– Ну да. Видишь ли, есть причина, по которой большинство людей в мире спят в кроватях. Кресло – для чтения и просмотра телевизора. А вот кровать и матрас – для сна.

– Я забыл, чего мне не хватало.

– Этот новый шаг имеет какое-то отношение к Джоан Тоби?

– Возможно.

Морган подняла глаза к небу.

– Я чувствую, что моя миссия выполнена и я наконец-то могу встретиться с Создателем. Я помогла тебе найти новую женщину и вывела тебя из этой ужасной депрессии.

– Учитывая мое везение, она может вернуться ко мне.

– Если будешь продолжать в том же духе, так и будет.

– Я говорю исходя из собственного опыта. Солнце не светит на меня очень долго.

– Тем больше причин им наслаждаться. – Морган поставила перед ним тарелку с беконом, яйцами и картофельным пюре и повторила: – Наслаждайся.

– А ты почему не ешь?

– Я не голодна.

– Ты приготовила все это для меня?

– Отис Тилл, почему тебе так трудно понять, что люди любят тебя? Я приготовила тебе завтрак, потому что люблю тебя и хочу заботиться о тебе. Ты много работаешь и заслуживаешь передышки.

– Ну, если бы мы были в Монтане, я бы просто женился на тебе.

– Ты не смог бы за мной угнаться.

– Теперь ты пересекла все границы, которые только можно пересечь.

– Ешь и отправляйся, – сказала она. – Разве прием назначен не на девять?

– Девять или десять, или около того.

– Нет, Отис. Сейчас девять часов. Не валяй дурака. Тебе этого не избежать.

– Я не люблю больницы.

– Найди мне кого-то, кто любит.

– Врачи. Медсестры. Фармацевтические компании. Застройщики.

Морган покачала головой.

– Ты настоящая заноза в заднице. Но я все равно тебя люблю.

Она мыла посуду, пока Отис ел, позволяя теплу и текстуре пищи стимулировать его воспоминания о том, каким восхитительным бывает завтрак.

– Чем будешь сегодня заниматься? – спросил он с набитым ртом.

– Я буду рисовать весь день, – решительно заявила она.

– Молодец. – Он проткнул красивый оранжевый желток, и тот залил картофель. – Значит, теперь, выполнив свой долг, ты вернешься в Монтану?

Она заговорила, перекрикивая звук бьющейся о тарелки воды:

– Все еще пытаешься избавиться от меня? Это меня обижает!

– Я просто шучу, Морган. Знаешь, если честно, мне нравится, что ты здесь. Если ты когда-нибудь захочешь продать свой дом, то можешь переехать сюда. Мне все равно нужен кто-то, кто позаботится обо мне.

– Заботиться о тебе? Я на двадцать лет старше!

– Тогда мы сможем позаботиться друг о друге.

Она выключила воду и повернулась к нему, опершись рукой о стойку.

– Прямо здесь и сейчас, после шестидесяти лет попыток, я пробила твердую скорлупу, обернутую вокруг моего маленького племянника. Ты просто красавчик, Отис. – Она подошла к столу и ущипнула его за щеку. – Все будет хорошо. Мы с тобой сделаны из прочного материала. Мы могли бы жить вечно.

Он кивнул, думая о своих дрожащих пальцах и о том, что, возможно, уже одной ногой стоит в могиле.

* * *

Выходя из больницы, Отис сорвал с руки белый браслет и сосредоточился на предстоящем дне с Джоан. Он не хотел быть занудой. Если сканирование покажет, что его дни сочтены, ему лучше напоследок оторваться по полной.

Проезжая по мосту к дому Джоан, он твердил себе, что не будет думать о том, что может случиться. Он вообще не хотел зацикливаться на себе. Он хотел сосредоточиться на ней. Если ему суждено уйти, он хотел упиваться каждым мгновением, проведенным с ней.

Умереть – это нормально. Где-то там его ждала Ребекка. Он не знал, как это сейчас интерпретирует наука или религия, но был уверен, что их воссоединение состоится.

Однако время еще не пришло. Их пути с Джоан пересеклись не просто так, и он намеревался еще немного побыть рядом с ней и любить ее так, как она того заслуживает.

Она встретила его в дверях крепкими объятиями, которые согрели ему сердце.

– Это было страшно?

– Нет.

– Ты боишься?

Отис не ответил. Просто не знал, как объяснить, что да, он боится умереть, потому что не хочет ее потерять, и в то же время нет – не боится, потому что там он встретится с Ребеккой.

Джоан взяла его за руку.

– Почему бы нам не пообедать и не поговорить об этом?

– Именно поэтому ты мне и нравишься, Джоан Тоби. Это то, что мне нужно.

Они сидели в патио «Энтони»[74]74
  Компания в США (англ. Anthony’s patio) – дизайн и строительство патио.


[Закрыть], пили вино и без умолку болтали. Отис почти не думал о результатах МРТ и изо всех сил старался не поддаваться беспокойству. Он купался в лучах красоты Джоан, наслаждаясь ее присутствием. Все еще не веря, что снова смог полюбить.

* * *

Он нашел ее лежащей лицом вниз на ковре в гостиной среди красок и кистей. Падая, она опрокинула мольберт. Палитра отлетела и окрасила часть ковра в радужные цвета.

Отис подбежал к ней и опустился на колени. Прижался щекой к ее губам, пытаясь почувствовать ее дыхание. Приложил руку к ее сердцу и какое-то время тщетно пытался нащупать пульс. Потом горько заплакал.

– Почему ты меня бросаешь? – сквозь слезы говорил он. – Куда ты уходишь, Морган? Вернись ко мне.

Он вытащил из кармана телефон и набрал 911. Потом сел на пол, положил ее голову к себе на колени и гладил, пока не приехала скорая.

Когда ее увезли, Отис поднял мольберт и краски. И только тогда заметил, над чем она работала. Это то, что он будет хранить вечно.

На картине обнаженный Отис стоял на четвереньках в своем винограднике. Полная луна и яркие звезды освещали его. Он просто выл.