Текст книги "Красная гора"

43
Буря закончилась, верно?

Марго каждый день выходила с Филиппом на пробежку, рассчитывая встретить Джейка. Хотя она получила огромное удовольствие от того вечера – фактически это был один из лучших сексуальных моментов в ее жизни, – она не могла наслаждаться воспоминаниями из-за чувства вины. Конечно, это было ошибкой, потому что он женат, и она отчаянно надеялась, что Кармен ничего не известно. Но гораздо больше ее беспокоили Джаспер и Эмилия. Если они узнают о случившемся, то, вероятно, будут потрясены.

Она бы позвонила Джейку, чтобы поговорить, но понимала, что у него и без этого хватает забот. Предательство Кармен и Эбби, проблемы Эмилии с Джо Мэсси – она знала, что он тонет в печали.

На десятый день женщина наконец увидела его совершенную фигуру. Он бежал по Сансет-Роуд почти как спринтер. Марго двигалась гораздо медленнее, хотя и чувствовала себя легче, и колени стали крепче. Он быстро нагнал их с Филиппом и замедлил шаг возле них.

Джейк наклонился, втягивая в себя октябрьский воздух. Он был без рубашки, потный, в очень коротких желтых шортах и новеньких кроссовках. Они улыбнулись друг другу, и она спросила:

– Ты готовишься к чему-то?

– Вовсе нет. Я просто нахожу это гораздо более здоровым механизмом преодоления, чем большое количество вина. – Он потрепал Филиппа за шею.

Она для приличия поинтересовалась здоровьем членов его семьи и перешла к волнующему ее вопросу:

– Мы должны поговорить о том, что произошло.

Он кивнул, вытягивая левую ногу назад, чтобы размяться.

– Не знаю, простишь ли ты меня за то, что я так поступил. Заявился к тебе пьяный…

– Тебе ни в коем случае не нужно извиняться! Произошло то, что произошло. Это было весело! Даже слишком весело. Но очень важно, чтобы мы оставили это в прошлом. Меня мучает чувство вины. Гора видела достаточно неприятностей за последнее время. Настало время кому-то подняться и стать образцом для подражания.

– Чудесная была ночь, правда? Я просто обязан это сказать. Я ни секунды не жалел о случившемся. Ты – нечто особенное. – Он глубоко вздохнул. – Но, безусловно, ты права. Эта Гора видела достаточно.

– Ты рассказал Кармен?

– Да. Мне пришлось это сделать.

Марго подозревала, что Джейк так поступит; он был именно таким парнем.

– Она, наверное, готова убить меня.

– Нет, вовсе нет. Она нисколько тебя не винит. Ведь это я притащился к твоей двери. Ты не сделала ничего плохого.

И все же Марго определенно боялась Кармен. Эта женщина была не из тех, кого ты хотел бы иметь в качестве врага.

– Ты ведь не скажешь Эмилии, правда?

– Нет, конечно. Ее это не касается. Нам пора двигаться дальше. Буря закончилась. Мы сейчас должны заботиться друг о друге.

– Ну что ж, – сказала она, – я рада, что мы с этим разобрались. Джаспер говорит, вы начинаете запись в пятницу.

– Думаю, мы готовы к этому. Мне давно не было так хорошо.

– Он очень взволнован.

– Он собирается взорваться на сцене. Ты ведь это знаешь, правда?

Марго кивнула:

– Я давно это знаю. – Она осторожно потянула Филиппа за поводок и двинулась дальше. – Еще увидимся, Джейк.

– До скорой встречи, – помахал он в ответ.

44
Праздники и дурные предчувствия

В День Благодарения в Восточном Вашингтоне сияло голубое небо, воздух был свеж, чист и прозрачен. Прекрасный осенний день, хотя все понимали, что до холодов уже недалеко. Скоро нельзя будет, надев свитер и шляпу, отправиться на прогулку по виноградникам или на вершину Баджера и Красной горы. Наступающая зима принесет с собой погоду, которая заставит вас сидеть у камина, смотреть в окно на снегопад, читать книги и наблюдать за морскими ястребами. И так вплоть до февраля, когда температура снова достигнет отметки в шестьдесят градусов.

Сегодня определенно стоял один из последних погожих дней в году, и Отис действительно был благодарен в День Благодарения. Он провел ночь с Джоан, они пили кофе и смотрели, как течет река Колумбия. Прошло уже шесть недель с тех пор, как доктор сказал ему о неоперабельной аневризме. Его мысли все еще были в полном беспорядке, а рука все еще дрожала, но за эти недели произошла глубокая метаморфоза, и теперь ничто не говорило о возможной капитуляции. Он в точности следовал инструкциям Джоан, меняя свои привычки в еде, упражняясь, медитируя, визуализируя. И он делал это не потому, что она нависала над ним, словно сержант на строевом плацу. Нет, она просто поставила его на тропинку и отошла. Она возложила всю ответственность на него самого, как и должно быть. Большинство ночей они проводили вместе. Иногда они менялись ролями, и тогда Джоан многое узнавала о виноделии, помогая Элайдже в лаборатории и делая все возможное, чтобы стать частью процесса. Отис научил ее распознавать оттенки вкуса и недостатки, а также важный аспект понимания вина – контекстуальный.

Что же касается попыток вернуть к жизни собственные ощущения, Отис придерживался практики, которой его обучила Джоан. Практически каждый день он находил в себе мужество, надеялся и верил, что, если будет продолжать в том же духе, то, возможно, снова почувствует запах и вкус. Практически каждый день, иногда по нескольку раз, он садился или ложился и посещал свой мозг, пытаясь зажечь нейроны, работая над положительной нейропластичностью, позволяя своему мозгу исцелиться. В этом был смысл. Прислушиваться к своему телу. Есть здоровую пищу. Делать упражнения. Не курить трубку. Найти немного покоя и присутствия. И подготовить мозг к перестройке нейронов, которые, как он надеялся, однажды вернут ему утерянные чувства.

В другие дни он так злился, что ругался, кричал, бил кулаками по стенам и устраивал истерики. Кем, черт возьми, он себя возомнил, пытаясь изменить свой мозг, излечить эту аневризму?! Но он все равно не сдавался. В нем было достаточно веры, чтобы продолжать двигаться вперед.

Он не стал рассказывать доктору о методах Джоан. Не потому, что не верил в них, а потому что не хотел, чтобы врач сказал ему, что его возлюбленная – сумасшедшая.

Потому что знал – это не так. Джоан Тоби была шаманкой, Чудо-женщиной, мистиком, который мог глубоко проникать в человеческие души, целителем, который помогал людям, когда большинство опускало руки.

Вот и сейчас она, одетая в халат, потягивает кофе, скрашивая его утро, даже не сказав ни слова. Интересно, что творится в ее голове? Но на самом деле он знал. Она вообще ни о чем не думала. Она просто существовала. Она много ему рассказывала об этом.

Она как никто умела увидеть красоту жизни. В любой момент она могла сказать: «Ты чувствуешь этот запах?» или: «Ты слышишь это?» или: «Ты видишь это?». Встретив во время прогулки незнакомую собаку, она будет совершенно очарована. И будет рассматривать ее бесконечно. Или сорвет цветок – и не выпускает из рук в течение часа. Она находила волшебство в самых незначительных вещах: в звоне колокольчиков на веранде, качающихся на ветру, в очертаниях облаков, в сиянии утра.

Несмотря на ее наставничество, Отис еще не овладел искусством просто быть. Он старался, и ему нравилось стремление к покою, но его разум был так же активен, как и его ульи. Он столько лет совмещал кучу проектов, что привык к многозадачности: что он должен сделать днем, что забыл купить в магазине, какие незаконченные дела есть на ферме, как его ви́на продаются в Сиэтле, и так далее, и тому подобное.

Но время от времени он мельком видел, где ему хочется быть. Это случалось всего несколько раз за последний месяц: он сидел на полу, закрыв глаза, положив руки на колени, и находил какое-то место в своем беспокойном мире. Ему было так уютно в тишине, что казалось, он мог бы остаться там навсегда. Именно эти проблески давали ему силы верить. Она открыла ему дверь в духовность, показав, что магия этого мира заключается в том, чтобы дышать, оживать и быть в настоящем моменте, когда каждая клеточка тела сияет и светится.

Если бы прежний Отис мог сейчас услышать его мысли! Этот курильщик, загруженный делами, этот пожиратель бекона влепил бы ему оплеуху.

Он хотел что-то сказать Джоан, но не стал. Разве нужны слова в этот прекрасный День Благодарения? Ему действительно было за что благодарить судьбу. Конечно, он мог умереть, но он нашел Джоан и снова почувствовал вкус юности. Нелепая мысль пришла ему в голову, и он отогнал ее прочь. Но она оказалась навязчивой. Как насчет того, чтобы провести остаток дня в тишине? Почему бы нет? Они собирались на обед к Марго Пирс. Но это не повод передумать. Молчание во время празднества тоже может быть приятным. Конечно, немного странно, но, в конце концов, это же Красная гора. Может быть, и другие решат присоединиться.

Он нацарапал пару строк на клочке бумаги, который нашел в ящике стола, и протянул ей. «Давай проведем весь день, не говоря ни слова. Это может быть наш способ сказать спасибо Вселенной».

Она быстро прочла и коротко рассмеялась. По выражению лица он понял, что идея ей понравилась. Джоан вполне могло прийти в голову нечто подобное. Она посмотрела на него, положила левую руку на сердце, а пальцы правой руки поднесла к губам. Он сделал то же самое и послал ей воздушный поцелуй. Она поймала его и сунула в карман.

«Я не нарушу своей клятвы ни за что на свете. Это мой подарок тебе», – написал Отис.

Так начался их день молчания. Откуда им было знать, что произойдет дальше?

* * *

Кое-какие дела по хозяйству вынудили Отиса написать Джоан, что он должен сбегать домой и проведать животных.

Хотя ему и хотелось, он не стал оставлять соседскую собаку. Утром он решил, что ему не нужны неприятности с Генри. Вы не можете просто так взять и присвоить себе чужую собаку. Поэтому на следующий день Тилл привел Коди обратно и застал Дэвидсона за рубкой дров. Сосед лишь бросил на него недобрый взгляд, поскольку боялся схлопотать еще. Отис повторно пригрозил, что, если увидит, как тот бьет Коди, это будет в последний раз. В ответ Генри велел ему убираться с его участка. Вражда не закончилась.

Сегодня Отис должен был кормить Джонатана, кур и овец. Овцы объели большую часть травы на пастбище, и, так как она не росла в это время года, он начал добавлять в их рацион сено. По дороге мужчина заехал в местный супермаркет «Йок», чтобы купить кое-что для праздничного ужина. Если бы только тетя Морган могла видеть его сейчас, идущего к кассе с кучей швейцарского мангольда и коробкой тофу! Когда дама, пробившая покупки, сказала: «С Днем Благодарения!», он улыбнулся и приложил палец к губам, а руку к сердцу.

У соседского дома стояло несколько машин. Отис предположил, что к Генри приехали друзья. Что за лига идиотов! Бедняга Коди снова был прикован цепью. Отис свернул на подъездную дорожку и помчался вниз по склону. Сначала он зашел в курятник, потом направился к овцам. Они прибежали всем стадом, когда он перекинул через забор охапку сена. Тилл опустился на колени и погладил Джонатана. Пес быстро перекатился на спину, требуя еще больше любви и ласки. Когда животные насытились, Отис отправился на винодельню. Он намеревался взять несколько образцов из нового урожая в дом Марго.

Как только мужчина вошел в переднюю часть дегустационного зала, стало видно, что стеклянная дверь разбита и распахнута. Преступления были редкостью на Красной Горе, настолько, что большинство жителей попросту не запирали свои двери. Однако сам дегустационный зал остался нетронутым, и в задней части бара не пропало ни одной бутылки.

Хозяин, заледеневший от нехорошего предчувствия, спустился в подвал и включил верхний свет. Весь бетонный пол был залит вином, которое непрерывным потоком устремлялось к стоку в центре. Тилл мгновенно почувствовал боль в груди и, еще не до конца сознавая невосполнимость потери, огляделся по сторонам. Кто-то уничтожил весь его урожай. Они опрокидывали амфоры, стоявшие вдоль западной стены. Били кувалдой по тем, которые были слишком тяжелы, чтобы сдвинуть, и остатки вина медленно сочились из трещин. Они перевернули все бочки, и они, пустые, лежали на полу, как павшие солдаты. Рычаги на бункерах для брожения были открыты. Боль стала нестерпимой, спина запульсировала, и Отис принялся хватать ртом воздух.

Превозмогая себя, он бросился к ближайшей емкости. Резиновая пробка была выдернута. Он откатил бочку на пару дюймов; она была почти пуста. Пробки валялись по всему полу. Он выровнял остальные, из которых все еще медленно вытекала жидкость, а затем пошел к бункерам для брожения. Чувствуя жжение в спине, он поднял их, стараясь сохранить последние капли. Но стало ясно – он потерял почти все.

Новая волна боли в спине швырнула его на пол, колени ударились о бетон. Его брюки мгновенно пропитались вином. И еще одна острая боль пронзила его, когда он заплакал.

Его мир погрузился во тьму.

45
Брат по оружию

Брукс и Шей провели утро Дня Благодарения, катаясь на мотоциклах до реки Колумбия и обратно. Для езды было холодно, но наступающая зима не оставляла им выбора: возможно, это была одна из последних поездок в нынешнем году. На обратном пути они остановились возле «Коноко»[92]92
  Американская нефтяная компания.


[Закрыть] у подножия холма, чтобы заправиться.

– Давай съездим к Отису, – предложил Брукс. – Я бы хотел проверить, как он там. Ты не против?

Шей снял шлем.

– Конечно же нет!

Они заправились, выпили минералки и поднялись на холм. Остановились на подъездной дорожке, приткнув мотоциклы рядом с автомобилем Отиса. Проверив дом, пошли к винодельне.

Добравшись до дегустационного зала и увидев битое стекло и распахнутую дверь, Брукс вбежал внутрь с криком:

– Отис! Ты здесь?

Шей поспешил за ним. Услышав какой-то звук, братья бросились в подвал. Увидели учиненный разгром и человека на полу: Отис лежал на спине в луже вина.

Брукс грохнулся на колени рядом со своим наставником и дотронулся до его руки.

– Эй, ты как?

Отис с трудом открыл глаза.

– Кто это сделал?

Тилл только покачал головой и положил ладонь на грудь.

– Ты можешь встать? – Брукс протянул руку.

Они подняли его и усадили на одну из опрокинутых бочек.

– Кто это сделал?

Отис поморщился и промолчал. Но Брукс знал о его ссоре с Генри.

– Это был твой сосед?

В ответ он только покачал головой.

– Ты можешь говорить? Дай мне хоть что-нибудь, за что я мог бы зацепиться!

Отис сунул руку в карман рубашки, вытащил записную книжку и нацарапал: «Я не могу говорить. Я дал обещание Джоан».

– Что за ерунда?! Это серьезное дело. Кто это сделал?

«Не знаю!»

Брукс почувствовал, как в нем закипает ярость.

– Я иду к нему. Мы оба знаем, что это был Генри.

– Я с тобой, – сказал Шей.

И, прежде чем Отис успел написать следующую записку, они ринулись прочь из подвала. Бейкер чувствовал, как напряглись его кулаки. Этот винтаж значил для Тилла все! Они занимались этим вином каждый день, месяц за месяцем, черт возьми, целый год! Как кто-то может быть настолько бессердечным?!

– Не могу в это поверить, – процедил Брукс, когда они с братом переходили на соседскую территорию.

Собака Генри залаяла и дернулась на цепи. Они миновали конуру, недостроенный сарай, груды камней, кладбище игрушек и направились к входной двери. Брукс постучал, чувствуя себя боксером, ожидающим гонга.

Генри, одетый в тот же комбинезон «Кархарт», который он носил каждый день, вышел, немного покачиваясь, с банкой «Будвайзера» в руке. Из дома доносились звуки праздничной вечеринки – смех, рок-н-ролл шестидесятых.

– Чем я могу вам помочь? – спросил мужчина, демонстрируя отсутствующий спереди зуб.

– Ты уничтожил вино Отиса?

Генри посмотрел ему прямо в глаза и зло усмехнулся. Его речь была уверенной и пьяной одновременно.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Этой гадкой усмешки Бруксу было достаточно. Он бросился на Генри и повалил его на пол.

– Гребаный ублюдок! – крикнул он, вмазав ему кулаком по лицу. Нос Генри хрустнул, брызнула кровь, и он завизжал от боли.

Из соседней комнаты выскочило двое мужчин, готовых к потасовке. Они бросились оттаскивать Брукса от Генри. Шей прыгнул на них и сбил обоих с ног. Генри и Брукс колошматили друг друга, Шей не отставал. Это была классическая уличная драка, из тех, где острые углы и тяжелые предметы бывают очень кстати и где нет никаких правил. Брукс остановился было, когда нанес первый удар, но прежний азарт быстро вернулся, и братья устроили адскую бойню.

Примерно в то время, когда все они истекали кровью, тяжело дышали и почти теряли сознание, откуда ни возьмись появилась женщина с пистолетом в руке.

– Эй! – крикнула она. – Черт возьми, вы что творите?!

Мужчины продолжали биться, несмотря на то что силы были на исходе. Она взвела курок и направила ствол в висок Брукса.

– Еще раз тронешь моего мужа, и я выстрелю!

Бой мгновенно прекратился. Брукс отпустил Генри. Шей в изнеможении перевернулся на бок и сплюнул кровь на пол. На женщине был фартук с нарисованным бикини. Ее собственное тело было не настолько стройным. У нее был такой вид, словно она провела на земле сорок лет, не выпуская сигарету изо рта и стакан из рук, при этом не имела понятия о существовании спортзала и избегала выходить на улицу. Она велела одному из мужчин встать и вызвать полицию. Он повиновался, поскольку она явно была из тех женщин, с которыми лучше не спорить.

Брукс поднялся с пола и сказал даме:

– Твой муж спустил в канализацию все запасы вина моего друга.

– Откуда, черт возьми, ты это знаешь? – спросила она, направляя пистолет ему в грудь.

– Я просто знаю это, черт возьми!

– Вы вторглись на чужую территорию. Копы уже в пути. Тащите свои задницы во двор, мы их там подождем.

Ее муж наконец встал, и Брукс увидел, что он здорово побит. Из носа Генри хлестала кровь, а из глаз слезы. Прихрамывая, он доковылял до жены и забрал пистолет. Он направил его на братьев, слизывая кровь с верхней губы.

– Вы ее слышали. Выметайтесь во двор. Пусть копы с вами разбираются. Вам очень повезло, что вы не валяетесь сейчас с пробитыми бошками, сукины дети.

Брукс и Шей подчинились приказу Генри, вышли наружу и уселись на землю. Они не собирались даже пытаться сбежать от маньяка, готового на все.

* * *

Брукса и Шея раздели, обыскали, заставили надеть оранжевые комбинезоны и кроссовки на липучках, а затем посадили в камеру тюрьмы округа Бентон в Кенневике, в двадцати пяти минутах езды от Красной горы. Пятно чего-то похожего на дерьмо располосовало некогда белую стену рядом с туалетом. Брукс сидел у противоположной стены, а Шей лежал на нижней койке на тонком, как бумага, матрасе, положив голову на твердую, как камень, подушку. Его ноги были скрещены, как будто он не мог расслабиться.

– Ты сидел два года? – спросил Брукс.

– Два года и три дня. Но это же изолятор. Отличается от тюрьмы.

Брукс кивнул. Он это знал. Его никогда не арестовывали, но он знал множество людей, попавших за решетку.

– Папа говорил, что ты угнал машину.

– Да. Именно за это меня и взяли, – улыбнулся Шей.

– Какого черта ты это сделал?

– Не я. Моя подружка. Я просто отсидел срок.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты когда-нибудь был так влюблен, что сделал бы для нее все, что угодно?

– Да. – Перед Бруксом на мгновение возникло лицо Эбби.

– Ее звали Джулия. Джулия Лэм. Сногсшибательная штучка. Вьющиеся каштановые волосы, красивые брови. Настоящая женщина с широкими крутыми бедрами. Настоящее наказание. Блин, она умела меня разозлить! Она ни за что не позволила бы мне выйти сухим из воды. «Перестань жевать с открытым ртом, поднимай свою задницу, перестань поднимать сиденье» и тому подобное дерьмо. Но все-таки между нами было пламя, какое встречается раз в жизни. Мы срывали друг с друга одежду и целыми днями занимались любовью. Мы могли бы валяться в постели все эти чертовы выходные и веселиться. Джулия, сука, Лэм!

– Твой типаж. Хочешь сказать, что оба угоняли машину?

– Она угнала машину. Джулия работала официанткой в баре в центре Альбукерке. Сказала, что какой-то парень не оставил чаевых после того, как заставил ее пройти через ад, говорил ей всякую чушь, ну, знаешь, приставал к ней. Он провел полночи, болтая о своем новом «Мустанге», сверкая ключами, хвастаясь всем, какой он быстрый. Неделю спустя она случайно наткнулась на эту машинку по дороге на работу и решила, что будет неплохо одолжить его драгоценный автомобиль. Ее отец был угонщиком, так что это было у нее в крови, я думаю. Он научил ее, как открыть дверь, взломать противоугонку и что сделать с замком зажигания, чтобы двигатель завелся без ключа.

– А где был ты?

– Дома смотрел «Golden Girls» или еще какую-нибудь ерунду. Готовился к экзаменам по химии. Я не помню. Только не с ней. Она приехала на «Мустанге» далеко за полночь. Я спал. Она забралась под одеяло, не разбудив меня. Я узнал о ее новой игрушке только на следующий день. Я сказал ей, что мы должны вернуть автомобиль, потому что не хочу, чтобы ее арестовали. Джулия предложила прокатиться напоследок. Мы так и сделали. Копы взяли нас на шоссе через двадцать минут. Ее уже задерживали за употребление кокаина, так что она отсидела некоторое время. Ей пришлось бы совсем плохо, поэтому я взял вину на себя. Сказал копам, что это сделал я.

– Ты говорил об этом отцу?

– Черт, чувак. В тюрьме все невиновны! Разве не так?

Брукс кивнул, понимая, что он прав.

– Она просто позволила тебе отсидеть срок?

– Джулия хотела признаться, но я ей не позволил. Пару раз она навещала меня в тюрьме. Потом влюбилась в торговца мебелью и переехала на Аляску, а я вышел с судимостью, у меня не было женщины, к которой можно вернуться, и мне некуда было идти.

– Ты должен рассказать все отцу.

– Какое это имеет значение? Угнал машину, не угонял машину… Папа отрекся от меня в тот же день, когда они узнали о случившемся. Мама как послушная жена встала на его сторону. Они отказались от меня. Да, приходили навестить, но отказались от меня. Мне потребовалось много лет, чтобы разобраться с этим.

– По-моему, с папой все нормально. Но у него не может не быть того, что мы считаем недостатками: наш дед был жестким парнем, ты же знаешь это поколение. Прощение не пришло так уж легко. От тебя ждут, что теперь и ты сделаешь свой шаг.

– Конечно, но сейчас не античные времена, и никто не избавляется от проблемных детей, как в древней Спарте.

– Дай ему передохнуть. Держу пари, он просто подавлен, что отдал меня и отказался от тебя. Если бы он поступил наоборот, жить ему было бы куда проще.

Шей не смог сдержать улыбки:

– Может, ты и прав. Он отдал не того ребенка, верно?

– Ну, в те времена я его не знал, а сейчас он в порядке. Вот что я тебе скажу: он счастлив быть с нами обоими. Может быть, он изменился?

– Мы оба изменились. Я пытаюсь все забыть. Сейчас он стал лучше. – Шей пожал плечами. – А что ты скажешь?

– Он – все, что у нас есть. Это уж точно. Интересно, что творится в голове у нашей мамы?

Шей вздохнул:

– Держу пари, она тоже думает, что отдала не того ребенка. Если бы она оставила тебя, у нее был бы знаменитый винодел. Но вместо этого она получила преступника. Черт, да я просто-таки уверен: именно поэтому она и не хочет встречаться!

– Эй, я буду готов пожертвовать собой в борьбе с абортами. Я не всегда так думал, но сегодня я это говорю с уверенностью. Даже несмотря на хреновую ситуацию с Эбби. У меня в жизни все хорошо. Внезапно заполучить семью оказалось приятно. Ты даже не представляешь.

– Я вроде как знаю, чувак. Я не был один все время. Это действительно приятно.

– Нам нужно позвать сюда маму.

– Как мы это сделаем?

– Купим ей билет.

Они болтали еще час. Брукс находил удивительным, что тюремное заключение может объединять. Когда кончаются темы для разговора, ты просто углубляешься в свою жизнь, выплескивая все наружу. Еда, конечно, отвратительная, но тюрьма намного дешевле, чем семейный психотерапевт.

Наконец двери распахнулись, и помощник шерифа рявкнул:

– Вы двое, убирайтесь отсюда!

– Я удивлен, что он вытащил нас обоих, – сказал Брукс. – Думал, что он ненадолго оставит тебя здесь.

– Ну да, ты же его любимчик.

Брукс похлопал Шея по спине.

– Один из нас должен им быть!

Им вернули вещи и проводили в вестибюль, где сидел Чарльз и читал газету. Он опустил ее и спросил Брукса:

– Шей показал тебе, что к чему?

– Пошел ты, папочка!

– Да ладно тебе. Что за День Благодарения без того, чтобы вызволять семью из тюрьмы? Расслабьтесь. – Он встал и направился к двери. – Пойдемте есть индейку, ребята.