Текст книги "Психология социального отчуждения"

Глава 3. Социогенез и отчуждение

Детство в тягость человеку.

Ж.П. Сартр

Во взрослую жизнь человек приходит с уже готовыми или хотя бы ясно наметившимися комплексами. В дальнейшем, идя дорогой успехов и побед, он скрашивает остроту огорчений от детских неудач (или, напротив, идя дорогой поражений, усугубляет их), но не изживает ни при каких условиях. В глубине души даже самые удачливые из нас остаются в чем-то аутсайдерами, отщепенцами или изгоями. Во всяком случае, мне в профессиональном и общечеловеческом опыте счастливчики с безоблачным отношением к себе среди нормальных людей не попадались. И это понятно; ведь каждый день ребенку приходится строить отношения с неумными, невротичными или легкомысленными родителями, которые погрязли в собственных комплексах, и приноравливаться к учителям, каждый из которых норовит воспитывать на свой манер. Всех ситуаций не перечислишь, каждый несчастлив по-своему, но некоторые тенденции наметить можно. Мы в своем изложении взяли за основу три варианта.

Педагогическая депривация

Педагогическая депривация – воспитательная ситуация, исходящая из установки «ребенок существует для того, чтобы соответствовать ожиданиям взрослых, и обязан слушаться их при любых обстоятельствах». «Грубо забитым» – по П. Лесгафту – детям приходится развиваться в обстановке, когда естественные потребности растущей личности игнорируются ради более или менее надуманной схемы воспитания во имя отвлеченных целей. Типичный пример такого похода – истолкование тезиса Л. Выготского о том, что обучение должно опережать развитие.

Ученику нужно ставить досягаемую по его способностям задачу и будить интерес к ее решению. Если вращаться в кругу известного (драма одаренных детей в обычной школе), теряется интерес к происходящему. Если требовать непонятного – наталкиваешься на слепое сопротивление. Это азбука педагогики. Но советская школа не была бы сама собой, если бы действовала разумно (речь не идет о конкретных учителях, которые все понимают правильно, а системе образования в целом). Так что лозунги «все, что дается ребенку методически правильно, должно быть усвоено», «задача подготовки педагога – грамотно доносить до учеников положенный материал» жили вполне официально до самой перестройки. Более того, уже в 2001 г., когда система образования находилась в жесточайшем кризисе, переходя от социоцентрической педагогики к личностно ориентированной, на Всероссийской конференции по школьной адаптации никто не удивился заявлению: «Под школьной дезадаптацией мы понимаем несоответствие социального, психологического и психофизиологического статуса ребенка условиям и требованиям школьного обучения».

К сожалению, самоуверенность учителей, выбирающих стандарты и штампы, угнетающие детство, многими родителями воспринимается некритично. Принуждение к тому, «что положено» блокирует развитие личности и вынуждает детей защищаться.

В младенчестве депривация выглядит, как перегрузка самостоятельностью, для которой нет ни сил, ни интересов. «Ребенок должен уметь сам справляться со своими страхами», «проревется – успокоится» – подобные рецепты, когда дети просто устают и засыпают, а не делают выводы и меняют манеру поведения, далеко не редкость в обыденной жизни родителей, склонных доверять предрассудкам вообще и педагогическим в частности. Холодный тон общения обкрадывает эмпатийность характера.

В дошкольные годы детям часто навязывают школьные стандарты поведения, для усвоения которых может быть и есть интеллектуальные предпосылки, но когнитивная ситуация в целом еще не созрела. История нашей страны знает период бездумного подражания Западу, когда, минуя все этапы предварительной подготовки (учебники с картинками, тетради с рисунками, игры развивающие), шестилеток просто взяли и отдали в казарму начальных классов, Теперь никто не вспоминает, чем такие эксперименты обернулись для самих детей, а те в свою очередь забыли (что бы мы делали, если бы детские годы не пропадали из памяти?) свои огорчения, но профессиональное сообщество твердо уяснило себе, что одна способность понять задание не означает готовность к школе. Отвращение к системе как насильнице можно заложить задолго до того, как человек начнет задавать себе соответствующие вопросы.

В младшем школьном возрасте педагогическая дискриминация нередко задается самой манерой использования коллективистических ориентаций. Ведь учитель в глазах учащихся остается прямым и непосредственным лидером, так что если он использует систему как средство подчинения, то заложить основы психологии раба, для которого высокие слова не более, чем плеть в руках хозяина, очень даже просто. Недаром одним из первых шагов в направлении защиты прав детства перестроившегося СССР был запрет на вовлечение детей в политические организации и движения. Если же родители склонны безоговорочно доверять школе, где такие методы в порядке вещей, риск отчуждения от того, что в последующем должно стать ядром личности, многократно возрастает. Именно сейчас психология аутсайдера может начать свое формирование.

В отроческом возрасте, когда от давления системы можно улизнуть в семью и среду, начинается время протестных реакций по типу экологической ниши. Те, кто может уйти в семейную сферу, становятся домоседами, благо, виртуальный мир открывает им доселе неведомые перспективы. А затем, если привычки и навыки принадлежать семье укореняются, человек становится (в зависимости от иных свойств и качеств личности) мещанином по духу, тираном близких, паразитом и т. п. Те, кто уходит в среду (семья как социальный гарант не годится), примыкают к «уличному племени» в разных вариантах детской безнадзорности. Привычки и навыки существования вне системы закладывают причины, по которым в последующие годы человек может захотеть отказаться переносить принятые нормы во внутренние смыслы поведения (захотеть стать отщепенцем).

В подростковом возрасте нестыковка воспитательной ситуации с потребностями просыпающейся личности зависит от так называемой педагогической неконгруэнтности. Например, тот, кто уже созрел для личностно ориентированной самостоятельности, попадает в условия жестко организованного коллективизма (военное училище) или туда, где властвует средовые традиции (профессиональное училище). Нормальные для того круга сверстников отношения покажутся унизительными. В истории СССР было время, когда в профессионально-технические училища стали направлять основную массу старшеклассников. Вспыхнули конфликты, когда учащиеся возмутились манерами мастеров производственного обучения, а те объясняли, что этим (нецензурной манерой выражаться) она – дело было в училище для портних – хотела показать, что «все мы тут заодно, все свои и не будем стесняться». Или напротив, не достигнув в личностном развитии соответствующего уровня, подросток получает столько доверия, что не может с ним справиться и видит лишь возможность разнузданности. Будучи выставлен за дверь, он искренне недоумевает, чем он хуже других. Так что сейчас могут появиться переживания человека, оказавшегося некстати в чуждой среде, – враждебное отношение аутсайдера к культуре, отказавшейся считаться с его притязаниями.

Аутсайдеры – те, кто включился в состязание, но утратил надежду занять достойное место. Они переживают свою неудачливость по-разному, в зависимости от того, какое значение имеют в жизни человека аффилиативная потребность к отождествлению и страх когнитивного диссонанса. Если в таком положении оказывается взрослый человек, попавший под удар судьбы, его ощущение неудачника чаще всего не выходит за рамки обыкновенного пессимизма. Если с детства социально-педагогическая депривация вынуждает ребенка с ограниченными возможностями признавать свою никчемность перед лицом системы и семьи, его «Я-образ» формируется не так, как этого ждут взрослые. Любой успех кажется ему случайной удачей, зависящей от благоприятного стечения обстоятельств, а поражение – логичным следствием своей несостоятельности (по Э. Хекхаузену). Под влиянием депривации естественного стремления к достойной оценке своих положительных стремлений личность осваивает разные защитные варианты. Их можно рассматривать как индивидуальный выбор, зависящий от склада характера или как последовательную смену простых на более сложные (ступени вниз по лестнице), есть разные мнения. Со своей стороны мы не предлагаем описания вариантов как таковых, предлагая читателю самому решить, в какой мере они связаны между собой причинно-следственной закономерностью.

Компенсаторно-защитный вариант психологической защиты встречается в повседневной жизни каждый день. Это нормальная реакция того, чьи возможности не дают оснований надеяться быть принятым за своего (недостает ума, воображения, вкуса, воспитания, мужества) при достаточно выраженных аффилиативной потребности и страхе когнитивного диссонанса. Человек старается освободиться от фрустрационного напряжения, приноравливаясь к обстоятельствам «в обход» основных требований. Уступчивость, готовность выполнять неблагодарные обязанности, скромность запросов создают у окружающих иллюзию легкого характера, альтруизма и личной привязанности. В несознаваемом (как правило) противостоянии между взаимно зависимыми людьми каждый хочет загнать другого в уступчиво-компенсаторное состояние и редко задумывается над тем, что это если и нормально, то неестественно. Со своей стороны те, кто приноравливается, чаще всего не осознают притворства в своей позиции. Конформизм перекрывается искренностью аффилиативного стремления. Недаром те, кто преодолел трудности периода адаптации и вернулся к конструктивной жизненной позиции, не чувствуют признательности к тем, кто поддержал их в трудную минуту. Порою стремление быть принятым при отсутствии достаточных оснований предстает в воображении человека как готовность жертвовать во имя любви (люди с низким социальным статусом больше склонны к увлечениям на этой почве и столь же быстрым разочарованиям). Зачастую фрустрационное напряжение аутсайдера дает о себе знать психосоматическими расстройствами: аллергическая чувствительность, расстройства пищеварения, прожорливость, сосудистые дистонии, склонность к гнойничковым заболеваниям кожи – все это очень зависит от эмоций и нередко проходит, стоит человеку почувствовать себя увереннее. Присутствие в душе скрытых мотивов протеста всегда тяжело, а раскрепощение от них привлекательно.

У детей, когда аффилиативная потребность очень сильна, а на страхе когнитивного диссонанса строится вся воспитательная ситуация, такой способ защиты легко и прочно укореняется в характере человека и во многом определяет его реакцию на стечение даже не тяжелых, а просто неблагоприятных жизненных обстоятельств. Чаще всего, став взрослым, они выбирают аддиктивные способы ухода от конфликта[36]36
  Образно говоря, пьянство открыли для людей именно аутсайдеры.
  Стремление человека уходить от конфликта с собой и с жизненной ситуацией при посредстве одурманивающих веществ знакомо людям издревле. Как и безуспешность усилий по его (стремления) искоренению. А. В. Луначарский заметил однажды, что, если бы пьянство было просто дурной привычкой, его искоренили бы еще в средние века с учетом методов, которые для этого использовались. Потребность в таких средствах воздействия на психику возникла вместе с цивилизацией, видоизменяется вместе с ней, и нам нужно иметь на этот счет более или менее определенную точку зрения.


[Закрыть].

Аутсайдеры предпочитают опьянение. Их можно понять. Иллюзорная самодостаточность, ослабление фрустрационного напряжения, призрачная власть над миром – именно эти преимущества алкоголя позволяют сбросить тягостное бремя панциря защитных (чуждых личности) ролей-функций, так что психическая зависимость от спиртного появляется раньше физической. Естественно, в детстве и даже в юности до этого дело не доходит. У ребенка никакое опьянение не дает воодушевления (конфликта с самим собой еще нет и быть не может), а в подростково-молодежном возрасте, когда реакция эмансипации обесценит школьные оценки, каждый склонен верить в светлое будущее. Надежда – мощный компенсатор для неполноценного человека в любом случае, а в нашем – тем более. Кому-то (и очень многим) судьба благоволит и помогает преодолеть самые нежелательные последствия социально-педагогической депривации. Система и семья обладают для этого большими ресурсами. Зачастую именно из школьных аутсайдеров получаются успешные бизнесмены и администраторы (это известно любому педагогу и используется в качестве оправдания своей твердолобости), а в семье, где человека принимают таким, какой он есть, раскрывается то, что было подавлено угнетающим воспитанием. Но некоторым везет меньше. И тогда, убедившись, что достойная социальная адаптация им не по плечу, аутсайдеры начинают искать собратьев по духу, формируя своеобразную среду постоянно пьянствующих людей, для которых призрачный мир условного общения с собутыльниками постепенно отодвигает реальный из жизненного пространства. Причем тяга к общению проявляется на уровне самой примитивной аффилиации – желания быть принятым без каких-либо условностей (сословных предрассудков, манер, общественного положения и т. п.). Смешение выходцев из разных слоев общества отличает эту среду опустившихся (с точки зрения семьи и системы) людей, которая воспроизводится на обочине цивилизации с неумолимостью рока вопреки самым разным формам противоалкогольной политики. Постепенно включается фактор физической зависимости, и алкоголики становятся похожи друг на друга.

Отдельно следует упомянуть вариант, когда дети, воспитанные в обстановке тягостной для них депривации, воспринимают реакцию эмансипации с излишним энтузиазмом и по неведению идут на риск сближения с наркотиками. Последствия такого шага могут самыми разными и от исходных обстоятельств уже мало зависят.

Появление заискивающих аутсайдеров в криминальной среде не редкость. Чувство несправедливого обращения, обиды на всех, представления о недооценке со стороны окружающих – сильный мотив, который время от времени просится наружу. Так что под влиянием аффекта, в форме реакции коротко замыкания (когда сдерживающая воля ослаблена), амнестической формы опьянения (функция контролирующего сознания меркнет) человек вполне может сделать что-то предосудительное. Какую они получат роль в криминальной среде, зависит от их индивидуальных особенностей, но в сообщество носителей уголовной субкультуры они, как правило, не попадают. Там нужно быть своим психологически, а не только поведенчески, и сформированные навыки подчинения системе здесь играют роль сдерживающего начала. Чаще всего, если шаг навстречу криминальной среде и делается, то в форме более или менее сдержанной. Люди с комплексом аутсайдера предпочитают находиться в так называемом криминогенном слое общественно допускаемой делинквентности, обслуживая криминальный мир, но не отождествляя себя с ним. А каковы будут дистанции, отделяющие индивидуальную социальную позицию от преступного сообщества, с одной стороны, и от правопослушного – с другой, зависит не столько от психологии, сколько от личностного выбора. Здесь приходится считаться и с почвой. Чаще других в столкновение с законом приходят аутсайдеры из числа носителей органической недостаточности мозга по типу минимальной дисфункции (отличающиеся слабостью сдерживающей воли) или люди с ретардацией личностного развития, чьи мотивы сильно зависят от воображения, внушаемости и импульсивности.

Среди бомжей смирившихся аутсайдеров немного, а если они и попадают в эту среду, то из числа сугубо примитивных людей, чья социальная адаптация стоила близким серьезных усилий. Оставшись без поддержки, социально неприспособленные люди вообще легко переходят в «пространство между проезжей дорогой, работным домом и тюрьмой», а тем, которым вместо навыков выживания упорно вдалбливали ненужные и непонятные знания, сделать этот шаг еще легче. К тому же чрезвычайная нечувствительность к неудобствам жизни помогает приспособиться к самым неблагоприятным обстоятельствам.

Демонстративно-оппозиционнный вариант дает о себе знать, когда компенсаторно-уступчивый себя исчерпал, а характер не склонен к конформизму. В поведении появляется дерзость отчаявшегося. В школе это бросается в глаза, когда вчерашние «адьютанты», заискивавшие перед учителем, становятся «тупоумыми кривляками» и начинают дерзить ни к селу ни к городу. Взрослые люди чаще всего вымещают на близких свою неспособность быть аффилиативно привлекательным. «И теперь в застиранном халате / на меня орет она с утра, / вот, что мы имеем в результате / нами нанесенного добра. / И еще кричит она на Верку (дочь), / и на всех подряд она орет…», – заметил как-то И. Иртенев. Но зато, обнаружив себя в повседневных отношениях, человек, как правило, избегает более тяжелых по последствиям конфликтов. Так что семья становится главной ареной столкновений, когда вчера избитая жена сегодня забирает заявление из милиции о привлечении мужа к ответственности. Очень точно подобный расклад заметил В. Тендряков в своей пьесе «Расплата». Сын-подросток убивает скандалиста отца, но по ходу спектакля мы понимаем, что мать сама провоцировала конфликты, чтобы после того, как муж ее поколотит, сын любил ее еще сильнее. Такой способ удовлетворять потребность в недоступной любви через страдание – обычный сюжет в практике работы кризисных центров, оказывающих психологическую помощь жертвам насилия в семье. И вообще демонстративное унижение встречается в жизни гораздо чаще, чем об этом принято говорить. «Знаете ли, Родион Романович, что значит у иных «пострадать»? Это не то, чтобы за кого-нибудь, а так просто «пострадать надо»; страдание, значит, принять, а от властей – тем паче. Так вот, я и подозреваю, что Миколка хочет «страдание принять» или вроде того. Это я наверно, даже по фактам, знаю-с. Он только сам не знает, что я знаю. Что, не допускаете, что ли, чтобы из народа выходили люди фантастические? Да сплошь» (Ф. М. Достоевский). Естественно, простой человек (в отличие от Миколки) любое страдание подогревает алкогольным факелом, когда сострадание к себе в тонах слезливой сентиментальности выглядит гораздо привлекательнее обычного. И понятно, культура взаимодействия с опьяняющими средствами играет здесь не последнюю роль. Домашние пьяницы, склонные к истерике, время от времени переходят границы дозволенного и попадают в поле зрения полиции, а иногда и в уголовную среду (по неосторожности преступив черту), но там остаются не только вне уголовной субкультуры, но и иных неформальных объединений, стараясь отсидеть свое поскорее и незаметнее. Полностью оторваться от семьи и системы, чтобы уйти в бомжи, люди такого склада только угрожают (довольно часто), но никогда не выполняют своей угрозы.

Гораздо многообразнее по своей картине отщепление чувств от рациональных мотивов поведения (в литературе встречается термин splitting, позволяющий отличать такой вариант деперсонализации в понятиях социальной психологии от shisis в психиатрии). Сейчас воображение становится источником чувств, а с реальностью остаются лишь когнитивные отношения. Потеряв надежду на желанное отождествление, человек отчуждается в мир воображения, где остается в обществе, как бы принимающем и приветствующем его. Как дети в сказке. Хотя внешне каких-либо попыток изменить ситуацию в свою пользу больше не делает, а, напротив, выбирает путь, ведущий к поражению (по Л. Фестингеру). Отсутствие видимого стремления к сопереживанию ведет к своеобразному затворничеству в кругу переживаний, не лишенных окраски тревожного ожидания (по Х. Айзенку). В наиболее безобидной форме такая защита предстает как самодостаточность человека, намеренного «кольцом самотворчества обезопасится вовне». Приняв на себя своеобразную ответственность перед суровыми предками и безжалостными потомками (коли реальность отвергает), человек отдает свои силы деятельности, где нет конкуренции (из чистой идеи). Но поскольку способность к откровениям дана не каждому, полет мысли чаще всего бывает довольно примитивным и почти всегда подражательным. «Заурядные поэты кричат повсюду о своем презрении к миру. Мир потешается над заурядными поэтами», – заметил Д. Джером. Увидеть разницу между такими чудаками в силу дезадаптации и отрешенными от мира в силу патогенеза порой бывает далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд.

Также не очень опасный, но менее желательный вариант отчуждения – пассивный дрейф по жизни с готовностью менять среду обитания без внутреннего конфликта, приноравливаясь к тому, что есть (некая абсолютная бесхребетность внешне при самостийности внутри). В обстановке безнаказанности велик риск оказаться в среде с противоправными традициями, где стать орудием в руках криминального сообщества. Но чаще всего дело не заходит дальше пьянства в одиночку или со случайными людьми. Если же обстоятельства заставят искать прибежище в среде бомжей, вернуться обратно бывает не очень просто, так как придется идти против себя (что-то делать в угоду обществу), тогда как в подвале никто не мешает фантазировать сколько и о чем хочешь. Таковы общие тенденции. Во что они выльются у конкретного человека с его способностями, пристрастиями, предпочтениями, свойствами характера и возможностями интеллекта, зависит от многих факторов. В частности – от почвы. Если компенсаторно-уступчивый вариант больше присущ людям с невысоким умственным развитием, демонстративно-оппозиционный – с ретардацией личностного развития, то деперсонализация чаще всего наблюдается у тех, кто иначе воспринимает действительность и самого себя.