Текст книги "Жернова"

В среду он собрался ехать в Берёзовку. В связи с выгодным объёмом работ генеральный выделил ему новый «УАЗ-469», правда, без шофёра: «Водительское удостоверение у тебя есть, а шофёр – это лишний свидетель. Если же появится неисправность в машине, то в нашем гараже её отремонтируют. Ну, с Богом! И будь бдителен». Последние слова можно было понять двояко: либо бди за рулём, либо не обмишулься на левой работе.

Ехал же Алексей с деньгами в кармане, чтобы расплатиться с чувашскими водителями за наворованные ими щебень и песок. В дальнейшем мыслилось, что и асфальт удастся приобрести за полцены. Словом, для хитроумных и оборотистых как подрядчиков, так и субподрядчиков, существует масса способов нажиться за счёт заказчика или государства. И наши герои – Матвей Иванович и Алексей Николаевич – прекрасно знали эти способы и не упускали случая, чтобы ими воспользоваться.

Приехав в Берёзовку, Макашин первым делом проверил, как устроились рабочие его участка и как у них идёт работа. Дав несколько советов мастеру, он поспешил на «армянскую» дорогу. Там было всё в порядке: армяне работали на совесть. Поговорив с ними, Макашин вместе с бригадиром (это был знакомый Макашина, работавший до пенсии прорабом в дорожном управлении), поехал в село: надо было положить в надёжное место деньги – двадцать миллионов для расчётов за щебень и песок. Ещё восемьдесят миллионов рублей Алексей припрятал пока у себя дома. Очередное российское «поле чудес» на глазах покрывалось дензнаками, вот только собирать их разрешалось немногим.

В предвкушении богатой наживы, в надежде заиметь в ближайшее время кругленькую сумму, Макашин с азартом взялся за работу. Азарта в мужике теперь с избытком стало хватать и на женщин.

В конце мая он в очередной раз поехал в Берёзовку. В попутчицы к нему напросилась Настя, оформив за день до этого больничный лист, чтобы не вызвать подозрений среди сослуживцев.

Алексей был одет в тёмные брюки и светлую рубашку с короткими рукавами. Настя вырядилась в юбку из лёгкой вискозы с белыми цветами на чёрном фоне, элегантные босоножки на ремешках и короткий белый топик на бретелях. На груди у неё по-прежнему красовалась толстая чёрная коса.

Приехали в Берёзовку во второй половине дня. Настя попросила Алексея остановиться рядом с домом, возле которого возвышались два тополя. Место тихое, уютное, и она предложила здесь попроситься на ночлег.

– А пока давай немного постоим, полюбуемся, – предложила она Алексею. – Какой воздух! Словно вода родниковая.

– Ты права, – согласился Макашин, – тут не то, что в городе. И полюбоваться есть чем.

Дом, выбранный Алексеем и Настей для ночлега, принадлежал бывшему заведующему ветеринарным пунктом колхоза Николаю Михайловичу. Высокий, осанистый старик с курчавыми седеющими волосами недавно справил своё 80-летие, хотя на вид ему никак нельзя было дать более шестидесяти. Семидесятипятилетняя жена его Люба, наоборот, состарилась рано и сейчас казалась старше своих лет.

Николай Михайлович ещё до пенсии увлёкся пчеловодством. Разговор с гостями повёл было о пчёлах, начал подробно рассказывать о том, как за ними надо ухаживать, чем отличается липовый мёд от гречишного. Но тут вмешалась его жена, баба Люба:

– Николай, неужели им интересно слушать про твоих пчёл? – сердито упрекнула она его. – Ты лучше про политику с ними поговори, про жизнь.

Бывшая учительница начальных классов Любовь Петровна держала супруга в ежовых рукавицах, чем при гостях вводила его в смущение. И едва она зашла в дом, как Николай Михайлович проворчал:

– Вот старая, вечно на меня критику наводит при посторонних. При своих слова не скажет, а здесь начинает мораль читать. Алексей, – вдруг переменил он тему разговора, – а ведь Настенька не жена тебе. Так?

– Как вы догадались? – смутился Макашин, представивший Настю женой.

– Ну, мил человек, – рассмеялся хозяин дома, – я ведь не первый десяток лет на свете живу. И глаз у меня приметливый.

– Да, действительно, Настя не жена мне, – признался Алексей. – Вы только тёте Любе ничего не говорите.

– Э-э, – махнул рукой Николай Михайлович, – мою старуху на хромой козе не объедешь. Она раньше меня всё приметила, только молчит. А уж смолоду какая была! – снова скакнул он с пятого на десятое. – Совсем меня заездила. Только бычьими яйцами и удавалось силёнки восстановить. Правда, тут и бараньи, и поросячьи хороши.

Разговор шёл за дощатым столом между двумя тополями. И Николай Михайлович, похоже, ещё до приезда горожан успел остограммиться.

– А что, те самые яйца действительно помогают? – спросил Алексей.

– Ещё как! – воскликнул бодрый старик. – Но, – с хитрецой добавил он, – и медок с цветочной пыльцой тоже способствует. От всего этого и кровь горячеет, и мужчина становится похож на дерево – к солнцу тянется.

Настя, уловившая намёк молодцеватого деда, прыснула в ладонь.

– Да-да, не смейся Настенька, – шутливо погрозил ей пальцем старик, – ко мне до сих пор молодых жён ревнуют. Вот в этом году, например, опять приревновали, хотя, честно говоря, я тут чист. Поселились год назад в нашем селе муж с женой. Она краси-и-вая мордовочка лет тридцати, с синими-синими глазами и… фигурой, вроде Настеньки: есть на что посмотреть. А муж – невзрачный, но улыбчивый такой чувашин её же возраста. Приехали они ни с чем, но мы сообща помогли им, кто чем мог. А всё из-за того, что голоса у них уж больно хороши. Как запоёт мордовочка русские песни, как подтянет ей улыбчивый чувашин, мигом бегут к ним со всех сторон, прихватывая стулья, скамейки. А я им на гармошке подыгрываю: с детства на этом инструменте люблю играть.

– Дядя, Коля, а у вас какая гармонь? – поинтересовалась Настя. – Русская, или хромка? У меня папа на разных гармошках играл. Он даже на конкурсы ездил.

– У меня хромка, но заказная, каких поискать. И вот, полмесяца назад, в субботу, пригласили их на свадьбу. Певунья нарядилась в чёрный сарафан, белую шёлковую блузку – загляденье. А как она пела, плясала, муж с неё глаз не сводил: не жена – принцесса! Я не дождался конца, домой ушёл. И вдруг часов в пять пожар – крайняя халупа загорелась, через три дома от меня. А незадолго до этого ливень прошел, грязь на улице. Ну, все побежали со свадьбы и «прынцесса» тоже. И вдруг ЧП у красавицы: лопнула резинка трусов. Причём у самого моего дома. – Николай Михайлович не мог удержать улыбки. – Как будто кто-то специально подстроил. Да. Забежала она за мою хату, вижу: резинку пытается продвинуть, чтоб связать концы, и не может; стоит с задранным подолом. Потом, видно, разозлилась, сбросила трусы, с трудом вытянула из грязи один сапог, другой на месте оставила, сверкнула голым задом и налегке побежала на пожар.

Николай Михайлович замолчал, поглядывая на Настю. Она спросила с нетерпением:

– Дядя Коля, а дальше было что?

– Потом мне рассказали, что дальше было. Увидев раскрасневшуюся жену без сапога, муж, повсюду искавший её, заподозрил неладное. Сгоряча шлёпнул её по крутому заду, а трусов не почувствовал. Приподнял подол: точно, нету. Схватил невинную бабёнку за косы – и домой. Три дня изводил он синеглазую красавицу, пока я не узнал об этом. Подобрал я трусы, вытащил из грязи сапог и к ним: вот, мол, как на самом деле всё было. Ну, муж не верит. «Слыхал, говорит, я про тебя, какой ты…» Ну и охлёсток. С великим трудом удалось переубедить мужика.

Николай Михайлович довольно улыбнулся. Видно, приятно было в столь почтенном возрасте, на подозрении оказаться у молодого мужа.

Выслушав забавную историю, Алексей встал.

– Николай Михайлович, на часок я оставлю вас с Настей: надо посмотреть, как там дорожные работы продвигаются. А вы пока водочки выпейте или сухого винца. Настя, идём, я тебе наши припасы отдам.

Алексей обнял женщину за талию и пошёл к машине с ней. Вскоре Настя вернулась с сумкой в руке; Николай Михайлович встретил её стоя.

– Настенька, ты положи сумку под стол, её никто здесь не тронет. А мы пойдём с тобой пасеку посмотрим.

Ступив вслед за хозяином на территорию сада, Настя оказалась среди цветущих яблоней и груш. Слева вдоль забора тянулись нарядные кусты крыжовника, смородины, с правой стороны свесились деревца вишни, облепихи. По центру – аккуратные грядки с луком и огурцами, морковью… В дальнем конце сада зеленела большая поляна, где стояли ульи – серые домики с жужжащими пчёлами. Справа, у самой ограды, стояла бревенчатая банька.

– Красота-а, – восхищённо протянула Настя. – А запах какой…

– Да, – согласился Николай Михайлович, – и красота, и запахи. Вся природа расцвела. А медку не хочешь отведать?

– Попозднее.

– А медок у меня души-и-стый, – похвалился пчеловод. – И накачиваю за год по полторы-две тонны. Детям раздаю, внукам, а излишки торгашам продаю оптом. В общем, как в той загадке: «В тёмной избушке печатают нам деньги старушки». Это мои труженицы, мои пчёлки заботятся о нас. Я к ним подхожу с поклоном да с любовью, а они взамен дарят мне здоровье и благополучие. «Добрый человек, в добре проживёт век. И худо будет тому, кто добра не делает никому». Ты, я чувствую, добрая, Настенька, а с мужем тебе не повезло.

Настя не удивилась его словам. «Если я приехала с чужим мужчиной, то нетрудно догадаться почему. А то, что не повезло с мужем – это ещё бабушка надвое сказала».

– Дядя Коля, – сказала она, – давайте лучше не будем о мужьях. Лучше пойдёмте, выпьем по рюмочке.

Она взяла под руку молодцеватого старика и пошла с ним из сада-огорода. Стол решили накрыть на свежем воздухе, под тополями.

– Выпить водочки, это свято-о-е, – усаживаясь на скамейку, сказал Николай Михайлович. Понаблюдал за тем, как Настя режет копчёное мясо, хлеб. Потом встал и вынес из дома деревянную чашу с мёдом, глиняный горшок с топлёным молоком.

– Молочко из русской печки, – пояснил он. – В городе такого нигде не найдёшь. – Покосился на незнакомую бутылку водки «Абсолют». – Что это в бутылке? На водку вроде не похоже.

– Это самая чистая водочка, – улыбнулась Настя. – Дядя Коля, вы жену-то пригласите сюда, пусть посидит с нами.

– Нет, она уже давно не балуется вином. Пусть занимается своими делами, а я сегодня устрою себе выходной. И вообще у нас с ней разделение труда: я занимаюсь пчёлами, а она по хозяйству. А какое у нас хозяйство? Одна коза, поросёнок, да около трёх десятков кур. Земли вот за огородом много, тридцать соток. Но её дети обихаживают, на выходные из города приезжают.

Выпив с Настей по рюмке водки, Николай Михайлович стал рассказывать о своих детях – все они получили высшее образование. Три сына работают начальниками в областном центре, младшая дочь живёт в Москве, она врач. Старшая учительствует в местной школе, ей уже пятьдесят четыре года; у внуков тоже высшее образование. Вспомнил про войну, как летом 1942 года ушёл на фронт, а летом 1944 вернулся весь израненный. «Повезло, что живой пришёл».

Так, за разговором, незаметно пролетело более часа. На «Уазике» подъехал Алексей, поставив машину возле дома.

– Помял я вашу травушку-муравушку, – виноватым голосом произнёс он, увидев, какие вмятины на траве оставили колёса.

– Ничего, поднимется, – успокоил его старик. – Давай-ка лучше садись быстрее к нам, а то Настенька тебя ждёт не дождётся. А я сейчас картошечки из печки принесу. – Хозяин заторопился в дом, а Макашин, подойдя к Насте сзади, поцеловал её в макушку.

– Приятно, когда тебя ждут, – нежно произнёс он, садясь рядом с женщиной. – За это я дополнительно тебя отблагодарю.

– Надеюсь. – Настя в улыбке взмахнула пушистыми ресницами.

– Алексей, ты топлёного молока попробовал? – спросил вновь появившийся хозяин. В руках у него был чугунок с картошкой.

– Не успел.

– Попробуй, а потом водочки.

– Ни вино, ни водку я не пью, Николай Михайлович. Так что вам с Настей больше достанется.

– Хм, смотри-ка, не пьёт он. Не пил бы, не пел, да всё на милую глядел? Так, что ли? Ну, не хочешь вина, то ешь мёд, картошку с топлёным молоком. А скоро стадо пригонят, моя старуха вас молочком козьим угостит. Сколько сейчас? Семь доходит? Скоро пригонят.

Выпив понравившейся ему водки, Николай Михайлович настоятельно попросил гостей откушать «натуральной деревенской пищи». Спустя несколько минут, опрокинув ещё рюмку водки и, закусив копчёной колбасой, обратился к очаровавшей его женщине:

– Настенька, не могу не сказать о тебе несколько слов. Во-первых, какая у тебя коса красивая, а это в наше время почти музейная редкость. И какие красивые волосы на руках. Ты прости, что я подмечаю такие тонкости, но густые волосы на руках – тоже большая редкость. Я ещё от деда слышал: у кого на теле много волос, тот долго будет жить и без серьёзных болезней. Кстати, самого деда природа наградила и волосами, и долголетием. А от него это перешло и к моему отцу, а затем ко мне. – Николай Михайлович закатал на левой руке рукав, показывая свою наследственную волосатость. Оправив рукав, продолжал:

– Правда, и медок они всю жизнь кушали, и молоко, да и вода родниковая в нашем селе не сравнима с городской, водопроводной. Но вернёмся к тебе, Настенька. Ты, пожалуйста, чаще улыбайся: у тебя ямочки на щеках уж больно симпатичные, и глаза при этом добром светятся. Так бы и смотрел на тебя, любовался. – Взбодрившийся дедок действительно откровенно ощупывал глазами смутившуюся женщину.

– Ох, вы и плут, наверное, были в молодости, дядя Коля! – воскликнула она, раскрасневшись от водки.

– Старухи моей нет поблизости? – оглянулся дед по сторонам. И, снизив голос: – Да, таких, как ты, Настенька, я мимо не пропускал, – признался он. – Но я и сейчас ничего, только старуха уклоняется. Иди, говорит, к молодым, если тебя тянет. Говорить-то говорит, а сама ревнует меня к одной разведёнке.

Настя засмеялась, не выдержав бахвальства подвыпившего старика.

– Дядя Коля, неужели вас действительно тянет в таком-то возрасте? – отсмеявшись, спросила она.

– Сильно не тянет, но всё же потягивает. В общем, по настроению, но, в среднем, раз в неделю томление берёт.

Алексей и Настя многозначительно переглянулись.

– А что? – удивился Николай Михайлович. – У меня отец умер в девяносто пять лет, а до девяноста, как сказывают, он «пошаливал» со своей второй женой, которая на двадцать семь годков была моложе. А до восьмидесяти он кузнецом работал. – Покончив довольно скоро с интимной темой, Николай Михайлович стал рассуждать о любви к жизни, к земле.

– Есть ли у земли сердце, как у человека? – спросил он. И сам же ответил: – Наверное, есть. В минуты обиды, скорби у человека появляются слёзы. У обиженной, поруганной земли слёз не бывает. Но в гнев она приходит порой. И тогда бушуют стихии: проносятся штормы, смерчи, ураганы, извергаются вулканы, разражаются губительные землетрясения. Но в принципе душа у земли добрая, щедрая, она кормит и пóит, укрывает от стихий миллиарды людей и бесчисленное множество животных.

Услышав громкий голос расфилософствовавшегося мужа, к столу подошла Любовь Петровна.

– Ты что раскричался? – беззлобно спросила она. – Люди с дороги, устали, поди, а ты их мучаешь своими разговорами.

– Да нет, тётя Люба, мы не устали, – вступилась за подвыпившего деда Настя. – А дядю Колю интересно слушать.

– Его за ночь не переслушаешь, когда он в раж войдёт, – всё так же по-доброму сказала сгорбленная старушка. – Для него новые люди как клад.

Алексей вздохнул, невольно вспомнив мать, умершую полтора года назад. Было ей семьдесят четыре. А отец умер давным-давно, в шестьдесят лет, от инфаркта. Вспомнилось, как бывал у матери, находясь в отпуске, и однажды пожурил её за то, что она не полностью закрывает на кухне водопроводный кран: капли действовали ему на нервы. А у матери, оказывается, были больные, немощные руки, и надо было удивляться, как она вообще осиливала этот дурацкий, допотопный кран. А ещё было недопонимание, непослушание; всё было. И как хочется сейчас увидеться с матерью, поговорить, посоветоваться. Да просто так посидеть, обнять её, приласкать. Покормить чем-то особенно вкусным. Увы!

– Николай, иди за козой, стадо пригнали, – услышал Алексей голос старушки, как будто услышал голос матери. Обнял голову руками, склонился над столом. «Эх, как же я был когда-то несправедлив, не настолько ласков, как надо бы… Не потому ли и жизнь теперь несправедлива ко мне?»

– О чём задумался, Алёшенька? – тихо спросила Настя, прижавшись к нему плечом.

– Так, о прошлом, – с грустью ответил он.

– Давай в дом отнесём всё со стола. А потом узнаем, где нам постелят.

– Давай. – Алексей встал и начал собирать тарелки, вилки, словно занимался этим делом всю жизнь.

Убрав со стола и посидев под тополями, которые мягко шелестели листвой, Алексей с Настей подошли к бабке Любе, доившей пёструю козу. Упругие струйки молока били в стенку кастрюли, а коза аппетитно жевала что-то, с любопытством глядя на гостей. Вдруг из-за спины Насти во двор прошмыгнула девочка лет семи и, притопывая босой ногой по земляному полу, выпалила:

– Баба Люба, а я замуж выхожу.

Не прекращая дойку, баба Люба спросила:

– А за кого же ты выходишь, Катенька?

– За папку своего, – ответила девочка. – Вот уж Марья Васильевна-то попла-а-чет горькими слезами. – С озорной улыбкой посмотрев на незнакомцев, девчушка выпорхнула со двора.

– А кто такая, эта Марья Васильевна? – с улыбкой поинтересовался Алексей.

– Мать её, учительницей в школе работает; соседи наши. А Катерина молочка парного прибегала попить, да, видно, вас застеснялась. Забавная стрекоза, обязательно что-нибудь да придумает. Зимой однажды прибегает к нам, садится на кухне и рассказывает. Сегодня, говорит, мой брат с невестой спрятались дома перед свадьбой, а мне дали коробку конфет, чтоб не говорила, где они. Их все ищут, бегают, а я молчу. Потом они вышли из комнаты такие кра-а-сные, как из бани, радостные, что их не нашли – и убежали жениться. И ведь рассказывает как складно, что диво берёт.

– Она учится? – спросила Настя.

– Да, первый класс закончила. А книги-то как читает, как взрослая.

Подоив козу, бабка процедила молоко и предложила гостям:

– Отведайте парного.

Выпив по кружке пенистого, будто из белых облаков надоенного молока, Алексей с Настей поблагодарили хозяйку, заодно узнали, где им приготовлена постель. Но прежде чем улечься на желанное ложе, они вернулись к тополям, где за столом всё ещё сидел Николай Михайлович. Он явно поджидал их, поскольку сразу же заговорил о предстоящих выборах президента России и о том, что обязательно надо голосовать за Зюганова.

– А почему? – серьёзным взглядом окинул он гостей. – Потому что страной управляет не Ельцин, а спиногрызы – те, кто из-за его спины командуют. А некоторые умело подгоняют его вперёд, к распродаже России, он же никак этого не хочет понять или не способен. И кого только нет в агитаторах за Ельцина: певцы и певуньи, плясуны и колдуньи, разные богатеи, – недовольным голосом продолжал бывший фронтовик, записав в агитаторы даже колдуний. – Соловей краси-и-во поёт, – произнёс он ехидным голосом, – но из его пения, а так же из самого певуна, супа не сваришь. Так и у нас. Сейчас столько певунов появилось в пользу Ельцина, что у-у-х как заливаются! А потом, если победит нынешний президент, будет как у плохого танцора. Помните, что ему мешает? – Посмотрев на хихикнувшую Настеньку, Николай Михайлович тоже улыбнулся, правда, тут же посерьёзнел. – А не лучше ли агитаторам и высокопоставленным господам перед телевизором смешные анекдоты рассказывать для простых людей? Те хоть посмеются от души и знать будут – это анекдот. А безработные учёные изучат: может, действительно естественный смех продлевает жизнь? Но тут уже для правительства встанет вопрос: чем дольше будет жить рядовой смертный, тем больше для него затрат. Может, не стоит? Кстати, в недалёком будущем на российской земле останется всего-то с пяток миллионов русских людей. Вот тогда, наверное, будем и дружить друг с другом, и помогать друг другу, то есть жить как одна семья. Поскольку обстоятельства заставят объединяться, сближаться… В общем, каждый друг другу будет самым что ни на есть близким человеком. А сейчас мы как разные звери в одной клетке – рычим, огрызаемся, дерёмся. Зюганов же, по моему разумению, сумеет объединить людей, в это я верю. А Ельцин, тьфу его, – это временщик, а у временщиков известно, что на уме. Так-то вот, молодые люди, думайте…

Алексей с Настей ещё раньше говорили о президентских выборах, и оба решили голосовать за Ельцина. Но какие в данную минуту разговоры о выборах, если у обоих одна мысль – поскорей остаться наедине. Поэтому согласившись во всём с Николаем Михайловичем и сославшись на усталость, они поспешили в чулан. А там Алексей без промедления снял с Настеньки топик на бретелях, юбку… И уже через короткое время, тёмная комнатка наполнилась любовными звуками.

Утром, сразу после завтрака, Макашин уехал к дорожникам, где и провёл полдня, а к обеду вернулся. Гостеприимные хозяева накормили горожан наваристыми щами, картошкой, топлёным молоком. Отдыхать гости отправились на природу. В километре от села нашли укромную полянку на опушке леса. Раздевшись до трусов, загорали, целовались, слушали полевые песни жаворонков.

Около шести вечера они вернулись. Оставив Настю с хозяевами, Алексей поехал смотреть работу подчинённых. А поздним вечером, растрогавшись от хлебосольства стариков, достал из кошелька сто пятьдесят тысяч рублей. Хозяева ни в какую не хотели их брать, потом старушка взяла, поклонилась Алексею в пояс. «Дай вам Бог здоровья на долгие годы, дай вам Бог…»

Перед сном, как и накануне, уселись под тополями, откупорив новую бутылку водки. Николай Михайлович выпил на пару с Настей по рюмочке, и опять начал рассуждать о будущем России. Хозяйка оставалась в избе: она не любила пустых посиделок.

На следующий день была суббота. Баба Люба истопила баньку для гостей, а после бани угостила их чаем. И довольные горожане, простившись с гостеприимными селянами, отправились восвояси.

15

Эта поездка, послужившая к дальнейшему сближению с Настей, заставила Макашина задуматься. Он почувствовал, что Настя всё настойчивей вытесняет из его сердца Татьяну. Та, конечно, достойна всяческих похвал. Но, во-первых, она замужем, во-вторых, моложе его на целых шестнадцать лет. А Настя моложе всего лишь на четыре с половиной года. Её семнадцатилетняя дочь заканчивает первый курс университета, возможно, и замуж скоро выйдет. Большим плюсом являлось и то, что Настя мягче характером, покладистей, умеет приласкать, показать полнейшую преданность. А уж в постели с ней – истинное наслаждение! Она чувствует, когда надо быть активней, а когда и просто расслабиться. Не стесняется в порыве страсти выкрикивать словечки, так возбуждающие мужчину, отпустить ему комплимент. В общем, Алексей не видел в ней недостатков. Может, скрывает, но и это уже хорошо.

Покоряясь властному зову любви, Алексей всё чаще теперь приезжал к Насте, оставаясь в её квартире до утра. Дочь Насти, Карина, между прочим, с такой же шикарной, как у матери косой, смотрела на всё сквозь пальцы.

Шла четвёртая неделя июня. Дорожные работы близ Берёзовки велись успешно, и это радовало и Макашина, и «генерала»: деньги в их карманы текли ручьём. Больше, правда, перепадало «генералу», но и Алексей не был обижен: двадцать пять миллионов рублей он «сэкономил» себе за счёт материалов и автотранспорта, тридцать миллионов дал шеф.

Тем временем дочь Макашина собралась замуж. Ко дню свадьбы Алексей купил себе светлый костюм, в тон ему ботинки, белую рубашку. Галстуков он не любил, но ради столь торжественного случая, попросил продавца подобрать и галстук.

Приехав домой, плечистый мужчина с шарообразной головой на короткой шее и без прошлогоднего уродливо-толстого живота подошёл к зеркалу. Причесав вьющиеся колечками волосы и пригладив чёрные, будто углём подведённые брови, Алексей подмигнул своему отражению: «А что? Я стал мужчиной хоть куда, – с удовлетворением подумал он. – Даже глаза стали больше».

Свадьбу играли в банкетном зале крупнейшего в городе ресторана. Со стороны жениха присутствовали мать (другой родни у него не было), два друга, четверо мужчин из коммерческого банка во главе с Аркадием Афанасьевичем – все с жёнами.

Галина не стала приглашать двоюродных и троюродных родственников, с которыми фактически не поддерживала никаких отношений. Алексей также не пригласил ни брата, ни сестру, проживающих в Орловской области. Оба перебивались с копейки на копейку, поэтому не хотелось, чтобы они увидели, как живёт их более удачливый брат.

Бывшие супруги, созвонившись, пригласили на свадьбу две пары своих давних приятелей. Анжелика зазвала на веселье двух незамужних подруг с кавалерами и трёх студенток-однокурсниц. Присутствовал, конечно, и брат Шурка.

Гена-«крокодил» на свадьбу, естественно, приглашён не был. Сильно обидевшись, он заявил Галине, что может нагрянуть в любой момент и проверить, как она ведёт себя. Галина в свою очередь припугнула коротышку тем, что пожалуется на него Аркадию. Главбух, сверкнув глазами, тотчас ушёл в свой рабочий кабинет. Кстати, Галина уже жаловалась любовнику-покровителю на то, как муж насилует её, бьёт. После разговора с боссом Геннадий обуздал свой пыл, а нерастраченные силы щедро отдавал Яне, которая с радостью принимала его: она знала, как надо укрощать неспокойного любовника.

Приехав из ЗАГСа, все расселись за богато сервированными столами. Галина с Алексеем сели рядом с женихом, а мать жениха – рядом с невестой.

Анжелика в дорогом платье с корсетом из золотистого, как шампанское в хрустальном бокале, шёлка, с вырезом а-ля Кармен, в пышной юбке из кружевного полотна, в кружевных перчатках выглядела сказочной дивой с изумительно чистыми синими глазами. Правда, и жених Игорь предстал молодцом: чёрный смокинг, белая сорочка, бабочка на шее…

Галина восседала за столом в длинном платье из чёрного шёлка расшитого жемчугом. Соблазнительный вырез на груди открывал начало молочно-белых грудей. Глубокий боковой разрез платья волнующе обнажал бедро. И впечатляла объёмная причёска с локонами.

Немного сумрачный Алексей косился на бывшую жену, невольно сравнивая её с Настей и ревнуя к солидному блондину, смотревшему на неё масляными глазами. Это был Аркадий. Сам Макашин вскоре обратил внимание на броскую блондинку, сидевшую с неприступным видом. Это была Яна. Короткое, переливающееся серебром платье, вызывающе обтягивало её внушительный зад. Алексей даже глаза выкатил, увидев этот зад, ноги, узкие плечи и маленькие груди.

Ведущий, поздравив молодожёнов с законным браком, предоставил слово матери жениха, пятидесятилетней женщине с печальными, тёмными глазами.

Пожелав молодым счастья в семейной жизни, мать Игоря пригубила шампанского. «Горько», – со скромной улыбкой, негромко произнесла она. «Го-о-рько! Го-о-рько!..» – следом подхватили гости.

Когда ведущий предложил родителям невесты сказать напутственные слова молодоженам, встал Алексей, поскольку Галина заранее предупредила, что говорить она торжественные речи не умеет. Обычно немногословный Макашин на этот раз подготовился.

– Первое, что я хочу сегодня сказать, – начал он неторопливым голосом, – это посоветовать своей дочери осознать собственные ошибки. А они есть у каждого. Затем надо постепенно, применяя при этом женскую ласку, понять психологический тип своего мужа. Кто перед тобой? К каждому требуется свой подход. Но незыблемым остаётся одно: мужчины болезненно переживают вторжение в свой мир. И будет большим счастьем для тебя, Анжела, если ты научишься слушать и слышать своего мужа. Также надо научиться уступать друг другу в острые моменты, иначе конфликтов, размолвок не избежать. И ещё: как бы ни была жена умна, она не должна показывать своё превосходство над мужем. Помни, Анжела, что когда-то сказал Карл Маркс: «Сила женщины – в слабости». Так вот, не бойся её показать. И никогда не говори мужу, что сможешь обойтись без его помощи. Этим ты лишишь его главного – чувствовать себя сильным, выступать опекуном слабого. Ну и последнее, как мне кажется, касается всех жён – и молодых, и не очень. Никогда не пытайтесь переделать своих мужей, это бесполезно. И не лгите им. Всё вместе взятое – это очень опасно. В итоге можете сами больше пострадать…

За неделю до свадьбы Игорь купил двухкомнатную квартиру. Галина с Алексеем подарили молодожёнам стиральную машину, холодильник, телевизор с видеомагнитофоном – всё импортное. Необходимую мебель, кухонный гарнитур и прочее молодой человек купил сам. Он даже шторы на окна повесил.

Напомнив за свадебным столом о своих подарках, Алексей обратил особое внимание молодожёнов на видеомагнитофон. Пусть они чаще им пользуются, пусть смотрят познавательные фильмы о брачной жизни, о взаимоотношениях супругов. Гости в этом месте заулыбались, запереглядывались. Большинство из них тоже имели видеомагнитофоны и уже неплохо знали эти зарубежные «познавательные фильмы» с эротическими, а то и порнографическими сюжетами.

– Горько! – воскликнул Алексей и выпил полную рюмку водки (через несколько дней у него заканчивался срок кодирования). Второй рюмкой он чокнулся с бывшей женой. Она мило улыбнулась: сегодня Алексей ей нравился больше, чем когда-либо. И вообще он стал каким-то другим, как будто это не её бывший муж, а незнакомый мужчина, с которым хотелось бы поближе познакомиться.

Но вот слово взял Аркадий Афанасьевич. Расхвалив жениха, банкир счёл необходимым дать молодожёнам и свои наставления. Они оказались довольно многословными и путаными, однако гости терпеливо выслушали его. И разразились аплодисментами, когда Аркадий Афанасьевич вытащил из кармана и подал Игорю ключи от автомашины «Ауди».

«Вот это подарок! – восхитился Алексей. – А зятёк-то, видать, и впрямь башковитый парень, если ценят его на работе. Ишь, какой автомобиль в подарок».

Вскоре наступило время танцев. Галина встала из-за стола и, кокетливо улыбнувшись Алексею, пригласила его на медленный танец. Именно такие танцы он и мог танцевать, то есть топтаться на одном месте. Однако пока он раздумывал, пока поднимался с места, Галину взял за руку Аркадий Афанасьевич. Галине оставалось лишь жестами извиниться перед бывшим мужем, мол, извини, я не хотела с ним, хотела с тобой. А ты оказался слишком медлительным.

Макашин недовольно пожевал губами. «Сукин кот! – мысленно обругал он бесцеремонного банкира. – Чтобы банк твой разорился в этом году, чтобы брюхо твоё толстое лопнуло». Не успел раскодированный «бизнесмен» ещё что-то нехорошее придумать для банкира, как к нему с улыбкой подошла Яна.

– Увели вашу бывшую пассию? – усмехнувшись, спросила она.