Текст книги "Жернова"

Продолжая смотреть на Яну, Макашин покачал головой:

– Да-а, – протянул он. – А как ты с Аркадием познакомилась? Или он тоже жил в закрытом городе?

– До Аркадия у меня был муж, талантливый молодой учёный, за которого я вышла замуж, когда уже работала. Но так как у него на первом месте работа была, да ещё командировки на Новую Землю…

– На Новую Землю? – снова удивился Алексей. – А что там молодому учёному делать?

Яна иронично усмехнулась:

– Мой муж, открою тебе небольшую тайну, испытывал там оружие. Но какое, об этом тоже не скажу.

– Я вообще-то слышал, что на Новой Земле вроде бы ядерный полигон есть. Но не будем об этом. Ты лучше скажи, почему с молодым учёным рассталась.

– О-о-х… Я прожила с ним два года, но как жила? Он сам по себе, я сама по себе. Потом приехала домой в отпуск и моя знакомая из МГУ, познакомила меня с Аркашей, перед этим расхваливая его: какой он воспитанный, умный. В него я, не буду скрывать, влюбилась с первого взгляда. И потом он мне всем понравился: и в постели, и как ласкал, и как ухаживал. В общем, от него я получала всё то, чего не получала от мужа.

– И подарками, наверное, одаривал? – спросил Алексей.

– Это само собой. Аркаша, замечу, умеет обольщать женщин. Короче говоря, я развелась со своим мужем, уехала из закрытого города, потом вышла замуж за Аркашу.

– А как твои родители, не возражали?

– Мой папа, известный среди учёных академик, со мной всегда соглашался. Мама, когда я рассказала ей, какие у нас отношения с мужем, сразу сказала: уходи от него, пока не поздно. Прошло время… – Яна замолчала, опустив голову на грудь.

Алексей встал из кресла, подошёл к Яне, нежно поцеловал её в лоб.

– Прости, Яночка.

Приподняв голову, она вопросительно посмотрела на него:

– За что?

– Я считал тебя легкомысленной дамой, а сейчас в корне изменил своё мнение.

Она широко улыбнулась, а вслед за этим спросила игривым тоном:

– И кем теперь ты меня считаешь?

– Считаю умнейшей женщиной с самой светлой головой.

– Спасибо, Алёша. Но у меня и в самом деле светлая голова. И если бы… Впрочем, что было, то прошло, а я не люблю копаться в прошлом.

Алексей с виноватым видом посмотрел на Яну:

– Яночка, прости меня, пожалуйста, но мне пора идти.

– Алё-ё-ша, посиди ещё немного, мне так приятно с тобой. – Она встала, подошла к нему, прижалась. – Алёша, давай с тобой постоянно встречаться. О, мой строгий красавец, какой ты хороший.

Её томный голос и ласковые прикосновения, поглаживания, словно бы парализовали Алексея. Он не в силах был сдвинуться с места, упивался этим обволакивающим голосом, ароматом тела белокурой красавицы. У него вдруг возникло желание опять лечь с ней в постель, чтобы слушать её стоны и вскрики, обнимать её извивающееся тело, но вовремя одумался: «Нет, как надо я уже не смогу. Нельзя портить о себе впечатление».

– Яна, – в волнении произнёс он, – хочу открыться тебе, что со следующей недели я буду жить с одной женщиной. Я женюсь на ней, мы даже заявление в ЗАГС написали.

– Ну и что, мой милый, – проворковала она. – Женись, кто тебе запрещает? Я прошу всего лишь раз в неделю приезжать сюда. Всего один раз! Я буду такой любовью тебя одаривать, что ты даже не представляешь.

Она принялась расписывать, какими будут дни их свиданий, какими ласками, какой негой она одарит его, какие новые позы, и приёмы они освоят вдвоём; какие ещё диковинные виды наслаждения придумают. И Алексей понял: ему не избавиться от чар этой женщины, от её ласк, не выпутаться из сотканной ею паутины.

– Ты согласен, мой строгий мальчик? – услышал он нежный голос и поспешил ответить:

– Согласен, Янулечка, любовь моя.

Вернувшись домой, Алексей лёг на кровать и стал думать о женщинах. Боже, как умеют они обольстить, очаровать, залезть в душу, вскружить голову. Но Яна тут несравненна, её прелести неописуемы. Правда, как жена она вряд ли какого мужчину устроит, поскольку изменять будет на каждом шагу, успевай только рога срезать. Опять же хочется верить, что эта умная, обворожительная женщина найдёт в себе силы и остановится от дальнейшего грехопадения. А пока… Решив, что встречаться с нею он будет и впредь, Алексей тут же подумал о Татьяне. Хотя Настя, спасибо ей, ни разу о Татьяне не напомнила, но она ведь всё знает. «Да, с Татьяной надо прекращать любовные отношения. А Насте прямо сказать: „Виноват, было дело, теперь всё“. Настенька женщина выдержанная (к счастью, не в постели, где она – сплошной ураган) и вряд ли когда попрекнёт связями с Татьяной».

Во вторник перед обедом, Алексей сказал Татьяне:

– Тань, сегодня мы с тобой здесь пообедаем.

– А чем будешь угощать? – с улыбкой спросила она.

– Ты в холодильник не заглядывала?

– Нет.

Алексей достал и поставил на стол бутылку шампанского, коробку конфет, фрукты.

– А что за праздник сегодня? – поинтересовалась Татьяна.

– Просто посидим.

Выпив и закусив, Алексей с минуту размышлял, с чего начать разговор о разрыве, какие слова подобрать, чтобы не обидеть молодую любовницу. Ничего не придумав, решил и тут говорить всё напрямик.

– Тань, ты извини меня, но я решил жениться. – Сказав эти слова, он ждал любой реакции, но не той, которая последовала.

– Что же, я давно это предчувствовала, – вздохнув, с грустью произнесла она. – Молодой ещё, здоровый. И кто твоя избранница?

– Наш начальник финансового отдела, Настя.

– Фи-и! – Татьяна презрительно скривилась. – Значит, не зря она с тобой в апреле в Берёзовку ездила? Ты меня что, обманул в тот раз? Значит, тогда ещё началось? Ну, Алёша! – Молодая любовница выскочила из-за стола, запустив конфетой в стену. Алексей инстинктивно съёжился, ожидая, что и ему сейчас перепадёт. Стал уверять вспыльчивую женщину, что в тот раз у него с Настей ничего не было.

– Да и как могло быть, – затараторил он, – если шеф с нами ездил. Мы с ней просто поговорили, какая невезуха в семейной жизни у нас. У неё муж был пьяница, а у меня жена… не пьяница, но ещё хуже. – Алексей умолк, тяжело переводя дыхание, как будто стометровку только что одолел.

– Правду говоришь? – Татьяна вонзила в него свой колючий взгляд.

– Конечно, Тань, – заверил он кротким голосом.

– Ладно, Алёш, прости: опять я сегодня не права. – Виновато улыбнувшись, Татьяна снова села за стол. – Давай теперь выпьем за твою женитьбу. Ты неплохой сделал выбор, честное слово. – Отпив несколько глоточков шампанского, она продолжала: – Настя стойкая женщина, как я слышала. Во всяком случае, в нашей конторе она в любовных связях не замечена. А остальные, даже замужние, все перещёлкались.

«Мягко сказала, – подумал Алексей, – на неё это не похоже».

Татьяна между тем спокойно продолжала:

– За мной тоже один человек давно уже ухлёстывает, но я ему пока даю от ворот поворот. Хотя нравится он мне и всего-то старше на четыре года. Неженатый. Если в постели он нормальный, то выйду за него замуж. Но это ладно, потом видно будет. – Татьяна беспечно махнула рукой. – А мой Максим, ну… даже не знаю, как назвать его, идиота. Хожу, бывает, перед ним голенькая, да я тебе рассказывала, кажется. А он позыркает на меня, позыркает, потом скривится, и… «Ты чего передо мной, как шлюха крутишься?» Ну, какое к нему после этого отношение будет? Только презрение и ненависть. Алёш, а мы с тобой останемся друзьями? – Стрельнув на него зелёными глазищами, она резко поднялась из-за стола и села к нему на колени.

– Конечно! – радостно пообещал он, обнимая озорницу и попутно убеждаясь, что она опять без трусиков и без лифчика.

– Алёш, а сейчас я хочу от тебя ласки. Да-да, мой любимый. – Весело захохотав, она сбросила с себя летнее платьице и повела мужчину к дивану. – Алёш, а я думаю, мы с тобой не только друзьями останемся. Я к тебе очень привыкла.

– Ничего, к молодому тоже привыкнешь.

– Кто знает. Ладно, там видно будет. Ой, не кусайся!

В первой декаде июля Алексей переселился к Насте, чему радовалась и она, и её дочь – Карина. В тот же день Настя поинтересовалась любимыми блюдами Алёши, и любит ли он пироги, блины, вареники. Оказалось, что всё это он просто обожает.

– Это моё любимое кушанье с детства, – сказал он.

– Хорошо, будет тебе кушанье из детства, – пообещала Настя.

Днём они съездили в ЗАГС, где и оставили своё заявление. Через месяц их обещали зарегистрировать. Вечером на шёлковых простынях Настя прижималась к Алексею, целовала его, обнимала так, словно хотела с ним слиться воедино. Алексей порой чувствовал себя ребёнком, оказавшимся в нежных материнских руках.

Как в первый, так и в последующие дни, он был счастлив. Настя относилась к нему как любящая жена, Карина – без избыточной нежности, но как любящая племянница к родному дяде. Они быстро нашли общий язык, ежедневно находили время и темы для разговоров. Лишённая с детства мужской ласки, Карина была счастлива, что наконец-то появился в доме мужчина. Алексей же, мало уделявший внимания родным детям, теперь стремился отдать максимум тепла чужой дочери.

19

Галине с Аркадием доставляло истинное удовольствие отдыхать в Селигерском краю, где разбитая, униженная женщина, восстанавливала не только телесные, но и надломленные духовные силы. Жили они в уютном домике на двоих. Личный водитель банкира, который привёз их на белом «Мерседесе», поставил для себя палатку рядом с домиком, среди деревьев.

Природа здесь была необыкновенно красочной: берега озера поросли соснами, елями, берёзами… Грибов и ягод – хоть косой коси. В озере же немало водилось щук, окуней, лещей… Но ни Аркадий, ни Галина не любили собирать ягоды и грибы, Аркадий к тому же оказался равнодушным к рыбной ловле. Днём они брали напрокат либо лодку, либо водные велосипеды и катались по озеру. Или купались, лежали на песчаном пляже, иногда ездили по заповедным местам. А после ужина гуляли по берегу озера, в какие-то минуты, скрываясь в зарослях черёмухи и ольхи…

В домике был установлен телефон, и банкир каждый вечер, кроме субботы и воскресенья, звонил своему заместителю. Отдых отдыхом, но банк должен работать бесперебойно. И он работал, что, разумеется, радовало банкира. Доволен был Аркадий и этим незапланированным отдыхом: ни Греция, ни хвалёные Гавайи, ни Андалусия, где он неоднократно отдыхал, не могли сравниться с этим благодатным краем. Чистый воздух, чистая вода, прекрасное питание, через день баня; Галина уже спустя неделю преобразилась. Правда, аллергия на интимную связь оставалась – при малейшем прикосновении мужской руки она испуганно вздрагивала, а на ногах и руках появлялись красные пятна. Но Аркадий не огорчался этим, наоборот, успокаивал свою целительницу. Ей же было неловко, что вот, Аркаша даже работу оставил ради неё, а она, Галина, всё портит. Пусть она и старалась изо всех сил: и массаж делала, и тело возлюбленного ласкала, все доступные места исцеловала, однако чувствовала – этого ему недостаточно.

В понедельник вечером, двадцать второго июля, банкир, как обычно, позвонил своему заму. И вдруг удивлённо воскликнул:

– Когда?.. Известно кто?!.. Давайте в среду…

Галина сидела в кресле и, слушая Аркадия, по его голосу сразу поняла: что-то случилось.

– Надо было сказать, где мы находимся, – закончив разговор, посетовал Аркадий. – Или хотя бы номер телефона сообщить. Но кто мог предвидеть такое? – Неестественно усмехнувшись, он посмотрел на женщину. Она обеспокоено спросила:

– Аркаша, на работе какие-то неполадки?

– Как сказать. – Банкир подошёл к окну и с минуту смотрел на озеро. – Я думаю, ты не расстроишься от моего известия, – повернувшись лицом к женщине, проговорил он. Она неопределённо пожала плечами. Дважды кашлянув в кулак, Аркадий наконец-то сообщил новость:

– Вчера вечером… убили Геннадия.

– Как?! – вытянув в изумлении шею, вскрикнула женщина. Её тело в этот же миг, словно кипятком обдало, а широко раскрытые глаза остановились на банкире. – За что?

– Трудно сказать… убийца пока не найден. – Аркадий медленно зашагал по комнате. – Как говорил по телефону мой заместитель, – продолжал он, – в квартире всё вверх дном перевёрнуто, по-видимому, деньги искали. И не удивительно, ведь как у нас некоторые думают? Если это главбух коммерческого банка, значит, вся квартира у него деньгами усыпана. – Аркадий сел в кресло и, как-то странно улыбнувшись, спросил: – А может, действительно деньги в доме хранились? Дело в том, что у него нет счёта в нашем банке, а денег, должно быть, скопил порядочно.

– Я ничего не знаю об этом, – тихо сказала Галина. – И сейчас я не знаю, плакать мне или чего… – Она с вопросом посмотрела на Аркадия. – Я как будто во сне нахожусь. Аркаш, это на самом деле не сон? Я ведь только сегодня о нём думала: вот, мол, опять скоро в его лапы возвращаться. Даже мороз по коже продирал. А как не думать? Задумаешься.

Галина уставилась в одну точку, и не понять было, огорчена она или обрадована. С одной стороны, убит законный муж, а с другой – обезврежен, отправлен на тот свет садист и насильник, от которого лишь с помощью Аркадия избавилась. И то, как думала, ненадолго.

Похоже, не был раздосадован известием об убийстве и Аркадий. По крайней мере, оба решили не спешить с отъездом, а провести следующий день здесь, в курортном местечке. И уехать лишь к вечеру, чтобы попасть на похороны, отложенные по просьбе Аркадия на один день.

– Кстати, твоё присутствие на похоронах, – сказал он Галине, – обязательно. Без тебя никто не имеет права твоего мужа хоронить.

Галина опешила:

– О-о-й, ну зачем я должна присутствовать на его похоронах? – захлюпала она носом. – Ну, кто придумал такой дурацкий закон?

Аркадий постарался её успокоить:

– Всё страшное, Галя, у тебя позади, а через день только похороны, которые организует наш банк. У тебя нет теперь мужа-супостата, а вот моей жене… – Он скривился, как от зубной боли. – Моя жена, наверное, горько плачет, потеряв ценного любовника. – Аркадий встал и начал ходить, сцепив за спиной руки. – Ну, любовника можно найти, а вот найти убийцу в наше время… Кстати, убил его кто-то из знакомых.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что мой бывший главбух сам пустил в квартиру убийцу. Двери, как мне сообщили по телефону, никто не взламывал. Из этого и следует, что гость-убийца был знаком Геннадию. Кого можно пустить от восьми до десяти вечера? А именно в этот отрезок времени произошло убийство. Друзей у покойного, насколько я знаю, не было. Да и знакомых – раз-два и обчёлся. Но они были, и милиция, я думаю, проверит каждого из них. В этом деле пока что много загадок. Первая: главбух убит из пистолета, а соседи не слышали никакого выстрела. Значит, либо пистолет был с глушителем, либо убийство произошло не на квартире, а где-то ещё, и труп был доставлен на место. Далее: убийца или убийцы либо циничны, либо самонадеянны, либо крайне неопытны. Покидая квартиру Геннадия, они оставили двери открытыми. Именно на открытые двери и обратил внимание кто-то из соседей. Ладно, давай, Галя, выпьем, а то меня что-то дрожь начинает пробирать.

Они выпили и вполголоса заговорили о покойном. Все глаголы теперь употреблялись в прошедшем времени: «был», «говорил», «грешил», «издевался». И, возможно, поэтому, Галина ощущала, как она внутренне освобождается от страха, от гнёта, последнее время томившего её. Как будто с уходом жадного до её тела и страшного коротышки ушли и все её хвори – телесные и душевные. А вместе с ними и необычная аллергия, державшая её на расстоянии от Аркадия. Душа и тело вдруг почувствовали свободу, а вслед за этим вернулось исчезнувшее желание любить. Женщина закричала так, будто была уже в постели. Восторг любви охватил её с такой силой, что она, обхватив Аркадия обеими руками, потащила его к двуспальной кровати, торопливо раздела догола и лишь после этого сама разделась и приняла одну из тех окрыляющих поз, которая особенно нравилась её любовнику.

Прежде чем встать с постели, они трижды с малыми промежутками времени набрасывались друг на друга, словно изголодавшиеся звери на пищу. Да они и в самом деле наголодались здесь до крайности и от насыщения были пока ещё далеки.

На радостях Галина хотела было «просветить» Аркадия, рассказать, что мальчик, проживающий с его родителями в Москве, вовсе не его сын, что Яна семь лет назад родила его от грузина, тогдашнего своего любовника. Об этом знают десятки людей, кроме него, мужа. Однако поразмыслив, Галина прикусила язык. «Зачем влезать в чужую жизнь? После этого он мальчика может невзлюбить, от расстройства опять станет импотентом, на работе дела пойдут под уклон. Но Яна, конечно, сволочь, что сыночка не от мужа родила, а от любовника. Жалко Аркашу: мягкий, доверчивый, а жена – подлюга».

– Яна… – вдруг услышала Галина имя неприятной ей женщины. И вздрогнула: «Уж не сама ли я заговорила вслух?» Нет, это Аркадий спутал имена, назвав её, Галину, именем своей жены. Спохватившись, он подскочил в постели и, изменившись в лице, стал оправдываться. Дескать, задумался о жене: как-то она теперь будет без коротышки? Опять ведь может по ресторанам пойти.

Виновато посмотрев на любовницу, он нерешительно спросил:

– А может, сказать ей, что я теперь не импотент? И делом доказать.

– Скажи. А Яна так обрадуется, – засмеялась Галина, – что у неё все дурные желания отпадут. Она от радости по пятам за тобой будет бегать. Что надо женщине? – уложив Аркадия на спину и наклонившись над ним, продолжала Галина. – Душевного тепла от мужа, и… сам понимаешь чего. А ты своей жене не давал ни того, ни другого; поневоле баба взбесится. Ты думал, что деньгами её удовлетворишь? Что ж, деньги иметь приятно, но куда приятней иметь полноценного любимого и любящего мужа. Нельзя идти против жизни. И нельзя из-за своей временной «нетрудоспособности», бросать в чужие руки собственную жену. Жена – штука сложная. Это тот зверёк, который постоянно рвётся на волю. И держать его при себе надо умеючи. Ты его в своё время не удержал, но ещё можешь попробовать вернуть. Попробуй. Труднее всего сделать первый шаг. Не легче, наверное, и жену будет простить. Хотя не только она виновата. Но, сделав первый шаг, ты сделаешь и второй.

Аркадий слушал Галину с закрытыми глазами, а на полноватых его губах блуждала загадочная улыбка. «Любит, оказывается, он свою жену, – с грустью подумала Галина. – И мне не раз в любви объяснялся, когда я его вылечила, вдохнула в него силы и уверенность. Эх, мужики-мужики, все вы на одну колодку сделаны».

Весь следующий день Галина чувствовала себя необычайно легко и непринуждённо. К ней вернулись кокетство, игривые интонации в голосе. Если все последние дни, опасаясь странной аллергии, она, естественно, не льнула к Аркадию, то сегодня всячески старалась обольстить его, возбудить. Но мужчина на все её различные ухищрения никак не реагировал. «Видимо, силы бережёт, – решила Галина. – Значит, точно надумал с женой помириться. Но куда ты от меня денешься, котёночек? – внутренне усмехнулась она. – Ещё один напор и ты поднимешь лапки, будешь целовать мне то, чего я захочу. Не захотел в озере? Прощаю. В сосновом бору „постель“ колется? Снова прощаю. Но впереди ещё санаторная постель».

Перед обедом, сделав вид, что подвернула ногу, Галина захромала. Уговорила Аркадия посидеть в домике, пока боль не стихнет. Помассировав для видимости щиколотку, она за пять минут «победила» высокого блондина… Обедать они не пошли.

Ах, как Галина сожалела, что надо покидать этот райский уголок. Она с удовольствием осталась бы ещё на двенадцать дней, но… Поздним вечером они выехали.

В машине, на заднем сиденье, они недолго поговорили, потом склонились друг к другу и уснули. Около восьми утра забрали родителей покойного и поехали в морг. А через час появилась похоронная команда. Словом, всё шло по давно установившемуся ритуалу и закончилось поминальным обедом в недорогом ресторане за счёт коммерческого банка.

После этого Галина с Аркадием поехали в районное отделении милиции: нужно было добиться разрешения снять пломбу с двери опечатанной квартиры Геннадия, в которой была прописана и Галина, и убедиться в сохранности её собственных вещей.

В милиции Галину попросили сначала дать показания о знакомствах её мужа, о людях, бывавших у них дома; не тревожило ли его что-то в последнее время. После двадцатиминутной беседы с женой покойного и десятиминутной с Аркадием (после чего Аркадий уехал в банк, попросив Галину позвонить ему в случае необходимости), следователь милиции привёз вдову на место трагедии. Здесь тоже надо было показания давать. «Пропало ли что из квартиры? А если пропало, то, что именно?»

Женщина ожидала увидеть в квартире полный разгром, но в спальне, например, были открыты лишь прикроватные тумбочки и шкаф, в котором висела одежда. В гостиной тоже были выдвинуты ящики белой инкрустированной стенки, открыт бар. Однако ничего не было взято – ни дорогая посуда, ни книги, ни аппаратура. Даже колечки, перстни, сережки – и все с бриллиантовыми камушками – остались в шкатулке, где и лежали до этого. В рабочем кабинете – почти та же картина. Правда, выдвинуты ящики письменного стола, а папки с бумагами разбросаны. Галина порадовалась, что застрелили коротышку в холле. Не по себе было бы, если б это случилось в спальне или в гостиной. А так, хоть сейчас ложись на кровать или на диван. Окровавленный же палас из холла можно выбросить.

– Что, неужели ничего не взяли? – удивился майор милиции.

– Нет.

– Выходит, имитировали кражу.

Подписав протокол осмотра, понятые покинули квартиру, а милиционер остался. Он не мог оторвать взгляд от обольстительной вдовы и, казалось, готов сейчас же вступить с ней в другие, не служебные отношения.

Галина это заметила. Она и сама не прочь была поближе познакомиться с бравым стражем порядка, отомстить бывшему мужу на той же кровати, где в какие-то минуты верещала от боли. Сегодня же, в день похорон, тоже подмывало поверещать, но не от боли, а от наслаждения. «Сучка я всё-таки, – подумала про себя. – В день траура, а невесть о чём думаю». Но уже в следующую секунду махнула рукой: «Но не горевать же мне! Я рада тому, что случилось, и нечего себя обманывать».

Минуты три-четыре спустя, они сидели за столиком в гостиной. Пили коньяк, закусывая его конфетами. Говорили мало: не о чем было говорить. Наконец Галина встала и удалилась в спальню, чтобы через несколько секунд появиться в коротенькой прозрачной сорочке, через которую проглядывало та-а-кое… Увидев всё это, майор милиции начал спешно снимать с себя форменный мундир…

Увы, случайный любовник оказался форменным слабаком: раззадорил женщину и – тю-тю. Проводив его, Галина минут двадцать ходила по квартире как разъярённая тигрица в клетке. «Дура набитая! – ругала она себя. – Страсть зачем-то показывала, любовными словами его осыпала. А он чуть не уснул на мне. Тьфу, век бы его не видать!»

Раздосадованная, она стала перебирать мужчин, которые могли бы немедленно погасить её бешенство, привести в норму весь её потревоженный организм. «Надо позвонить Ивану Николаевичу, давненько с ним не встречались. Хотя… с ним лучше потом». Подумав, вспомнила грузина по имени Сосо. Ещё в декабре она делала ему массаж из десяти сеансов. Дважды «помассировал» и он её. Да так, что она до сих пор его помнила. Позвонила по телефону и уже через час лежала в постели с ним. Сосо – толстяк, но ещё в декабре на деле доказал, что полнота в любовных делах не помеха, важен темперамент. С семи и до десяти вечера (с небольшими перерывами) «гасил» он пламя во взбудораженном Галином теле, приводил в норму её оскорблённую душу. Возможно, перестарался, зато с каким удовольствием слушал он мольбу о пощаде. И с каким наслаждением смотрел, как ублажённая им женщина целовала его ноги и клялась, стоя на коленях, что будет рабой его, пока жива.

20

Проснувшись в полдень, Галина улыбнулась, вспоминая доброго, беспощадного к своему здоровью Сосо. Приняв ванну, настоянную на травах, и почувствовав лёгкость в теле, стала размышлять: «Куда же коротышка мог деньги спрятать?» Сначала проверила хлебницу, в которую была вмонтирована незаметная копилка. В копилке оказалось семь миллионов триста тысяч рублей. «Что это за деньги? Хм…» Проверив в квартире все ящики, другие укромные места, женщина вдруг вспомнила: «Я же не раз слышала, как коротышка по ночам шарил в холле. А что если?..»

Выбежав в холл, она обвела взглядом стены, покрытые щитами из морёного дуба. Зацепиться глазу было не за что. «Что же он делал здесь?» Галина стала ощупывать чувствительными пальцами стены. И через несколько минут нащупала местечко, показавшееся ей подозрительным. С бьющимся сердцем продолжила исследование и выяснила, что местечко это не что иное, как маленькая заплатка, закрашенная под цвет морёного дуба. Сковырнула её ножом и увидела спрятанную под ней прорезь замка. «Вот они где, деньги!» – подсказало ей чутьё. Она ещё не знала, где ключ. «А вдруг не найду? Ну и чёрт с ним, зубами прогрызу стену».

Однако грызть ничего не пришлось: в верхнем ящике письменного стола лежала целая связка ключей; один из них подошёл к потайному замку, и уже через минуту в капитальной стене перед Галиной открылся мини-сейфик.

Дрожащими пальцами она открыла его другим маленьким ключиком и вытащила картонную коробку. Ноги мигом ослабли. Опасаясь, что упадёт, села на паркетный пол, вскрыла коробку. В ней оказалось двадцать толстых пачек стодолларовых купюр. Сколько же в каждой пачке? Чтобы сделать простое арифметическое действие, Галина не могла никак сосредоточится. Мысли её скакали, сердце отчаянно колотилось.

– Сколько же в каждой пачке: одна тысяча или больше? Де-ся-ть тысяч?! – наконец-то сообразила она. – Десять… умножить на двадцать… это… У-у-х, – с испугом выдохнула, почувствовав, как вся покрывается потом. «Уж не снится ли мне это?» – подумала она, вспомнив, что крупные деньги снились ей не однажды. Ущипнула себя за сосок и не почувствовала боли. Ущипнула за живот, за мочку уха…

– Неужели действительно сон? – перепугалась она, хотя пачки долларов – вот они! – лежали на коленях. – Что же это такое? – Галина двумя руками ухватилась за густые волосы ниже живота и дёрнула их изо всей силы. – А-а! – вскочив с пола, закричала она, впервые почувствовав настоящую боль. Обругав себя матом, подняла с пола купюры, пересчитала их и, убедившись, что в двадцати пачках двести тысяч долларов, выпила кряду три рюмки «Мартини».

– Ай да Генашка! – вслух проговорила она. – Ай да милашка! Царство тебе небесное, Генулечка, и чтобы земля тебе была пухом. Да за такие деньги, если бы я знала, что получу их когда-нибудь, я бы и не то стерпела. Пусть тяжело, ничего не говорю, больно. А Сосо, кстати, тоже тот ещё разбойник. Правда, он ласковый и не бывает грубым.

Спрятав доллары на прежнее место, Галина позвонила родителям Геннадия и, одевшись, поехала к ним.

Родители были не старые, хотя оба уже на пенсии. Поговорив ещё раз о невосполнимой утрате, Галина сказала, что из всего оставшегося наследства берёт себе лишь квартиру, в которой прописана и деревянный дом за городом. А остальное – гараж, машину «Мерседес», который стоит больше ста миллионов рублей, предлагает родителям. Услышав о стоимости автомобиля, небогатые пенсионеры ахнули.

– Но поскольку гараж от вас далеко, а от меня близко, – продолжила далее Галина, – я прошу вас продать его мне за тридцать миллионов. Это очень большие деньги. А я вам за это найду покупателя на «Мерседес», а то вас надуть могут.

Родители Геннадия тут же с Галиной согласились и попросили её не откладывать оформление в долгий ящик.

Галина поначалу и «Мерседес» хотела у пенсионеров купить, чтобы вместе с гаражом подарить Алёше. Но потом подумала: вещь дорогая, вдруг кокнет? «Нет, нам и „Жигулей“ вполне достаточно». Да, она уже снова видела себя женой Алексея. «А Сосо, Омар, Хазраил и прочие чужаки, они на всякий случай, когда чего-нибудь остренького захочется. А Алёша – повседневные щи, каша, молоко… В общем, муж».

Счастливая вдова была чрезвычайно рада, что гараж ей обойдётся не очень дорого. Хотя Геннадий купил его в своё время за большие деньги.

Подъехав к родному дому на такси в начале четвёртого, Галина с улыбкой поднималась на свой этаж, надеясь застать там сына. А через час и Алёша придёт. Открыв своим ключом дверь, женщина вдохнула полной грудью знакомые запахи, исходящие, казалось, отовсюду.

– А я думал, папа ко мне в гости идёт, – выглянув из своей комнаты, произнёс сын.

– Что значит в гости? Он разве не живёт здесь? – Галина растерянно смотрела на Шурку-молчуна, забыв поздороваться, поцеловать его, что делала при каждой встрече последнее время.

– Папы две недели дома нет, – ответил юноша. – Нет, он два раза в неделю приходит, но… он с какой-то женщиной живёт.

– Та-ак, – чуть слышно проговорила Галина и, побелев лицом, закачалась. Сын вовремя подхватил её под руку и провёл в гостиную.

– Воды, – попросила мать, ложась на диван.

«Мой милый, Алёша, – с раздирающей тоской в душе подумала она, когда чёрный туман рассеялся перед глазами, – я так хотела быть с тобой, так мечтала, что слов нет. А как я мучаюсь, Алёшенька, что предала тебя в прошлом году, и ты столько выстрадал из-за моей глупости. Но как я мечтала искупить свой грех и сделать тебя счастливым. Чтобы всё у тебя было, кроме печали. Ах, Алёшенька, как же мне жить теперь с таким грузом? А сколько денег у меня, мой милый. Я же верила, когда терпела адские муки, что не зря терплю. Ну, грешна я перед Богом. Но он ведь видел мои муки, моё стремление сделать тебя счастливым. И не он ли мне помог избавиться от садиста-насильника. Не он ли мне подсказал, где спрятаны деньги. А для чего?! Я думаю для того, чтобы я искупила вину перед родным, самым близким мне человеком. Ты ведь ближе даже детей моих. Дети что? Дочери уже, считай, нет, а там и сын женится. А дальше? С кем я буду?! Ой, мама, зачем ты меня на свет родила. Для мучений? А где счастье?»

Сын минут пять наблюдал за матерью, как она беззвучно шевелит губами. Наконец не выдержал.

– Мам, – негромко произнёс он, – может, тебе какую таблетку принести?

– Не надо, сынок, – тихо ответила она, – лучше помоги мне до спальни дойти. Я на кровать лягу, чтобы не мешать тебе.

Галина до позднего вечера лежала на кровати, пытаясь понять, что же произошло? И за что можно зацепиться, чтобы наладить отношения с Алёшей? Может, не всё потеряно? «Он ведь любил меня… А может, я куплю его за двести тысяч долларов? Нет, это неправильно, что куплю, это грубо. Но, возможно, он клюнет на такие деньги? Ну вот, опять: „куплю“, „клюнет“. Почему я всё стала переводить на деньги? И почему стала так мыслить? А вроде совсем недавно была как ромашка с лепестками, но лепесточки кто-то сорвал. А может, сама их срывала: „любит – не любит…“ И досрывалась… Или деньги опустошили душу, убрали из неё поддерживающий стержень. А может, и сам корень подгрызли. Не зря, наверное, говорят: „Деньги – зло“. А может, не деньги, совесть грызёт душу? Может, может, – обругала себя в мыслях Галина. – Наверное, это синдром нагулявшейся бабы: напробовалась и так, и сяк, и двухэтажной „любовью“. Теперь на покой тянет, мужа как бы вернуть. А пенис старого козла не хочешь под язычок, вместо валидольчика?»