Текст книги "Берия. Судьба всесильного наркома"

Сами евреи, и только они, повинны в том, что ариец питает к ним ненависть и презрение. Основной чертой каждого еврея, будь то капиталист, или мелкий торгаш, или служащий, является то, что он считает себя принадлежащим к избранному племени, а всех остальных людей – отбросами, “гоями” (иноверцами), обязанными ему повиноваться. Недаром еврейский учёный Иегуда Галеви сказал: “Израиль – сердце народов”. В душе евреев живёт уверенность, что настанет время, когда евреи достигнут мирового господства, скуют “гоев” одной цепью и заставят их работать на себя.

Беспощадность, с которой за счёт прочего населения евреи выдвигают вперёд своих соплеменников и проводят их к власти – это также одна из причин того, что врождённый, но не всегда осознаваемый инстинкт самосохранения арийского населения против еврейства вырастает в сознательный антисемитизм.

Еврей не любит заниматься производительным трудом. Ему свойственно стремление к паразитическому существованию за счёт других народов. Из среды евреев выходят самые жестокие эксплуататоры. Очень редко можно встретить еврея-землепашца, еврея углекопа, еврея-столяра: физический труд евреи оставляют для “гоев”. Сами они занимаются исключительно торгашескими и спекулятивными махинациями. В советской России евреи устроились на самых лучших, “тёпленьких” местечках – в Москве и других городах, вытеснив русских людей».

Главным «демоном» России Лужский, вслед за нацистской пропагандой, представлял Лазаря Кагановича, даже принижая для этой цели роль Сталина: «Евреев в населении СССР – 1,7 процента, в партии (по переписи партии 1922 года) – 5,2 процента, в ЦК – 25,7, в Политбюро в целом в эпоху Ленина – 36,8 процента, к концу эпохи Ленина – 42,9 процента… Группа Кагановича захватила все руководящие посты в партии и прежде всего Политбюро, Оргбюро и генеральный секретариат партии, а также все важнейшие посты в Центральном Комитете партии… Сталин с его грубой энергией, беспощадной жестокостью и хитростью, с его примитивным духовным уровнем является наиболее подходящим человеком для поста “верховного вождя” и “отца народов” СССР. Его умственный горизонт ограничен, тем сильнее его выносливость и упорство. Ленин ценил твёрдость и практический ум Сталина и одновременно предостерегал от этого человека, который будет злоупотреблять властью. “Сей повар будет готовить весьма острые блюда”, – писал Ленин в своём “Завещании”…

Каганович – типичный интриган и закулисных дел мастер. Наряду с его организаторскими талантами нужно отметить его необыкновенную хитрость, ловкость, большую работоспособность, хорошую память. Он, несомненно, умнее Сталина. Если грубый грузин – сердце клики Кагановича, то сам Каганович – её мозг…

Каганович, как вождь победившей группы, беспощадно уничтожал тех своих соотечественников, которые не захотели отказаться от безуспешной, а потому вредной для всего советского еврейства троцкистской оппозиции…»

Здесь Лужский сознательно передёргивает. Действительно, в первые послереволюционные годы в составе большевистской партии был повышенный процент евреев, а также поляков, – народов, наиболее сильно притесняемых царизмом, а потому особенно охотно вступавших в ряды революционных организаций. Однако с разгромом троцкистско-зиновьевской оппозиции и последующим оттеснением от власти и уничтожением большинства старых большевиков доля евреев в руководстве партии и страны резко упала. Это хорошо видно на примере высшего начальствующего состава НКВД. Если в 1934 году 31,25 процента высокопоставленных чекистов составляли евреи, а 4,17 процента – поляки, то к 1941 году поляков среди них не осталось, а доля евреев упала до 5,5 процентов. Зато возросла доля грузин – с 3,13 до 6,59 процентов, что было связано с приходом в НКВД Берии. На руководящих постах из евреев остался только Лазарь Каганович, да ещё Лев Мехлис. Лужский также приписывал большую роль брату Лазаря Михаилу Моисеевичу Кагановичу, наркому авиационной промышленности, не зная, что еще 1 июля 1941 года тот застрелился после того, как был обвинён в участии в «право-фашистском заговоре» (так называли дело авиационных генералов, о котором шла речь выше).

В брошюре Лужского особый упор делался на «засилье» евреев в советских карательных органах: «В 1934 году старый чекист еврей Гершель Ягода становится во главе ГПУ. Его ближайшие помощники евреи: Агранов-Сорензон, Гай, Слуцкий, Шанин, Бельский, Могильский, Берман, Фирин и др. (ни один из них, кроме мифического Могильского, не пережил „ежовщины“; Шанин же, кстати сказать, был не евреем, а русским. – Б. С.) ГПУ получает в рамках пятилетнего плана ещё одну задачу: провести ряд строительных работ – каналов, автострад, железных дорог, имеющих большое стратегическое значение.

Строительство каналов: Беломорского, Москва – Волга и других сооружений, где использовался труд миллионов заключённых, повлекло за собой колоссальные жертвы (от холода, голода и истощения) среди рабочих, а их еврейские руководители (Берман, Коган, Фирин) получили за такое смертоубийственное строительство ордена.

В сентябре 1936 года кончилась эра всемогущего Ягоды, запутавшегося в закулисной борьбе. Сменил его Ежов (русский, женат на еврейке), один из раболепствующих карьеристов клики Кагановича, вскоре сам впавший в немилость. В настоящее время НКВД находится в руках кавказского еврея Берия, сохранившего все традиции этого органа еврейско-большевистского террора, вплоть до “евреизации” его аппарата.

Не миновала тяжёлая рука клики Кагановича и сельское хозяйство. Эпоха Сталина – Кагановича принесла с собой принудительную коллективизацию, т. е. уничтожение хозяйственной самостоятельности и собственности крестьян. Эта борьба против единоличного хозяйства русских крестьян с самого начала велась евреями. По приказу Лазаря Кагановича евреи Ягода и Бауман (секретарь ЦК по сельскому хозяйству в 1929–1934 годах, по национальности немец. – Б. С.) приступают к ликвидации лучших представителей крестьянства путём невероятных налогов, ссылки, заключения в тюрьму и расстрелов. Крестьянство с неслыханным мужеством боролось за свою землю и имущество.

В 1932–33 году, опять-таки под руководством Лазаря Кагановича и при участии евреев Криницкого (руководителя Центрального управления МТС) и Яковлева-Эпштейна (тогдашнего наркома земледелия), открывается новый поход на крестьян. При МТС вводятся политотделы, в задачу которых входит неукоснительное проведение в жизнь всех сельскохозяйственных мероприятий еврейского правительства.

Результаты коллективизации известны. Она привела к падению сельского хозяйства и ужасному голоду в деревне в 1933 году, жертвой которого стали многие миллионы крестьян…

Нет никакого сомнения в том, что советское еврейство держит в своих цепких руках и печать. Евреи-редакторы, журналисты, критики заполнили редакции советских газет, журналов, агентств (ТАСС), отделы печати и издательства. Не всегда можно определить степень еврейского засилья в прессе, так как в советской прессе широко распространён метод псевдонимов. Старая конспиративная привычка дореволюционных большевиков иметь по несколько фамилий или прозвищ объединилась с еврейским стремлением к анонимности. Мало кто знает, например, что под русской фамилией Кольцов скрывается еврей Фридлянд, один из известных советских журналистов (благополучно расстрелянный в 1940 году. – Б. С.), под Бородиным – еврей Мандельштам (на самом деле – еврей Грузенберг, один из руководителей Совинформбюро, разделивший судьбу Кольцова уже после войны. – Б. С.) и т. д.

Не менее успешны для евреев их “завоевания” в области культурной жизни и искусства Советского Союза. Евреи Бродский и Кацман увековечивают на полотне лики еврейско-большевистских сановников, еврей-архитектор Иофан воздвигает Дворец Советов – символ еврейско-большевистского режима (так и не построенный из-за войны. – Б. С.), Гольдштейн, Ойстрах и другие виртуозы представляют музыкальное искусство в Советском Союзе.

В области науки влияние еврейства оказывается также весьма губительным… Во главе пресловутого союза воинствующих безбожников стоит еврей Ярославский-Губельман…

Общеизвестно, каким преследованиям большевики подвергли русскую церковь. За время господства еврейского большевизма “ликвидировано” свыше 40 000 священников, разрушено и разорено свыше 14 000 церквей… Из 900 монастырей старой России лишь один ещё функционирует. В то время как православные церкви в СССР закрыты или превращены в антирелигиозные музеи, клубы, гаражи и т. д., евреи в своих синагогах беспрепятственно совершают служение своему Богу. Может ли быть более убедительное доказательство еврейского господства в церковно-религиозной жизни в СССР?»

Лужский убеждал своих читателей, что «после крушения либеральных иллюзий основным еврейским орудием для завоевания мирового господства остался большевизм. То, что не удалось с помощью финансового капитала и Лиги наций, должно было удастся с помощью большевизма и войны. В сентябре 1939 года мировое иудейство попыталось приступить к исполнению своего чудовищного плана и объявило национал-социалистической Германии, а в её лице и всем молодым свободным народам Европы, войну. Однако железная рука вождя германского народа остановила иудейский меч, занесённый над народами Европы.

Сейчас на огромном протяжении Восточного фронта происходит гигантская борьба за светлое будущее человечества. В битвах, разыгравшихся на Восточном фронте, льётся кровь германского солдата, сражающегося за освобождение Родины, а с нею и всей Европы, от страшного призрака еврейского коммунизма. В этих битвах льётся кровь и обманутого русского солдата, не ведающего, что он творит, защищая клику Сталина – Кагановича. Борьба идёт за сокрушение сильнейшего опорного пункта мирового еврейства. Вопрос может быть решён только – или-или. Или мировое еврейство, выиграв битву, захватит мир в свои руки и превратит цветущие города и сёла Европы в кладбище и в сады пыток, или восторжествует правда и народы новой освобождённой от еврейского ига Европы объединятся в дружную семью для построения на земле истинно социалистического общества.

Мы видим, что Провидение даст силы германскому народу в содружестве со всеми народами Европы уничтожить навсегда на земле кровавый еврейский кошмар и освободить мир от власти «золотого тельца», провозгласив единственной ценностью человечества – труд».

Сталин, в отличие от Берии, вряд ли читал опус Лужского, но еще во время войны начал действовать по нехитрым рецептам этой брошюры. В 1942 году озаботился национальным составом деятелей искусства и заменил руководство Московской и Ленинградской консерваторий и Большого театра на представителей «коренной национальности». А после 1945 года разобрался с сомнительными по пятому пункту руководителями средств массовой информации, учёными и театральными критиками, утвердив «русский приоритет» во всех отраслях знания. Евреям же отныне был закрыт путь в номенклатуру.

В годы войны Берия трижды выезжал на фронт. Два раза – в августе—сентябре 1942 года и в марте 1943 года на Кавказ в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования. Третий раз ему довелось сопровождать Сталина во время поездки в район Ржева на Калининский фронт в августе 1943-го. В качестве полководца Лаврентию Павловичу пришлось действовать лишь один раз в своей жизни – осенью 42-го на Кавказе. О том, сколь успешны были его действия, существовали диаметрально противоположные мнения, причём рубежом между ними закономерно стал день ареста Берии. Ещё в 1950 году второй секретарь компартии Грузии М.И. Барамия защитил кандидатскую диссертацию на тему «Выдающаяся роль т. Берии в обороне Кавказа» (издать её отдельной книгой помешал арест в следующем году по так называемому «мингрельскому делу»). О полководческом искусстве Лаврентия Павловича в битве за Кавказ писал и генерал армии Герой Советского Союза И.И. Масленников, в 1939 году выдвинутый Берией на пост командующего пограничными войсками и заместителя наркома внутренних дел СССР, а в 1942–1943 годах командовавший Северной группой войск Закавказского фронта и Северо-Кавказским фронтом. В 1952 году в августовском номере журнала «Военная мысль» появилась статья Завьялова и Калядина «Битва за Кавказ». По поводу этой статьи Масленников направил специальное письмо начальнику Военно-научного управления Генерального штаба, где отмечал: «На странице 56, характеризуя мероприятия Ставки Верховного Главнокомандования СССР, авторы лишь вскользь и чрезвычайно бегло упоминают об огромной творческой работе и принципиальных политических организационных мероприятиях, которые осуществил товарищ Лаврентий Павлович Берия, создавший коренной перелом, изменивший всю обстановку, несмотря на чрезвычайно трудное положение, сложившееся на кавказских фронтах к августу 1942 года. Подобная характеристика деятельности товарища Л.П. Берия не даёт исчерпывающей картины всех мероприятий, которые были проведены под личным и непосредственным руководством товарища Лаврентия Павловича Берия.

Л.П. Берия, владея сталинским стилем руководства, личным примером показал образцы большевистского, государственного, военного, партийно-политического и хозяйственного руководства Закавказским фронтом (август 1942 – январь 1943 гг.), блестяще претворил указание товарища Сталина».

В ходе следствия по делу Берии военные, вполне естественно, о полководческом таланте поверженного маршала отзывались совершенно иначе. Генералы Генерального штаба Покровский и Платонов написали специальный доклад для следователей «К вопросу о преступной деятельности Берии во время обороны Кавказа». Там, в частности, утверждалось: «Для выполнения задачи обороны в восточной части Кавказского хребта 8 августа была создана Северная группа войск Закавказского фронта, командующим которой, видимо, по настоянию Берии был назначен генерал Масленников, до этого неудачно командовавший армией на Калининском фронте… Генерал Масленников, несомненно, пользуясь покровительством Берии, нередко игнорировал указания командующего фронтом и своими действиями задержал перегруппировку войск».

А генерал-лейтенант С.М. Штеменко, ездивший вместе с Берией на Кавказ во главе оперативной группы офицеров Генштаба, показал: «…В действиях Берии было много такого, что не только не способствовало обороне Кавказа, но, наоборот, дезорганизовывало оборону. Прежде всего, Берия создал параллельно штабу фронта особую оперативную группу, возглавлявшуюся генералом из НКВД, которой была поручена оборона перевалов… В эту группу входили люди, мало компетентные в военном деле…

Вторым действием Берии, дезорганизовывавшем оборону Кавказа, была замена ничем не опорочившего себя командующего 46-й армией генерала Сергацкова генералом Леселидзе. Такая ненужная замена командующего в напряжённой обстановке никак не могла способствовать упрочению обороны… При пребывании Берии на Кавказе военное командование было фактически отстранено им от руководства. Берия в своей деятельности стремился опираться на сотрудников НКВД, большинство из которых было совершенно некомпетентными в военном деле.

По существу все эти действия Берии, связанные с обороной перевалов Главного Кавказского хребта, как главной задачей в тот период, наносили вред этой обороне и создавали благоприятные условия для противника и тем самым усиливали угрозу проникновения немцев в Закавказье».

Штеменко вторил бывший командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В. Тюленев: «В Закфронт прибыли войска НКВД. Эти войска были на особом учёте и в распоряжении Берии. Поэтому они не были использованы для боевых активных действий.

Я поставил перед Ставкой вопрос о передаче в распоряжение командования Закфронта хотя бы части войск НКВД, находившихся на территории Закфронта (15–20 полков). И.В. Сталин одобрил мою мысль, но присутствовавший при этом Берия резко воспротивился этому, допуская грубые выпады в адрес командования фронта. Из 121 тысячи войск НКВД, которые в большинстве своём бездействовали, Берия согласился передать в распоряжение Закфронта всего лишь 5–7 тысяч, и то по настоянию И.В. Сталина».

А ведь Тюленева командующим фронтом назначили по рекомендации Берии! 1 сентября 1942 года Лаврентий Павлович телеграфировал Сталину: «Командующим Закавказским фронтом считаю нужным назначить Тюленева, который, при всех недостатках, более отвечает этому назначению, чем Будённый. Надо отметить, что в связи с его отступлениями авторитет Будённого на Кавказе значительно пал, не говоря уже о том, что вследствие своей малограмотности безусловно провалит дело». Бывшего командарма Первой Конной Берия ставил невысоко, да и на его бывшего подчинённого конармейца Тюленева не возлагал слишком больших надежд. И, кажется, в своей оценке не ошибся.

Штеменко же, описывая позднее в мемуарах свою месячную командировку в Закавказье, хоть и не упоминает ни словом Берию (его функции он передаёт начальнику Оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанту П.И. Бодину), но и не находит, как будто никаких следов дезорганизации советской обороны. Вот как он описывает в мемуарах предшествовавший командировке вызов к Верховному Главнокомандующему: «Обратите особое внимание на бакинское направление, – сказал Сталин, обращаясь к Бодину… – Этих полковников надо будет взять с собой, когда поедете».

Дальше, по словам Сергея Матвеевича, события развивались следующим образом: «Лишь через несколько дней после вызова в Ставку, а именно 21 августа Бодин объявил мне: “Подготовьтесь, завтра в 4 часа поедете со мной на аэродром. Возьмите шифровальщика и нескольких направленцев”… Утром в назначенное время поехали в машине Бодина на Центральный аэродром. Там нас уже ждал самолёт Си-47. Бодину представился командир корабля полковник В.Г. Грачёв.

Летели в Тбилиси через Среднюю Азию. Прямой путь туда был уже перекрыт немцами. В Красноводске приземлились вечером, а когда стемнело, пошли через Каспийское море на Баку, Тбилиси.

В Тбилиси сели почти в полночь и прямо с аэродрома направились в штаб фронта. Город ещё не спал. Многие улицы были ярко освещены и полны людей.

П.И. Бодин немедленно заслушал доклад начальника штаба фронта А.И. Субботина и объяснил, с какими задачами мы прибыли. Их было немало: уточнить на месте обстановку, наметить дополнительные меры по усилению обороны Закавказья и провести их в жизнь, создать резервы из войск, отошедших и отходящих в Закавказье с севера, а также за счёт мобилизации новых контингентов из местного населения и, наконец, ускорить подготовку оборонительных рубежей, прежде всего на бакинском направлении. В заключение Бодин обратился к командующему фронтом: “Известно ли Вам, что союзники пытаются использовать наше тяжёлое положение на фронтах и вырвать согласие на ввод английских войск в Закавказье? Этого, конечно, допустить нельзя. Государственный Комитет Обороны считает защиту Закавказья важнейшей государственной задачей, и мы обязаны принять все меры, чтобы отразить натиск врага, обескровить его, а затем и разгромить. Надежды Гитлера и вожделения союзников надо похоронить…”»

С чего это вдруг начальник Оперативного управления Генштаба начинает говорить от имени ГКО? И почему генерал-лейтенант, ничуть не смущаясь, делает выговор командующему фронтом маршалу Будённому? Да потому, что этот монолог в действительности произнёс не Бодин, а Берия, в этом у меня нет никаких сомнений; генеральный комиссар госбезопасности мог не то что выговор маршалу закатить, а при необходимости стереть его в лагерную пыль.

Штеменко продолжает: «Практически наша деятельность здесь началась с того, что уже 24 августа в Закавказье было введено военное положение. Все войска, организованно отходившие с севера, сажались в оборону на Тереке, в предгорьях Кавказского хребта, на туапсинское и новороссийское направления. А те части и соединения, которые оказались обескровленными в предшествовавших боях, утеряли органы управления или вооружение, отводились в тыл. На главном бакинском направлении 28 августа стала формироваться 58-я армия. В районе Кизляра сосредоточивался сводный кавалерийский корпус.

После того как мы тщательно разобрались с обстановкой, было решено создать оборонительные районы оперативно важных центров. Всего таких районов насчитывалось три: Бакинский особый, Грозненский и Владикавказский. Начальники их получили права заместителей командующих армий, оборонявших подступы к этим районам.

На оборону Военно-Грузинской дороги целиком была поставлена стрелковая дивизия. Главные силы её запирали вход в районе Орджоникидзе. Туда же перебрасывалась ещё одна дивизия из Гори.

Много хлопот доставило бакинское направление. При выезде на место мы установили, что строительство оборонительных рубежей идёт там очень медленно. Сил для этого явно не хватало. 16 сентября Государственный Комитет Обороны по представлению военных (точнее – Берии. – Б. С.) принял специальное постановление о мобилизации на оборонительное строительство в районах Махачкалы, Дербента и Баку по 90 тысяч местных жителей ежедневно. После этого дело пошло полным ходом. Днём и ночью строились окопы, противотанковые рвы, устанавливались надолбы. Помимо того, 29 сентября Ставка приказала осуществить здесь ещё ряд мер по упрочению обороны и направила сюда целевым назначением 100 танков…

Не менее тревожная обстановка сложилась на Таманском полуострове и в Новороссийске… 1 сентября на базе Северо-Кавказского фронта там была создана Черноморская группа войск, подчинённая Закавказскому фронту. Через несколько дней в командование этой группой вступил генерал-лейтенант И.Е. Петров. Командующий 47-й армии и всем Новороссийским оборонительным районом Военный совет фронта предложил назначить генерал-майора А.А. Гречко (обоснованным считает замену прежнего командующего 47-й армией и член Военного Совета Закавказского фронта Л.М. Каганович, утверждавший, что “в верхушке 47-й армии не было духа уверенности”. —Б. С.), а руководителем обороны самого города Новороссийска – контр-адмирала С.Г. Горшкова (фактически эти кандидатуры выбрал Берия. – Б. С.). Это предложение Ставка утвердила. Результаты сказались немедленно. 10 сентября советские войска остановили врага в восточной части Новороссийска между цементными заводами и заставили его перейти к обороне.

Главный Кавказский хребет не входил в зону действий ни Черноморской, ни Северной групп. Оборонявшая его 46-я армия по идее должна была находиться в непосредственном подчинении командования фронта. Но потом при штабе фронта появился особый орган, именовавшийся “штабом войск обороны Кавказского хребта”. Возглавлял его генерал Г.Л. Петров из НКВД. Надо прямо сказать, что это была совершенно ненужная, промежуточная инстанция. Фактически этот штаб подменял управление 46-й армии.

С обороной гор дело явно не клеилось. Командование фронта слишком преувеличивало их недоступность, за что уже 15 августа поплатилось Клухорским перевалом. Вот-вот мог быть взят и Марухский перевал, вследствие чего создалась бы угроза выхода немцев на юг, к Чёрному морю. Допущенные оплошности исправлялись в самом спешном порядке. Срочно формировались и направлялись на защиту перевалов отряды из альпинистов и жителей высокогорных районов, в частности сванов. Туда же, на перевалы, подтягивались дополнительные силы из кадровых войск. В районе Красной Поляны и к востоку от неё занял оборону крупный отряд полковника Пияшева, преградив противнику путь к морю. В горы выдвигались также вооружённые рабочие отряды. Против врага поднялась вся многонациональная семья народов Кавказа. На боевых рубежах и в тылу противника шла гибельная для непрошеных гостей борьба».

Отмечу, что все мероприятия по обороне Закавказья, принятые во время пребывания там Берии, Штеменко, очень квалифицированный генштабист и сорок пять лет спустя считал правильными. Сергею Матвеевичу не понравилось только создание штаба генерала НКВД Г.Л. Петрова (здесь сыграло роль соперничество двух ведомств). И назначение генерала К.Н. Леселидзе Штеменко не считал ошибкой. Может, потому и назвал его фамилию следователям, что Константин Николаевич умер в 44-м, и ничем повредить ему Штеменко не мог. Также и заменить в мемуарах Берию на П.И. Бодина было совершенно безопасно. Павел Иванович, оставленный начальником штаба Закавказского фронта, 1 ноября 1942 года вместе с группой офицеров попал под бомбёжку в районе Орджоникидзе и на следующий день умер от полученных ран (во время той бомбёжки был тяжело ранен и член Военного Совета фронта Л.М. Каганович). А ведь Штеменко имел возможность свалить все ошибки и неудачи на Берию. Поминал же Лаврентия Павловича в мемуарах маршал Жуков, разумеется, только в чёрных красках. Сергей Матвеевич, однако, предпочёл бывшего шефа НКВД по имени не называть, но зато некоторыми деталями ясно показал посвящённым, кто же в действительности летал вмести с ним на Кавказ. Потому что люди осведомлённые знали, например, что полковник В.Г. Грачёв был личным пилотом Берии.

Выходит, лукавил Штеменко перед следователями в 53-м, когда клеймил «врага народа» Берию за предательскую роль в обороне Кавказа. Наверняка опасался, что могут обвинить в близости с Лаврентием Павловичем и притянуть к его делу. Ведь многие военачальники, быть может, не без оснований считали Сергея Матвеевича «человеком Берии». Вот и бывший начальник Генштаба маршал А.М. Василевский в 1976 году так характеризовал Штеменко в беседе с Константином Симоновым: «Это человек в военном отношении образованный, очень работоспособный, и не только работоспособный, но и способный, энергичный, с волевыми качествами… Когда Сталин послал на Кавказ Берию с поручением спасти там положение после поражения Южного фронта, Берия просил рекомендовать, кого из работников Генерального штаба ему взять с собой, и мы ему порекомендовали Штеменко как молодого и способного штабного работника, он взял его с собой, и несколько месяцев Штеменко был с ним. Это, к сожалению, многое потом определило и в его судьбе, и в его поведении». В июне 1952 года Штеменко был снят с поста начальника Генштаба и назначен заместителем командующего Приволжским военным округом во многом из-за близости с Берией. Сталин опасался усиления влияния «лубянского маршала» среди военных. Вместе с тем столь сильное понижение в военной иерархии не помешало избранию Сергея Матвеевича через несколько месяцев на XIX съезде партии кандидатом в члены ЦК КПСС. Поэтому нельзя расценивать устранение Штеменко, к которому Сталин, очевидно, сохранил доверие, как подготовку к устранению Берии с политической арены. Иосиф Виссарионович не хотел давать Лаврентию Павловичу слишком много власти, однако отнюдь не спешил отправить его в небытие.

Но вернемся к битве за Кавказ и посмотрим, как запомнилась поездка отца на фронт Серго Берии, который сам летел с ним в качестве радиста (возможно, он и был тем шифровальщиком, о котором пишет Штеменко): «Ярче всего отложилась в моей памяти оборона Кавказа… Мой отец был направлен туда как представитель Ставки, а я попал на Северный Кавказ с группой офицеров Генерального штаба, оказавшись в непосредственном подчинении Сергея Матвеевича Штеменко… как начальник радиостанции…

Из Москвы мы вылетали на самолёте отца. Штеменко, он тогда ещё был полковником, генерал-лейтенант Бодин, ещё несколько офицеров…

Ещё в Москве, за несколько часов до отлёта отец приказал собрать с разных фронтов военнослужащих грузинской национальности… – средний командный состав. Скажем, командиров полков. Эти люди, считал отец, со своим боевым опытом, прекрасным знанием местных условий при формировании частей, которые должны были оборонять Кавказ, были просто незаменимы… Даже с нами уже летело несколько таких офицеров…

Летели через Баку. И здесь не обошлось без неприятностей. Самолёт загорелся, и лишь мастерство полковника Грачёва, личного пилота отца, позволило сбить пламя в воздухе. Ночью мы благополучно приземлились в Тбилиси… Не теряя времени, наша группа отправилась в Моздок, на подступах к которому уже шли бои.

Там отца уже ждал генерал-полковник Масленников, начальник погранвойск, заместитель наркома внутренних дел. По приказу отца незадолго до этого его вместе с несколькими пограничными частями перебросили по воздуху в этот район, где пограничники, не имея ни танков, ни противотанковой артиллерии, должны были встать на пути танковой армии Клейста…

Ещё в Москве отец договорился со Сталиным, что части, которые в своё время были направлены в Иран… будут возвращены в Союз и использованы для обороны Кавказа. Отдельные противотанковые мобильные соединения из состава “иранских” частей должны были прибыть на место дней через десять, но это время надо было продержаться. Сил же для настоящей обороны… было явно мало.

Первоочередной задачей отец считал закрытие перевалов. Их сразу же перекрыли пограничные части и горнострелковая дивизия…

Все эти две недели, пока немцы не были остановлены и обстановка не стабилизировалась, отец находился там. И лишь когда убедился, что оборона надёжна, уехал в Новороссийск…

Ещё более тревожная ситуация сложилась на Южном фронте. Штаб фронта полностью утратил управление войсками и был деморализован. По согласованию со Ставкой и ГКО отец тут же освободил от должности командующего фронтом Семёна Будённого…

Я видел Будённого, находящегося, как мне показалось, в состоянии прострации. Когда отец приехал к нему, тот начал убеждать: “Незачем эти мандариновые рощи защищать, надо уходить!” Отец, хотя и знал, что как военачальник представлял собой маршал Будённый, был поражён. Командующий фронтом не мог внятно объяснить, где какие части находятся, кто ими командует. Когда он докладывал отцу об обстановке, тот сразу понял, что больше говорить не о чем. Прервав разговор, отец начал вызывать к себе командиров всех рангов и выяснять, что же там происходит в действительности.

На моих глазах делали карту боевых действий, а маршал Будённый сидел в сторонке с отсутствующим взглядом. Мне показалось, что он вообще толком не понимает, о чём идёт речь…

Командующими армий тогда же отец назначил двух молодых командиров. Оба, насколько я тогда понял, произвели на него хорошее впечатление своей компетентностью и решительностью. Речь – о Константине Николаевиче Леселидзе (командующем 46-й армии. – Б. С.)… и о втором выдвиженце отца, Андрее Антоновиче Гречко (командующем 47-й армии, а в середине октября возглавившем под Новороссийском 18-ю армию, где начальником политотдела был будущий генеральный секретарь Л.И. Брежнев. – Б. С.)…