Текст книги "Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым"

Геймдев и отношения

Свобода! Как только начался вышеупомянутый отпуск, мы с двумя моими товарищами Прохором и Родионом стали соучредителями игродельного предприятия. Сняли под офис элитную (по местным меркам) квартиру с большим залом, стилизованным под трюм затонувшего корабля. По общему согласию я немедленно переселился туда из родительского дома с чувством долгожданного освобождения.

«Вот она, настоящая жизнь!» – думал я, улыбаясь июльскому солнцу, стоя на остановке в футболке с дурацким принтом и моих любимых спортивных штанах «adidas» с кислотно-зелёными полосками. Карманы штанов оттопырились и из них нагло торчали толстые пачки денег. Семнадцать миллионов белорусских рублей – сбережения, для обналичивания которых пришлось опустошить три банкомата, – мой вклад в бюджет нашей фирмы, который формировался прямо на табуретке в моей комнате.

Теперь у меня была отдельная комната. Как же долго я об этом мечтал! Полная самостоятельность и личное пространство – никаких больше внезапных заглядываний, никаких кухонных обязанностей.

Отец и другие родственники одобрили моё решение. Мать же негодовала. Ей не нравилась ни наша игростроительная авантюра, ни мой уход из дома. Были эмоциональные претензии в духе «я столько в тебя вложила, а ты такой неблагодарный», в ответ на которые я попросил перевести всё «вложенное» в долларовый эквивалент. Это было сказано в шутку и сгоряча, но мама всерьёз произвела подсчёты и озвучила сумму. Я обрадовался – отдать материальный долг гораздо проще, чем абстрактный, этический. К удивлению матери, я торжественно выплатил всю предъявленную сумму, порядка $4000, на следующий день наличными.

Я понимал, что по идее дети всегда в неоплатном долгу перед матерью и отцом за всё, что те для них сделали, но не испытывал ни малейшей благодарности за моё вскармливание, воспитание и пребывание в родительском доме. Годы выживания в тесном пространстве с курящим отцом, истеричной матерью, в натянутых отношениях, казались вынужденной мерой для всех – просто надо было как-то «перекантоваться».

Семье долгое время не хватало денег, родителям приходилось вертеться. Само собой, дети были балластом, от которого стремились избавиться любыми легальными способами: отправить в детский сад, школу c группой продлённого дня, на каникулы – к бабушке, для лечения – на ЛФК, чтобы не путался под ногами – в книги, игрушки, телевизор, на улицу… Но, когда родители перешли на руководящие должности, и денег стало достаточно – ничего не изменилось. Хотя мне никогда не заявляли об этом прямо, я всегда чувствовал себя просто дармоедом, которому следует помалкивать и делать что говорят. А телевизор, книги и компьютер помогали спрятаться в свой уютный мирок.

Отец был преимущественно безучастен к воспитанию, но в те редкие моменты, когда проявлял себя – это приходилось кстати и оставляло приятное впечатление. Зато мама старалась изо всех сил. Она дала мне всё, но «через жопу» – именно такие чувства вызывала её маниакальная опека. Тогда я ещё ничего не анализировал и не сопоставлял факты – просто рядом с мамой мне было плохо. Все мы общались поверхностно и не были друг другу близкими людьми – каждый просто выполнял свою функцию как умел. Бывали приятные моменты, но они терялись в болоте обыденности. Я всегда знал, что покину родительский дом насовсем при первой же возможности.

По ощущениям, свой «долг» я сполна выстрадал пока терпел тиранию матери и попустительство отца все эти годы. А откуп деньгами воспринимался, скорее, как символ: «Я уже взрослый; мне от вас ничего не надо; я выхожу из игры; варитесь в своём Аду как хотите, но без меня».

Перед Родиной долгов также не было: распределение отработал, от армии откосил. Наконец-то от меня отстали все.

Но главное – сбывалась мечта детства и юности – мы делаем игры! А значит все страдания, через которые я пришёл к этому, были оправданы. Впрочем, играми мы занялись не сразу. Первое время я жил на офисе один, изучая азы холостяцкого быта. Оказалось, что на приготовление пищи, стирку и уборку в одиночку тратится гораздо меньше энергии, чем при тех же действиях, выполняемых по нервной материнской указке. А в двух остановках от нового жилища обнаружилась Цнянка – живописное озеро с островом, куда удобно было ездить купаться. Идиллия!

Я всё больше и больше чувствовал себя свободным человеком, хозяином жизни. Боли в спине подсказывали, что теперь мне надлежит отвечать и за собственное здоровье. Поэтому, вопреки моим же представлениям о вольном бытии, я снизил потребление алкоголя и перешёл на исключительно здоровое питание (диета по группе крови), и начал практиковать упражнения для позвоночника, которые нашёл в интернете. Это помогало. Заботиться о себе оказалось на удивление приятным занятием – живя с родителями, я даже не мог этого предположить.

В общем, я превратился в кибер-монаха, уединившегося в своей уютной келье посреди паутины проводов и электронных гаджетов. Именно таким и был мой «киберпанковский» идеал.

«Когда у парня появляется жилплощадь – у него появляется девушка», – логически рассуждал я, чётко осознавая, что теперь у меня наконец-то есть место, где можно уединиться с подругой – дом. Это само по себе придавало взрослой уверенности при общении, вместо стыдливой подростковой неопределённости, когда не понятно, к кому пойти.

– И почему я только не додумался свалить на съёмную квартиру с первой же зарплаты? – спрашивал я себя.

– Привык экономить. А ещё думал, что сперва должна появиться девушка, чтобы это имело смысл. Ха-ха, перепутал причину и следствие! – отвечал я сам себе.

Но делиться новостями со своими многочисленными знакомыми я не спешил. Во-первых, потому что хотелось сполна насладиться одиночеством, а во-вторых, теперь я чувствовал себя на порядок «выше» всех тех бестолковых, потерянных в жизни людей, с которыми общался раньше – в новой жизни для них не осталось места.

Тем не менее, однажды с моего согласия в квартиру-офис заглянула на огонёк моя давняя знакомая Белла со своей странной подругой Кирой. У меня как раз было боевое настроение альфа-самца: сбываются мечты, куча денег, новая жизнь, своё жильё – хотелось блеснуть перед девушками во всей красе.

Мы выпивали и вели интеллигентную беседу о Фрейде, который видел в мужском стремлении к творческой деятельности компенсацию отсутствия матки. Прохор в это время пытался работать в другом конце комнаты, тихо матерясь и офигевая от наших тем.

А странная подруга Беллы была особенно странна и задумчива. Мы встретились с Кирой взглядами, и эта встреча растянулась, наверное, на несколько минут. Её красивое расслабленное лицо и два бездонных океана карих глаз действовали гипнотически. Я разглядел в ней что-то помимо образа аутично-готичной девушки, с которой невозможно общаться. Почувствовал её сексуальность, грациозность и глубину, дикость, с которой хочется соприкоснуться. Белла заинтересовалась нашими гляделками, на что её кареглазая подруга ответила с интонацией божественного откровения:

– Посмотри, ведь перед нами мужчина.

Мы оба знали, что это только начало. Кира стала приходить в гости одна. Мы гуляли, о чём-то беседовали, готовили. Но суть была, конечно же, в сексе.

Я проявил инициативу на первом же свидании и был встречен взаимностью. Всё было очень странно, искренне и нежно – как у скромных школьников в первый раз. Мы несколько дней приноравливались друг к другу, наслаждаясь петтингом без проникновения. В отличие от Беллы, Кира не настаивала на генитальном контакте. Для программистского организма секс с живой женщиной – непривычное занятие. Возникали проблемы с эрекцией, излишнее волнение, нервная дрожь – в общем стресс. А Кире после первого оргазма потребовалось выйти на свежий воздух.

Я старался «держать марку» альфа-самца и воспринимать девушку как секс-прислугу, которой я позволяю находиться на своей территории, когда мне это удобно. Но наличие за этой маской тёплых чувств невозможно было игнорировать. Мне нравился её запах, который оставался на постельном белье, а тело помнило каждое прикосновение наизусть, и вообще – я влюбился по уши!

К тому же, вскоре Кира напрочь разрушила образ благопристойной удобной куклы: пришла крепко пьяная и провела полночи в обнимку с унитазом. А когда у неё начались болезненные месячные, мне пришлось засунуть свою гордость подальше и побегать по аптекам вечером выходного дня в поисках нужного лекарства.

Я понял: девушка – это живой человек со своими особенностями, проблемами и внутренними переживаниями, с которыми придётся считаться. А половые отношения – гораздо более ответственное мероприятие, чем может показаться романтичному онанисту. Ведь от секса бывают дети! Кира очень боялась забеременеть и мне пришлось освоить искусство прерванного полового акта.

Однако всё это виделось вторичным. Мы оба оказались существами, которым некуда было девать нежность – теперь мы, наконец, нашли для неё выход. Бережно и плавно наши ласки переросли в полноценное соитие. И мы оба приятно удивились тому, насколько наши тела подходят друг другу.

Тогда-то я уже по-настоящему расстался с девственностью. Это был рубеж, после которого жизнь уже не могла быть прежней. Познавший женщину меняется навсегда. С полнотой ощущений от секса, за которым стоит взаимное притяжение, не может сравниться никакое порно, никакое воображение и никакие дружеские эксперименты. Я начал преображался физически: на теле прорастали новые волосы, появился приятный мышечный тонус, голос сделался мужественнее. Казалось, что с каждым бурным оргазмом, напоминавшим порой сеанс экзорцизма, когда тело извивается в хаотичных конвульсиях, девственность и ущербность по капле покидали меня.

Кира становилась смелее, разговорчивее, больше смеялась. В общем – расцвела. От нелюдимой «готичной девочки» не осталось и следа. Наши прогулки становились всё экстремальнее и дольше, как и половые акты. Порой мы проводили в постели сутки напролёт, с перерывами на душ и еду, словно испытывали мир на прочность, исследовали границы дозволенного.

Я попытался вовлечь Киру в круг своих интересов: звукозапись, видеомонтаж, экспериментальную музыку. Сперва она шла мне навстречу – даже взяла у отца ключи от гаража, чтобы мы могли там вдоволь погреметь инструментами. Но вскоре я обнаружил крайне уязвивший мою самооценку факт: внутренний мир моей подруги, сфера её интересов и взгляд на вещи оказались гораздо шире моих. Кира училась на психолога, разбиралась в людях, обладала глубокой, взрослой логикой, незаурядным внутренним миром. Её знания были связаны с жизнью – мне казалось, что она чувствует весь мир, понимает, любит его. Мои же познания в области современного искусства и программирования казались оторванными от реальности, а привычные шаблоны восприятия, суждения – жёсткими, колючими и несуразными на фоне её: текучих, мягких и живописных. Я чувствовал себя кривлякой, который пытается прикрыть пафосом своё неумение жить. Таким же придурковатым балагуром, каким был в школьные годы – превращающим всё в шутку и фарс, не способным на взрослое, серьёзное общение.

Кира тоже понемногу делилась со мной своим миром. Благодаря ей я открыл для себя творчество Бутусова, Стинга, душевное кино, умение расслабляться, гулять и отрываться на всю катушку. Удивительно, что до встречи с ней я по сути не умел отдыхать – всё время пытался делать что-то «полезное». Я совершенно не знал родной город, не интересовался его многообразием, устройством, культурой. И не замечал красоты простых вещей вокруг.

Кира научила меня ловить от жизни кайф. Мы покупали вино, немного еды и шли куда глаза глядят. Блуждали по заросшим зеленью дворам, паркам, валялись на траве, заглядывали в окна, гуляли ночи напролёт, целовались повсюду. А потом возвращались домой, пили чай, танцевали и предавались любовным утехам.

Для меня было своего рода мистическим откровением, что город – это не просто бетонные коробки и сеть дорог для преодоления пути между ними, а ещё и лабиринт из десятков парков, сотен душевных двориков, тысяч человеческих судеб и красоты, которая буквально разлита повсюду для того, кто готов её воспринять. В каждой тропинке, каждом дереве и в каждом окошке – живая история. А ещё музеи, дискотеки, кинотеатры и бары – всё это было создано для удовольствия, которым я так долго пренебрегал, кося под «кибер-монаха», уткнувшегося носом в экран. Таким образом Кира заодно показывала мне, чем можно заняться с ней кроме секса. Ведь алгоритмы ухаживания за девушкой отсутствовали в моём уме напрочь.

Вскоре мои коллеги-соучредители возмутились нашими любовными похождениями, особенно в рабочее время в соседней с ними комнате. Это был первый «красный флажок», регламентирующий границу между работой и личной жизнью.

Пришло время плотно заняться играми. И тут же моим радужным мечтам пришёл конец. Во-первых, стать креативщиком мне не было суждено – все те сценарии, которые я генерировал десятками, вселенные, которые до мельчайших подробностей продумывал, ещё будучи школьником, оказались невостребованными. Рынок диктовал свои условия: игры с многомерными мирами и возможностью творческого развития оказались никому не нужны. Нам, как молодой компании, необходимо быстро выпустить простой продукт, скопировать механику одной из известных игр, чтобы привлечь большое количество игроков и «сделать нам имя». Я мечтал о весёлых приключениях с головоломками, RPG и вещах вроде MineCraft’а (хотя тогда его ещё не было и в помине), а пришлось браться за примитивный «мордобой» – симулятор драк футбольных хулиганов.

Неинтересная работа, конфликтующая с личной моралью, быстро начала изнурять. К тому же, из-за неё не получалось уделять достаточно внимания ни музыке, ни девушке. Но я всё ещё твёрдо верил в то, что «наше дело правое», ставил бизнес на первое место, а девушку, здоровье, друзей и увлечения – на потом. Верил, что, когда мы раскрутимся, – начнётся совсем другая жизнь.

Неприязнь к проекту отчасти компенсировал комфорт нашего офиса. Огромный зал, наполовину выложенный камнем, а на другую половину оформленный под трюм корабля с барной стойкой – очень атмосферно. Три отдельные комнаты и душевая кабинка. Зелёный район. Прохор притащил усилитель и электрогитару, чем несказанно порадовал моего внутреннего экспериментального музыканта. Сохранилось множество записей баловства на этих устройствах, среди которых наибольшую эстетическую ценность представляют наши с Кирой совместные импровизации на гитаре в четыре руки.

Бывали и весёлые рабочие моменты. Например, когда я проснулся и обнаружил Родиона фотографирующим свой мобильник на камеру ноутбука на фоне зелёного одеяла, повешенного на дверь. Спросонья это выглядело сюрреалистически. Оказалось, товарищ делал срочную «халтуру», где нужно было программно убирать зелёный фон с фотографии объекта.

Все деньги лежали на табуретке у меня в комнате, на самом видном месте, и коллеги всегда открыто занимали и возвращали нужные суммы. Вопреки многочисленным предостережениям матёрых бизнесменов, у нас никогда не возникало проблем с распределением финансов между собой.

Поехать с Кирой на отдых в Крым я не смог. Зато она оставила мне свой велосипед, на котором я целую неделю с удовольствием гонял по окрестностям и даже в гости к родителям через весь город.

Потом мой старший товарищ Антон вдруг вышел на связь и пригласил меня в бар, куда я опрометчиво приехал на двухколёсном друге. Мы много говорили о музыке, о семейной жизни, традиционно хорошо выпили. На обратном пути я на приличной скорости не справился с управлением, напоролся на бордюр боком и проехал, завалившись на асфальт, метров пять.

Разодранные рука и лицо меня совершенно не беспокоили на протяжении дальнейшей дороги. Было даже весело – еду пьяный, истекаю кровью, а ничего не болит. Зато раны отчаянно дали о себе знать, как только я по приезду зашёл в душ. Велосипед, казалось, совсем не пострадал. Я на всякий случай воздержался от дальнейших поездок и спокойно залечивал неумело перевязанные раны.

Кира вернулась из Крыма смелым и ветреным живчиком, преисполненным дикой природной энергии. Она вышла мне навстречу загорелая, с двумя бутылками: в одной было крымское вино, в другой – морская вода и камушки. Мы обнялись, и вторая бутылка тут же разбилась об асфальт. Мне было плевать – главное, что она сама в моих объятиях, но Кира настояла, чтобы я хотя бы понюхал солёную воду и взял несколько камушков.

Она отправилась в этот поход с довольно избалованной уютом Беллой, и тем самым обрекла себя на роль мужика – заботиться о костре, палатке и многом другом пришлось именно ей. Киру впечатлили люди, живущие в Крыму дикарями, – они пробудили в ней дух свободы. Девушка сделалась самоуверенней и жёстче. Это отразилось и в наших отношениях: рядом со мной была уже точно не доверчивая хрупкая кукла, с которой можно делать что угодно, а человек с твёрдым внутренним стержнем и взглядом, устремлённым в прекрасное будущее. Явно несовместимое с миром, в котором я жил. Между нами появилось необъяснимое напряжение.

Когда я вернул Кире её велосипед, она проехала всего несколько метров, после чего деталь переключателя скоростей разломилась пополам. «Металл устал», – так охарактеризовал поломку её отец.

В свой двадцать пятый день рождения я попытался собрать своих родителей и друзей из совершенно разных тусовок в одном месте. На первый взгляд у этих людей не было ничего общего, но мне всегда нравилось соединять несовместимое и наблюдать, что из этого получится. Тем более, раз уж все эти люди оказались в моей жизни, то что-то их, скорее всего, объединяло.

Первыми приехали мои родители. В присутствии Киры, которая помогала мне готовить угощения, они вели себя весьма скованно. В домофон позвонили Свидетели Иеговы11
  Организация запрещена на территории РФ


[Закрыть], но папа, который прославился тем, что обычно впускал их в дом и аргументированно тыкал их носом в незнание Библии, в этот раз отказался с ними общаться.

Выяснилось, что я забыл купить хлеб – пришлось сбегать за ним в магазин, с некоторой тревогой оставив Киру наедине с родителями.

Когда всё было готово, я произнёс тост:

– Закончив институт, я чувствовал себя так, будто стою на краю скалы: впереди – неизвестность, она пугает, но всегда можно отступить назад. Сегодня я чувствую, что скала исчезла – подо мной остался лишь крошечный островок земли, висящий в воздухе и окружённый со всех сторон туманной пустотой неизвестности. Но я чувствую себя уверенным как никогда, и мне не страшно!

Этот образ действительно сопровождал меня с момента ухода из родительского дома. Кире он понравился. Родители не слишком прониклись.

Разговоры не клеились. Приехал брат – мама сразу начала заметно проявлять свою гиперопеку. Потом подтянулись Антон и психоделическая Аня – родители с братом сразу же засобирались и уехали. Подтянувшиеся товарищи не слишком подружились с Кирой – их склонность к сюрреалистическим метафорам не увязывалась с её гармоничным, трезвым жизнелюбием. Да и с моим текущим программистским бизнес-мышлением – тоже. Вскоре товарищи ушли.

Задуманное мной соединение несовместимого не удалось. Стало очевидно, что я перешёл на качественно новый уровень жизни, где старым приятелям, пустым подростковым занятиям и разговорам уже не было места. Остались только работа и отношения. Хотелось верить, что серьёзные.

Когда всё закончилось, уставшая Кира попросила:

– Очень тебя прошу, избавь меня от общения с твоими родственниками в дальнейшем – мне своих хватает.

– А о чём таком вы с ними разговаривали?

– Да все эти стандартные вопросики: как познакомились, где учишься… Всё это так тяжело объяснять.

– Не знаю, чего в этом тяжёлого… Но ладно, больше этого не повторится, – пообещал я.

– А ты разве не хочешь узнать, что я про них думаю? – после некоторой паузы спросила подруга.

– Ну… Да. Как они тебе в целом?

– Мама на хлопотливую курочку похожа, а отец… Грустный какой-то. Морщинки у него на лбу, будто вот-вот заплачет.

Кира удивительно ёмко охарактеризовала всех моих гостей. Я пришёл к выводу, что эта молчаливая девушка на самом деле – самый прозорливый и мудрый человек из всех, кого мне доводилось встречать на жизненном пути. Единственное чего, как мне казалось, ей не хватало – это смелости и открытости, уверенности в себе. Я верил, что моя поддержка поможет ей обрести эти качества. Видеть себя в роли «позитивно влияющего» было очень приятно.