Текст книги "Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым"

Студенчество

Мои надежды на атмосферу в студенческой среде частично оправдались. Там действительно было гораздо больше товарищества, благородства, взаимопомощи. И гораздо более здоровое чувство юмора.

У меня образовался круг знакомств – в основном частично-неформальных ребят и провинциальных девушек. В них было на порядок больше жизни, простоты и открытости. А также широта интересов и взглядов, выгодно отличавшая их в моих глазах от правильных детей большого города, у которых был уже сформировавшийся и почти закостеневший план на жизнь. К тому же, простота девушек долгое время внушала надежду потерять, наконец, девственность.

Организм тяжело адаптировался к новой среде. После первого учебного дня голова просто раскалывалась от боли. К счастью, старые неформальные друзья с гимназии пригласили меня отмечать новоселье одного из ребят. Они купили пятилитровую канистру спирта и к моему приходу уже разбавили его водой пятьдесят-на-пятьдесят, в ходе чего один из товарищей основательно надышался парами алкоголя и уже был совсем «хороший».

Я пожаловался на своё состояние, и мне со знанием дела протянули стакан:

– Пей до дна.

С каждым глотком обжигающего нутро «лекарства» я ощущал, как боль покидает голову. Когда стакан опустел, от боли не осталось и следа – ум при этом сделался ясным и предельно трезвым. Это казалось чудом.

Алкоголь вообще имел свойство открывать врата в иные миры, куда трезвому попасть невозможно.

Однажды, возвращаясь с хорошей пьянки домой, у самого входа в подъезд я вдруг подумал:

– Вот я сейчас полон сил, мне так хорошо, а я как дурак приду домой, лягу спать и утром снова проснусь «обычным». Чего ради тогда, спрашивается, я вообще пил? Нет, приключений на сегодня явно недостаточно!

С этой идеей я, шатаясь и подпирая стены, пошёл на «речку-говнотечку», как называли её местные, в надежде встретить кого-то из нашей тусовки. Но встретил в тот вечер кого угодно, кроме наших…

Я попал в совершенно незнакомый мне мир ночных алкоголиков. Сперва одежда «не по форме» поставила меня в рискованное положение, но я, преодолевая страх, знакомился и выпивал со всеми. Беседовал по душам с женщиной-психологом, с участником войны в Афганистане, а потом и с ветераном Великой Отечественной. Ходил в магазин за дешёвым вином и успокаивал приезжего мужика, которого «продинамили» девушки лёгкого поведения…

Это самый настоящий параллельный мир, который всегда был рядом, но существование которого я не замечал в силу того, что жил в других мирах: ученическом, компьютерном, студенческом.

Однако, когда мой собутыльник вдруг предложил избить одноногого калеку, чтобы отобрать у него пакет с тремя бутылками вина, я почуял, что дело приобретает дурной оборот, и стремительно удалился домой. Телепортировался в привычный мир.

Ребята в институте оказались на разных ступенях компьютерной грамотности. Программа обучения была рассчитана так, чтобы подтянуть отстающих. Для меня же многое было уже известным – это позволило немного подзаработать, делая лабораторные по C++ за деньги на первых порах. К тому же, предприимчивый одногруппник подбрасывал лёгкие заказы по Flash-баннерам и презентациям. В совокупности это было хорошим дополнением к стипендии.

Собственная «продвинутость» тешила моё самолюбие и давала возможность расслабиться на первых порах. Но когда пришла пора осваивать незнакомый материал, я и сам стал отставать. А вчерашние «отстающие» наоборот ушли вперёд.

Лишь на студенческих празднествах все были равны. По торжественным поводам мы собирались на квартирах, реже – за городом. Напивались, танцевали под хаус и пели под гитару.

Зимой, на день студента, с моей лёгкой руки почти вся группа дважды заявлялась ко мне на дачу. Во время первого заезда оказалось, что бабушка сменила замок. К счастью, ловкий одногруппник из Бреста легко открыл дверь при помощи топора.

Все гуляли, веселились и придуривались кто во что горазд. Однако до секса на моей памяти, к сожалению, ни разу не доходило. Эх. А ведь в моём воображении все студенческие пирушки заканчивались оргиями…

Студенчество на поверку вообще оказалось «кастрированной» версией того, что мне про него рассказывали приятели и родители. Не было в нём той безудержной стихийной силы, что способна превратить это время в самую прекрасную пору жизни, о которой всегда есть что вспомнить. Быть может для приезжих, живущих в общаге, – но не для меня. Гораздо более безбашенные и оголтелые поступки мне доводилось совершать одному или в тусовке неформалов. Здесь же был сплошной пафос, вполне невинная показуха, за которой не стояло ни глубоких переживаний, ни риска для жизни, ни какого-либо смысла вообще.

Меня не покидало чувство театральной наигранности. Будто нам всем внушили, что студенчество – это молодость и веселье, и мы изо всех сил пытались изобразить их, казаться друг-другу молодыми и весёлыми. Как будто впереди у нас долгая счастливая жизнь, а не годы изнурительной учёбы и работы. Будто мы ещё способны угорать отчаянно и самозабвенно, так, словно будущего нет – хотя на самом деле все уже примерно знали это самое будущее и не стремились его изменить.

Девочки понемногу планировали семьи и присматривали мужей. Мальчики начинали следить за здоровьем и превращаться в «молодых специалистов», будущих «успешных сотрудников» и «завидных женихов». Роли распределены, спектакль продолжается. Тухло.

Вскоре я попробовал лёгкие наркотики. Ими снабжал меня «по дружбе» один из одногруппников. Не смотря на мои опасения и скептицизм, общение с тем_самым_одногруппником постепенно превратило меня в сторонника веществ и противника алкоголя. Толстовку «Ария» сменил её аналог «СССР – сажать, собирать, сушить, раскуривать» с крупным листом известного растения под серпом и молотом во всю спину. Однако примерять музыку Боба Марли на своё металлистское сознание я решился далеко не сразу.

Вопреки ожиданиям, особо близких друзей и новых интересов в институте у меня не появилось. Так же как раньше, я сидел на лекциях, разрисовывая тетрадки изображениями различных персонажей моих воображаемых игр, концептами сайтов и интерфейсов. Рисунки получались всё совершеннее и чётче, ими интересовались одногруппницы. Я согласился разрисовать отдельную тетрадь персонально для одной из них.

Один из моих воображаемых миров я понемногу программировал в свободное время – «Минск пост-ядерный». Это была пост-апокалиптическая ролевая игра в духе «Fallout». По сценарию главный герой (панк, металлист или растаман – классы персонажа на выбор) просыпается после гулянки в подвале, а когда вылезает из него, то обнаруживает, что случилась ядерная война, с неба падает серый снег, а город лежит в руинах, по которым шныряют гопники-мутанты.

По ходу дела оказывается, что Минск взят под контроль президента-киборга, который перекрыл все выезды и проводит бесчеловечные эксперименты в целях продления своей молодости и формирования армии зомбированных кибер-мутантов. Только люди-деревья, обитающие на останках национальной библиотеки, знают, что армию кибернетических зомби можно вывести из строя с помощью древнего артефакта – кассеты группы «N.R.M.» (известный в Беларуси «оппозиционный» коллектив), проигранной на максимальной громкости…

К сожалению, довести игру до приличного состояния так и не удалось.

Открыв для себя многообразие интернета, а главным образом чат – непринуждённое общение с живыми людьми, я решился на покупку модема. Красная плата с чёрной звездой «Pentagram» открыла доступ во всемирную паутину прямо из дома. Модемный интернет был медленным и дорогим. Самый выгодный тариф – с двух ночи до восьми утра. Я стал засиживаться допоздна или просыпаться затемно одновременно с мамой и садиться за компьютер рядом с ещё похрапывающим отцом ради пары часов дешёвого интернета.

Проснуться рано утром, ощутить свежесть и готовность к подвигам, бодро вскочить, заварить чай и разбудить своего цифрового друга, который приветственно загудит вентилятором и замигает разноцветными огоньками в сумерках родительской спальни; тихо подключить провод и, прослушав традиционное ритуальное постукивание и скрежетание модема, нырнуть в сеть, – в этом была своя романтика.

Вскоре из всего интернета меня стал интересовать только чат. Там всегда бурлили эмоции: грустящие дамы и развлекающие их кавалеры, поиски реального, виртуального секса и знакомства по интересам – для неформалов была отведена отдельная «комната». Это напоминало светские балы из произведений классиков.

Естественно, моей основной целью было найти девушку. Хотелось хулиганить и самовыражаться: заниматься виртуальным сексом в стихах, сочиняемых на ходу, а иногда просто унижать кого-то, доводя до белого каления. На первых порах модерация в чате отсутствовала напрочь, и это полностью развязывало руки. А вычитанная где-то в сети около-буддийская идея «об иллюзорности я» позволила мне напрочь усыпить совесть – раз меня на самом деле нет, то можно делать что угодно! Особенно весело было коллективно издеваться над людьми, сговорившись с друзьями, на лабораторных работах по программированию.

Дома я просиживал в чате всё доступное время и даже сверх того – ради интересной беседы занятия в институте могли подождать! Увлечённость влетала в копеечку, но я мог себе это позволить, поскольку теперь оплачивал домашний телефон со стипендии самостоятельно.

В чате случались довольно интересные философские беседы. Было даже несколько встреч с девушками в реале. Длительных отношений из них не вышло, как и отношений вообще, зато один из таких контактов научил ценить случайные встречи.

На свидание пришла невысокая девушка шестнадцати лет. Выяснилось, что год назад ей сделали аборт, после которого она навсегда утратила способность иметь детей. Это событие полностью переформатировало сознание юной женщины – в её голосе и поведении чувствовалась неподдельная взрослость и несвойственная её ровесницам трезвость суждений.

Она зачитывала мне свои стихи, исполненные отчаянья и колоссальной внутренней силы, способной ему противостоять, чтобы жить дальше. Все мои алкоприключения, виртуальные баталии, вся жизненная философия с рассуждениями об играх, киберпанке и веществах, учёба и угроза армии – всё моё бытие вдруг показалась ничтожным мелочным копошением в сравнении с масштабом той драмы, что разыгралась в душе и жизни этого человека.

Чувствовалось, что девушка видит меня насквозь, и мои типичные сюрреалистические разговорчики с ней не пройдут. Мне стало не по себе – разговаривать иначе я почти не умел. Когда она спросила меня о взглядах на жизнь, я не нашёл ничего лучше, как признаться, что не задумываюсь всерьёз о перспективах и по большому счёту мне всё равно, что со мной будет. Что мне нравится делать игры, но на это нет времени. А ещё, что хотелось бы успеть потерять девственность и попробовать разных веществ прежде чем организм износится окончательно, и я умру.

Тогда она неожиданно крепко ухватила меня под руку, подвела к гранитной ограде и показала на воду в реке: свет фонарей отражался неровно колышущимися белыми пятнами на фоне черноты ночного неба.

– Видишь тьму? В неё проникает свет. А в этом свете тоже есть чёрные пятна. Так и в жизни – во всём плохом есть что-то хорошее и наоборот. И не смей больше делать вид, будто всё это – просто вода!

Я ничего не понял, но в глубине души всколыхнулось что-то живое. Нечто такое, что видит в жизни большее, нежели просто повод посмеяться, способ израсходовать себя, обдолбаться всевозможными благами и сдохнуть. Видит скрытую сторону вещей. «Наивная девочка, – думала одна часть меня, – ей было так плохо, что теперь она просто не может принять жизнь такой, какая она есть – бессмысленной и нелепой». Мы разошлись по домам. Я решил, что эта девушка – чокнутая, и общаться с ней незачем. Но другую часть меня задели её слова. Будто было и в ней, и в них что-то полезное, в том числе и для первой части, способное пробудить неограниченный творческий потенциал.

На следующий день я снова ей позвонил – девушка предельно ясно дала понять, что мы больше не увидимся.

– Учись ценить случайные встречи. И не звони мне больше, пожалуйста. Пока.

Зимой я познакомился в интернете со Светой – весёлой девушкой, выделяющейся среди неформальной молодёжи разнообразием музыкальных вкусов. Мы встретились в реале – Света оказалась очень симпатичной и озорной, но при этом в меру «тормознутой» – как раз то, что мне нравилось. Мы выпивали и делились историями – общение быстро перешло на доверительный и непринуждённый уровень. Я почувствовал, что со Светой возможно всё. И рассказал ей историю о своём смелом поцелуе у костра, продемонстрировав последний прямо на ней. По ходу дела я заметил, что девушка не настроена целоваться в губы, и ловко перенацелился ей в шею.

Света была слегка шокирована такой наглостью на первом свидании. Но было очевидно, что нам обоим понравилось. И уже очень скоро мы непристойно обнимались и целовались взасос в телефонной будке, куда она сама меня затащила. Я запомнил этот нежный, чувственный поцелуй как свой «первый сознательный». Казалось, что мы в совершенстве чувствуем друг друга, а наши тела идеально сочетаются физически, и будто только «порядочность» Светы, требующая от неё «выждать» определённый период ухаживаний, удерживает нас от немедленного совокупления. Прямо здесь – в телефонной будке возле Комаровского рынка.

Мне хотелось верить, что у нас будет приятный ветреный роман с ураганным сексом, без обязательств, который, скорее всего, развеется так же быстро и легко, как начался. А после будут другие.

Но в действительности я влюбился в Свету по уши. Мечтал быть с ней всё время, обнимать и целовать, творить бесчинства, заходя всё дальше и дальше. Я был опьянён, одержим ею, смел и полон сил как никогда!

Начался период долгих прогулок и затяжных телефонных бесед. Мы обошли практически все кладбища города – там было всё что нужно: уединённость, тишина и близкая нам обоим готическая романтика. Фотографии с заснеженными крестами, поцелуи среди живописных могил…

Не обошлось без приключений. Однажды нас внесли в милицейскую базу данных за нахождение на территории древнего захоронения в неположенное время. Стражи порядка пригрозили сообщить в институт, и я не на шутку струхнул. Но вид списка нарушителей – толстого блокнота, исписанного фамилиями в каждую строчку, – дал понять, что можно расслабиться.

В другой раз мне захотелось вынести с кладбищенской мусорки деревянный крест. Мы принесли его знакомому Светы, который занимался изготовлением гитар, и предложили сделать из креста «басуху». Парень в недоумении послал нас подальше. Пришлось идти с крестом на плече несколько кварталов, чтобы культурно предать его земле за кольцевой автодорогой.

Но самое экстремальное случилось, когда мы со Светой напились прямо в историческом центре Минска и отправились гулять по проезжей части. А когда мне захотелось «по-маленькому», я не стал соблюдать приличия: шёл прямо по разделительной полосе и справлял нужду на проезжающие мимо автомобили. Каким-то чудом праведного гнева водителей и милиции удалось избежать. Хотя даже мне самому такой поступок казался заслуживающим наказания.

В общем, прогулки получались насыщенные. Кроме того, мы обменивались дисками с музыкой и часами болтали по телефону (домашнему, поскольку мобильного у меня не было). Даже когда особо нечего было сказать, мы могли подолгу мычать, зевать, сопеть – нам просто нравилось веселить друг друга своим идиотизмом.

– Уже четыре часа говорят! – удивлялась мама, – наверное, это любовь.

– Это пиздёж, – урезонивал её отец.

Мне и самому это всё больше напоминало пиздёж. Кладбища-кладбищами, музыка-музыкой – но когда же мы, наконец, потрахаемся?

Я задал этот вопрос открыто. И тут выяснилось, что у Светы есть парень, которого она ждёт из армии, и её терзают сомнения – с кем из нас двоих ей остаться. Эта новость меня изрядно шокировала и сбила с романтической орбиты. Света долгое время утверждала, что я более симпатичен ей во всех отношениях. Мы продолжали наши вылазки, но они превращались в ритуал – в них уже не было изначальной искры безбашенности. Я становился раздражительным. В итоге, как только Светин парень вернулся из армии, она ушла к нему.

Я предполагал такой поворот событий и пытался убедить себя, что готов принять его холодно и беспристрастно. В действительности сердце обливалось кровью – такого глубокого чувства разочарования и предательства в моей жизни ещё не было. Я плакал, писал злые стихи, грубил людям в чате и играл в стрелялки, дрочил, представляя, как насилую Свету…

И в то же время не понимал, что именно меня так бесит? Казалось бы – не получилось с одной, так найдётся другая. Ведь я с самого начала старался не воспринимать наши отношения всерьёз.

Старался-старался, а на деле – привязался. Много ли надо девственнику с гиперактивным воображением? Красивая девушка, первые поцелуи «по-взрослому», совместные приключения… Мне казалось, что мы оба в восторге от происходящего и не променяем нашу романтику ни на что на свете. Но все эти яркие моменты имели сверхважное значение только для моего наивного ума. А Света, да и вообще взрослые люди, живут другими ценностями. Хотя я так и не понял – какими именно.

Оглянувшись назад, я понял, что собственная влюблённость ослепила меня настолько, что я принял её за взаимную любовь. Просто парил на крыльях фантазий, не желая смотреть на факты. Пришло время спуститься с небес на землю.

Я перестал звонить и писать, решив стать более прямолинейным, расчётливым и грубым в дальнейшем. Света ещё раз заходила ко мне в гости, а я заходил к ней. Это казалось формальностью перед прощанием. Я вёл себя холодно и отстранённо. Она пыталась меня растормошить, вернуть былую игривость в наше общение. То ли хотела остаться друзьями, то ли чего-то большего – играючи мы даже ложились в постель «валетом» у неё дома. Но для меня окончательный разрыв уже произошёл. И было слишком больно что-либо возвращать. То есть я к тому времени уже свыкся с ролью брошенного и разочарованного – она служила источником вдохновения и потому вполне меня устраивала.

После Светы я перестал верить в любовь. Хотя по-прежнему не представлял, как можно заниматься сексом без глубоких чувств. Это можно было узнать лишь экспериментально.

Полем моих экспериментов стала неформальная тусовка. Из опыта отношений со Светой я сделал вывод, что мне не хватает мужественности – слишком романтично-воздушный, далёкий от реальной жизни, да и одеваюсь всё ещё как маменькин сынок. Пришла пора внести ясность в свой образ и стать брутальным металлистом, а не соплёй из спального микрорайона.

Я проявил настойчивость и практически заставил маму купить мне «неформальный» рюкзак с сисястой готичной горгульей, кожаную куртку-косуху и утяжелённые ботинки «Steels». К этому добавилась металлическая цепь, постепенно отросли длинные волосы – и костюм «металлиста» был укомплектован. Теперь не стыдно было показаться и на нашей локальной тусовке, и в центре города – на аллее с памятником Дзержинскому напротив здания КГБ, где с советских времён по вечерам собирались маргиналы всех мастей. Да и ходить на концерты стало не грех.

В общем, я сделался полноправным членом неформальной субкультуры со всеми вытекающими последствиями: приветливым отношением соратников и шансом получить по морде от гопоты.

Однажды я попытался продать на гимназии под видом наркотика какую-то траву, которую насобирал летом прямо на дачной свалке. Потенциальный покупатель долго откашливался и матерился, куря «пробную дозу», но никакого наркотического эффекта не ощутил. Все долго смеялись, узнав об этом случае, и стали звать меня Дилером. Прозвище мне даже понравилось. Я добавил загадочности и стал называть себя в интернете Darkness Dealer – дескать, продаю Тьму за души людей. А что скрывается во Тьме – неизвестно…

Беспонтовый «стафф» я, тем не менее, всюду носил с собой и угощал всех желающих. При бесплатном употреблении он неожиданно возымел действие – его характеризовали как слабенький, но «мягкий», «добрый», «плавный», а люди действительно становились спокойнее, добрее и мягче друг к другу. Это сделало меня желанным гостем на днях рождения, рыцарских турнирах и прочих компанейских мероприятиях.

По большому счёту, всё это делалось только ради секса. Но я так и не научился проявлять инициативу в знакомствах – вообще не понимал, как можно знакомиться в реальной жизни. А все симпатичные девушки из нашей тусовки оказались уже заняты. Потому я преимущественно продолжал общаться в чате, а также зарегистрировался на городском форуме неформалов.

Он стал местом больших надежд и разочарований. Я верил, что найду себе девушку именно там, в точке сосредоточения продвинутой молодёжи Минска. И потому отжигал на форуме изо всех сил: лихо высказывал своё мнение, отчаянно философствовал, пошло шутил, выкладывал стихи, критиковал мнения и творчество других участников, прикалывался и троллил. В общем, самоутверждался и всем своим видом показывал: вот он я – спермоинтоксицированный интеллектуал, превосходящий всех по широте взглядов и отвязности, творческий и с активной жизненной позицией – девки, налетайте!

И отдельные девушки проявляли заинтересованность. Мы встречались на так называемых «реалках», встречах форумчан в городе, которые фактически были просто попойками. Однако дальше прогулок, приключений и поцелуев в парадных дело не шло. Несколько раз я оказывался рядом с объектом своего вожделения в постели, но каждый раз обламывался – эрекции не было. Иногда тело красавицы казалось не слишком приятным на ощупь, могла смутить её манера двигаться, запах или стон… В жизни всё оказалось совсем не так, как в порнухе и при просмотре оной в одиночестве. Даже если процесс шёл хорошо, а гормоны бурлили, я ужасно нервничал и результат оставался висячим. Будто невидимая рука судьбы каждый раз остужала мой пыл, дескать – побереги себя, время ещё не пришло.

Помимо неудач на амурном фронте, я не встречал даже элементарного понимания. Большинство форумных неформалов недалеко ушло в развитии от ненавистной им гопоты. Тот же примитивный набор «понятий» – соблюдающие их становятся «своими», а остальные делаются объектами пошлых насмешек и агрессии. Тот факт, что официальным гимном форума считалась песня «малолетние шалавы», сам по себе глубоко символичен.

Поговорить было не с кем – всё общение сводилось к обмену шаблонными фразами, и ни один человек не мог поддержать мой фонтан мысли. Если на первых порах ко мне ещё проявляли какой-то интерес и могли вступить в дискуссию, то в последствие реакцией стало усталое «ну ты, Дилер, как всегда» или игнор. Я писал искренне, но обратная связь отсутствовала, и возникло чувство, что я занимаюсь ментальным онанизмом, который тупо изматывает. Попытки найти братьев по разуму в виртуальных сообществах панков и хиппи, которым я всегда в большой степени симпатизировал, так же ни к чему не привели.

Ощутив масштабы своего интеллектуального превосходства, в 2006 году я окончательно разочаровался и забросил неформальные форумы.

Я переболел пневмонией, и мама посоветовала потребовать в студенческом профсоюзе какую-нибудь путёвку. Там действительно оставалась последняя путёвка в санаторий на озере Лётцы в Витебской области. К тому же, по смешной цене – всего 10% от полной стоимости.

Санаторий изначально воспринимался мной как сборище пенсионеров, и ничего особенного от поездки я не ждал. Моим соседом по комнате оказался забавный дядька-провинциал, древесных дел мастер. Когда он увидел, что я много рисую в тетрадке, у него, во-первых, произошёл разрыв шаблона представлений о столичной молодёжи, а во-вторых, он попросил нарисовать несколько проектов деревянных беседок, которые обязался воплотить.

Единственной целью пребывания в санатории для дядьки (и как выяснилось, для многих отдыхающих обоих полов) был секс. Он довольно быстро нашёл себе подругу, и мне периодически приходилось ночевать на диване в коридоре.

Люди в санатории вообще удивительно быстро находили друг друга. Любовники – любовников, собутыльники – собутыльников. Одиночки на глазах выстраивались парочками, группировками, а группировки порой враждовали. Будто каждый видел здесь крохотный островок свободы посреди океана житейской обусловленности и стремился использовать этот шанс, как умел. Осуществить то, что в повседневности просто невозможно.

Пример соседа по комнате меня вдохновил. Да и сам он всё время агитировал: зачем сидеть и рисовать, когда вокруг столько красивых женщин? Я стал общаться с пухленькой девушкой, с которой мы вместе приехали и сидели в столовой за одним столом. Мы гуляли после обеда, беседовали. Но у нас не было общих интересов (а интересовали меня тогда только игры, секс, наркотики и хеви-метал). К тому же за кошачьей благодушностью девушки чувствовалось плохо-скрываемое стремление найти мужика. Вернее – мужа. А мне хотелось чего-то гораздо более простого, ветреного и мимолётного.

В общем, первое время я просто ходил на лечебные процедуры, гулял по лесу, купался и рисовал. Всё изменилось, когда общение с одной женщиной во время экскурсии по Полоцку привело меня к знакомству с безбашенным пареньком из Витебска, который сразу же сделался моим лучшим другом. Проводником в жизнь, полную приключений. Хотя он был существенно младше меня, мы стали вместе выпивать, лазить в чужие корпуса, ходить на дискотеки в соседний лагерь, знакомиться с девушками, кататься на катамаране… Он был в восторге от тяжёлой музыки в моём кассетном плеере. Вскоре к нам присоединился интеллигентный парень из Полоцка, который всё время сидел в телефоне, проклинал лагерь и мечтал вернуться «домой к компу».

Мы дико отжигали на дискотеках «кому за 50» под любую музыку, аккумулируя вокруг себя всех молодых людей санатория. А однажды девушка из соседнего корпуса одолжила мне на день магнитофон, который читал CD. И я прокрутил в окно на полной громкости два диска «тяжелека» – «Slipknot» и «Slayer», которые, как сперва казалось, бессмысленно привёз в санаторий. На следующее утро мужики, «соображавшие на троих» перед нашим корпусом восторженно кричали мне вслед:

– Студент, вруби метал! Душа просит железа! – а день спустя просто угостили водкой.

После феерического празднования Купальской ночи, ночного купания под грозой и ночёвки в женском корпусе (правда, безрезультатной) мы сфотографировались на фоне поваленных ураганом деревьев, и парень из Витебска уехал. Как и мой сосед по комнате.

Я пригласил к себе парня из Полоцка с девушкой, появление которой придало осмысленность его тоскливо-бескомпьютерному пребыванию в санатории, щедро угостил их пивом, дал послушать благодатный альбом «Snap!» «Welcome to Tomorrow» (тот самый, что когда-то купил в ларьке просто из-за обложки), в общем – создал приятную расслабляющую атмосферу. Мы долго предавались спокойным беседам (парень из Витебска успел утомить нас всех своей навязчивой гиперактивностью) и легли спать втроём, довольные, как коты. Не смотря на всеобщее доверие и негу, секса не получилось – у барышни на этот счёт был жёсткий «пунктик». И мы просто уютно уснули.

Домой я возвращался в одном вагоне с пухлой девушкой, которая проявляла ко мне интерес вначале. Мы практически не разговаривали. Каждый радостно вёз с отдыха то, за чем ехал. Я – свой опыт, а она – знакомство со своим будущим мужем.