Текст книги "Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым"

За время поисков «второй половинки» я основательно запутался в своих чувствах. Чего я на самом деле ищу? Кто мне вообще нужен?

У нас состоялся откровенный диалог на эту тему с бывший форумчанином, отличавшимся, как и я, оригинальным взглядом на вещи. Он советовал мне не тратить силы на поиск «по параметрам» и только ради секса, а искать одну-единственную, действительно Свою.

– Но как я узнаю её? – недоумевал я.

– По улыбке ☺, – ответил он.

И этот ответ тронул меня до глубины души.

Темы любви, отношений, разницы между любовью и влюблённостью, которые раньше казались мне уделом малолетних дурочек, витающих в облаках, теперь стали занимать меня самого. Однажды по пьяни, стоя на остановке общественного транспорта, я спонтанно сформулировал вслух для себя и своего одногруппника Д. «измерение» любви так: «Вот смотри: кому-то хватает любви только на самого себя. Кому-то на двоих. Кто-то может любить семью или, там, целый коллектив. А кто-то – государство, Землю или даже всю Вселенную». Научной ясности такое объяснение не вносило, но мне казалось тогда, что оно даёт некое интуитивное понимание.

Я вообще любил по дороге из института порассуждать вслух о том, как божественна женщина – ведь она способна дать новую жизнь, а это самый эпичный акт творения, превзойти который не дано ни одному мужчине. А главной целью в отношениях для себя лично я считал возможность поделиться с кем-то нежностью. Ведь вся моя напускная брутальность и сюрреалистичность по большому счёту были нужны как защита от непонятного и жестокого мира. В то время как под этой защитной оболочкой накапливалось огромное количество душевного тепла и нежной сексуальности, которыми так хотелось поделиться с понимающей партнёршей. Такой, которая приняла бы их с благодарностью.

Я много думал, сопоставлял факты и зарабатывал себе комплекс неполноценности:

– Мне уже далеко за восемнадцать, я не урод, да и член у меня нормальных размеров; я нравлюсь некоторым девушкам, но у меня на них не встаёт, и я всё ещё девственник – что со мной, чёрт побери, не так?

Впрочем, бывают же люди, которым просто не суждено вести половую и вообще «мирскую» жизнь. Их предназначение – быть аскетами, учёными, духовными служителями, провидцами, шаманами… Может я – один из этих «духовных «людей?

Эти размышления подтолкнули меня к изучению психологии и философии, которые, к моему счастью, оказались так же включены в университетскую программу обучения и стали моими любимыми предметами. Я был глубоко благодарен отечественной системе образования за их наличие на нашей «технической» специальности.

Интерес к духовности был неразрывно связан с наркотиками. Понятное дело: духовным людям нужно расширять границы восприятия, чтобы видеть невидимое и познавать неведомое, а делать это проще всего с помощью психоделических веществ.

В то время интернет наполняли доказательства безвредности большинства галлюциногенов, особенно в сравнении с алкоголем. К тому же появилось понятие «психонавт» – тот, кто исследует душу, свой внутренний мир, при помощи психотропных препаратов. Это значительно облагораживало процесс принятия разного рода веществ – приятнее быть в собственных глазах исследователем, чем просто потенциальным торчком.

Внимательно изучив принцип действия различных препаратов и отчёты психонавтов об их употреблении, я составил список безопасных, не вызывающих зависимости веществ, которые хотел испытать на себе. Их воздействие варьировалось от лёгкой эйфории и галлюцинаций до полноценного путешествия в мир мёртвых, ради визита в который буддийские монахи медитируют по восемьдесят лет. По крайней мере, о таком писали в интернете.

Я рассказал о своём списке тому_самому_одногруппнику. Он проникся моим интересом и стал доставать новые виды веществ. Для меня началась эра психонавтики, а проще говоря – регулярного искажения сознания. Под действием веществ ко мне приходило огромное количество «мудрых» мыслей и визуальных образов, которые на трезвую голову оказывались абсолютным бредом. В сочетании с зачастую болезненным «похмельем», это сильно разочаровывало. Но даже бред казался тогда ценным – как способ расшатать забитое родительским воспитанием, школой и программированием сознание скромного девственника. Я видел корень своих проблем в уме, а способ их решения – в безумии. В нём же – источник бесконечного вдохновения.

После ухода с форумов у меня осталось две подруги: Аня и Ева. Первая была ходячим генератором осмысленного бреда и казалась мне абсолютом творческой личности – того самого безумия, к которому я стремился. Со второй происходили по жизни странные и зачастую мрачные мистические вещи. Этому факту я тоже завидовал – ведь со мной ничего такого не случалось, но сама Ева наоборот стремилась вернуться к нормальной жизни.

В гостях у Ани мы подолгу чаёвничали, выдумывая бесконечные сюрреалистические истории и интерпретируя реальные явления самым невероятным образом. Ктулху, внеземные цивилизации, мозговые слизни, теории заговора, кэролловские мотивы, интернет-фольклор, совы и осьминоги сопровождали нас постоянно. Нам было весело, и смех наш практически не смолкал – казалось, что мы смеёмся над всем миром, и он просто тает под натиском бурного потока наших фантазий.

С Евой у нас обычно получались более серьёзные беседы о психологии, наркотиках, мистическом опыте и жизни вообще. Она поступила на психолога и впервые познакомила меня с работами Карла Густава Юнга на тему безумия и бессознательного, которое преподносилось там как колоссальное хранилище скрытого смысла.

Я приблизился к пониманию сути творческого процесса. Творец – это тот, кто заглядывает за грань безумия, но возвращается, чтобы дать людям новое, найденное там. Мне хотелось видеть в этом своё предназначение. Тем более что предпосылки были: я ни разу не терял себя, не растворялся в состоянии какого бы то ни было опьянения и всегда всё помнил. Но как адаптировать найденное «за гранью» к нормальному миру, сделать его понятным и полезным людям? Программирование и компьютерные игры виделись мне вполне адекватными средствами для реализации этой идеи, самыми современными формами искусства. Значит я на верном пути. Или почти на верном, ведь в вузе половина предметов были экономическими, то есть совершенно не интересными.

На третьем курсе произошла радикальная чистка – исключили около половины потока. В том числе – самых задорных и живых ребят из нашей группы.

Тот_самый_одногруппник имел возможность реабилитироваться, но забрал документы добровольно – осознал, что выбрал специальность не по душе и что учиться через силу больше не намерен. Я смотрел на его довольное, сияющее как солнечный диск, лицо свободного человека и проклинал себя за то, что мне никогда не хватит смелости вот так вот взглянуть правде в глаза, перестать бояться армии, цепляться за этот заведомо ненужный диплом и красиво уйти. А он живописно рассуждал о своих перспективах: об откосе от военной службы, путешествиях автостопом, вписках у друзей, трудоустройстве с настоящей зарплатой, поступлении на специальность, которая действительно интересна…

Я тоже так хотел! И долго взвешивал все за и против. На одной чаше весов был военкомат, возможно – армия, укоры родителей и пугающая неизвестность свободы. На другой – ещё два с половиной года унылой и объективно вредящей здоровью сушки мозгов в погоне за синей корочкой, и ещё два года не менее унылой работы по распределению, – скорее всего, на захудалом госпредприятии.

Свобода действительно пугала меня – я не умел жить самостоятельно и отвечать за свою жизнь. И вообще с трудом представлял, каково это – ведь я никогда не жил отдельно от родителей, не путешествовал, да и не работал всерьёз. Зато подстраиваться и терпеть уже привык – это у меня получалось хорошо. В конце концов, откос от армии, скромная стипендия, уют знакомой родительской двушки и немного свободного времени для творчества – это не так уж и плохо – худо-бедно можно жить.

И я выбрал потерпеть. Обрекая себя на годы серой монотонной учёбы в коллективе без настоящих друзей. Хотя у меня остался последний товарищ, хороший программист, с которым мы по приколу вели себя как старые маразматики и частенько выпивали. Это кое-как скрашивало институтскую каторгу – грустными красками.

На волне философских настроений и попыток доказать самому себе актуальность занудного обучения, мне стало интересно: а в чём вообще смысл жизни? Что по этому поводу пишут умные люди?

Интернет выдал мне книгу Ошо «Любовь Свобода Одиночество». Я читал её со своего первого мобильника Siemens S55 на лекциях и плакал. Казалось, будто чистые, светлые и правдивые слова Ошо болезненно пробивают мой социальный скафандр, доходя до самых потаённых уголков души. Внутри пробуждалось что-то искреннее, нежное, стремящееся жить, любить и радоваться. А не сидеть полуголодным в плохо-проветриваемой аудитории, неказисто искривляя осанку.

Но надо было терпеть и страдать. Я сам так решил.

Примечательно, что ничего из прочитанного я впоследствии вспомнить не мог – одни эмоции. Да если бы и вспомнил – обсудить это всё равно было не с кем. Разговоры о любви, о чувствах, о смысле жизни были исключены в среде студентов-технарей. Не то чтобы это было чем-то запретным – просто эта часть жизни была никому не интересна.

В сущности, после массового «отсева» нас держали в постоянном напряжении, под страхом лишения стипендии и исключения. Приходилось постоянно думать об учёбе, всё успевать и бояться. Мысли послушно катились по продавленным страхом колеям.

Своеобразной отдушиной были уроки английского, где мы читали и обсуждали «Чайку по имени Джонатан Ливингстон». И кураторские часы, посвящённые актуальным вопросам – куратором нашей группы была как раз преподавательница английского. Однажды на таком «часу», посвящённом вопросам семьи и половой жизни, я осмелился заявить, что секс – лишь начало настоящих отношений. Вызвав насмешки одних и понимающие взгляды других одногруппников и одногруппниц.

Занятия по психологии и философии – бальзам на душу. Зачёт по первой мне поставили «автоматом» за творческое задание – исполнение песенки про психологию в стиле «диджитал хардкор». А на философии меня вместе с одногруппницей-тихоней признали самым продвинутым в группе, хотя я просто продвигал идеи Дани Шеповалова и имел своё мнение по философским вопросам – у большинства его не было вовсе.

На экзамене преподаватель резюмировал мой ответ словами:

– Чувствуется, что знаний у Вас много, только структуры в них нет. Но это ничего – жизнь всё упорядочит.

Я сменил костюм металлиста на старый дедушкин плащ, и это перевоплощение как нельзя точно характеризовало внутренние перемены. Одна часть меня осознавала, что всё идёт по плану, и лучше не рыпаться. Впереди были годы учёбы, которые, как я предчувствовал, пройдут в автоматическом режиме, без особого напряжения, а потом – годы работы по распределению. Неизвестно – кем именно, но в любом случае – всё это к деньгам. А потом с деньгами можно делать что угодно. Таким образом я перенёс значительную часть себя в далёкое будущее, а в настоящем осталась только тень, действующая на автомате. С другой стороны, ощущение чуждости, неправильности и бесперспективности происходящего, и того, что я не нахожу в себе силы как-либо изменить свою жизнь, прямо сейчас повернуть её в более свободное и экологичное русло, приводили к разного рода саморазрушительным действиям.

Я планомерно гробил своё здоровье. Не высыпался, ел и пил всё подряд, употреблял вещества, иногда связывался с сомнительными компаниями. Записался на физкультуру в тренажёрный зал, где отсутствовал контроль, и можно было спокойно филонить, общаясь с приятелем или слушая плеер. Всё это дополнило обычный студенческий стресс от бесконечных скучных лекций, лаб, курсовых, зачётов, пересдач… Осанка ухудшалась, а моё лицо и спину обильно покрывали жирные воспалённые прыщи.

Я впервые серьёзно задумался о том, как устроена жизнь. Мир казался паршивым местом, обречённым на деградацию, а жизнь – сплошным страданием, с «жалкими конфетками минутных наслаждений, что нейтрализуют горечь несбывшихся надежд». Делать этот мир лучше, заводить семью и детей, обрекая их на существование в нём, казалось предательством по отношению к потомству.

Мне расхотелось общаться с кем-либо, потому что единственным по-настоящему интересным вопросом, который я хотел задать каждому, был: «На хрена вы живёте»? Но задавать его было не принято, а если отвечать – то только шутками и туманными афоризмами. Впрочем, у меня всё равно не хватало на это смелости.

Видимо, основной секрет Мира Взрослых, в который я так долго стремился попасть, заключался именно в этом: никто не знает, зачем живёт. Каждый учится, работает, размножается, стареет и умирает, но все делают вид, будто всё понятно, что так и должно быть.

Вообще люди стали мне противны. Как они умудряются спокойно, а порой и весело жить, совершенно не осознавая, как и зачем они это делают, забывая о своей смертности, вопиющей бездуховности? Всё это казалось мне пиком лицемерия и невежества.

Я представлял, как завершу все обязательства перед обществом, куплю необходимое снаряжение и уеду жить на хутор, в уединённый домик в лесу, или заброшенную деревню. А там буду заниматься творчеством и сходить с ума. До полного просветления, пока не научусь общаться с духами (а там уж всякое может быть) или не умру.

Так же, как раньше, мы с братом выезжали летом на дачу. Однажды мы поехали купаться на затопленный карьер. Как только мы разлеглись на берегу и пригрелись на солнышке, сзади внезапно подошли двое подвыпивших мужчин и стали бить нас ногами, приговаривая что-то про наши длинные волосы. Казалось бы – надо драться или сваливать! Однако, повинуясь спонтанному порыву, я заявил, что никуда не уйду, пока не искупаюсь, и с чувством собственного достоинства (по крайней мере мне так показалось) сиганул в карьер.

Драка прекратилась. Когда я наплавался и вылез, мужики уже по-товарищески беседовали с братом «за жизнь» и предложили угоститься пивом. У нас состоялся вполне культурный разговор на самые разные темы. «Этот-то по морде получит, а всё равно от своего не откажется», – прокомментировал один из новых знакомых моё поведение. Его слова запали мне в душу – может и впрямь такова моя судьба: «получить по морде» от реальности, перетерпеть невыносимость бытия, но сохранить в себе что-то святое и настоящее, чтобы дать этому раскрыться в будущем.

Я превратился в сноба, но не утратил интереса к общению, музыке и готическим девушкам. Это привело меня к интернет-знакомству с Беллой. Моему идеалу высокой худощавой готессы она отнюдь не соответствовала, зато мы сошлись в нашем снобизме. Оба ценили собеседников с живым умом, искали новое в литературе, музыке и кино, а также способы самовыражения. И презирали общество. Наши встречи на квартире у Беллы проходили за выпивкой, прослушиваниями, просмотрами, обсуждениями, философствованиями и безобразиями.

Сама Белла была младше и глупее меня (фактически – просто менее замороченной и побитой жизнью). Она относилась ко мне с ощутимым восхищением, как к учителю. А мне нравилось ломать её наивные стереотипы своими дерзкими заявлениями. Это тешило самолюбие – отражаться в ней, ощущать благодарность и нужность. Правда мне в то время уже и самому хотелось найти наставника, чтобы двигаться дальше.

Там же я впервые встретил Киру – странную, потерянную девушку мальчуковатого телосложения, напоминавшую лесбиянку. Я по приколу затащил её в ванну, и мы молча лежали в воде около получаса – общение не клеилось, пока не пришла Белла. Но и в дальнейшем говорить с Кирой мне не захотелось – она казалась слишком глубоко погруженной в себя и напрягала одним своим присутствием.

Тем не менее, девушки были лучшими подругами, и мы часто гуляли все вместе. А однажды, будучи в стельку пьяными, даже завалились ночевать ко мне домой. Разгорячённые, мы ласкали друг друга и пытались заняться сексом втроём, но спать захотелось раньше. Наутро оказалось, что родители были дома, а мы «голливудили» прямо под носом у брата. Все отнеслись к нежданным гостьям дружелюбно-снисходительно. А когда они ушли, мама спокойно (действительно спокойно, хотя я ожидал скандала) высказала единственное замечание:

– В следующий раз скажи девушкам, чтоб выходили курить на лестницу.

Музыка и извращения

Мне постоянно хотелось нового и необычного. В первую очередь это касалось музыки. По наводкам из интернета я перебирал всевозможных представителей тяжёлой, готической, электронной сцен, но все они казались очень ограниченными в средствах выразительности. Не было в них творческих замыслов искомой широты!

Зато эти замыслы были у меня, и я чувствовал необходимость их выражать – творить. После ухода с форума выкладывать стихи стало негде, а программирование игр требовало много свободного времени, которого не было. К тому же, дополнительно напрягать мозг после учёбы не хотелось.

Я принялся экспериментировать с производством музыки на компьютере. Из этого получалась мрачная электронщина наподобие саундтреков к детективам и ужастикам. Мне не хватало гитарных партий. Синтезировать в виртуальной студии полноценное звучание электрогитары не получалось – надо было искать живых музыкантов. Я наткнулся на ню-метал группу с неплохими текстами. Ребята искали способ разнообразить и радикально преобразить своё звучание, и я напросился туда «электронщиком», планируя сделать из группы «конфетку».

Я стал играть на ноутбуке, издавая разного рода страшненькие звуковые эффекты. С первых же встреч меня поразил хаос, царящий в коллективе: безалаберность, пьянство, вечные несбыточные «большие планы» и отвратительный звук на репетиционных точках – шум гитар, за которым я практически не слышал своих «звучков». Ребята гордились групповым порно со своим участием, снятым на телефон, а бесталанного басиста вообще держали только за то, что его брат был драг-дилером.

Пространство для самовыражения оказалось удручающе малым – спецэффектам в музыке коллектива отводилась роль третьего плана. Я был не в силах взять под контроль этих крикливых, амбициозных и слабо-организованных ребят. Вернее, мужчин – каждый из них был значительно старше меня и сильнее физически. Это неожиданно сильно давило на меня и лишало воли.

Большая часть стипендии стала уходить на репетиции, от которых я не получал удовольствия, но мне принципиально хотелось продержаться в группе до первого концерта.

Творчески неудовлетворённый, я метался по интернету в поисках способа всё-таки синтезировать звучание гитары, заодно стремительно расширяя свой музыкальный кругозор – преимущественно в сторону экстремальных направлений. На одном панковском форуме неожиданно обнаружился пользователь, аргументированно и по-взрослому критикующий всевозможных «радикалов» от гитарной музыки, противопоставляя им экстремальную шумовую электронику, от которой, по его словам, «пробирает до глубины души, сознание выворачивается наизнанку, да обратно так и не сворачивается». Захотелось послушать.

К тому же, дядя (по стилю речи было понятно, что пишет зрелый, умный человек) оказался сведущим в виртуальном синтезе и пообещал записать на диск всё необходимое для воссоздания реалистичного гитарного звука на компьютере. Вместе с вышеупомянутой «душевыворачивающей» музыкой.

Диска пришлось ждать несколько недель, после чего дядя всё же вышел на связь и предложил встретиться в центре. Явившись с большим опозданием, ко мне подошёл худощавый молодой мужчина интеллигентной наружности с короткой стрижкой, в очках, со множеством разнокалиберных шрамов на руках и представился Антоном.

Новый знакомый неожиданно оказался чрезвычайно вежливым и обходительным в общении. Мы с Антоном сошлись во мнении, что отечественная музыкальная сцена находится в упадке, и ей не хватает смелых экспериментов. Его весьма обрадовала широта моих интересов.

– А то выглядишь как типичный митолизд, я даже испугался сперва.

Собеседник щедро угощал пивом, мы разговорились, а вежливость постепенно уступила место юмору. Антон был человеком с насыщенной биографией, в которой нашлось место и концертным выступлениям, и неофашистскому движению, и БДСМ-сообществу, и пережитой героиновой зависимости… При этом он сохранил ясность ума и памяти, казавшуюся абсолютной, и был женат.

Антон очень много знал – всего и обо всём. Я понял, что нашёл, наконец, кого-то умнее себя – Учителя! А то, что Антон был старше меня на четыре года (такая же разница в возрасте у нас с братом) только подчёркивало этот факт: вот он, тот, кто станет моим другом и наставником.

Музыка, записанная Антоном на диск, произвела не менее яркое впечатление, чем он сам. Первое прослушивание «шумового» альбома «Innerwar» в исполнении «Brighter Death Now» действительно произвело эффект, подобный описанному на форуме. По крайней мере, мои представления о том, что может быть музыкой, были вывернуты и расширены навсегда.

Антон заинтересовался моей группой. Когда в команде зашли разговоры о том, что ей не хватает художественного руководителя, я пригласил нового товарища на одну из репетиций под видом бывалого продюсера. Гость сразу принялся критиковать разные нюансы звукоизвлечения. Но заметив, что к нему никто особо не прислушивается, сосредоточился на советах лично мне.

– В целом – неплохо, – сказал он после первой бутылки пива, – можно работать.

Однако по ходу репетиции Антон всё больше пил, хмурился и молчал.

– Слушай, а на хуй они все тебе вообще нужны? – подытожил он в конце. – Давай вдвоём будем лабать. Всё что захотим – вообще!

Эта идея была для меня как глоток свежего воздуха. Внутренне я с ней немедленно согласился: действительно, – зачем терпеть какие-то ужимки и тратить деньги на репетиции, если можно свободно творить самому!? Да ещё с таким-то умудрённым жизнью товарищем. Но вслух я сказал, что подумаю.

На репетиции я больше не ходил, на концерт, где выступала команда, – тоже. По телефону гитарист хвастался мне, как лихо они отыграли, говорил, что теперь их точно заметят… А я сказал, что хочу делать другую музыку и ухожу. Он не слишком уговаривал меня остаться – особых сожалений не было.

Так в моей жизни остался единственный друг, кроме которого никого не надо.