Текст книги "Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым"

Общение становилось для меня мучительным, мы с Кирой подолгу не виделись, и решили окончательно расстаться перед Новым 2012-м годом – мягко, на нейтральной волне и по обоюдному согласию.

Я сидел в офисе, пытался смириться с перспективой празднования в одиночестве и успокоить расшатанные нервы. В детстве я каждый раз плакал в новогоднюю ночь – казалось, что прошлогодние несбывшиеся надежды и мечты со всего города проходят сквозь меня. Ни черта не сбылось, а все этому радуются и жаждут повторения. В этот раз я чувствовал исключительно свою тоску, и она казалась гораздо больше «всенародного горя». Уходящий год стал годом потерь и разочарований. Я ушёл с работы, покинул семью, потратил почти все деньги, разочаровался в музыке, в друзьях, в играх, в собственном мировоззрении, а теперь ещё и в любви… Пустота.

Как я ни пытался скормить свою печаль «Турбо-Суслику» и убедить себя в том, что жизнь продолжается, Кира по-прежнему казалась самым прекрасным, что случалось со мной. Остальное виделось простой формальностью, рябью на воде, по сравнению с познанными нами глубинами чувственного опыта. Никакие рассуждения не могли победить нежность. Она была настоящей, они – нет.

И вдруг – звонок в дверь. Это оказалась она – Кира! Весёлая, румяная, с подарками. Быстро вручив мне что-то для уюта, она убежала. От этого сделалось ещё тоскливее – у неё уже как будто всё хорошо, а я всё так же разбит. Однако позже уже немного пьяная Кира позвонила. Мы оба искренне признались, что не можем жить друг без друга, и всё закружилось вновь…

Наши отношения приняли пульсирующий характер. Воссоединение после расставания каждый раз было прекрасным. Мы возвращались друг к другу с новыми силами, отдохнувшие, переосмысленные – как другие люди, в новом качестве. Секс становился красивее, быт – веселее, общение – глубже.

«Каждый получает от отношений ровно столько, на сколько у него хватает смелости измениться», – говорила Кира. И она заметно менялась, делаясь с каждой встречей всё красивее, ухоженнее, женственнее и взрослее. В основном именно она привносила новые инициативы, а я лишь соглашался.

Однако менялся и я. Параллельно с теми приятными и человеколюбивыми вещами, которым удавалось научиться у подруги, во мне росло чувство независимости и собственного достоинства. Понимание того, что нам с ней «не по пути», и расставание – лишь вопрос времени, становилось отчётливым. Я делался холоднее, но сам при этом не хотел и не умел уходить. Думал, что всё произойдёт как-нибудь само, естественным путём. Мы говорили на эту тему, смеялись над ней. Для Киры разрушение «отживших» отношений было привычным и в какой-то мере радостным явлением. Я тоже понимал умом, что таков здоровый ход вещей, но от мысли о вечной разлуке на сердце скребли кошки.

Мы подолгу не виделись, а иногда и не переписывались. Кира начала курить, я – выпивать. Накопленные домыслы и недосказанности расшатывали наши отношения. При новой встрече я каждый раз не понимал, имею ли моральное право прикоснуться к своей подруге, заговорить с ней просто по-дружески, или же в чём-то провинился и стоит попросить прощения; да и вообще – что делать, чего ожидать и чем всё это закончится.

Каждый месяц, практически в один и тот же день – восьмого числа (дата нашей первой встречи), Кира сурово назначала свидание, на котором мы «расставались навсегда». Правда потом каждый раз мирились. Сперва я воспринимал это трагически, уговаривал любимую остаться, всеми силами выдавливая из себя доводы. Позже – спокойно, как данность и даже с некоторым задором. В любом случае, мы оба успокаивались, затем прорезалась капля искренности – несколько откровенных слов, прикосновений… И всё заканчивалось постельным примирением максимум через несколько дней.

С одной стороны, мне по-прежнему не хотелось терять Киру – я держался за неё, как за лучик надежды, потенциальный «билет в новую жизнь» – дикую и приключенческую. С другой стороны, такое положение дел изматывало, и я не сопротивлялся возможности прекращения нашей истории. Тем более что основной точкой приложения сил для меня оставалась работа. Будь что будет.

В очередной «день расставания» я приехал на встречу с Кирой радостный, понимая, что она снова предложит разойтись, и заранее решив согласиться. Так всё и случилось – подруга описала свои тяжёлые переживания и подвела к логическому выводу, который я с удивившей даже меня самого лёгкостью одобрил. Кира просила поделиться своими чувствами по этому поводу, чего я традиционно сделать не смог – понятно, что сейчас тоскливо и что потом, скорее всего, догонит какое-то понимание, но раз обоим плохо – расстаёмся так расстаёмся, о чём тут рассуждать?

Мы молча прошлись по заснеженному парку. Перед выходом Кира вдруг застыла, как истукан, а её взгляд упёрся куда-то в пустоту. Я пытался попрощаться, расшевелить её – она не реагировала. Состояние подруги меня обеспокоило – а вдруг это помешательство или инсульт, а я оставлю её одну на морозе? Расставаться настолько жёстко я не хотел. В итоге мне кое-как удалось втащить Киру в автобус и довезти до вокзала, где я принялся отпаивать её чаем и успокаивать, пока она молча сидела и время от времени пускала слезу. Просидев так несколько часов, я отвёз подругу к ней домой. По пути мы оба не проронили ни слова. Дома, после очередного сеанса обниманий, успокаиваний и рыданий, из уст Киры вырвалось единственное «люблю», ставшее сигналом очередного примирения.

Позднее подруга объяснила, что она иногда впадает в ступор от избытка впечатлений и что в таких ситуациях её лучше не трогать.

– Что любовь не проходит, нет! Не проходит, нет! – подпевал я, танцуя на дискотеке.

– Проходит, да! Проходит, да! – улыбаясь перекрикивала меня Кира.

Я верил в вечную любовь. Как и в то, что между мной и Кирой случилась именно она. Чем же иначе объяснить тот факт, что мы так хорошо подходим друг другу физиологически, а у меня неизменно наступает эрекция даже от обыкновенных объятий? Но моя спутница, имевшая гораздо более богатый опыт парных отношений, постоянно доказывала, что это не так. Она утверждала, что все люди встречаются, чтобы прожить определённый опыт, преобразиться и двинуться дальше.

«Первая любовь всегда кажется нам последней, а последняя – первой», – регулярно цитировала Кира полюбившуюся житейскую мудрость, которой поделилась с ней случайная продавщица в универмаге. У меня были свои вестники мудрости: на связь внезапно вышла моя «школьная любовь» Т., которая к тому времени вышла замуж и жила в далёком Новороссийске. У неё, в сущности, сбылась моя актуальная мечта – она жила у моря. И я с интересом расспрашивал её – каково это. Оказалось, что прекрасно: горы, солнце, тепло. Из недостатков – только слишком «горячие» южные люди и тоска по белорусскому лесу. Пользуясь случаем, я уточнил возможность приезда во время гипотетического отпуска летом, намереваясь погостить на морском побережье. Т. пообещала предоставить рыбацкую хижину в двух метрах от воды и заодно пригласила на крымский «алкофест».

Приятно было узнать, что память бывшей одноклассницы сохранила меня в образе «безумного изобретателя» с горящими глазами, который когда-то пытался взорвать школу самодельной бомбой из петард. Я рассказал о том, что теперь буквально живу на работе, в то время как в отношениях, которые занимают второе место, во всю кипят страсти. Наш оживлённый дружеский диалог легко перерос в обсуждение личностных кризисов и темы любви.

– Хочется всё-таки сперва заиметь надёжную материальную основу, чтобы чудесам был простор и в процессе не было стрёмно за банальные вещи вроде возможности остаться без крыши или еды, – объяснял я свою позицию.

– Работа тебя не обнимет, не прижмет и не поцелует в трудную минуту, когда дома не клеится… А вот когда на работе не клеится, то любимая и прижмет, и выслушает и музой станет! Тебе просто приоритеты нужно расставить. Не сдерживай себя! Бей фонтаном и дома, и на работе, чтоб с работы вприпрыжку домой и счастливый обратно! – эмоционально, но резонно советовала Т.

Мы сошлись во мнении, что в отношениях главное – «искра». Когда она есть, огонь любви горит и жить интересно – не взирая на возможную разницу партнёров в интересах, целях и ценностях. А если нет – начинаются вопросы, сомнения, поиски другого…

И хотя в тот момент я как раз пытался убедить себя в том, что «первая любовь всегда кажется нам последней, а последняя – первой», и что женщины взаимозаменяемы, – благодаря Т. я взглянул на наш союз с Кирой по-новому.

Между нами определённо была «искра», и мы оба горели. Пламя сжигало наши идеалы, гормоны и нервы, старые жизни и нас самих. Мы горели страстно и быстро. Не всегда это было красивым, но всегда – приключением, исход которого оставался неизвестным. И это было в тысячу раз лучше размеренной, серой, стабильной обыденности, растянутой на годы.

Я решил смелее обращаться к Кире по вопросам, касающимися интересных для неё тем. Хотелось принимать в её жизни участие так, чтобы это было интересным для обоих.

Общение с подругой во многом затруднялось различиями наших словарных запасов. Мы понимали друг друга в основном иррационально, по наитию, «на ощупь». Но в то же время нас объединяло увлечение Юнгом. Он казался мне единственным психологом, которому удалось понять человеческое сознание целиком и описать его структурно. А для Киры был родственной душой со схожим опытом и пониманием жизни.

Моя подруга утверждала, что пользуется «архетипическим языком», где за каждым словом стоит целая цепочка образов, упирающихся в базовый символ. Простейший пример: автомобиль – повозка – колесо – движение. Такой способ позволяет увидеть в словах их глубинную суть и вложить силу в сказанное. Понятно, что говорить так можно только о совершенно реальных вещах. А поскольку я этим языком не владел, много работал с абстрактными понятиями, и ещё совсем недавно практиковался в сочинении абсолютного бреда, то моя речь зачастую была лишь словесным поносом из пустых фраз.

Совместными усилиями мы провели «Тест свободных ассоциаций», заключавшийся в том, чтобы взять 600 наиболее употребляемых в русском языке слов и подобрать для них ассоциации. Если испытуемый на каких-то словах подолгу тупит – значит у него наверняка есть комплекс или пробел в описании мира, связанный с данными понятиями.

В моём случае такими словами оказались слова «Бог», «душа» и тому подобные. У меня действительно наблюдалась острая анти-религиозность, неприязнь к эзотерическим темам. Но в то же время беспокоило ощущение наличия скрытой стороны вещей, неполноты «материалистического» мировоззрения, почерпнутого из семьи и общества.

Позже Кира составила мой подробный гороскоп и дала ссылки на нумерологические сайты. Я пытался применить полученную информацию к себе, и многое во мне отозвалось написанному, но на повседневной жизни это никак не отразилось. Запомнился лишь «график жизненной активности», который демонстрировал крайний спад в настоящем, на грани жизни и смерти, зато резкий подъём ближе к тридцати годам.

Тема Бога и души стала актуализироваться. У моего брата умер лучший и единственный друг, с которым они проводили всё свободное время. Пережить такое в восемнадцать лет было непросто. Брат ушёл в себя, а потом неожиданно глубоко уверовал в Бога и вооцерквился. Родители были обескуражены. Мама усмотрела в этом коварное влияние матери покойного друга, а папа негодовал, поскольку считал себя язычником.

С одной стороны, я тоже не обрадовался, поскольку с позиции экзистенциальной психологии видел в поступке брата попытку спрятаться от страха смерти за фигурой «конечного спасителя». Мне и самому было знакомо такое стремление – взять и получить готовые ответы на все вопросы о жизни и смерти в одном флаконе – это удобно. С другой стороны, я уважал осознанный выбор веры после совершеннолетия. И радовался, что мой несмелый, пассивный брат нашёл хоть какую-то лазейку из-под маминой диктатуры. Я надеялся, что в дальнейшем у него хватит смелости покинуть нездоровое родительское гнездо, бросить вуз и посвятить себя служению благому делу. Всё лучше, чем бессмысленно разменивать себя на череду случайных занятий, которой и является по сути своей существование без центрального объединяющего принципа – Бога.

«Мне всегда было свойственно стремление познать мир целиком. Но очевидно, что как бы велики не были познания, всегда остаётся огромная область непознанного. Её легко нащупать, если всё время спрашивать себя «почему», отвечать и спрашивать вновь. Итогом закономерно станет «а фиг его знает» – так в своих размышлениях я пришёл к выводу о необходимости фигуры Бога, чтобы «прикрыть» им всё неведомое и непонятное.

Я стал понемногу вникать в эзотерику и подписался на ряд соответствующих рассылок; задумался о своих отношениях с миром, о силах, действующих в нём, в том числе и через меня, о добре и зле.

«Все злые люди злятся одинаково. Все тоскующие одинаково тоскуют. У всех влюблённых одинаково горят глаза. А все алчные смотрят на богатства одним взглядом. За любыми частными проявлениями человеческих качеств стоит что-то общее. Эгрегор, архетип, матрица… Позволяя этому общему проявиться в себе мы питаем его», – таковы были мои размышления. Я примерил их к своей деятельности и увидел, что занимаюсь по сути производством и сбытом тяжёлых наркотиков.

Что развивает наша игра в людях? Стремление стать виртуально «круче» и виртуальное же умение набить другому морду в подворотне якобы на благо любимой футбольной команды. Причём эту «крутость» можно купить за своё свободное время, за деньги или за «друзей» из социальной сети. Есть ли от этого какая-то реальная польза людям? Определённо нет. Игра лишь вытягивает их внимание, эмоции и финансы, оставляя взамен иллюзии.

Есть ли польза для нас, разработчиков? Конечно – это деньги, которые мы получаем за то, что днями и ночами приносим в жертву свой интеллектуальный ресурс, здоровье и время жизни для создания и поддержки игрового мира. Так стоит ли продавать вероятно лучшие годы своей жизни, когда мы молоды и полны энергии? Получается, все мы решили, что стоит.

Эта тема поднималась в нашем коллективе, и Прохор тогда сказал, что отдаёт себе отчёт в происходящем – он готов принести в жертву лучшие годы ради безбедной жизни в дальнейшем. Однако, чем полнее я осознавал масштабы производства, тем яснее становилось, что конца этому жертвоприношению не предвидится. В серьёзном бизнесе счёт может идти на десятки лет, а это явно не мой выбор. Тут попахивает кабинетами и чинностью пузатых директоров, а не той лёгкостью и энергичностью молодёжного стартапа на квартирке, о которых я мечтал.

Интересно было и другое: если нам достаются только деньги, то в какую бездну уходят колоссальные потоки эмоций, излучаемые игроками у своих экранов? Что за незримая хищная фигура диктует нам механизмы монетизации, заставляющие игроков ЖАЖДАТЬ новых виртуальных ценностей, и впитывает в себя флюиды их вожделения? Я прозвал её «Его Величество Рынок», подразумевая, конечно же, Сатану, князя мира сего, который «правит бал», в то время как «люди гибнут за метал». А в нашем случае и вовсе за цветные картинки.

Помимо метафизических категорий мне были интересны и сугубо физические. Самым интересным в отношениях с Кирой для меня оставался секс. Я верил, что половая сфера не случайно так долго оставалась в моей жизни «незапятнанной» – именно в ней сохранилась драгоценная первозданная частица моего существа, искра души, из которой можно разжечь пламя. Казалось, что секс исцеляет меня, и что это единственное, что у нас с Кирой действительно хорошо получается делать вместе.

Но вскоре партнёрша стала высказывать замечания и по этому поводу. Ей не нравилось часто быть сверху, в то время как я предпочитал расслабленно лежать на спине; хотелось, чтобы я вёл себя более мужественно; чаще достигать пика наслаждения; и вообще она мечтала, чтобы этот процесс перешёл с животно-эмоционального на более тонкие уровни. Кира рассказала мне про даосские сексуальные практики – те самые, которые интернет-поисковик выдаёт по запросу «Как долго не кончать». Мы стали воплощать прочитанное. Я пытался нащупать тонкую грань гармонии между напряжённым контролем и полным расслаблением.

И уже с первых попыток что-то начало получаться. Обнаруживать в себе очаги излишнего напряжения (чаще всего – в области половых органов и в голове) и растворять их, распределяя внимание по всему телу, оказалось очень приятным занятием. Соитие переросло в процесс ощутимого слияния двух потоков энергии. А его длительность значительно увеличилась – порой мы доходили до состояния «плато», когда продолжать можно было бесконечно, а окончания в привычном смысле не требовалось вовсе.

Примечательно, что именно благодаря сексуальным практикам я впервые прочувствовал, что же в действительности имели в виду все те, кто говорил, что я слишком «живу в голове».

Кира подтолкнула меня заняться, наконец, своим подпорченным здоровьем, порекомендовав отличного инструктора по йоге: без эзотерики, с упором на физиологию и технику безопасности – то что надо для программиста.

Хатха-йога на первых порах казалась ужасно жестоким занятием. Пребывать в неподвижных позах по три минуты, утомляя поочерёдно все мышцы – даже те, о существовании которых я не подозревал, – это казалось моему худосочному организму издевательством. Пот лился ручьями, меня трясло, и к концу каждой тренировки я чувствовал себя выжатым как лимон.

Тело начало перестраиваться и результаты стали заметны уже через несколько занятий. Я стал чувствовать свои мышцы, застойные напряжения постепенно расслаблялись, появился приятный тонус и положительные сдвиги в осанке; кожа стала чище; повысился уровень выносливости и стрессоустойчивости.

Навсегда запомнились удивительные моменты: когда надетая футболка вдруг коснулась груди – раньше она просто висела на сутулых плечах как на вешалке; когда впервые смог сложить ладони сзади, межу лопаток; а ещё когда научился «пускать волну» не контролируемыми прежде мышцами живота, перекатывая их из стороны в сторону.

Со временем организм начал принимать тренировки с «благодарностью». Да и просто отключать на время тренировки мозг, превращаясь в тело, подчиняющееся командам тренера, было очень приятно. Для ленивого компьютерщика вроде меня, привыкшего воспринимать тело как «скафандр», уход за которым хотелось бы свести к минимуму, это было просто сказкой – полноценно растянуть и нагрузить все основные группы мышц, уделяя этому всего четыре часа в неделю.

Вместе с тем наблюдался интересный психический эффект: многое из того, что раньше волновало, просто стало пофиг. Я перестал думать о куче вещей одновременно и дёргаться по любому поводу, стал более собранным и спокойным. И всё это – от физической работы, без каких-либо медитативных практик.

Половая жизнь тоже изменилась. Я лучше почувствовал тело, и оно стало сильнее – это сделало меня смелее и мужественнее в постели. Жизнь пробудилась во мне настолько, что оргазм перестал быть поводом для исчезновения эрекции – за это Кира просила высказать тренеру особую благодарность от неё лично.

Коллеги по работе ходили в качалку. Среди них бытовало мнение, что «йога – для девочек». Они посмеивались надо мной, не замечали изменений в моей мышечной массе и зазывали к себе. Однако меня результаты тренировок более чем устраивали. «Шварценеггером» быть совсем не хотелось, да и разницу между типами мышечного волокна, нарабатываемыми в качалке и на йоге я усвоил: первое подходит для разового приложения силы и «сдувается» если забросить тренировки, а второе нужно для выносливости, долголетия и остаётся на всю жизнь. Я сделал свой выбор целиком в пользу второго.

Приятным в йоге было ещё и то, что я почувствовал себя причастным к современной йогической культуре. Это был большой, интересный мир, населённый множеством красивых людей, занимающихся саморазвитием, где было с кем общаться, куда ходить и что делать. К тому же, большинство его обитателей были девушками, что, помимо эстетического удовольствия, прибавляло уверенности в условиях неустойчивой личной жизни.

Тренер тоже был необычным мужиком. В память врезались многие из его мудрых высказываний:

– Йога это, по сути, произвол.

– Йог сперва уходит от пут зла, а потом от пут добра.

– Каждая медитативная практика должна иметь применение в народном хозяйстве!