Текст книги "Колдовство королевы"

В Каириных покоях они сдвинули к стене диваны с ковра в центре комнаты. Вира сняла доспехи, а Каира переоделась в черную рубаху и свободные штаны, чтобы было удобнее делать выпады и наносить удары.

– Повторим, – сказала Вира. – На этот раз попробуй прием ига.

Вира нанесла резкий выпад ногой Каире в грудь. Императрица шагнула в сторону, с силой оттолкнула ногу вдовы и сделала серию ударов, направленных Вире в горло, живот и пах. Стремительно отбив каждый из ударов, Вира признала, что прием выполнен четко.

– Неплохо. А теперь примени ороку.

Противники столкнулись, осыпая друг друга градом ударов и блокируя их.

– Хорошо. Но держи запястье жестче. Не забывай, твоя ладонь – клинок.

– Моя ладонь – клинок, – повторила Каира, глядя на свою руку.

– А теперь вольное упражнение. Будь непредсказуема. Продолжай, пока не выдохнешься.

Они снова сошлись в учебной схватке. Вира отвела Каире роль нападающего, а сама уклонялась от всех ударов и отбивалась. На двадцать девятой минуте Каира, задыхаясь, признала поражение.

Обычно учеников заставляют упражняться на пределе своих возможностей, но Каира стремилась к этому сама. Для вдов такое стремление считается признаком настоящей воительницы, однако Вира сомневалась, что эта черта характера необходима императрице.

– А теперь проверь мои знания, – тяжело дыша, сказала Каира.

Вира покачала головой, скрывая улыбку.

– Назови уязвимые места человека в доспехе с латным воротником. По порядку.

– Подмышки, бедренные артерии, локти.

– Одно пропустила.

Каира закусила губу, задумалась.

– А, глаза. В зависимости от роста противника – сначала подмышки, потом глаза.

– Правильно. – Помолчав, Вира спросила: – А зачем ты приложила столько усилий, чтобы отправить в Листирию разъяренного Нана?

Каира улыбнулась:

– Мы переходим от боевых искусств к политике?

– Это не политика. Это шантаж.

– Шантаж и есть политика.

– Отвечай! Что такого особенного в Нане?

– Да нет в нем ничего особенного. Но его ревность пойдет нам на пользу. Он получит доступ в крепость Эджмар и, скорее всего, убьет генерала Гракуса, который сейчас стоит во главе войска. Заменить Гракуса на этом посту может только один человек.

– Актус Шип, – сообразила Вира.

Каира улыбнулась:

– Правильно. Гракус много лет служил под началом Шипа, поэтому и возглавил листирийскую кампанию. Был еще один кандидат на этот пост, Корсака Ман, но Актус Шип назначил его капитаном неболёта «Дочь времени» и отправил на западное побережье Альмиры. В случае смерти Гракуса у Шипа не останется проверенных помощников для проведения первой массированной атаки армады летучих кораблей. А значит, он проведет ее лично. Разумеется, мятеж в Листирии быстро подавят, но несколько недель Актуса Шипа не будет в Бурз-аль-дуне. Я вполне успею лишить его власти.

– Ты хочешь за несколько недель подготовить дворцовый переворот?

– А это и не нужно. Баларские законы отличаются от альмирских. Император Ганон имеет право назначить премьера для управления страной, но министрам позволено отвергнуть предложенную кандидатуру, если семьдесят процентов кабинета проголосуют против назначения.

– Каира! – потрясенно воскликнула Вира.

– Разумеется, было бы гораздо проще, если бы Ганон просто сместил Шипа с поста, о чем я его сто раз просила. Но мой муж с завидным упрямством отказывается исполнять свои императорские обязанности. Придется пойти кружным путем. Первым делом необходимо заставить Шипа покинуть столицу: пока он здесь, министры не станут голосовать против него. Но как только он уедет, многие влиятельные бурз-аль-дунские политики вспомнят, что не питают к нему большой любви. А тех, кто его поддерживает, я заставлю изменить свое мнение.

– Понятно.

Несмотря на все слухи, лживые сплетни и сложные манипуляции, план Каиры был весьма прост.

– Вернувшись из Листирии, Актус Шип обнаружит, что его самым законным образом лишили власти. Никаких переворотов. Никакого кровопролития. Обычная политика. Конечно же, Ганон не сможет управлять страной самостоятельно, но я приду ему на помощь. И очень быстро возьму под контроль всю империю.

Вира подозревала, что все намного сложнее, но общий план был вполне разумен.

– Кстати, при чем тут налогообложение рыболовецких хозяйств?

– Совершенно ни при чем. Министр рыболовства Фримон Пенс – незначительный чиновник, но городские рыболовецкие хозяйства обеспечивают Бурз-аль-дун продовольствием. Если я добьюсь снижения налогов, то, возможно, уговорю Пенса регулярно отправлять партии рыбы в трущобы.

– И что это тебе даст?

– Ничего. Но так будет правильно.

Вира пристально посмотрела на нее.

– Вдобавок Ганон с Пенсом – друзья-выпивохи. Вот пусть этим и занимаются, пока я тут выкобениваюсь, как выражается мой дражайший супруг. В общем, я хочу не только избавиться от кровожадного тирана-воителя, но и сделать что-то хорошее для народа.

Вира улыбнулась:

– Ну что, отдышалась?

Каира кивнула:

– Да, я готова продолжать.

– Вот и хорошо. А теперь – обманный прием итикаро. Попробуй отвести мне глаза. Этот прием тебе еще не раз пригодится.

13

Бершад

Великая Пустота

Императрица Окину сдержала свое обещание и предоставила Бершаду и Эшлин полностью снаряженный корабль для путешествия на север, за Море Душ, в огромный океан, именуемый Великой Пустотой.

В трюмах корабля нашлись всевозможные доспехи: и стальные, и чешуйчатые, и кольчужные. К сожалению, Бершаду не подходил по размеру ни один. Он примерил три нагрудника, но они сдавливали ребра не хуже пыточных инструментов. Великолепные латные сапоги с металлическими пластинами тоже были безнадежно малы, а ведь в дороге нет ничего хуже тесной обуви, даже если каждую ночь заживлять мозоли.

– Ты куда массивнее папирийских воинов, – сказала Эшлин, проверяя морские карты и запасы провизии; выяснилось, что Окину также снабдила путешественников всеми алхимическими ингредиентами, включая десять унций божьего мха.

– Можно подумать, что я великан.

– По альмирским меркам – самый обычный человек, а вот для папирийцев ты и впрямь великан.

Бершад примерил доспех из черной вываренной кожи, который с виду был побольше остальных. С боков нагрудник стягивали ремни; Бершаду удалось их ослабить, так что он получил возможность дышать полной грудью. Наручи и сапоги пришлись впритык, но оказались вполне сносными, а вот бедра и пах прикрыть было нечем. Не было ни наплечников, ни защитного воротника. Кожаные доспехи не давали полной защиты, но подходили по размеру и были намного легче стальных, что давало им определенное преимущество: меньше риска, что, путешествуя по океану, Бершад ненароком превратится в якорь.

Окину приказала загрузить в трюм целый арсенал оружия. Бершад перепробовал три коротких меча, два прекрасно сбалансированных острейших папирийских клинка и несколько копий. Мечи явно предназначались для человека ниже ростом, а после альмирских копий с ясеневым древком и тяжелым наконечником, которыми когда-то пользовался Роуэн, папирийские копья казались хворостинками. Бершад со вздохом отложил их и повернулся к мечу, висевшему на стене – огромному, почти в человеческий рост.

Бершад взял меч в руки. Клинок был в две ладони шириной по всей длине. В сравнении с ним папирийские мечи выглядели кинжалами, да и альмирские мечи обычно были намного меньше.

– Никогда еще такого не видел, – пробормотал Бершад.

– Его называют кардати, – сказала Эшлин. – То есть клинок великана. Судя по всему, он старинный, не из арсенала Окину, а достался нам вместе с кораблем. Он тебе подходит?

– Самое то, если нас ждут встречи с каннибалами, пиратами и демонами. Увесистая штуковина. – Бершад внимательно осмотрел закаленную сталь клинка, потускневшую от времени и со следами ржавчины. – Вдобавок его надо отчистить и наточить, так что мне будет чем заняться в плавании.

Путь к острову Призрачных Мотыльков лежал на северо-восток, вдоль туманных островов папирийского архипелага, густо поросших кедрами. Корабль покинул пределы Моря Душ и вышел в открытый океан. Только тогда Бершад осознал, почему Великая Пустота получила такое название. По бескрайнему водному простору катили огромные волны; в сравнении с Великой Пустотой Море Душ казалось тихим озером.

Двое суток Бершад с Эшлин плыли по океану, не видя суши – только волны, облака и серокрылая кочевница в синем небе. Соленый воздух щекотал ноздри.

На третий день из трюма на палубу вышел Фельгор, приглаживая сальные космы.

– Клянусь Этернитой, из меня еще бордельный хмель не выветрился! – воскликнул он.

Бершад удивленно заморгал:

– Фельгор, ты как здесь оказался?

– После того как ты улизнул из «Подсадной утки», мы с Кико долго беседовали и пришли к выводу, что тебе еще рано действовать в одиночку. Вот я и решил отправиться с вами – должен же кто-то тебя оберегать. – Он ухмыльнулся. – Вдобавок ходят слухи, что на этом острове зарыты пиратские клады. Ни один уважающий себя вор не упустит такую возможность поживиться. – Фельгор задумчиво поглядел на корабельные снасти. – К тому же вам просто необходим настоящий капитан. Сразу видно, что вы не имеете никакого понятия о правильной оснастке.

– А где ты прятался? – спросила Эшлин. – Я же все углы в трюме осмотрела.

– И я должен был тебя учуять, – пробормотал Бершад.

Фельгор снова ухмыльнулся:

– Ну, это профессиональная тайна. И есть вещи, которых тебе, Бершад, не унюхать.

Бершад взглянул на Эшлин.

– Твой друг, тебе и выбирать, – пожала плечами она. – Возвращаться уже поздно, поэтому либо мы возьмем его с собой, либо сбросим за борт.

Разумеется, именно поэтому Фельгор и просидел в трюме двое суток.

– И что же ты решишь, Сайлас? – лукаво спросил баларин.

– Ладно, пойдешь с нами. Только не смей ныть и жаловаться.

– И когда это я жаловался?

– Да постоянно.

– Надо же, – вздохнул Фельгор и посмотрел вдаль. – Ну, тогда я спущусь в трюм, разыщу что-нибудь выпить. В плавание по трезвяне не выходят – это еще один закон Фельгора.

– Красноголов над горами парит в вышине, императрица тихонько вздыхает во сне, – во весь голос распевал Фельгор, время от времени отхлебывая из бурдюка. – Месяц багровый во тьме зловеще горит, Этернита медным недремлющим оком все зрит.

– Фельгор! – сказала Эшлин, не отрывая взгляда от карты. – Помолчи, пожалуйста.

– Тебе не нравится песня? Баларская народная.

– Первые раз пять мне очень нравилась. Но ты спел ее уже раз сто. Не отвлекай меня.

– Так ведь я и другие песни знаю. Просто это самая любимая. Хочешь, спою про…

– Нет, прошу тебя, не стоит. – Эшлин опустила секстант, сделала какие-то вычисления. – Нам надо изменить курс. Отклониться на три градуса к северо-северу-востоку.

Фельгор встал и подошел к штурвалу:

– Будет исполнено, королева-штурман! Три градуса к северо-северо-востоку.

Бершад совсем не разбирался в мореходных премудростях, поэтому только и делал, что точил кардати. За несколько дней он отполировал клинок до блеска и хорошенько заострил.

На рассвете десятого дня Бершад вышел на палубу. В одной руке он держал плошку с рисом и соленьями, а в другой – тяжелую горностаевую мантию (по утрам теперь было зябко).

Он протянул мантию Эшлин, которая сидела у штурвала, изучая какие-то бумаги, полученные от Окину, – сведения об острове.

– Спасибо, обойдусь, – сказала Эшлин.

В морозном воздухе у нее изо рта вырывались клубы пара.

– Да ты что? – удивился Бершад.

Для тепла он натянул на себя самую толстую шерстяную рубаху и накинул брезентовый плащ. Фельгор тоже укутался в меха и брезентовую накидку, так что теперь напоминал спеленатого младенца. А на Эшлин были только черные кожаные брюки для верховой езды, сапоги, белая рубаха с длинными рукавами, скрывающими запястье, и темно-синий жилет, прошитый стальными пластинами.

– Ты зачиталась и не чувствуешь стужи? – спросил Бершад.

– Дело не в этом. Мне просто не холодно.

– Лучше мне отдай, – сказал Фельгор, стуча зубами. – У меня вся задница отмерзла, будто в нее вставили ледяной кол.

– Тогда бери, – ответил Бершад, вручая ему мантию.

Фельгор поспешно завернулся в нее.

Бершад посмотрел на воду. У самой поверхности кружила стая косаток, рассекая волны темными плавниками.

– Ну как, узнала что-нибудь полезное? – спросил он Эшлин.

– В сообщениях за последние десять лет говорится, что остров – гнездо кровожадных демонов, которые безнаказанно совершают набеги на Море Душ, причем появляются из тумана и в туман же уходят.

– Похоже на байки, которые любят рассказывать в тавернах.

– Да, конечно. Чешуйчатые демоны с драконьими челюстями, нападающие из тумана на корабли, – это бредни. Но есть еще и свидетельства четырех страховых фирм, которые отказываются выдавать полисы кораблям, заплывающим в эти воды.

– И что с того?

– Если бы это были просто байки, то страховщики не стали бы так поступать.

– А насколько мне известно, страховщики никогда не откажутся от шанса загрести деньгу.

– Ты так хорошо знаешь страховщиков?

– Я хорошо знаю людей, которые надеялись на выплату по страховому полису после того, как я их обобрал. Все остались ни с чем.

– Как бы там ни было, – вздохнула Эшлин, – это уже неплохо.

– Неплохо? Мы плывем неизвестно куда – к острову, где обитают либо демоны, либо пираты, либо и те и другие. По-твоему, это неплохо?

– Жители Терры часто принимают технические достижения за колдовство. Если на острове есть люди, которые нападают на корабли, притворяясь демонами, то, скорее всего, они пользуются какими-то изобретениями, созданными Озирисом Вардом в ходе своих исследований и оставленными на острове. Наверное, какими-то машинами и механизмами. – Она мельком взглянула на запястье. – Если повезет, то мы отыщем его запасы драконьей нити, которая поможет нам уничтожить баларские неболёты.

– Боюсь, что за четырнадцать лет драконьерства я исчерпал все свое везение, – сказал Бершад, глядя на серокрылую кочевницу в небе.

– Ты не ощущаешь присутствия других драконов? – спросила Эшлин.

– Нет. Только ее. – Бершад пристально наблюдал за драконихой. – Интересно, долго нам еще плыть?

– Еще день или два. Прямо на север.

Эшлин взмахнула рукой, не отрывая взгляда от карты. Бершад посмотрел в указанную сторону и выругался.

Северный горизонт застилали огромные черные тучи. По океану мчались высоченные волны с белыми барашками пены. В тучах мелькали молнии.

Эшлин тоже взглянула на север:

– Черные небеса!

– В буквальном смысле слова, – добавил Фельгор. – Не волнуйтесь, я опытный мореход и проведу вас через шторм целехонькими.

В лиге от острова Фельгор посадил корабль на мель.

Схватив самое нужное, путники поплыли к берегу, а корабль затонул в бушующих волнах.

Эшлин забрала из трюма брезентовую котомку. Бершад обмотал доспехи и меч веревкой, привязал ее к щиколотке и очень надеялся, что сможет дотащить сверток до берега.

Фельгор сгреб пару сапог и курительную трубку, а потом первым сиганул за борт.

В воде Бершад сразу потерял из виду и Фельгора, и Эшлин. Волны плескали в лицо. Веревка больно впивалась в щиколотку, сверток грозил утянуть пловца на дно. Бершад почти отчаялся, но в последний момент ощутил под ногой песок, подтащил к себе меч и доспехи и, недовольно костеря всех и вся, побрел по воде, доходившей до пояса.

На берегу его встретили Эшлин и Фельгор. Оба тяжело дышали.

– Я не успела собрать все необходимое, – сказала Эшлин. – Почти весь запас божьего мха ушел на дно.

Бершад повернулся к Фельгору:

– Кто там утверждал, что ты – опытный мореход?

Фельгор пожал плечами:

– Невозможно предугадать неизвестные отмели у берегов неведомого острова.

Дождь прекратился вскоре после кораблекрушения, но стужа не отступала.

– Надо разжечь костер, – сказал Бершад, дрожа от холода.

Эшлин достала шкатулку с кремнем, кресалом и растопкой. К сухим щепкам и коре добавили пла́вник, и вскоре на берегу весело запылал костер.

Все столпились вокруг огня, чтобы побыстрее согреться. Затем Бершад надел доспех и указал на край пляжа, где начинался кедровый лес, над которым клубился туман. До захода солнца оставалось еще несколько часов.

– Ну что, пойдем? – предложил Бершад и повел Эшлин с Фельгором в лес.

Землю устилал мягкий мох, повсюду росли папоротники, мокрые от дождя. На паутине в ветвях деревьев посверкивали капли воды, а в центре сплетенных нитей сидел паук размером с голову Бершада, раскинув длинные членистые ноги – черные, с ярко-желтыми полосами.

Путники с трудом пробирались среди деревьев с узловатыми стволами, будто шли по запутанному лабиринту. Они углубились на несколько лиг к середине острова, но густой подлесок почти не позволял двигаться в одном направлении. Трижды перед ними непроходимой стеной вставали заросли, потом пришлось около часа брести вдоль реки, которая оканчивалась водопадом, срывавшимся с высокого гранитного утеса. В конце концов Бершад объявил привал, уселся на валун и задышал часто и глубоко, обжигая легкие морозным воздухом.

– Так дальше нельзя, – заявил он. – Надо найти какую-нибудь тропу.

– Я только за, но вряд ли здесь, в этой глуши, отыщется проторенная дорога, – ответила Эшлин.

Высоко в небе серокрылая кочевница кружила над дождевыми тучами. Близость драконихи помогла Бершаду учуять новые запахи. Особенно выделялся один – затхлая вонь с примесью свежего клевера.

Бершад хорошо знал этот запах. Медведь.

Зверь находился в нескольких лигах к северу и двигался в том же направлении, удаляясь с каждой секундой, но несколькими часами раньше оставил след неподалеку от того места, где путники остановились на привал.

– Может, попросим помощи кого-нибудь из местных?

Бершад отыскал тропинку с утеса, потом повел спутников по тополиной роще, где учуял десятки следов дичи – в основном горных коз и оленей. Следы были путаными и вели либо на крутые скалы, либо в колючие кусты. Бершад упрямо прорывался через заросли папоротника, лиан и кустарника, пока снова не напал на медвежий след.

Судя по всему, медведи на острове Призрачных Мотыльков были гораздо крупнее своих сородичей на континенте. Отпечаток медвежьей лапы был шире груди Бершада, и зверь оставил за собой настоящую просеку, ломая и круша стволы молодых деревьев и густой подлесок. След вел в кедровую чащу.

– Мы пройдем вглубь острова по звериной тропе, – сказал Бершад.

Фельгор почесал в затылке:

– Ты, конечно, человек опытный, и все такое, но меня тревожит размер следов. Может, не стоит идти за таким огромным хищником?

– Ничего страшного, он далеко.

Снова начался дождь, беспрерывно морося с пасмурного неба. Сильные порывы ветра раскачивали верхушки кедров во все стороны. Путники не останавливались, а дракониха улетела куда-то на запад, из-за чего Бершад лишился обостренного обоняния и в конце концов потерял след медведя.

Прорубив тропу в густых зарослях папоротников, Бершад очутился на поляне. Вода в небольшом озере волновалась под каплями дождя, но внимание Бершада привлекло не это. К подножью утеса прижались трое, наставив оружие на медведя размером с молодого дуболома.

Один из незнакомцев, бледнокожий мужчина с широкой грудью, сжал побелевшими пальцами топор, замахнулся, но промазал. Лезвие топора высекло искры из каменистой почвы.

– Они не похожи ни на каннибалов, ни на пиратов, – сказала Эшлин.

– А ты думала, у них будут ожерелья из отрезанных ушей? – спросил Бершад.

– Да какая разница! – воскликнул Фельгор. – Им все равно несдобровать.

– Ага. – Бершад вгляделся в незнакомые лица.

У двоих на щеках были вытатуированы синие прямоугольники. Ясно, драконьеры. Третий был совсем мальчишкой. Бершад не ощущал особой жалости к своим собратьям-изгнанникам, которые сдуру напоролись на медведя, но не хотел, чтобы зверь задрал мальца.

Он вытащил кардати из-за спины:

– Подождите, я сейчас вернусь.

Второй незнакомец, черноволосый и жилистый, рубанул медведя мечом, но с тем же успехом мог стегнуть его хворостиной. Толстую медвежью шкуру, как и драконью чешую, не так-то просто проткнуть.

Бершад обогнул утес слева и взобрался по пологому склону к вершине. Медведь тем временем злобно взмахнул лапой, и острые когти пропороли плечо бледнокожего. Бедняга с воплем упал наземь.

– Стой там, – крикнул черноволосый и оттолкнул мальца себе за спину.

Бершад стремительно пересек площадку на вершине утеса и оказался как раз над медведем. До земли было локтей пятьдесят. Падать будет больно, но ничего не поделаешь.

Он подошел к краю утеса, поднял меч и прыгнул.

В лицо метнулся ветер. Под ложечкой засосало. Клинок вонзился в медвежью шею у основания черепа. Отрубленная голова покатилась по земле, разбрызгивая горячую кровь. Ноги Бершада ударились о каменистую почву, и он почувствовал, как ломаются мелкие кости стоп.

Медвежья туша распростерлась на земле. Голова лежала неподалеку – глаза открыты, пасть разинута.

Кардати наполовину ушел в землю. Бершад встал, поморщился от боли в ступнях и рывком выдернул меч. Повернулся к незнакомцам. Они все еще сжимали оружие и тяжело дышали, пытаясь сообразить, откуда взялся их спаситель.

– Добрый вечер. Меня зовут Сайлас Бершад.

Все трое промолчали.

– Это вы – мудаки-каннибалы? – уточнил он и напрягся, готовясь к драке.

Незнакомцы переглянулись, будто о чем-то договариваясь между собой.

Бледнокожий шагнул вперед и сказал с листирийским акцентом:

– Мы не едим человечину, альмирец. Но раз уж ты спас нам жизнь, то готовы поделиться с тобой медвежатиной.