Текст книги "Обещание розы"

Глава 12

– Мэри… – прошептал Стивен, подавшись вперед.

– Нет! – пронзительно вскрикнула она и отбежала к дальней стене комнаты.

– Мэри, выслушайте же меня! Вы должны, во избежание недоразумений между нами, сделать это, каким бы чудовищным лицемером вы меня ни считали. Я намеренно сделал вид, что равнодушен к вам, что беру вас в жены лишь из соображений расчета и выгоды. Поймите, мне очень важно, чтобы король поверил в это. Я все объясню вам, когда вы примиритесь с мыслью о неизбежности нашего брака, когда вы будете вполне доверять мне.

– Я никогда не примирюсь с этим! Я никогда не буду вам доверять! Я вас ненавижу! – рыдала Мэри. – Боже, мне невыносима сама мысль о том, что эта свадьба и в самом деле состоится! О горе мне!

Стивен с участием и тревогой взглянул на нее и озабоченно нахмурил густые брови. Неужели она и впрямь лишилась рассудка?

– Разумеется, свадьба состоится. Вопрос о ней давно решен всеми заинтересованными сторонами. Вы знаете об этом не хуже меня, – мрачно проговорил он.

Мэри глухо застонала.

Стивен, ощутив свою полную беспомощность перед лицом ее горя, причин которого он не мог доискаться, все же сделал еще одну попытку утешить ее.

– Не отчаивайтесь. За последние дни на вашу долю выпало столько испытаний… Но поверьте, принцесса, пройдет немного времени…

– По-вашему, у меня нет никакого повода для отчаяния? Вы что же, считаете меня вздорной и капризной особой, не умеющей держать себя в руках?! – выкрикнула она. – А как бы чувствовали себя вы, если бы вас сделали пленником в Тауэре?!

Стивен сжал челюсти и глубоко вздохнул, борясь с желанием наговорить ей резкостей. После недолгого молчания он с видимым усилием проговорил:

– Вы вовсе не пленница, мадемуазель. Вы – моя невеста и вскоре станете моей женой.

Мэри закрыла лицо руками и заплакала навзрыд.

Стивен, раздосадованный ее слезами, недоумевал, почему этот бурный приступ горя овладел ею лишь теперь, после аудиенции у короля, а не в тот день, когда был окончательно решен вопрос об их свадьбе. Он мог объяснить это лишь тем унижением, которому он вынужден был подвергнуть ее в присутствии короля и придворных. Ему стало горько от мысли, что он силой принуждает принцессу к браку, которому она так упорно противится. А ведь он так желал пройти по жизни бок о бок с ней, он так мечтал, что желание это со временем станет обоюдным! Пока же о подобном не могло быть и речи.

– Вы не пленница, – негромко повторил он скорее для себя, чем для нее. – Вы станете моей супругой, владычицей моего сердца, матерью моих детей, и все, что принадлежит и когда-либо будет принадлежать мне, станет вашим!

– Ах, оставьте меня! Отпустите меня домой, в Шотландию. Мне ничего от вас не нужно!

– Но ведь союз наш неизбежен, Мэри! Мы с вашим отцом решили это раз и навсегда. И дома, в Шотландии вас никто не ждет. Поймите это, смиритесь с этим и постарайтесь не растравлять слезами и сетованиями свои душевные раны. Ведь этим вы ничего хорошего не добьетесь и лишь причините себе вред.

– Не смейте больше говорить мне об отце! – в отчаянии крикнула Мэри.

Внезапная догадка озарила Стивена.

– Мэри, так вы сердитесь на него?

– Я ненавижу вас! – Оттолкнувшись от стены, она бросилась на него и принялась что было сил молотить кулаками по его широкой груди. Стивен отступил назад и, наткнувшись на кровать, споткнулся и повалился на нее, увлекая за собой Мэри. Защищаясь от ее неистовых ударов, он схватил ее за запястья. Она изловчилась и задела ногтем его щеку. Из длинной, узкой царапины начала сочиться кровь. Стивен вскочил на ноги.

Мэри подтянула колени к животу и, сжав зубами угол подушки, зарыдала в голос. Острая жалость к ней вновь пронзила сердце Стивена. Лишь теперь он до конца осознал, каким одиночеством, каким безысходным горем полна ее душа. Он присел на край постели и стал гладить ее пушистые волосы, шепча слова утешения и мысленно на чем свет стоял проклиная Малькольма Кэнмора и себя самого. Через несколько минут рыдания Мэри стали тише, она резко оттолкнула его руку и, выпрямившись, произнесла:

– Оставьте же меня! Вы один виноваты во всем, что со мной случилось!

Стивен хотел было возразить ей, но, вспомнив, как он пленил и обесчестил ее, молча вздохнул и опустил голову.

– Вы встали между нами и принудили отца дать согласие на этот брак, – продолжала Мэри, отбрасывая локон, прилипший к залитой слезами щеке. – Вы настроили Малькольма против меня, чтобы добиться своего!

Стивен не стал опровергать ее слова. Ему не хотелось чернить Малькольма в глазах Мэри, усугубляя тем самым ее страдания. Внезапно острое чувство одиночества, от которого так страдала его невеста, передалось и ему самому. Он всегда мечтал о любви и ласке, о прибежище от всех бурь и невзгод, какое должен являть собой для каждого человека его семейный очаг. Он так надеялся, что они с Мэри будут счастливы в браке несмотря на вражду между их семьями, но теперь ему стало ясно, что надеждам этим не суждено осуществиться.

– Мне жаль, что вы целиком и полностью возлагаете на меня вину за случившееся, – сухо проговорил он. – Вы несправедливы ко мне. Но как бы там ни было, я все же намерен взять вас в жены, и я не переменю своего решения, не нарушу слова, данного королю Малькольму. Да, я сделаю это, какую бы лютую ненависть вы ко мне ни питали.

Как только дверь за ним закрылась, Мэри ничком повалилась на постель. Слезы ее иссякли, но грудь давило все то же безысходное горе. Несколько минут она лежала без движения, а когда наконец повернулась на бок и со вздохом открыла опухшие от слез глаза, то обнаружила, что из дверного проема за ней внимательно наблюдает та самая женщина, с которой Стивен разговаривал несколько часов назад в верхнем коридоре замка.

– Неужели же и вас поместили в эту комнату? – тихо и весело, с кокетливой улыбкой спросила она, неторопливо подходя к кровати.

Мэри выпрямилась, поправила сбившуюся набок вуаль и торопливо пригладила волосы. Ей было крайне неприятно, что эта развязная, самоуверенная девица застала ее в столь невыгодном положении – в слезах, раздавленную горем.

– Да, похоже, что именно в эту, мадемуазель, – с достоинством ответила она.

– Значит, вас принуждают выйти замуж за Стивена? – с плохо скрытым злорадством спросила незнакомка. В ее больших темных глазах горело любопытство.

– Полагаю, мадемуазель, вам уже известно, кто я такая, – Мэри встала с постели и вызывающе взглянула в лицо девушке. – Не соизволите ли в таком случае и вы назвать мне свое имя?

– Я – Адель Бофор, – с улыбкой сказала та, сопроводив свои слова легким кивком. – Бывшая невеста Стивена. Возможно, мое имя вам так же небезызвестно, как и мне – ваше, принцесса Мэри.

Мэри с недоумением и некоторым недоверием взглянула на собеседницу. Она никак не ожидала, что особа, которая столь развязно вела себя сегодня со Стивеном, окажется благородной леди, одной из богатейших невест Англии, и была совершенно уверена, что перед ней – метресса Стивена, роскошная придворная куртизанка, продающая свою любовь всем и каждому без разбора.

– Похоже, он женится на вас только ради политических выгод, которые сулит ему этот союз, – с притворным сочувствием проговорила Адель.

– А на вас он, по-видимому, собирался жениться ради ваших денег.

Адель усмехнулась, обнажив ряд белоснежных зубов.

– Не только из-за них, принцесса! – Она выразительным жестом провела рукой по своей узкой талии и округлому бедру. Мадемуазель де Бофор явно хвасталась перед Мэри своими пышными, развитыми, соблазнительными формами. «Неужели он был близок с ней? – пронеслось в голове у Мэри, и мысль эта причинила ей невыразимое страдание. – Неужели он ласкал ее так же, как и меня, а она с такой же радостной готовностью отдавалась его ласкам?! Нет, этого не было, не могло быть!»

Внезапно Адель заговорщически улыбнулась и, подойдя к Мэри вплотную, негромко, доверительно, но в то же время с неким нажимом произнесла:

– Если вы и в самом деле желаете избежать этого брака, я могу помочь вам.

Мэри вопросительно, с робкой надеждой взглянула на нее, и Адель, на цыпочках подбежав к двери, внезапно распахнула ее. Убедившись, что их никто не подслушивал, она вернулась к Мэри, обняла ее за плечи, склонилась к самому ее уху и прошептала:

– Мне от души жаль вас, и я помогу вам, принцесса, чего бы мне это ни стоило.

– Не понимаю, чем вы смогли бы мне помочь, – недоуменно пробормотала Мэри.

– Ведь вы действительно не хотите стать его женой? Я не ошиблась?

Мэри утвердительно кивнула.

Адель провела языком по губам, торжествующе усмехнулась и вновь склонилась к самому уху Мэри.

– Избавиться от Стивена не так сложно, как может показаться. Вам надо бежать отсюда. Только и всего. – И она радостно засмеялась, так, словно ни минуты не сомневалась, что выбраться из Тауэра и Лондона было самым простым на свете делом.

– О, если бы это было возможно! – и Мэри молитвенно сложила руки.

– Мужайтесь! Я помогу вам.

Когда Стивен вновь вошел в комнату, отведенную Мэри, он к немалому своему удивлению застал свою невесту совершенно преобразившейся. С лица ее словно по волшебству исчезли следы недавних слез, на щеках выступил слабый румянец, глаза горели решимостью и упрямством.

Несколько минут спустя они молча бок о бок ими длинными коридорами, направляясь к главному залу, где проходил торжественный ужин.

Великолепие зала поразило Мэри, привыкшую к строгости в манерах, нарядах и убранстве, с незапамятных времен царившей при дворе ее родителей. Все стены огромного помещения были увешаны бесценными гобеленами и дорогим оружием, пол устилали восточные ковры с причудливыми рисунками. Зал освещало множество факелов и свечей, и пламя их заставляло загораться мириадами искр драгоценности придворных дам, коих присутствовало здесь никак не менее сотни. Мужчины были одеты в яркие камзолы и накидки, отороченные блестящим цветным атласом. От всей этой пестроты, от шума множества голосов, звона кубков у Мэри зарябило в глазах. Она в нерешительности остановилась у входа, но Стивен, положив руку ей на талию, уверенно повел ее к возвышению, на котором в окружении почетных гостей восседал король Руфус.

– Иди, иди же скорее к нам, любезный Стивен! – еще издали приветствовал король своего вассала. – Мы непременно и тотчас же должны закончить наш разговор!

Мэри усадили на стул с высокой резной спинкой, и она оказалась между Руфусом и Стивеном. Внутренне напрягшись и стараясь ничем не выдать своего волнения, она чувствовала, как сотни глаз со злорадным любопытством впились в ее лицо. Мэри казалось, что она нисколько не обманывалась на свой счет. Она и в самом деле была здесь вовсе не почетной гостьей, а пленницей. Король и его придворные относились к ней с презрением и неприязнью, радуясь ее беспомощности и одиночеству. Словно военный или охотничий трофей, она была сейчас выставлена напоказ всем этим норманнам.

И ее нисколько не удивило бы, начни Руфус прилюдно поздравлять своего доблестного вассала Стивена де Уоренна с удачной охотой.

Леди Адель сидела недалеко от почетного возвышения и увлеченно беседовала о чем-то с мужчиной, чье лицо показалось Мэри смутно знакомым, но она напрасно силилась вспомнить, где и когда могла видеть его. Адель заметила на себе взгляд Мэри и дружески улыбнулась ей. Мэри ответила на приветствие слабой, сдержанной улыбкой. В душе ее внезапно шевельнулась легкая тень ревности: ведь если их дерзкий, отчаянный план удастся осуществить, Адель Бофор в скором времени станет женой Стивена.

– Вам, похоже, скучно при дворе моего брата, принцесса? – любезно и участливо спросил ее принц Генрих, сидевший слева от Руфуса.

– О нет, напротив, ваше высочество! – с готовностью отозвалась Мэри. – Ведь здесь со мной мой любимый, и оба мы обласканы великим и могущественным королем Англии. Я просто сама не своя от восторга!

Принц уловил саркастические нотки в ее голосе, и улыбка его тотчас же потускнела. Стивен, который, казалось, был всецело поглощен беседой с Руфусом, предостерегающе сжал ее руку. Мэри ответила ему нарочито простодушным взглядом.

– А как вам понравился Лондон? – продолжал допытываться Генрих.

– Он восхищает меня, – улыбнулась • Мэри. – Восхищения достойны также и все деяния бесстрашных норманнов. – Она уже не могла остановиться и продолжала с каким-то мстительным упоением:

– Ведь только смелые, отважные люди могут быть способны на такой великий подвиг – взять в плен шотландскую принцессу и принудить ее предстать перед алтарем, не так ли?!

Стивен и Генрих разом повернули головы в ее сторону и, прервав свой разговор на полуслове, оторопело уставились на нее.. Мэри была бесконечно горда собой. Она сумела высказать свое презрение королю и принцу норманнов, а также до глубины души уязвить Стивена де Уоренна.

Придя в себя после замешательства, вызванного словами Мэри, Генрих с вымученной улыбкой спросил:

– Не желаете ли вы познакомиться с вашим единокровным братом Дунканом, принцесса? Он – один из ближайших друзей моего брата. – Принц легким кивком подозвал к себе мужчину, сидевшего возле Адели, и лишь теперь Мэри поняла, почему его лицо показалось ей таким знакомым: он был очень похож на их отца, короля Шотландии Малькольма.

Кровь прилила к щекам Мэри. Она с преобразившимся лицом поднялась навстречу Дункану и приветливо улыбнулась ему. Благодарение Богу, с этой минуты она была уже не одна в этом логове врагов! Нежданно-негаданно судьба послала ей союзника и опору.

– Обнимемся, сестра! – сердечно приветствовал ее Дункан. – Наконец-то мы нашли друг друга!

Глава 13

Стивен все чаще ловил себя на том, что при мысли о предстоявшей женитьбе на Мэри отчетливо представляет себе, как через несколько месяцев после их венчания она однажды встретит его, вернувшегося из успешного военного похода, из Лондона или просто с охоты, у массивных дверей Элнвика – с радостной улыбкой на устах, с распростертыми объятиями, как она спрячет лицо у него на груди и станет шептать, что очень скучала по нему, что счастлива его возвращению. Отгоняя это назойливое видение, он упрекал себя в не подобающей мужчине и воину чувствительности, но победить растущую в душе нежность к Мэри было выше его сил.

А между тем отношения их за истекшие несколько дней не претерпели каких-либо изменений: Мэри по-прежнему подчеркнуто избегала его и всячески давала понять, что не желает связывать себя брачными узами с наследником Нортумберленда. Но мечты и грезы о счастливом супружестве с дочерью шотландского короля занимали в душе Стивена тем большее место, чем меньше реальных надежд оставляла для их осуществления настороженная отчужденность Мэри.

Вместо того чтобы, как советовали ему принц и некоторые из придворных, от души забавлявшиеся сложившейся ситуацией, воздействовать на невесту с помощью суровых мер, Стивен решил поступить иначе: он отправился на чипсайдский рынок и купил там маленькую изящную костяную коробочку, годившуюся разве лишь на то, чтоб любоваться ею, дорогую брошь, представлявшую собой рубиновое сердечко в золотой оправе и целый ярд настоящих фландрских кружев. Он рассчитывал, что Мэри, получив все эти подарки, наконец оценит его заботу о ней и возможно – кто знает? – станет дарить его ответным вниманием или уж во всяком случае обходиться с ним приветливее.

Подойдя к двери той комнаты, которую Мэри по-прежнему делила с двумя другими дамами, он кивнул стражам, застывшим у входа, и негромко постучал.

Дверь приоткрылась, и из покоев выпорхнула Адель Бофор. Пробормотав: «Добрый день, милорд», она присела в небрежном реверансе и, стремительно выпрямившись, заспешила по коридору.

От внимательного взгляда Стивена не укрылось, что у Мэри, приветствовавшей его сдержанным кивком, когда он вошел в покои, был какой-то растерянный, испуганный вид. Она в эту минуту походила на шкодливого котенка, внезапно застигнутого кухаркой за поеданием хозяйского жаркого.

– Что это вы затеяли, Мэри? – без всяких околичностей и предисловий спросил Стивен, притворяя за собой дверь. Опыт подсказывал ему, что Адель Бофор пробралась сюда вовсе не для изъявления дружеских чувств к его невесте. Две эти столь несхожие меж собой девушки явно что-то замышляли, и объектом их заговора он не без оснований счел себя самого.

– Ничего. Решительно ничего, – покраснев, пробормотала Мэри. – Мадемуазель Бофор была так любезна, что объяснила мне, как, согласно норманнским обычаям, надлежит вести себя невесте во время свадебной церемонии.

Стивен в который уже раз подивился ее находчивости. Быстро же удалось ей собраться с мыслями, преодолеть растерянность и замешательство и придумать убедительное объяснение своей встречи с Аделью!

– – Надо же, как вы, оказывается, дружны с нею, – с недоброй, язвительной улыбкой произнес он.

– А чем, позвольте спросить, вас не устраивает эта дружба? – в голосе Мэри звучал явный вызов.

– Я долго жил при дворе, мадемуазель, и научился издалека распознавать интриги и заговоры. Я их всегда чувствую своим нутром. Поверьте, Адель – суетная, эгоистичная и честолюбивая особа, как, впрочем, и все, кого вы ежедневно встречаете в этих стенах. Имейте в виду, принцесса, она и пальцем не пошевельнет ради вас. Разве что ей предоставится возможность причинить вам зло. Какую бы затею она ни предлагала, прошу вас, откажитесь от участия в ней, пока не поздно. И впредь советую вам остерегаться этой женщины!

– Вы самым прискорбным образом заблуждаетесь на наш счет, милорд, – поджав губы, процедила Мэри и метнула на Стивена укоризненный взгляд. – Ничего, похожего на заговор, между мною и мадемуазель Бофор нет, не было и быть не может.

Стивен вздохнул, поняв, что прямыми расспросами не добьется от нее правды и примирительно проговорил.

– Посмотрим. Возможно, я просто слишком предубежден против мадемуазель Бофор. Время покажет. Однако теперь уже почти полдень. Желаете ли вы, чтобы я проводил вас в обеденную залу?

– Нет. Благодарю вас, милорд. Я останусь здесь. У меня разболелась голова. А к тому же я вовсе не голодна.

– В таком случае, я покину вас, мадемуазель. – Он направился к двери, но на полпути внезапно остановился и, словно теперь лишь вспомнив о чем-то важном, повернул назад. – Я и забыл, что шел к вам по делу. – Развернув льняную тряпицу, он выложил на комод драгоценные кружева.

– Что это? Откуда это? – прошептала Мэри, удивленно подняв брови.

– Мой скромный подарок вам, мадемуазель. – Он поспешил покинуть спальню, торопливо и смущенно бросив на ходу:

– А теперь позвольте мне откланяться. Надеюсь, что ваша головная боль скоро пройдет.

Брошь и коробочка так и остались в его поясном кармане.

Сердито сдвинув брови, Джеффри де Уоренн прошествовал вслед за воином королевской гвардии сквозь длинную анфиладу комнат в приемную короля. В третий раз за минувшие две недели Руфус вызывал его к себе, отрывая от многочисленных забот, которые требовали его присутствия в Кентербери. Однако теперь король не заставил его, как прежде, томительно долго дожидаться аудиенции, а приказал сопровождавшему его от самого аббатства воину немедленно провести архидиакона в свои покои.

Кроме Руфуса в приемной находились еще трое: Дункан, Монтгомери и Рольф де Уоренн.

– Сир, – пробормотал Джеффри, преклоняя колено перед королем.

– Мы очень довольны, что ты не замедлил явиться на наш зов! – торжественно проговорил Руфус. – Тебе предстоит теперь же сделать окончательный выбор. – Сердце Джеффри сжалось от тревожного предчувствия. – Дашь ли ты нынче клятву верности своему королю перед лицом Господа Всемогущего и в присутствии трех моих верных вассалов?

Джеффри, охваченный замешательством, не мог вымолвить ни слова. Не так давно группа высоких церковных иерархов провозгласила, что служителю Бога надлежит присягать на верность лишь своему небесному Господину, воздерживаясь от любых мирских клятв и обетов. Горячо поддержанные Римом, они готовы были начать борьбу за полное избавление церкви от власти английского короля, который до настоящего времени распоряжался главными церковными должностями и назначениями по своему усмотрению. Джеффри всей душой поддерживал эти начинания. Теперь же он должен был всецело отдать себя в распоряжение Руфуса. Или отказаться принести клятву…

– Сколько времени вы, сир, дадите мне на размышление? Когда я должен дать ответ? • – изменившимся голосом спросил он после долгой паузы, во время которой в королевской приемной слышалось лишь раздраженное сопение короля.

– Нисколько. Клятву, архидиакон, ты дашь сегодня. Здесь. Сейчас.

После смерти Ланфранка Джеффри почти единолично управлял аббатством, делая все от него зависящее, чтобы избавить обитель от назойливого внимания короны. Похоже, Руфус теперь всерьез намеревался положить этому конец. Ведь отказ, да к тому же еще и в присутствии свидетелей, от принесения клятвы верности монарху грозил архидиакону по меньшей мере застенком.

– Так ты что же это, колеблешься? – с угрозой в голосе спросил Руфус. – Неужто ты и в самом деле решил примкнуть к этим презренным фанатикам?!

Джеффри вздохнул и помотал головой. Архидиакон вынужден был смириться с неизбежным. Он слишком хорошо понимал, что не сможет одолеть Руфуса в открытом противостоянии. Следовало изменить тактику и призвать на помощь всю свою гибкость и изворотливость, чтобы по-прежнему управлять аббатством по своему усмотрению, внешне признав себя верным вассалом короля.

– Я не фанатик, – хрипло проговорил он и опустился на оба колена.

Кто-то из собравшихся, а кто именно, Джеффри не мог видеть, поскольку голова его была низко опущена на грудь, шумно вздохнул.

Скорее всего, это был старый Рольф, хорошо понимавший, что творилось в душе сына.

– Ты поступаешь мудро, – лицо короля расплылось в торжествующей улыбке, и он милостиво кивнул коленопреклоненному Джеффри. – Давайте же побыстрее покончим с этим!

Джеффри произнес слова клятвы, и в обмен на это изъявление верноподданнической покорности король объявил, что жалует его отныне своим монаршьим расположением, а также хотя и небольшим, но весьма доходным владением на юге страны.

– Докажи, что ты достоин доверия, которым я почтил тебя, и можешь не беспокоиться о своем будущем, – со сладкой улыбкой добавил Руфус. – Ансельм отказался отдать под мое начало рыцарей и воинов, находящихся на содержании аббатства. Ты же, разумеется, по первому моему приказу отправишь своих вассалов туда, где им предстоит воевать.

– Когда? – обреченно спросил Джеффри и скрестил руки на груди.

– Через две недели, считая от сего дня, мы будем штурмовать Карлайсл.

Рольф де Уоренн подался назад. Джеффри оторопело смотрел на своего сюзерена, стараясь угадать по его лицу, не вздумал ли Руфус подшутить над ними. По круглому, багрово-красному, покрытому каплями испарины от царившей в комнате духоты лицу Руфуса скользнула торжествующая улыбка. Он хлопнул ладонью по колену и весело расхохотался.

– Мы застанем этого негодяя Малькольма врасплох, в этом-то вся шутка! Считайте, что Карлайсл уже в наших руках. Ведь Кэнмору и в голову не придет ожидать нашего нападения накануне свадьбы его любимой дочери с нашим несравненным Стивеном.

Услыхав осторожное царапанье в дверь, Мэри, которая за всю ночь не сомкнула глаз, с замирающим сердцем встала с постели и дрожащими руками набросила на себя теплый плащ. Она легла спать одетой и провела несколько часов в тревожном, томительном ожидании обещанного сигнала Адели.

Прежде чем выйти из спальни, она нащупана рукой мягкий сверток на комоде. То было кружево, подаренное ей сегодня Стивеном. Она провела по нему ладонью. На глаза ее навернулись слезы. Мальчишка-оруженосец после того, как Стивен ушел от нее, по секрету рассказал ей, что хозяин не поленился сам отправиться на рынок, чтобы выбрать подарок для своей невесты.

Ноги плохо повиновались Мэри. Ей больше не хотелось никуда бежать. Припомнив все события, последовавшие за ее самовольным уходом из Лидделла, она нынче вечером пришла к выводу, что с самого начала была несправедлива к Стивену. Он не сделал ей ничего дурного. Во всем, что произошло с ней за эти дни, виновата была лишь она одна. И еще Малькольм. Стивен же старался всеми возможными средствами преодолеть ее враждебность, загладить свою вину перед ней, вину, степень которой она сознательно преувеличивала, чтобы обелить себя, представить себя саму в более выгодном свете. Он проявлял к ней неподдельное участие, он старался поставить себя на ее место и не ставить ей в упрек ни ее враждебность, ни частые слезы, ни колкости, которыми она то и дело его осыпала. А ведь подчас ему приходилось жертвовать ради этого даже своим самолюбием. Как же могла она до сей поры отвергать все его попытки завоевать ее приязнь и расположение, почему в душе ее ничто не откликнулось на его благородные и великодушные порывы?

Однако отступать было уже поздно. Меньше всего на свете Мэри хотелось выглядеть трусихой в глазах Адели, подвергнуться насмешкам этой высокомерной, язвительной девицы. Пусть знает, что дочь короля Шотландии не бросает слов на ветер. Слыша гулкое, отчаянное биение собственного сердца, Мери прижала руки к груди. Она боялась, что этот громкий звук разбудит двух придворных дам, деливших с нею спальню, которые мирно спали на своих постелях. На негнувшихся, не желавших передвигаться ногах она пересекла спальню и, неслышно отворив дверь, выскользнула в коридор.

– Путь свободен! – шепнула Адель и легонько подтолкнула ее в спину. – С Богом! Желаю удачи!

Мэри с тревогой взглянула на Стивена, спавшего на узком диване в коридоре в нескольких шагах от ее комнаты. Опасаясь, что кто-либо из недругов вознамерится похитить его невесту или причинить ей вред, он еженощно нес эту добровольную вахту. Нынче за ужином Мэри незаметно вылила в его бокал с вином густой маковый отвар из маленькой склянки, которой снабдила ее предусмотрительная Адель. Снадобье возымело свое действие, и Стивен даже не шевельнулся, когда Мэри на цыпочках пробежала мимо него. Сделав несколько шагов, Мэри оглянулась. Стивен по-прежнему крепко спал. Адель же тем временем скрылась в противоположном конце полутемного длинного коридора.

Мэри торопливо спустилась по лестнице, шепнула полусонному стражу, дежурившему на площадке, что направляется в уборную, затем, воровато оглянувшись, скользнула в узкую галерею, которая соединяла жилые помещения с кухней и службами, не без труда отыскала маленькую дверцу, окованную железом и, толкнув ее, очутилась во дворе. Здесь она набросила на голову капюшон плаща, с наслаждением вдохнула всей грудью бодрящий морозный воздух и во весь дух помчалась к едва вырисовывавшемуся из тьмы зданию конюшен.

Никто не бросился за ней вслед, никто не окликнул ее. Стражники и часовые, дежурившие на башнях Тауэра, наверняка привыкли к тому, что некоторые из придворных дам назначали своим кавалерам свидания вне стен дворца, подальше от посторонних глаз, и не считали себя вправе чинить им в этом препятствия.

Мэри обогнула конюшни и бросилась к калитке, спустилась по трем скользким от влаги ступеням в темный коридор, пересекавший всю толщу наружной крепостной стены и, открыв последнюю дверь, выбежала на пристань.

Небо на востоке слегка порозовело, и вскоре из-за горизонта показался оранжево-красный край восходившего солнца. Мэри с тревогой вглядывалась в простиравшиеся перед ней воды, ожидая, как и было условлено, что сейчас послышится плеск весел и к причалу подойдет лодка. Дрожа от утренней прохлады, она плотнее закуталась в плащ и обхватила плечи руками.

Лишь теперь ей пришло в голову, что Малькольм ведь может не одобрить ее бегства и, чего доброго, даже отослать ее назад. Но в таком случае, куда же ей идти, когда лодочник высадит ее на противоположном берегу? Ведь об этом следовало подумать прежде, чем она решилась на побег. Выходит, у нее больше нет дома, нет надежного пристанища на земле. Как ни велико было для вконец растерявшейся Мэри искушение вернуться назад, боязнь оказаться в глазах Адели малодушной трусихой оказалась сильнее, поэтому, когда долгожданная лодка наконец заскользила к пристани, из груди принцессы-беглянки вырвался вздох облегчения. Тотчас же вслед за этим позади нее послышался звук осторожных шагов.

Мэри вздрогнула и оглянулась, готовая припасть к груди своего избавителя. Она знала, с самого начала знала, что Стивен не даст ей сбежать. Она втайне надеялась на это, когда выходила нынче ночью из комнаты, когда вглядывалась в черты его лица в тусклом свете факела, когда оглянулась и мысленно простилась с ним, спеша вдоль коридора. Нет, даже прежде, еще когда сговаривалась с Аделью об этом нелепом побеге…

Человек, лицо которого скрывала черная маска, приблизившись к Мэри вплотную, с силой столкнул ее с деревянных мостков причала и немедленно бросился прочь.

Она издала отчаянный крик, и ледяные воды Темзы сомкнулись над ее головой. Намокший плащ камнем тянул ее ко дну, тело свела судорога. Из последних сил она пыталась всплыть на поверхность и позвать на помощь, но в горло и в ноздри ей хлынула вода, и сознание, озарившись яркой, как молния, вспышкой света, тотчас же вслед за этим заволоклось дымкой небытия.