Текст книги "Как удачно согрешить"

Глава 5

– Итак?

Риордан расположился за большим письменным столом красного дерева, глядя на адвоката властным, как он надеялся, взглядом.

– Я к вам с плохими новостями, – начал Браунинг, поправляя на переносице очки. Риордана этот жест особенно раздражал.

– Ну разумеется.

Мистер Браунинг никогда не приходил с хорошими новостями.

– Леди Крессида Вейл и ее муж виконт намерены добиться опеки над детьми.

По крайней мере, он не пытался приукрасить действительное положение дел. Все же Риордан почувствовал себя так, будто его ударили кулаком под дых.

– Хотите сказать, они намерены запустить лапу в трастовый фонд детей?

Риордану едва удавалось держать себя в руках. Он ожидал чего-то подобного, поскольку леди Вейл не постеснялась объявить о своих намерениях прямо на похоронах Эллиота.

За столь прямолинейное высказывание Браунинг наградил Риордана строгим взглядом поверх очков.

– Нет никаких доказательств того, что в своих действиях они руководствуются корыстными побуждениями.

– Она кузина отца Уильяма и Сесилии по материнской линии, а я по отцовской. Это означает, что в вопросе о ближайших родственниках мы равны, за исключением разве того, что моя семья взяла на себя заботу о детях, а ее предпочла уклониться, хотя шанс предоставлен был.

Риордан очень хорошо помнил тот день четыре года назад, когда его брат бросился спасать положение, взяв к себе двух сирот, оставшихся без пенни в кармане.

– Теперь ситуация изменилась, – уклончиво отозвался мистер Браунинг. По его тону Риордан догадался, что плохие новости еще не закончились.

Откинувшись на спинку стула, он сцепил пальцы рук.

– Разумеется, ситуация изменилась. Эллиот оставил детям солидное состояние, в то время как их родной отец Исмаил не дал ничего, кроме разваливающегося на куски имения.

Никто не хотел обременять себя заботой о двух сиротах, не имеющих никаких перспектив в жизни.

– Условия опеки также претерпели изменения, – с тревогой в голосе добавил адвокат, в подтверждение своих слов пододвигая Риордану лист бумаги. – Предыдущий граф считался достойным опекуном.

– Хотите сказать, я таковым не являюсь? – воскликнул он, чувствуя, как в душе начинает закипать гнев.

– Я ничего не хочу сказать. Таково мнение ваших оппонентов.

Браунинг кивнул на лист бумаги, побуждая Риордана прочесть его.

Риордан, с каждой секундой распаляясь все больше, быстро пробежал глазами длинный список приписываемых ему грехов: неподобающий образ жизни, разврат, любовь к азартным играм, отсутствие у детей распорядка дня, неспособность дать им вразумительное образование и все в том же духе. Все вышеозначенное могло бы быть нивелировано присутствием в его доме женщины, которая смогла бы стать детям матерью. Эту роль леди Вейл конечно же предназначала для себя. Риордан счел предложение смехотворным, потому что та стала бы еще худшей матерью, чем… чем… что ж, никакого удачного сравнения, как ранее сегодня выразилась мисс Колфилд, ему даже не приходило в голову.

– У детей будет распорядок дня. Так и передайте Вейлам. – Риордан оттолкнул от себя лист бумаги, запустив его через весь стол с чувством удовлетворения. – Я нанял гувернантку.

Пусть теперь Вейлы попытаются перекозырять его. Раз они так стремятся к порядку, они его получат. Мисс Колфилд со своей любовью к структурированности очень бы обрадовалась.

Закашлявшись, Браунинг заерзал на стуле.

– Со всем уважением к вам, милорд, у вас уже было пять гувернанток.

– Они, как вы выразились, «были» не у меня.

При столь явном вульгарном намеке Браунинг снова закашлялся.

– Хорошо. Скажу по-другому, они находились у вас на службе. За очень короткий период времени в вашем доме сменилось пять гувернанток.

– Ну и что из этого?

Если этот тощий, похожий на хорька адвокатишка намеревается перейти на сторону его оппонентов, Риордан, черт побери, заставит его заявить об этом в открытую.

– Видите ли, милорд, столь большое количество, к сожалению, свидетельствует не в вашу пользу.

– Это вы так считаете. – Риордан пронзил Браунинга жестким взглядом. – Мой брат оставил детей на мое попечение, а не на попечение Вейлов, и сделал это не просто так. Вейлы могут протестовать сколько вздумается, но завещание Эллиота остается неоспоримым.

Он надеялся, что английский закон, эта неколебимая громада, устоит и на этот раз.

Мистер Браунинг хранил молчание, с каждой секундой все более тягостное.

– Мистер Браунинг, скажите что-нибудь, – спокойно произнес Риордан.

– Я искренне соболезную вашей утрате, милорд. Покойный граф очень мне нравился. – Тем самым адвокат подразумевал, что до нынешнего наследника ему нет никакого дела. Риордан уже привык к подобному обращению. Не в первый раз его сравнивали с братом, и всегда не в его пользу. – Обстоятельства смерти графа бросают тень на непогрешимость его последней воли.

– А теперь скажите то же самое, но проще, чтобы и я понял вас.

– Вейлы могут заявить, что перед смертью он лишился рассудка.

Риордан принялся изучать свои руки.

– И выиграют дело?

– Не знаю. Это имеет значение?

Не имеет. Чего нельзя сказать о скандале, который за всем этим разразится. Память Эллиота будет замарана. Риордан сделает все, что в его силах, чтобы этого не допустить. Его брат при жизни стал святым и скончался при загадочных обстоятельствах. В любом случае он не заслужил, чтобы его прилюдно изучали и подвергали осуждению.

Риордан снова пододвинул к себе лист бумаги с перечнем своих грехов: любитель женщин, беспорядок в доме, отсутствие у детей матери. К величайшему сожалению, Браунинг во всем прав. Никакая гувернантка не сможет заткнуть собой эту брешь. В задумчивости он принялся барабанить пальцем по столу. Гувернантка-то не может, а вот законная супруга – другое дело.

Он поднял глаза на Браунинга. В голове созрел план, который поможет и сохранить память Эллиота, и спасти детей.

– А что, если я женюсь?

Ему придется сделать это очень быстро, причем выбрать достойную кандидатку, так как его жена должна обладать безупречной репутацией. С появлением законной супруги Вейлы уже не смогут заявить, что в его доме не хватает женской руки. Да, этот план может сработать.

– Какие еще новости? – осведомился Риордан. По вопросу Вейлов сегодня ничего больше было сделать нельзя, но, возможно, адвокат порадует его какими-нибудь другими утешительными новостями?

Браунинг тут же разочаровал его, отрицательно покачав головой:

– Расследование смерти вашего брата зашло в тупик. Мы опросили слуг в его доме в Сассексе. Они не заметили ничего необычного в дни, предшествующие печальному инциденту.

Риордан нахмурился. Не очень-то Браунинг многословен!

– А почту его проверяли? Не получал ли он каких-либо писем или сведений, которые могли бы его расстроить?

Очень сложно поверить в то, что нечто столь тревожное могло прийти по почте. Эллиот был по натуре невозмутимым, его не так-то просто было вывести из равновесия.

– Никому ничего об этом не известно. Мы провели тщательный осмотр его личных покоев, а также и всех прочих комнат в доме.

– Что насчет отношений?

Риордан едва заставил себя произнести этот вопрос вслух, считая его порочащим память брата. Однако на данный момент все возможные версии уже отработаны, но ничего полезного узнать не удалось. Финансовое состояние брата, как и долги, в полном порядке. И все же что-то не так. Не мог же Эллиот совершить самоубийство без причины.

– Едва ли я понимаю, что вы имеете в виду.

Браунинг озадаченно нахмурил брови. Риордан надеялся, что адвокат хоть раз призовет на помощь собственное воображение, избавив его от необходимости облекать этот вопрос в более понятную словесную форму. Но нет, очевидно, придется выразиться прямо.

– Не предпочитал ли мой брат отношения с мужчинами? Не было ли у него любовника? – сквозь зубы процедил Риордан.

Он знал, что существуют мужчины, которые убивали себя либо чтобы не допустить разоблачения, либо вследствие такового. В любом случае это слишком большой стыд. В прошлом году, к примеру, пятый сын герцога Амхерста был уличен в мужеложстве, а спустя три дня его труп обнаружили в Темзе. Эллиоту как-никак было тридцать три года, и, насколько Риордану известно, он никогда не влюблялся и всерьез не ухаживал за леди, хотя и знал о своем долге обзавестись потомством для передачи титула. Они с братом были очень близки, и он бы знал о подобном. Не так ли?

Лицо Браунинга приобрело малиновый оттенок, из чего Риордан заключил, что сегодня ему более обычного удалось привести беднягу адвоката в замешательство.

– На это ничто не указывает, – с присвистом отозвался Браунинг, явно оскорбленный тем, что столь деликатная тема вообще затронута.

– Но должно же быть какое-то объяснение. Продолжайте искать и задавать вопросы, – напутствовал Риордан. – Кому-то где-то наверняка что-то известно, и мы обязаны найти этих людей.

С этими словами он отпустил адвоката. Браунинг и без того принес ему сегодня множество плохих новостей, ухитрившись испортить замечательный день. Как только он уйдет, Риордан снова сможет окунуться в привычный образ жизни: распутство и пьянство. Отличный способ обрести забвение.

С этой целью он прежде всего решил напиться. Налив себе изрядную порцию бренди, расположился в своем любимом кресле у пылающего камина. Возможно, женщины позднее. Прошлой ночью на балу у Разер фордов леди Хэтфилд выказала интерес к нему, правда, сейчас Риордан подумал вовсе не о ней, а о женщине с волосами цвета корицы и зелеными глазами, одновременно отважной и осторожной, порывистой и сдержанной, жаждущей почувствовать вкус жизни и страсти. Если осмелится. Если он осмелится. Он понимал, что в настоящее время эта женщина единственная создавала в его доме атмосферу благопристойности. Разум подсказывал, что нельзя отпугивать ее до тех пор, пока не удастся воплотить в жизнь свой план.

Очень плохо. Сегодня, когда они запускали змея, ему очень понравилось держать ее в объятиях. Не остались незамеченными ни мягкий изгиб бедер, ни тонкая талия, ни соблазнительно округлые груди, скрытые за корсажем муслинового платья, словно специально созданные для того, чтобы заполнять мужские ладони. Такую женщину он с радостью бы раздел и познал бы тайны ее тела.

Риордан поднялся, намереваясь снова наполнить свой стакан, и, чтобы избавить себя от дальнейших походов туда и обратно, поставил графин с бренди на маленький столик рядом с креслом. Сегодня он планировал основательно напиться, чтобы прогнать сомнения, которые преследовали его со времени смерти Эллиота. Черт побери, кого он хочет обмануть? Сомнения и призраки начали одолевать его задолго до кончины брата. Он хотел заглушить и их тоже, чтобы доказать, что Вейлы глубоко заблуждаются на его счет.

Да, он женится. Никто не ожидает от него совершения такого благородного шага и принесения себя в жертву ради блага других. Но люди не понимают его любви к Эллиоту. Он сделал бы для него абсолютно все, чтобы только компенсировать разочарование, которое он причинил брату. Риордан удобнее устроился в кресле и сделал еще один большой глоток. При свете дня было гораздо легче держать воспоминания в узде. Он мог занять себя чем-то вроде прогулки с детьми, как сегодня. Но по ночам, когда был лишен возможности развлекаться, события прошлого высвобождались от своих оков, и он позволял им приблизиться к нему, разрешал сомнениям завладеть собой. Еще один повод заглушить их с помощью бренди…

Ему никогда не забыть ужаса и ощущения падения, охвативших в тот день на художественной выставке, когда он быстро пробежал глазами доставленное ему послание. Четыре краткие строчки, выведенные рукой Браунинга, за что Риордан никогда его внутренне не простит, сообщали, что он стал графом и опекуном двоих детей. И все это благодаря тому, что в записке вежливо именовалось «выстрелом в голову, причиненным Эллиотом самому себе». Так ему в завуалированной форме сообщили о самоубийстве брата, будто бы придание этому акту сходства с несчастным случаем на охоте могло что-то изменить. Если отбросить социальные условности, результат оставался тем же самым: Эллиот Рэндольф Фитцсиммонс Баррет, граф Чатем скончался в возрасте тридцати трех лет, и теперь Риордан Кристофер Баррет, обладающий гораздо более коротким именем и меньшим количеством одобряемых обществом достижений, второй сын, не являющийся наследником ничего значительного, но который, как это ни прискорбно, до сих пор пребывает в добром здравии, становится заместителем своего брата. Так сказать, худшей версией. В ящик должен был сыграть он сам, а не Эллиот. Возможно, это самая величайшая загадка из всех.

Кончина его брата была неожиданной и шокирующей. Эллиот – идеальный наследник графского титула, драгоценный камень посреди зеленых полей Сассекса. Он не знал финансовых проблем, его положение в обществе также было непогрешимым. У него было место в палате лордов, и он не уклонялся от присутствия на заседаниях, а в качестве гостя являлся мечтой любой хозяйки дома. У него не было никаких причин столь внезапно и скандально обрывать свою безупречную жизнь.

На похоронах только и говорили, что об отсутствии пресловутых причин. Во время приема после погребальной церемонии гости подходили к Риордану и приглушенными голосами задавали вопросы, причем каждый считал, что именно он спрашивает первым. Не известно ли ему какой-либо причины, расстроившей брата? Почему граф не приехал в Лондон по своему обыкновению? За этими вопросами стояло плохо скрытое осуждение: если бы Риордан был рядом с Эллиотом, случившееся удалось бы предотвратить.

Он и сам не раз об этом думал. Если бы он отсрочил свой приезд в столицу, действительно оказался бы с братом в нужный момент. Они виделись в конце марта, за четыре недели до трагедии, и все было в порядке.

Сам Эллиот был в порядке. У них с братом были хорошие отношения, близкие, хотя, став взрослыми, они несколько отдалились друг от друга. Но это естественно, ведь Эллиот наследник, а Риордану необходимо было строить свою жизнь вдали от родного дома. Однако между ними не было враждебности, и Риордан несколько раз в году навещал Эллиота. Интересно, что он упустил во время своего последнего визита?

Сколько бы бренди ни выпил, он так и не смог простить себя за то, что вернулся в город слишком рано. Не всегда можно напиться до полного забытья. Но попытаться стоило. У него неплохо получалось до тех пор, пока в его темное, освещенное лишь огнем камина царство не ворвался яркий луч света.

Раздосадованный внезапным вторжением, он прикрыл рукой глаза, бормоча проклятия:

– Проваливайте, Филдинг. Дворецкий мне сейчас не нужен.

Мора с трудом подавила стон. Она совершила двойную ошибку. Во-первых, это вовсе не библиотека, во-вторых, она не пуста. Имеется свидетель ее оплошности. Что еще хуже, она неверно оценила ситуацию.

– Прощу меня извинить. Я думала, что вы проводите вечер в городе.

Граф не пригласил ее на ужин и не появился в детской пожелать детям доброй ночи, из чего Мора заключила, что он, вероятно, ушел, теперь же она забрела в кабинет лорда в неурочный час, да еще и одетая лишь в ночную сорочку и домашний халат.

– Как видите, я дома.

Лорд Чатем поднялся с кресла и сделал широкий жест рукой, в которой был зажат стакан.

Мора бросила неодобрительный взгляд сначала на стакан, затем на почти опустевший графин.

– Вы пьяны.

Хотя сказать, насколько он нетрезв, не представлялось возможным. Он двинулся к ней на удивление твердой походкой, правда, вид у него был помятый. Он снял сюртук и галстук, оставшись в рубашке и жилете, тех же самых, в которых был в парке. Значит, не покидал этой комнаты с тех самых пор, как удалился сюда в обществе адвоката.

– Мне нужно идти. Я искала библиотеку.

По опыту прошлых лет Мора знала, что мужчину в подпитии нужно всячески избегать. Уилдерхем, к примеру, становился совершенно отталкивающим, когда напивался. Она неохотно попятилась к двери, ибо лорд Чатем вовсе не казался ей опасным, лишь очень красивым. Любопытство подстрекало ее ненадолго задержаться в его кабинете.

В неверном свете горящих в камине дров он казался распутным, волосы закрывали лицо, как тогда, когда они столкнулись на крыльце.

– Не уходите, присядьте и выпейте со мной. В графине еще осталась пара глотков.

– Вы уже достаточно выпили.

Ей бы следовало уйти, но было невероятно трудно оставить графа.

– Не так уж я и пьян, Мора.

При звуке своего имени, слетевшего с его губ, она ощутила спазм в желудке. Кто бы мог подумать, что одно-единственное слово можно произнести столь соблазнительным голосом? Лорд Чатем криво усмехнулся.

– В противном случае я не смог бы сделать вот это?

Он приставил пятку одной ноги к носку другой и стал переставлять ступни, перемещаясь по прямой линии, составляющей узор ковра, раскинув при этом руки в стороны, точно канатоходец: один шаг, второй, третий, четвертый, прыжок. Подпрыгнул, прижав колени к груди, потом приземлился на той же линии, не потеряв равновесия.

Помимо своей воли Мора рассмеялась.

– Боюсь, это доказывает противоположное.

Граф тут же перестал изображать из себя канатоходца и совершенно серьезно произнес:

– Ничего подобного. Всем известно, что пьяный человек не способен передвигаться прямо. И уж точно он не в состоянии подпрыгнуть и приземлиться, не нарушив позиции.

– А трезвому человеку никогда не придет в голову заниматься подобными вещами, – парировала Мора.

Ее слова возымели определенный эффект. Он задумался, глядя на покрытый ковром пол.

– Хорошо, а что вы скажете на это? Видите медальон в центре ковра? Такой фокус пьяный человек точно проделать не сможет.

Лорд Чатем поставил ногу в центр медальона и принялся танцевать, исполняя серию резких шагов и неожиданных поворотов. Никогда прежде Море не приходилось видеть подобного танца, атлетического и мужественного.

– Этот танец называется zebekikos. Он греческий, – бросил через плечо лорд Чатем, заканчивая последний поворот. – Вы все еще считаете, что пьяный человек способен на такое?

– Вы совершенно невозможны, – заключила Мора.

– А у вас волосы распущены. – Он подошел к ней очень близко, так близко, что мог протянуть руку и коснуться ее волос пальцами. – Они такие красивые. Я заметил это еще в парке. Вам стоит носить их всегда распущенными, – произнес он тихо.

Мора осознала, что обстановка в комнате изменилась, из веселой стала напряженной, взрывоопасной. Будто что-то только и ждало искры, чтобы взлететь на воздух. Это было совсем не похоже на скабрезные намеки Уилдерхема. Теперь точно пора уходить от искушения подальше.

– Лорд Чатем, едва ли это прилично, – начала было Мора, чувствуя, как участился пульс.

То, что между ними сейчас происходило, никак нельзя было назвать пристойным, а вот возбуждающим – вполне. Ей никогда прежде не приходилось стоять так близко к привлекательному джентльмену. Подспудно она понимала, что, возможно, такого шанса больше не представится. Стоило рискнуть, чтобы узнать, к чему это приведет, и выяснить, все ли поцелуи такие же мокрые и твердые, как поцелуи Уилдерхема.

Граф прижал палец к ее губам и покачал головой.

– Зовите меня Риордан, а я стану звать вас Мора. Довольно с нас «лордов Чатемов» и «мисс Колфилд».

– Не думаю, что это хорошая идея.

Фамильярность – источник больших проблем, включая и подозрение в том, что их отношения вышли за рамки, существующие между работодателем и подчиненной.

– А вот я так действительно считаю, – не сдавался Риордан, жестом собственника положив руки ей на бедра.

– Вы и в самом деле пьяны, – настаивала Мора, правда, без особого недовольства. То взрывоопасное, что она почувствовала раньше, готово было вот-вот взлететь на воздух.

– Сегодня столько всего произошло, Мора. – Он произнес ее имя нарочито медленно, будто бросая вызов. Она ощущала тепло его ладоней, которые привлекали ее все ближе и ближе, до тех пор пока их тела не соприкоснулись. Взгляд голубых глаз пригвоздил ее к месту. – Я танцевал и прыгал, а еще я довольно долгое время пробыл в одной комнате с красивой женщиной, но до сих пор не поцеловал ее.

Его теплые с легким ароматом бренди губы накрыли ее рот, отчего ей стало трудно дышать. Он прижимался к ней крепким телом, и Мора целиком растворилась в его объятиях, каждой клеточкой своего существа ощущая его близость. Его руки ласкали ее бедра, он терся о ее щеку своей, слегка царапая отросшей щетиной и обдавая запахом туалетного мыла. Купаясь в ощущении пьянящей близости, Мора принялась легонько покусывать ему нижнюю губу, качаясь на волнах охватившей их чувственности. Заслышав его стон, она тайно возликовала.

– Черт побери, Мора, вы пытаетесь соблазнить дьявола во плоти.

Тут Мора поняла, что должна остановиться, как бы сильно ей ни хотелось продолжения поцелуя. Эти отношения не принесут ничего, кроме неприятностей, если только они уже не начались. Отстранившись от графа, она поступила так, как давно следовало бы, бросилась бежать со всех ног, точно Золушка, покидающая шумный бал, когда часы били полночь.