Текст книги "Будущее уже началось: Что ждет каждого из нас в XXI веке?"

Но это моральная паника, а не управление. Ничего не изменится, если вы начнете дискуссию об атомных террористах. Потому что в Интернете нет воображаемой сети международных цензоров, которые могли бы помешать этому. Найти террористов и конфисковать инструкции по производству атомного оружия политически, социально и технически нереально. Такую реформу провести невозможно. Когда господину типа Усамы бен Ладена понадобится приобрести реальный заводик для изготовления атомных бомб, он попросту спрячет его в нефтепроводах или в тоннах героина. Угроза распространения ядерного оружия существует более чем определенно, но моральная паника лишь вызывает духи цифровых неопознанных объектов – они не решат проблему. Если вы серьезно думаете насчет срыва планов ядерных террористов, то непрактично контролировать поток информации. Тотальная цензура не удалась даже всемогущему КГБ еще в эпоху факсов. Гораздо проще и надежнее найти и взять под контроль весь уран в мире. Эксперты по безопасности уже пытались это провернуть, к примеру, в Ираке. Но это проще сказать, чем сделать.

Давайте возьмем второй фантом моральной паники – любителей детской порнографии. Интересы у этих людей мерзкие, но они не создают угрозу глобальной безопасности. Они угрожают спокойствию взрослых, а иногда и детей, но не цивилизации. Порнография не рушит империи и не приводит страны к краху. Но это одна из классических проблем, вызывающих сильные страсти. Она существует вечно, всегда провокационна и никогда не решается.

Существует большой соблазн тайком взглянуть на порнографические картинки. Есть соблазн увидеть то, чего не могут видеть другие. Причем в обоих случаях аппетит приходит во время еды. Пока у нас, людей, есть либидо, мы никогда не потеряем похотливого интереса к сексу, как никогда и не перестанем бояться, что кто-то где-то получает удовольствие, которого мы лишены. Блюстители морали никогда не прекратят преследовать порнографию, даже если каждый мужчина, женщина и ребенок планеты закутается в паранджу с головы до ног.

Наркодельцы используют Интернет – факт, пугающий многих. Но наркодельцы продают наркотики потому, что люди их покупают, а не потому, что у них есть электронная почта. Области, серьезно пораженные наркоторговлей, например штат Синалоа в Мексике, не относятся к основным центрам Интернета. Что касается медиа, в Синалоа предпочитают доморощенных фольклорных певцов в стиле наркокорриды.

Организованная преступность – страшная и очень реальная угроза. Но сражаться с ней в Интернете – в лучшем случае дешевое шоу. Организованная преступность никогда не прекратит себя организовывать, пока не станет параллельным государством и не начнет управлять правительством. На этой стадии вы уже не сможете спокойно клеймить ее ради каких-то временных преимуществ в Интернет-политике. Вы столкнетесь с глубоко укоренившимися проблемами систематической политической коррупции: рэкетом, взяточничеством, массовым уклонением от уплаты налогов и океанами грязных денег. Как только это случится, – а это обязательно случится, – вы забудете и о web-сайтах, и об электронной почте. Это неизбежно. Мафия может заполучить все компьютеры, если захочет, когда, как в случае с Арканом и Катли, сама превратится в тайную полицию.

Вот и все по поводу фантомов информационного апокалипсиса. Но не только умники от безопасности процветают благодаря моральной панике. Либертарианцы выдвигают не менее напыщенные требования. Компьютерные файлы позволяют наглым корпорациям добиться массового порабощения свободных йоменов. Да, позволяют, но, если корпорации так уж изначально порочны, вы сражаетесь не на том поприще. В руках злодеев капиталистов любой вид технологического оборудования представляет угрозу свободе, и вы вряд ли исправите положение вещей, просто публично разоблачая их. Идите отберите их автомобили и телефоны. Или деньги, если посмеете.

«Информационная война» должна убивать людей в результате нажатия кнопки. Также, как радиоуправляемые мины и крылатые ракеты, которые, в отличие от информационной войны, не являются на девяносто процентов воображаемыми.

Пока политика процветает благодаря моральной панике, Интернет продолжает расширяться. Он проектировался в жуткой спешке и строился без мусорных ведер и выключателей. Все говорят о вовлечении населения в Интернет, но нет никаких исследований об ослаблении интереса к Интернету. Интернет уже начал разлагаться: доткомы исчезли без следа, а их сайты остались пустыми. Всемирная паутина забита мусором, брошенными файлами – Интернет начал дряхлеть, еще не повзрослев. Это не так важно, как открытие огня, но это столь же грандиозно и ново. Это придаст будущему веку уникальный специфический колорит.

Хотя в Интернете не было ни Чернобыля, ни Бхопала, катастрофы возможны. Беспрецедентная структура современных медиа позволила заниматься определенными видами деятельности, прежде нереальными и неосуществимыми.

«Наблюдение» – термин с уничижительным значением, но «наблюдение» – это и есть медиа. Лучше развиты средства медиа – проще наблюдение. Наблюдение в наши дни существует не только для удовольствия Большого Брата. Теперь предпочтение отдается Большому Брокеру, в то время как Интернет успешно делает невидимое видимым. Видеокамеры стали крошечными – они незаметны и не вызывают возмущения. Личная идентификация с помощью видеокамер и программного обеспечения превратилась в бурно развивающуюся индустрию. Наши телефонные счета указывают наших друзей и знакомых – к радости следователей. Использование кредитной карты дает полнейшее представление о нашем местонахождении и наших экономических интересах. Наши покупки через компьютер сортируются, каталогизируются и заносятся в базы данных. Медицинские записи подробно рассказывают о наших болячках и слабостях. Радары системы глобального позиционирования отслеживают местоположение наших автомобилей. С помощью наших мобильных телефонов можно проследить и зафиксировать наши передвижения от звонка до звонка. Генетическое сканирование неожиданно стало использоваться в уголовных расследованиях, и мы, ничего не подозревавшие, узнали, что оставляем повсюду следы из собственных ДНК. Чтобы уличить нас во лжи, нас может обнюхать каждый, вооруженный соответствующей аппаратурой и ватной палочкой.

Большие технические возможности делают общество более конкурентоспособным, но не более стабильным. Умножая наши возможности, технические средства усиливают наши тайные слабости и причуды. Голая власть становится особенно голой, когда подвергается наблюдению. Вещи, традиционно скрытые, прорываются наружу и лопаются, как шины под давлением.

Представьте, что вас прилюдно выставили извращенцем, вопреки воле и намерениям сделав главным героем масштабной гнусной оргии на миллионах экранов мира. Потребуется стальная воля, чтобы выдержать подобную агонию. И все же такое случается.

Импичмент президенту Клинтону определенно являлся моральной паникой. И в первую очередь это было представление вырвавшихся из-под контроля средств массовой информации. Из-за новизны и очевидной уникальности скандал, связанный с Клинтоном, вероятно, лучший предвестник, который поможет нам охарактеризовать отличительные особенности политики XXI века.

Никто не хочет пройти через это вновь, но никто не мог предугадать его и замять в самом начале. Масштабный, совершенно безумный скандал на сексуальной почве вновь может разразиться в любой момент практически с любым из находящихся у власти в любой стране. Нет эффективных барьеров или предохранителей, способных предотвратить его, трудно даже представить, как они должны выглядеть и куда их вставлять. В то же время технологии наблюдения, позволившие разразиться скандалу, с каждым днем становятся все совершеннее и доступнее. Скандал с Кондитом[41]41
  Фил Кондит – бывший президент компании Boeing.


[Закрыть] был лишь слабым повторением этого феномена – очевидной попыткой заполнить мертвое эфирное время. Есть все основания полагать, что подобное будет регулярно повторяться.

Мы можем назвать это «токсичностью сетей». Не блестящих, не стерильных, не подчиненных Большому Брату, не высокоэффективных, а невероятных, глупых, эксцентричных. Офисные слухи, флирт, записанные телефонные разговоры, web-сайты, юристы и кабельное телевидение, приводящие к конституционному кризису. Они никогда и не были эффективными или роботоподобными, они разрастаются, как плесень в органическом изобилии.

В ретроспективе – такие вещи всегда кажутся проще в ретроспективе – были признаки, позволявшие предсказать катастрофу. В 1987 году, когда кандидатура судьи Роберта Борка была выдвинута в Верховный суд США, предприимчивые соперники обнаружили и обнародовали квитанции за взятые им напрокат видеокассеты. Они, конечно же, искали порнографию, надеясь вызвать моральную панику.

Если бы они ее нашли, выдвижение Борка возымело бы эффект разорвавшейся бомбы, подобно клоунскому цирковому представлению на тему сексуальных пристрастий судьи Кларенса Томаса, разыгранному несколько лет спустя. Судья Борк, к разочарованию ищеек, не имел слабости к порнографии. Однако попытка компрометации такого рода так напугала Конгресс, что он в 1987 году успешно принял Закон о защите «видеоприватности».

Этот закон сделал американских «провайдеров видеозаписей» подлежащими гражданской ответственности в случае обнародования их учетных документов. Таким был решительный ответ правительства на недвусмысленную угрозу политической стабильности. Но этот акт в лучшем случае был лишь временной мерой. В эпоху DVD и потока массовой информации – какие, к черту, «провайдеры видеозаписей»?

В эпоху легкодоступной, сенсационной Интернет-порнографии каким-то конгрессменам не остановить липкую жидкость потока секс-информации. К 1998 году, всего через десять лет, революция в Сети добилась таких успехов, что сам Конгресс со вкусом смаковал самые пикантные подробности об оральном сексе в Интернете. Те же импульсы. Те же мотивы. Значительно более развитые технологии.

Результат превзошел все ожидания. Американское правительство было парализовано, словно околдованное шаманами вуду. Основные действующие лица драмы, достойные мужи в чинах и в летах, которым бы полагалось быть внушительными, подобно шекспировскому судье, были превращены в труппу дешевых комедиантов. Даже профессиональные ведущие ток-шоу, способные заставить поверить во что угодно, были вынуждены умыть руки. Вашингтон, словно околдованный, неделю за неделей, месяц за месяцем, все дальше и дальше погружался в адские глубины безумной похоти. Историки удивятся. Но не потому, что такое не будет происходить в их собственном обществе. Скорее реакция общества 1990-х покажется им странной и наивной.

Секс – абсолютная данность человеческой жизни. Без него не было бы ни самих людей, ни дел. Вскоре выяснилось, что основной политический противник Клинтона, республиканский спикер палаты представителей, имел гораздо более откровенную и безрассудную внебрачную связь – именно в то время, когда его соратники готовили свержение президента. После падения спикера Гингрича следующий спикер палаты, тоже свергнутый секс-скандалом, продержался у власти всего несколько дней. Политики занимаются незаконным сексом, даже когда я печатаю эти слова. Политики вежливы, харизматичны и убедительны по натуре. Они бросят соблазнять, лишь когда культуристы прекратят качать бицепсы.

Неожиданный, безудержный, опосредованный прессой прорыв на общественную сцену эпизодов из личной жизни деформировал политику, нарушив статус-кво. Трудно представить, как найти выход из сложившегося положения. Нельзя сделать так, чтобы современная аппаратура не была изобретена. Призывать людей отказаться от пользования сетями – то же самое, что призывать их стать неграмотными ради общественного блага. И они, конечно же, никогда не откажутся от секса.

Как только информация дошла до тысяч пользователей через десятки государственных границ, никто и нигде не может успешно отозвать или стереть ее. Нельзя вернуться к прежней игре в джентльменское поведение по правилам двойных стандартов, потому что старая система сдерживания и разделения на иерархии информационного потока ушла в прошлое. Несмотря на ужасающие потери на акциях доткомов, нельзя вернуть и старую респектабельную Уолл-стрит, так как миллионы людей во всем мире продолжают круглосуточно торговать акциями через Интернет.

Возможно, стоит надеяться, что эта разновидность моральной паники приестся из-за чрезмерного злоупотребления, хотя похоть будет существовать до тех пор, пока восходит солнце. Вряд ли кто-то пожмет плечами и отвернется, когда у видных политических деятелей спущены штаны. И в самом деле, как можно? Секс-скандал – залог усиленного внимания прессы. Это политический ход, почти гарантирующий привлечение толпы.

Научатся ли когда-нибудь люди смотреть на случки своих политических вождей с мудрой снисходительной усмешкой, типичной для XXI века? Можно ли победить информацию большим количеством информации? А можно ли от нее открутиться, опровергнуть, исказить, замолчать или проигнорировать? Возможно, лучшим ответом застигнутого во время секса с молоденькой студенткой будет заявление о том, что вы занимались сексом с десятью тысячами студентов. Возможно, вы добьетесь популярности у избирателей, искренне предложив переспать с каждым из них. Войдут ли подобные вещи в политическую практику? Посмотрим.

Мы живем в мире тотальной слежки, но это не «1984». В научно-фантастическом романе Джорджа Оруэлла об опоясанном зловещими сетями обществе жуткая Партия наблюдает за людьми на каждом углу, а оболваненным трудягам верхи навязывают двоемыслие. Техническая реальность отошла от этого сценария. Сеть не иерархична, не дисциплинированна, не похожа на пирамиду и не роботоподобна. Она запутана и напоминает клубок червей. Запутанная червеобразная структура и позволяет Интернету пересекать государственные границы. Очевидно, спонсируемые правительствами сети, такие как Minitel, не слишком преуспевают. А управляемые только интересами бизнеса, такие как CompuServe и Prodigy, загибаются.

В теперешней конфигурации сети никак не являются орудием дисциплинирования общества. Они не принесут нам тоталитарного порядка по Оруэллу, они скорее способны привести к непредсказуемым, периодически повторяющимся, трагикомическим, сюрреалистическим взрывам. Дикому разгулу нелепостей. Сдвигам, одурманиванию, скандалам, внезапным потрясениям. Кровавым приливам и стекающей слизи.

Информационные сети несут на себе отпечаток американского общества и американской системы ценностей, но токсичность Сети стала глобальной болезнью. Оказалось, что быть членом английской королевской семьи – одно из самых опасных и неблагодарных занятий в мире. «Война компромата» между олигархами в России была изнурительной и острой – удивительная оргия обвинений и встречных обвинений титанов, стремившихся уничтожить репутацию друг друга по мере того, как ими скупались российские средства массовой информации. В своих телепередачах, газетах и журналах они настолько безжалостно и успешно клеймили друг друга, что оба разоблаченных в конце концов скрылись за границу, чтобы избежать ареста. Так как оба медиа-магната принадлежали и к ближайшему кругу семьи Ельцина, этот опыт, возможно, стоил стране президента. Это, по всей видимости, имеет и самое прямое отношение к тому, что следующим президентом России стал профессиональный шпион КГБ.

Американские политики иногда называют ядовитость медиа «политикой разрушения личности». Но это не результат чьего-то злого умысла – профессиональные политики не стали более порочными. Напротив, они никогда не были так скучны, скромны и практичны. Но у них есть самые невероятные технологические средства.

Проблему разрушения личности лучше всего понимать как политику вторжения в личную жизнь. В Америке громадные затраты на предвыборные кампании теперь сочетаются с превосходными базами данных. Очень токсичная смесь. Эксперты оппозиции торчат на каждой избирательной кампании, выискивая и систематизируя все события из жизни кандидата, которые можно «раскрутить», превратив в поток компромата. Результатом такого свирепого электронного расследования не становится большая чистота политики или увеличение ответственности перед обществом. Ничего подобного. Новая метла метет чисто, но если уничтожать кандидатов за их грешки, то новых метел не будет вообще и чище нигде не станет. Все это напоминает ритуальное забивание каждого нового кандидата метлами.

Жители Америки давно на «ты» с сетями – они ассимилировали и даже в какой-то степени одомашнили их. Теперь трудно представить, насколько утопичной и абстрактной казалась когда-то компьютерная сеть. Но технологии маршируют, а законы ползают. В то время как опоры и несущие стены информационной экономики взлетают ввысь (и так часто рушатся), мало надежды на то, что политическое развитие каким-то образом будет способствовать этому. Зачем это надо? И будет ли когда-нибудь?

Жизнь – не сплошной обман и эфемерные товары страны сетей. Люди, наделенные разумом и доброй волей, уделили проблеме серьезное внимание. Лучший пример – Лоренс Лессиг, гарвардский профессор права и автор книги «Кодекс и другие законы киберпространства». В этой работе Лессиг решил выйти за пределы узкого юридического мышления, доказав, что движется вперед не менее стремительно, чем компьютерные магнаты. В типичной предприимчивой манере обитателя Силиконовой долины он предлагает новую модель разбирающегося в компьютерах правительства будущего, смело заявляя, что программное обеспечение должно впредь рассматриваться как «право» компьютеров. «Код – это право».

Лессиг считает, что простые попытки законодательного регулирования деятельности компьютеров и сетей обречены на провал. «Суды бессильны, законодательство патетично, а код неприкосновенен». Интернет развивается слишком быстро, его строение – сборная солянка, а национальное законодательство постоянно ставит подножки его глобальному распространению.

Так что, предполагает Лессиг, новому столетию с его самобытной политикой понадобятся не традиционные, твердо стоящие на земле правительства, а новый, более утонченный, технически грамотный вид дружественной Сети «администрации». Цифровую администрацию не прижмет к ногтю какое-то там реальное государство: она будет доминировать в процессе создания программ в интересах общества. В этой виртуальной республике политик станет своего рода дизайнером конституционного интерфейса.

Совершенно новое течение политической мысли. Все тщательным образом продумано. Если оно и кажется сомнительным, то лишь потому, что имеет дело с сомнительной ситуацией, мировым порядком, где информация стала всем для всех: коммерцией, медиа, политикой, наукой, искусством, образованием, военной силой, товаром, услугой, великолепным десертом и потоком дегтя – и, самое дикое, разнузданной порнографией из Белого дома, Сената и Верховного суда.

Когда происходящее становится диким, дикое становится привычным. Основная мысль Лессига – совместить надзор Вашингтона со скоростью развития Силиконовой долины. Мой замечательный «код» обставит ваш испорченный «код», потому что правительство США смеялось над ним в его первые дни. Так мой прекрасный, здоровый код достигает первого критического рубежа в адаптации любой технологии. Но как только устанавливаются эти мудрые, официально одобренные стандарты, начинается «технологический ступор». Во время технологического застоя комплексная система, уже установившаяся повсюду, забирает всю творческую энергию и весь кислород рынка. Очень похоже на глобальное царство Microsoft Windows – только во главе его стоят чуткие слуги общества, а не эксцентричный богач по имени Билл.

Без сомнения, здесь изначально заложена угроза – потому что, как только эти ступоры будут установлены, всем юристам Америки придется дуть изо всех сил на неподвижное здание из технологических камней. Если «код – это право», тогда код и будет править, в то время как традиционное законодательство ограничится вежливым присутствием и станет бледным отблеском грубой технологической власти, где будет сидеть власть, если юристы станут сидящими в горшках декоративными растениями?

Коммерческие агенты таких ступоров мультинациональны. Они захватили гигантские суммы денег. И могут позволить себе нанять куда лучших юристов, чем национальное правительство. Или просто купить правительство получше.

Давайте предположим, что правительства станут мудрее, осознают происходящее и решительно поставят все на место. Как только это произойдет, другие альтернативы исчезнут, окончательно и бесповоротно. Что, без сомнения, сулит громадные преимущества. Нелицеприятную деятельность в информационных сетях (скажем, анонимность, спам, порно, «кражу личности», манипулирование рынком, вирусы, электронный шпионаж) больше не надо будет преследовать по закону. Они будут попросту вычеркнуты из действительности, станут невозможными.

Лессиг, стоит отдать ему должное, обладает здравой, применимой на практике и очень современной точкой зрения. Это шаг вперед по сравнению с праздным разжиганием паники. Это глубокое творческое мышление в новых обстоятельствах – именно то, чего мы ждем от ученого. Здесь есть и ясность, и место для дискуссий.

Но традиционным приверженцам справедливости, свободы и демократии здесь не слишком комфортно. Правительство, как предполагается, устанавливает свою власть с согласия тех, кем управляет. Возникновение Силиконовой долины не имеет с демократией ничего общего. Там нет голосования. Там нет контроля и принятия бюджета. Там нет Билля о правах.

Достижения сетей и программного обеспечения по своей природе секретны и элитарны. Сети и программы недемократичны, потому что они таковы. Если информировать каждого имеющего право голоса обо всех новых технических стандартах, они не будут ни новыми, ни даже техническими. Кроме того, разве это окончательные результаты, очевидные истины, нравственные основы, на которых свободные люди решили строить свое общество? Права человека должны оставаться правами, а не приложениями для браузеров. Это «свобода и справедливость для всех», а не свобода и справедливость как выбор из пунктов меню.

И что правительствам делать с этими похожими на гидру, быстро продвигающимися мультинациональными технологиями? Это и мощнейший источник конкурентоспособности стран, и угроза их внутренней стабильности. Если государственные деятели не подсуетятся и не запланируют эти инновации самостоятельно, их снова и снова будут долбить силы, не поддающиеся их контролю и пониманию. Одна моральная паника будет следовать за другой, а вещи, считавшиеся немыслимыми и выходящими за все рамки, будут предлагаться на серебряных дисках краснеющей и бледнеющей публике всего мира.

Здесь заложена еще и проблема темпов. Microsoft хвастает, что каждый его продукт будет устаревать в течение четырех лет. Программное обеспечение умирает быстро и не требует похорон. Сколько времени и энергии потратят суды и законодатели на этот нудный процесс? Пока вы юридически определите, что такое «браузер», война браузеров уже закончится. К тому времени, когда вы примете законы о перетоке капитала, ваша экономика уже рухнет. Пока вы будете бороться с телефонными монополиями, финны и японцы изобретут принципиально новые телефоны. Пока вы будете защищать сведения о взятых напрокат кассетах Борка, все уже откажутся от видеокассет.

Самая раздражающая – проблема реального государства. Законодатели избираются штатами на избирательных участках – старый добрый грязный мир. Граждане, их избирающие, – дети своей родины, твердо стоящие на своей национальной почве. Политики по старинке опираются на простой территориальный суверенитет. Узость происходящего в судах и законодательных органах имеет все меньше и меньше общего с будничной жизнью избирателей, носящих сделанные на Тайване тапочки и пьющих бразильский кофе.

Национальные политики оказались в одной лодке с современными профсоюзами, которые не могут контролировать глобальное перемещение капиталов, экспортирующих их рабочие места. У них нет ни пряника роста государственного благосостояния, ни кнута военных заказов и громадных наземных армий. В Европе XXI века после введения евро государства не имеют даже национальной валюты. Не удивительно, что их решения становятся менее релевантными, а значит, вызывают меньше уважения.

В эпоху сетей дешевле перемещать технологии и деньги, чем перемещать людей. Люди подвержены приступам патриотизма по поводу «ограбления» их собственных стран, вывоза за рубеж их технологий и денег или выезда на работу, когда на родине дела обстоят неважно. Но это никого не остановит, так как всем приятно разорять чужие страны.

Следовательно, деньги утекают из страны, как только чересчур жалостливое правительство во имя собственного народа политически ограничивает какую-то деятельность. Если вы ведете войну, вы хотите вести войну в стиле американского Нового мирового порядка, когда в ряды всемирной коалиции привлекаются все коммерчески крупные актеры. Дело не в том, что вам нужна огневая поддержка далекой Австралии или Японии, а в том, что вы действительно хотите вовлечь их в военные действия, чтобы не осталось спокойного места, куда утечет капитал. В противном случае деньги как по волшебству улетят в какое-нибудь место, где будет больше открытости и понимания, в то место, где будет больше света, больше скорости, больше возможностей, больше мегабайтов на душу населения. Для посторонних – а большинство из нас всегда посторонние по отношению ко всему остальному миру – названия стран стали синонимами брэндов. Покупай Китай, попридержи Финляндию, продавай Индонезию.

Обратите внимание, нас, людей, граждан, правительства по-прежнему могут арестовывать и бросать в тюрьмы (и нигде в мире это не сделают с большим удовольствием, чем в ведущей Интернет-державе – Соединенных Штатах). Деньги утекают, но вам не последовать за ними. Если бы это зависело от вас, деньги бы и не утекали – им пришлось бы сидеть на месте с ощущением угрюмой безнадежности. Деньги бегут от вас, от вас и ваших решений, ущемляющих их интересы. Паспорта граждан национальных государств дотошно отмечают всяческими печатями, людей сканируют миноискателями, обнюхивают собаками и подвергают личному обыску с головы до ног. Но деньги путешествуют почти повсюду, в то время как информация движется еще более стремительно и неудержимо.

Смогут ли правительства продумать все это, признать, что игровое поле стало новым, и возглавить игру?

Возможно. Но есть веские основания для сомнений. Вспомните печальную участь разработанного и одобренного правительством США чипа Clipper. Он был создан для того, чтобы обезопасить связь. От кого бы вы думали? От террористов, распространителей порнографии, наркоторговцев и мафии. Он предназначался для кодирования телефонных звонков и компьютерных коммуникаций, чтобы никто не мог подслушать их, то есть никто, кроме федерально одобренных правительством Соединенных Штатов слухачей. У американских шпионов и полицейских не было бы проблем с прослушиванием через Clipper. Фактически он и был изобретен, чтобы американцы могли тайно подслушивать.

Почему никто во Франции, в Китае или в Ираке не захотел купить американское шпионское изобретение, никто никогда не объяснял. Разработанный государственными агентами из Агентства национальной безопасности Clipper, без сомнения, и должен был использоваться в интересах национальной безопасности. Ни один иностранный покупатель не оказался настолько наивным, чтобы купить его, а у американского правительства не хватило выдержки устанавливать его в соответствии с законом в компьютерах и телефонах внутри страны. Так что этот чип был отвергнут – повсеместно, вместе со своим оскорбительным содержимым. Иного, лучшего решения предложено не было. Так что вплоть до сего дня коммуникации, к всеобщему страху, остаются совершенно не защищенными. Замечательный пример того, как удалось усугубить технологический затык.

У преданных сторонников демократизации публичной компьютерной политики, свободы и неприкосновенности личной жизни есть еще одна серьезная проблема. Невидимого свойства.

В сетях никогда не существовало демократии. В результате они во все времена были населены шпионами. Криптография и электронная разведка присутствовали еще в колыбели новорожденных компьютеров. Цифровые компьютеры были изобретены, чтобы превзойти нацистские кодировочные машины, работавшие по принципу часового механизма. В момент приступа необычной, прямо-таки лессиговской рациональности, сразу же после окончания Второй мировой войны, Уинстон Черчилль бесцеремонно распорядился разбить дешифровальные машины Алана Тьюринга на мелкие кусочки и тайно утопить в Северном море. Политики еще в те дни знали, что в случае чего надо делать.

Но искушение соблазнительной технической власти было слишком сильно, чтобы демократия могла ему сопротивляться. После тайного основания Агентства национальной безопасности Гарри Трумэном в 1952 году для нужд холодной войны был создан громоздкий аппарат для контроля сетей. Он по-прежнему существует, буднично поглощая радиопередачи и телефонные переговоры всего мира и, конечно же, анализируя движение в Интернете. В последнее время, в свете необъявленной войны против терроризма, границы его компетенции были сильно расширены. Но разведывательные агентства находятся за рамками научного анализа, публичных дебатов и дискуссий о демократии. Технически труднообнаружимые, они также предусмотрительно спрятаны за весомыми соображениями национальной безопасности.

Национальные правительства обладают древнейшими традициями тайной слежки и прослушивания связи других стран. Как и война, шпионаж является продолжением политики другими средствами. И точно так же, как и война, это симптом политической неудачи.

Национальные правительства, пытающиеся вводить глобальные законы и устанавливать порядок во всем мире, играют роли полицейского с дубинкой и подглядывающего одновременно.

Нет ни одной страны, совершенно непричастной к этому. Разработка средств электронного шпионажа и «средств технического контроля» щедро спонсируется. Благодаря подслушиванию можно добиться серьезных преимуществ, хотя простым гражданам и избирателям редко доводится слышать об этом. Почти в каждом посольстве есть микроволновые передатчики, никто и не пытается их глушить. Даже незначительные актеры на политической мировой сцене, которые не могут позволить себе спутников-шпионов, требующих крупных бюджетных затрат, выпрашивают эту информацию у союзников. У всех запачканы руки, это настоящие джунгли, и именно поведение, как в джунглях, сохраняет эти джунгли.