Электронная библиотека » Бьянка Питцорно » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Французская няня"


  • Текст добавлен: 10 сентября 2021, 14:45


Автор книги: Бьянка Питцорно


Жанр: Историческая литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Бьянка Питцорно
Французская няня

Bianca Pitzorno

LA BAMBINAIA FRANCESE


Перевод с итальянского Ольги Гуревич и Татьяны Никитинской

Работая с теми частями книги, которые неразрывно связаны с «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, переводчики опирались на русскоязычные переводы этого романа, выполненные В. Станевич и И. Гуровой.


Обложка и иллюстрации Влады Мяконькиной

Литературный редактор Наталья Калошина


Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.


© 2004 Arnoldo Mondadori Editore S.p.A., Milano

© 2015 Mondadori Libri S.p.A., Milano

© Гуревич О., Никитинская Т., перевод на русский язык, 2020

Издание на русском языке, оформление © ООО «Издательский дом «Самокат», 2021

* * *

Информация от издательства


Париж, 1830-е годы, идеи Великой французской революции всё еще носятся в воздухе. Девятилетняя Софи и ее мама живут в нищете и кое-как перебиваются шитьем белья на заказ. Однажды, чтобы помочь тяжело больной матери, Софи берется отнести сшитые сорочки в богатый район Парижа. Так она попадает в дом знаменитой балерины Селин Варанс, которая принимает в свою семью осиротевшую девочку и заботится о ней.

Став воспитанницей балерины, Софи знакомится с ее окружением: старым аристократом и революционером Гражданином Маркизом, который обучает всех детей независимо от их социального положения, и чернокожим мальчиком-рабом Туссеном, привезенным из колоний. Казалось бы, теперь, в кругу друзей, Софи может уже не тревожиться о будущем.

Но счастье обманчиво: спустя несколько лет балерина в один миг лишается дома, семьи и свободы. И тогда юная Софи становится верной защитницей Селин, няней и ангелом-хранителем ее маленькой дочери и героиней приключений, за которыми мы будем следить затаив дыхание.

Исторический роман «Французская няня» знаменитой итальянской писательницы Бьянки Питцорно, изящно вплетенный в канву другого романа, написан в лучших традициях классического романа, полного оригинальных отсылок к произведениям культуры и искусства XIX века.


Бьянка Питцорно родилась в городе Сассари на острове Сардиния, а живет и работает в Милане. С 1970 года она пишет книги для детей и подростков. У нее вышло уже больше сорока книг, многие из которых имели огромный успех. Бьянка Питцорно считается самым значительным итальянским автором, пишущим для детей в наше время. Ее книги переведены и издаются во Франции, Германии, Испании, Греции, Польше, Венгрии, Корее и Японии. Бьянка – Посол доброй воли ЮНИСЕФ. После окончания университета, где ее выпускной работой стал диплом по доисторической археологии, Бьянка переехала в Милан и поступила в Высшую школу медиакоммуникаций на специальность «Кино и телевидение». Несколько лет она проработала на итальянском телевидении, вела программы о культуре «Знание» и «Все о книгах» и передачи для детей «Кто знает того, кто знает?» и «Говорилки», стала одним из авторов «Голубого дерева». У Бьянки Питцорно есть также пьесы для театра, сценарии, песни. С 1970 года, когда вышла первая ее книга, она почти все время пишет. В книгах Бьянки всегда присутствует глубокое нравственное измерение, а дети легко узнают себя в ее героях. Самые известные ее книги для малышей – «Когда мы были маленькими», «Джулия Гав и Феликс Мяу», «Хлорофилла с синего неба», «Кукла алхимика», «Живая кукла», «Дом на дереве», «Школа для Лавинии», «Тайный голос», а для читателей постарше – «Послушай мое сердце», «Диана, Купидон и Командор», «Удивительное путешествие Полисены Пороселло», «У царя Мидаса ослиные уши», «Торнатрас».

С Софи я болтала по-французски и иногда расспрашивала ее о родине; но у нее не было дара ни к описанию, ни к рассказу, и она обычно давала такие краткие и неопределенные ответы, что они могли скорее отбить охоту к расспросам, чем вызвать ее.

Каррер Белл

Памяти моей матери.



А также Лалли, которая показала мне великое Саргассово море.



Предисловие

Самое большое искушение для писателя – взять своих персонажей и поместить в знаменитую, всем известную историю. И делается это вовсе не потому, что у автора «нет своих идей», а – из любви. Если в детстве или в юности, в начале нашего читательского пути, мы полюбили какую-то книгу, ее сюжет и героев, то разместить рядом с ними собственные творения – значит приблизиться к автору, который нас очаровал и увлек, вступить с ним в тесные и глубокие отношения. Это одна из привилегий тех, кто сочиняет и пишет истории.

Бьянка Питцорно создала множество собственных историй. Но на этот раз придуманные ею события в какой-то момент пересекаются с сюжетом знаменитого романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр».

Действие книги Бьянки Питцорно происходит во Франции 1830-х годов, в период Реставрации после Великой революции, когда условия жизни французского народа стали существенно тяжелее: аристократия вернула себе былые привилегии и былую надменность, в стране, как и почти во всей Европе, заново утвердился монархический строй. А бедняки так и остались бедняками, притом утратили то единственное, что на несколько лет дала им Революция, – звание граждан.

Софи, главная героиня романа, принадлежит к беднейшим – тем, кто живет в нечеловеческих условиях, едва сводя концы с концами. Ей повезло, она научилась читать и писать и развила в себе любовь к познанию еще до того, как ее отец, типограф, погиб на баррикадах во время одного из народных восстаний. Яркие живые описания, проникнутые атмосферой того времени, – кажется, будто читаешь Диккенса или кого-то из французских авторов XIX века. Пропасть между слоями общества настолько глубока, а социальные проблемы настолько серьезны, что в сравнении с ними все наши сегодняшние сложности кажутся не стоящими внимания. Писательница досконально знает наряды описываемого периода, стиль жизни, язвы общественного устройства, культуру, политику. Она воспроизводит все эти признаки эпохи с поразительной точностью и непосредственностью, что делает повествование достоверным и одновременно рельефным и выразительным.

В центре романа – женские образы, однако нельзя не упомянуть и Гражданина Маркиза, аристократа и революционера, создателя вдохновляющего «детского Парнаса» – школы, в которой юным аристократам, буржуа и маленьким оборвышам – всем детям, вне зависимости от социального положения их родителей, предоставлены равные возможности для познания и для развития собственной личности. Даже после своей смерти маркиз де ла Поммельер, как deus ex machina – «бог из машины», помогает героям выйти из коллизий, достойных самого остросюжетного приключенческого романа.

Крестница Гражданина Маркиза, звезда балетной труппы парижского театра Опера, замужем за таинственным англичанином по имени Эдвард – или, по-французски, Эдуар, – окруженным еще более таинственными связями. Он дарит Селин не только дочь Адель, но и чернокожего мальчика-раба, купленного на Ямайке. Мальчик носит имя героя гаитянского восстания против французского владычества – Туссена. Судьба разлучит мать и дочь, но рядом с девочкой останется ее ангел-хранитель, няня Софи, которая последует за ней в мрачное имение Торнфильдхолл, принадлежащее сэру Эдварду. Именно там девочки повстречаются с гувернанткой по имени Джейн Эйр, героиней романа Шарлотты Бронте, и проживут с ней под одной крышей почти год. Эти главы дают нам ключ ко всему роману. Чтобы войти внутрь чужого произведения и развить идеи другого автора, которого уже нет на свете, нужна изрядная смелость. Джейн из романа Питцорно удивительным образом сочетает в себе черты живой женщины и литературного призрака.

А еще в этом романе много писем, коротких и длинных. Они позволяют с помощью особого стиля, свойственного эпистолярному жанру, изящно и лаконично изложить хитросплетения сюжета.

В конце романа все сложности стиля и повествования разрешаются с необычайной легкостью, а в сердце зачарованного читателя остается глубокое и теплое чувство.

Валерио Массимо Манфреди

Во Франции 1830–1837
Сиротка и балерина


Глава первая

1

ПАРИЖ, УЛИЦА СЕНТ-ОГЮСТЕН, ДОМ ФРЕДЕРИКОВ,

30 МАЯ 1837 ГОДА


Мадам,

умоляю Вас, не тревожьтесь о судьбе Адели. Ваша дочь со мной, в безопасности: никто не причинил и, обещаю, не причинит ей зла. Поверьте, несмотря на мой юный возраст, я смогу позаботиться о нашей крошке и уберечь ее от любой опасности. Поэтому думайте не о нас, а о своем здоровье и о том, как лучше разрешить Ваши трудности.

Моя дорогая мадам, надеюсь, что Вы очень скоро сможете прочитать это письмо. Мне неизвестно, куда Вас отвезли, но Туссен обещал сделать все возможное, чтобы выяснить Ваше местонахождение. К счастью, прежде чем ему пришлось покинуть дом, мы с ним успели переговорить и условиться, как будем поддерживать связь. Эти бешеные псы – не знаю, как еще назвать племянников Вашего крестного, – считают его своей собственностью, вещью: будто он картина, ковер или кровать с балдахином. Или лошадь из конюшни Жан-Батиста. И все это лишь потому, что у Туссена черная кожа и он не смог предъявить подписанную Вами бумагу о своем освобождении. Мы судорожно искали ее в ящиках секретера, пока племянники грабили дом, не проявляя и тени уважения к усопшему дядюшке, – а ведь он все еще лежал в своей комнате на втором этаже. Бедный Гражданин Маркиз! И часу не прошло, как наш друг и покровитель закрыл глаза, а его благородные родственники уже набросились на нас, точно звери, не оставив ни времени, ни возможности оплакать его, как он того заслужил своей великой добротой и любовью.

Мы с Тусси были уверены, что документ находится в третьем ящике справа, вместе с дарственной месье Эдуара, который подарил Вам Тусси восемь лет назад, вернувшись с Ямайки. Туссен просил Вас сохранить его вольную у себя, помните? И Вы тогда же показали ему, где она лежит – вдруг она понадобится ему в Ваше отсутствие. Но все ящики секретера оказались пусты. И все остальные бумаги, письма, деньги, Ваши драгоценности – тоже исчезли!

Была еще самая первая дарственная, 1829 года, – та, что удостоверяла Ваше право на владение «чернокожим рабом лет девяти, уроженцем Вест-Индии, по имени Туссен Лувертюр Дешатр Лакруа», но мы и ее не нашли: она завалилась на дно секретера. Ах, если бы мы вытащили ящики и поставили их на пол, как сделал спустя полчаса виконт Лагардьер! Тогда мы бы сами ее обнаружили, спрятали или уничтожили, и Тусси пользовался бы сейчас всеми правами свободного человека. Но, к несчастью, дарственная оказалась в руках племянников Гражданина Маркиза.

Не обращая внимания на наши возражения, как и на возражения всех слуг, наследники заявили, что эта бумага, за неимением других документов, – единственное подтверждение состояния Туссена. И увели нашего друга с собой, записав его как Вашу «вещь» в счет возмещения ущерба, который Вы, по их словам, им нанесли, якобы обманом выудив у Гражданина Маркиза деньги.

Надеюсь, мадам, что, получив это письмо, Вы скоро сможете сообщить нам, что произошло: успели ли Вы перед приездом родни крестного извлечь содержимое ящиков и спрятать или забрать с собой? Или же племянники завладели ценностями и уничтожили все свидетельства, которые могли воспрепятствовать их алчности?

Я всей душой надеюсь, что Вам удалось забрать деньги и драгоценности и что они станут для Вас неоценимым подспорьем, в какие бы ужасные обстоятельства ни ввергли Вас эти негодяи.

Не беспокойтесь за нас с Аделью. Я спрятала во внутреннем кармане юбки чулок со всеми моими сбережениями; их немного, но до Вашего возвращения должно хватить. Теперь мы живем в доме мадам Фредерик, старой гладильщицы с улицы Сент-Огюстен – помните ее? – муж которой работает в меловом карьере. Она пустила нас к себе, не требуя ни единого су. По правде сказать, Фредерики не знают, что мы в состоянии оплачивать хотя бы пропитание. Я не стала сообщать им о своем «тайном ларчике». Поначалу мне было неловко пользоваться щедростью семейства, которое и так с трудом сводит концы с концами. Но я решила не притрагиваться к деньгам и сохранить их на крайний случай. Мы ведь сможем возместить гладильщице и ее мужу расходы и еще добавить хороший подарок, когда Вы вернетесь.

Что касается Адели – поверьте, мадам, она ни в чем не испытывает нужды. Прежде чем негодные племянники добрались до детской, мы с Соланж уложили в зеленый сундук для нашей девочки полный гардероб и любимых кукол, и я успела убедить Жан-Батиста спрятать сундук в мастерской по соседству. Позже муж мадам Фредерик помог мне его забрать и перенести к ним в дом.

Разумеется, в сундук не поместились ни лошадка-качалка, ни коляска Пупет. И я не удивлюсь, если завтра они обнаружатся у какого-нибудь старьевщика на блошином рынке.

Почему мы укрылись в доме Фредериков, спросите Вы. Да потому что никто больше не пожелал принять нас, когда алчные родственники, спешно поделив мебель, картины, серебро, карету с лошадьми и все прочее, что можно было увезти с собой, велели нам убираться. Дом, заявили они, отныне принадлежит им, у нас же нет на него никаких прав. Глупцы – они даже не знают, что дом взят в аренду: им придется платить, если они захотят оставить его себе.

Услыхав шум, мадам Фредерик вместе с другими зеваками подошла ближе – поглядеть, что происходит. Тут младший из племянников, маркиз д’Арконвиль, приподнял Адель и поставил на тротуар по другую сторону решетчатой ограды со словами: «Желаю удачи, соплячка. Иди своей дорожкой и не вздумай больше нам попадаться».

Знаю, знаю, что стыдиться должны они, но… Какое унижение! Наша крошка, изгнанная из собственного дома у всех на глазах, как шелудивая собачонка! Дитя неполных шести лет, до сих пор знавшее лишь любовь и нежность… я бросила на молодого маркиза полный презрения взгляд и, не сдержавшись, крикнула ему в лицо: «Зверь! Стыдитесь!» Он сделал вид, что не услышал, и вернулся в дом. Я взяла Адель за руку. «Пойдем отсюда», – сказала я, показав взглядом и собственным примером, что, когда находишься среди людей, которые радуются твоему несчастью, следует идти с высоко поднятой головой – именно так учил нас поступать Гражданин Маркиз. Куда идти, я и сама не знала. Единственным утешением был чулок, набитый монетами, который при каждом шаге постукивал по моей правой ноге.

Тут мадам Фредерик подошла и погладила Деде по головке. «Идите жить ко мне, – сказала она, – пока не вернется мама этого чудесного ребенка». Вот истинное великодушие, подумала я.

Дом, где живут мадам Фредерик с мужем, невелик и небогат; нас устроили в комнатушке без окон, где места хватает только для стула да узкой железной кровати, на которой нам приходится спать тесно обнявшись, чтобы не упасть. А на обед и на ужин Фредерики не могут предложить нам ничего, кроме картофеля с селедкой. Но обращаются они с нами так любезно, что лучше и не пожелаешь.

Адель не жалуется. Она умница и понимает даже больше, чем хотелось бы. Она ни разу не спросила, почему нас выгнали из нашего собственного дома и почему Вы не пришли на помощь. К счастью, она не видела, как стража силой оттащила Вас от смертного одра крестного и увела прочь.

Но недавно, когда она молилась на коленях перед сном, я услышала, как она тихонько шепчет: «Пожалуйста, прошу тебя, Пресвятая Дева, сделай так, чтобы мама поскорее вернулась. А ты, добрый Иисус, пошли своих ангелов на бульвар Капуцинов, чтобы они отнесли душу Гражданина Маркиза на небеса».

Как же трогательна и невинна наша девочка!

А ведь Ваш крестный столько раз объяснял ей, что он, как участник Революции, верует не в Пресвятую Деву, а в Высший Разум и в Богиню Рассудка.

Вы, верно, утомились читать такое длинное письмо. Мне и самой жжет глаза, а свечка едва горит. Заканчиваю, пока она совсем не погасла.

От души желаю Вам всего наилучшего, мадам. Дайте знать о себе как можно скорее. И не тревожьтесь за Адель. Я буду ей ангелом-хранителем и смогу защитить ее от любых бед, пусть даже ценой собственной жизни. Ведь я с самого начала Вам это обещала, помните? Когда Вы впервые дали мне ее подержать, в тот ужасный день… Нет, не хочу сейчас об этом думать! Свеча вот-вот погаснет. Прощайте, мадам. И да ниспошлет Вам Высший Разум столько же добра, сколько его получили от Вас я, Туссен, Гражданин Маркиз и все, кто когда-либо нуждался в Вашей помощи. Да хранит Вас Богиня Рассудка вместе с Пресвятой Девой, Господом Иисусом и всеми святыми Рая.

Ваша верная и всегда благодарная

Софи

Глава вторая

1

Пламя вспыхнуло в последний раз, и комнатушка погрузилась в темноту. Софи нащупала стул, который служил ей письменным столом, положила на него перо, закрыла чернильницу, подула на письмо, чтобы чернила скорее высохли, – и в изнеможении упала на кровать. Она старалась не слишком прижиматься к Адели. В крохотном помещении без окон стояла духота, неподвижный воздух был пропитан влажностью.

А в тот день, когда Софи впервые входила в дом, где жила Адель, было так холодно, что ноги у нее посинели, она почти их не чувствовала. Теперь эти далекие воспоминания, хоть она их и отгоняла, выплывали из памяти, вызывая сладостное и одновременно горькое чувство.

Сладостное, потому что в тот ледяной вечер много лет назад, к великому удивлению Софи, молодая и прекрасная хозяйка дома не выставила ее вон, не отругала за то, что замерзшая грязь с ее ног пачкает сверкающий мрамор, – нет, она подняла ее и усадила на столик в форме полумесяца, так что мокрые лохмотья соприкасались с фарфором и серебряными вазами, полными прекрасных цветов. Потом она встала перед Софи на колени, сняла с нее разбитые башмаки и в клочья изорванные чулки, все в снегу, и нежно вытерла ей ноги одной из нарядных сорочек в складочку, которые мать Софи сшила с таким трудом.

– Не беспокойся, – сказала прекрасная дама, заметив встревоженный взгляд девочки. – Лизетта постирает, и сорочка снова будет как новенькая.

Как все казалось легко в этой теплой, напоенной ароматом прихожей… а бедная вдова Фантина Гравийон в промерзшей мансарде почти без освещения прилагала столько стараний, чтобы не замарать прекрасные сорочки во время шитья! Уже целую неделю мать Софи кашляла не переставая, и каждый приступ кашля сопровождался ручейком крови или крохотными красными брызгами – прижатый к губам платок не всегда успевал их впитать.

Денег на врача не было. Да и зачем было его звать, если они и так знали, что он пропишет лекарства, питательную еду, горячее вино, шерстяные чулки, огонь в жаровне – словом, всю ту роскошь, какую мать и дочь не могли себе позволить уже целый год!

Отец Софи, пока был жив, давал им все необходимое, хотя был простым рабочим: он расстилал бумагу и крутил вал в маленькой типографии на улице Шампьонне.

Но полтора года назад, 28 июля 1830 года, Жан-Жак Гравийон погиб, расстрелянный из артиллерийских орудий на баррикадах улицы Риволи. Перед самой своей смертью он размахивал трехцветным флагом и кричал: «Долой Бурбонов! Да здравствует Республика!»

А что еще мог сделать типографский рабочий, объясняла девочке мать, когда король-узурпатор злоупотребляет властью, распускает парламент и запрещает свободу печати? Только взбунтоваться и выйти на улицу вместе с товарищами, встав на защиту своего труда.

Газетчики тоже отказались выполнять приказ. Невзирая на запрет, газеты все равно выходили, и на первых страницах был протест. Возмущенных парижан на улицах становилось все больше, хотя на их разгон власти послали отряды солдат. Сверху, из окон, народ швырял в солдат все, что было под рукой: горшки с цветами, кастрюли, поленья… На улице ребятишки, перебегая с места на место, бросали в них камни. Когда солдаты, которых теснили со всех сторон, начали стрелять в толпу, выросли первые баррикады, а на другой день их укрепили стволами деревьев, срубленных на Больших бульварах. Чтобы остановить атаки кавалерии, землю посыпа́ли битыми бутылками. Парижане сражались с таким мужеством, что, несмотря на потери, на третий день захватили дворец Бурбонов и Лувр. В час ночи король Карл X и его двор бежали из Парижа.

Так, благодаря отцу Софи и многим другим патриотам, сражавшимся и павшим в борьбе, которую в Париже окрестили «Тремя славными днями», прогнившая династия Бурбонов была сметена с престола и на трон воссел новый просвещенный правитель, принц Луи-Филипп Орлеанский. Свобода печати была восстановлена. Бело-красно-синий флаг Первой республики вновь развевался над дворцом Тюильри. Поэт Виктор Гюго написал в честь сражавшихся героев трогательную «Оду к молодой Франции».

Но семьи многих мучеников, лишенные поддержки отцов и старших братьев, впали в нищету. Именно это и случилось со вдовой и дочерью Жан-Жака Гравийона.

2

Когда скромная сумма, выданная Комиссией по возмещению как милостыня матери Софи, была потрачена, им пришлось постепенно продать всю мебель, белье, лучшую одежду и переселиться из маленькой, но приличной квартирки на пятом этаже в мансарду того же дома. Фантина пыталась хоть немного заработать стиркой на несколько благополучных семейств в квартале. Стирала она во дворе, который числился за привратницей мадам Анно, и за его использование Фантине вместе с дочкой приходилось носить воду, ведро за ведром, в квартиры всех шести этажей. Работа была тяжелая, а заработок такой скудный, что матери и дочери едва хватало на еду. Они не могли позволить себе ни огня, ни теплой одежды; и когда наступили первые холода, мать Софи заболела.

Она так и не поправилась, хотя приступы кашля и лихорадки чередовались с краткими улучшениями – и тогда она шила дамское белье. Уж в этом она была настоящая мастерица! Да и как еще она могла бы поправить свое положение, не имея сил выходить из дому? Им еще повезло, что такую работу удалось раздобыть.

– Ничего страшного, – сказала Фантина в тот день, чтобы успокоить дочку, но сначала удостоверилась, что кровь не замарала сорочку, которую она подшивала. – Вот увидишь, завтра мне полегчает. Помоги-ка мне с этими складочками, тогда мы успеем закончить до прихода месье Фелисьена.

За предыдущие дни Софи до крови стерла себе ногти, загибая на ткани тончайшие складочки, которые, начинаясь от ворота сорочки, создавали пышную, легкую как пена рябь. Этот прекрасный заказ они получили от месье Фелисьена неделю назад: дюжина элегантных сорочек из белого муслина, по двадцать су за сорочку. Чтобы вовремя закончить работу, Фантина трудилась день и ночь, портя себе глаза, при свете единственной свечки, и еще привлекала на помощь дочку. Иногда они переговаривались вполголоса – обсуждали, что купят себе на ту небольшую сумму, которая останется после уплаты долга бакалейщику.

И вот двенадцать сорочек готовы, аккуратно уложены в корзину и прикрыты куском белого полотна, чтобы не испачкались в дорожной пыли и копоти: ведь на улице январь, во всех каминах Парижа пылает огонь.

Однако в назначенный час месье Фелисьен не пришел.

Не пришел он и на следующий день. А ведь он говорил, что работа срочная. Что эти сорочки нужны к первому дню нового года: если он доставит их пусть даже одним днем позже, то потеряет заказчицу.

Мать и дочь не имели понятия, как с ним связаться. Они не знали ни его адреса, ни даже фамилии. Прошлой зимой, когда Фантина еле оправилась от бронхита, он сам пришел в мансарду на улицу Маркаде с отрезом ткани и готовой сорочкой – образцом.

– Это вы вдова Гравийон? Мне сказали, что вы искусная белошвейка и прекрасно шьете сорочки для дам, – обратился он к Фантине прямо с порога. – Если желаете сшить на пробу, может, у меня найдется для вас работа.

Да только он еще не знает, правда ли она такая искусница и умеет содержать работу в чистоте, а рисковать, что Фантина испортит ему ткань, не может – так он сказал. Поэтому он вынужден взять залог – сорок су за отрез ткани и еще столько же за сорочку, которую оставляет как образец.

– Если послезавтра, когда я приду забирать работу, я увижу, что меня не обманули, то верну ваши восемьдесят су и заплачу за работу еще пятнадцать.

Но не было у Фантины для залога даже такого небольшого капитала: каждая монета, которую ей удавалось заработать, сразу же тратилась на прожитье; в их хозяйстве не было никакой возможности откладывать. Сделка, к отчаянию Фантины, могла вот-вот сорваться, как вдруг взгляд месье Фелисьена упал на башмаки у девочки на ногах. Крепкие и почти новые башмаки, которые отец в феврале прошлого года присмотрел у перекупщика для дочери, хотя они тогда свободно болтались у нее на ногах.

– Тем лучше, – заметил Жан-Жак Гравийон. – Если ты будешь хорошо с ними обращаться, они прослужат тебе много лет.

И Софи обращалась с ними хорошо. Она мазала их каждое воскресенье свиным жиром и старалась аккуратно ступать по камням мостовых, когда башмаки были у нее на ногах.

Месье Фелисьен быстро их оглядел и сказал:

– Я не привередливый: эти башмаки прекрасно меня устроят.

– Но они стоят дороже восьмидесяти су, – слабо запротестовала Фантина. – Мы заплатили за них три франка.

– Ну и что? Вы получите их назад послезавтра. Или вы не уверены в себе и боитесь испортить ткань?

И хотя стоял март и улицы Монмартра превратились в болото, Софи два дня проходила босиком, пока ее мать, вооружившись ножницами и иглой, трудилась над белым полотном. К счастью, у месье Фелисьена не нашлось претензий к сшитой сорочке, и с того дня работы у Фантины хватало.

3

Мать Софи не знала, кем были заказчицы белья, которое она шила, не знала она, и сколько зарабатывает месье Фелисьен за посредничество, но это ее не интересовало. Она понимала только одно: чтобы заплатить за жилье, за нехитрую снедь, какую они с Софи могли себе позволить, за ношеную одежду, за иглы и нитки, за свечи (чтобы работать после заката), ей нужно шить не меньше дюжины сорочек в неделю – если месье Фелисьен будет так добр, что предоставит ей заказы.

Это означало пятнадцать часов работы каждый день, включая воскресенье, или тринадцать, если Софи помогала матери подгибать и защипывать. Но Фантина не хотела, чтобы дочка тратила все дни на шитье.

– Это еще почему? – возмущалась мадам Анно. – Девчонке скоро девять. Пора покончить с играми и начать зарабатывать себе на жизнь. Вам сколько было, когда вы начали работать?

Но, к неодобрению привратницы, бедная вдова предпочитала делать всю работу сама, чтобы дочь могла ходить в Школу рабочей взаимопомощи, открытую в их квартале Обществом друзей народа.

Это Пьер Донадье, работавший вместе с отцом Софи, уговорил его два года назад отдать дочь учиться и объяснил, что образование важно не только для мальчиков, но и для девочек. Сам Жан-Жак Гравийон и его жена были неграмотны. Жан-Жак был из тех рабочих, которых на типографском жаргоне прозвали «медведями», потому что они, как медведи в клетке, ходили туда-сюда от матриц к типографским прессам и проворачивали тугие рычаги, чтобы текст с матрицы отпечатывался на бумаге. Это был тяжелый труд, но грамота для него была не нужна. Умение читать и писать требовалось от наборщиков, которых звали «обезьянами», потому что они постоянно суетились – искали необходимые литеры в ста пятидесяти двух ящичках типографского набора.

– Видела бы ты их, Софи, – смеясь, говорил Гравийон дочери. – Ну чисто мартышки, будто блох ищут!

Так что «обезьяны» были людьми образованными, они посещали библиотеки и читальные залы, а в типографии говорили если не о литературе и поэзии, то о политике. А «медведь» Жан-Жак Гравийон слушал их рассуждения о только что напечатанных страницах, смотрел, как они выправляют речи самых просвещенных людей Франции, утверждавших, что, только когда весь народ выучится читать и писать, можно будет вводить всеобщее избирательное право.

Когда Софи впервые у него на глазах написала все буквы своего имени на обрывке бумаги из мясной лавки, отец растрогался, поцеловал ее в лоб, взял с собой в пивную и купил ей кулек конфет и анисовый пончик.

– Она очень смышленая, – сказал он жене. – На будущий год она хорошо выучится и будет читать нам воскресную газету. И мы узнаем, какие пакости готовит правительство беднякам и как нас защищает оппозиция.

А потом он ласково похлопал Фантину по руке и добавил:

– Может, Софи и роман, что печатают по частям на последней странице, будет тебе читать. Я знаю, вы, женщины, с ума сходите по таким вещам.

Софи, при всей ее застенчивости, оказалась отличной ученицей – любознательной, жадной до знаний, с хорошей памятью. Она умела думать и видеть связь между вещами. Учителя ставили ее в пример старшим ученицам и поручали ей младших, чтобы она обучала их первым навыкам чтения и письма.

Увы, Жан-Жак Гравийон не успел порадоваться школьным успехам дочери. Но жена его слов не забыла. И теперь, три года спустя, она предпочитала, чтобы девочка в свободное от школьных занятий время не шила, а читала ей о событиях светской жизни из старых газет, в которые зеленщик заворачивал им репу или картофель. О политике Фантина после смерти мужа и слышать не желала. Чем ей помогло, что она вдова героя Июльской революции? Какая разница, кто сидит на троне – наследники Людовика XVI или Наполеона? И важно ли, что Республика сменилась монархией? Зато Фантине казалось, что, если она будет знать, сколько раз графиня де Мерлен или виконтесса д’Абрант посетили театры – Опера́ или Порт-Сен-Мартен, Одеон или Итальянскую комедию – и как они были одеты, это облегчит ее тяжелый труд. Она знала имена всех самых знаменитых дам Парижа, знала всю их родню и все помолвки дочерей. Она знала самых известных актрис и у кого больше поклонников; знала, кто в каком театре играет, поет или танцует; знала, кто больше всех разбил сердец и кто диктует моду на наряды и прически…

Она была крайне увлечена скандалом в артистическом мире, который разразился из-за новой трагедии Виктора Гюго «Эрнани». И вовсе не оттого, что могла судить о достоинствах литературного произведения, – хотя годом раньше, когда к показу запретили еще одну пьесу Гюго, «Марион Делорм», вместе с мужем разделяла негодование Пьера Донадье и других «обезьян». На этот раз разрешение было дано, но в день премьеры поклонники поэта и его недруги устроили потасовки в театре и на улицах города. Среди сторонников Гюго, как рассказывал хроникер, был даже автор театральных пьес, высокий худой мулат с густыми курчавыми волосами, по имени Александр Дюма. А еще там был молодой художник, скульптор и поэт Теофиль Готье, с длинными черными локонами до пояса – «по моде Меровингов», как он объяснял газетчикам, – одетый в блестящий алый жилет.

Фантина слушала то с любопытством, то с негодованием. Недавно она была всерьез возмущена, когда Софи прочитала ей о молодой аристократке, баронессе Амандине Люсиль Авроре Дюдеван, урожденной Дюпен, которая оставила мужа, покинув замок в провинции, и переехала жить в Париж, где стала якшаться с самыми безалаберными художниками, писать романы вместе со своим юным возлюбленным и подписывать их мужским именем. А в довершение всего – о ужас! – она появлялась на людях в мужской одежде.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации