Текст книги "Происхождение видов"

Способы перехода

Если бы возможно было показать, что существует сложный орган, который не мог образоваться путем многочисленных, последовательных, незначительных изменений, моя теория потерпела бы полное крушение. Но я не могу найти такого случая. Без сомнения, существуют многочисленные органы, для которых мы не знаем переходных ступеней, в особенности, если мы остановим внимание на крайне изолированных видах, вокруг которых, согласно моей теории, происходило значительное вымирание. Или опять-таки, если мы возьмем орган, общий для всех представителей класса; так как в этом случае орган должен был первоначально образоваться в отдаленный период, лишь после которого развились все многочисленные представители этого класса, то, чтобы найти ранние переходные ступени, через которые проходил орган, надо обратиться к крайне древним прародительским формам, уже давно вымершим.

Мы должны соблюдать крайнюю осторожность, заключая, что тот или другой орган не мог образоваться посредством ряда переходных ступеней. Можно было бы привести множество примеров того, что один и тот же орган исполняет у низших животных одновременно совершенно различные функции; так, у личинки стрекозы и у рыбы Cobites пищеварительный канал несет функции дыхания, пищеварения и выделения. У гидр все животное может быть выворочено наружу, и наружная поверхность будет тогда переваривать пищу, а желудок будет дышать. В таких случаях естественный отбор, если бы это было выгодно, мог бы специализировать целый орган или часть органа, выполнявшего раньше две функции, только на одной какой-нибудь функции, и таким образом нечувствительными ступенями глубоко изменил бы их характер. Известно много растений, производящих одновременно цветы различного строения; если бы эти растения стали производить цветы одной формы, то в результате получилось бы глубокое изменение в признаках вида, осуществленное сравнительно внезапно. Тем не менее вероятно, что оба эти сорта цветов, встречающиеся на одном и том же растении, первоначально дифференцировались путем постепенных нечувствительных переходов, которые в некоторых немногочисленных случаях можно проследить еще и теперь.

Далее, два различных органа или тот же самый орган в двух очень различных формах могут исполнять одновременно у той же особи одну и ту же функцию, и это представляет крайне важный способ перехода; остановимся на одном примере: существуют рыбы, дышащие посредством жабр воздухом, растворенным в воде, и в то же время свободным воздухом из их плавательного пузыря, причем этот орган снабжен перегородками, крайне богатыми сосудами и имеет ductus pneumaticus, доставляющий воздух. Заимствуем другой пример из растительного царства: вьющиеся растения всползают тремя различными способами – извиваясь спиралью, цепляясь своими чувствительными усиками или присасываясь своими воздушными корешками; эти три способа обычно встречаются в различных группах, но некоторые немногочисленные виды осуществляют два или даже все три способа у одной и той же особи. Во всех таких случаях один из двух органов легко может изменяться и совершенствоваться, так что будет один исполнять всю работу, но в течение самого процесса изменения будет пользоваться поддержкой другого; а затем этот второй орган может приспособиться к совершенно иной функции или совершенно исчезнуть.

«Всякий философски мыслящий человек хорошо знает, что старое изречение „Глас народа – глас Божий“ не может пользоваться доверием в науке»

Пример с плавательным пузырем рыб особенно хорош, так как наглядно обнаруживает тот в высшей степени важный факт, что орган, построенный первоначально для одной функции, а именно для поддержания плавающего тела, может быть приспособлен для совершенно иной функции, именно для дыхания. Плавательный пузырь у некоторых рыб может также выработаться в добавочный аппарат слухового органа. Все физиологи допускают, что плавательный пузырь гомологичен или «идеально подобен» по положению и строению легким высших позвоночных животных; отсюда нет основания сомневаться в том, что плавательный пузырь действительно превратился в легкие или орган, исключительно употребляемый для дыхания.

В соответствии с этим взглядом можно прийти к заключению, что все позвоночные животные с истинными легкими произошли путем обычного размножения от древнего, неизвестного прототипа, который был снабжен аппаратом для всплывания, или плавательным пузырем. Таким образом, мы можем понять, как я это заключаю из интересного описания этих частей, данного Оуэном, тот странный факт, что каждая частица пищи или питья, которую мы проглатываем, должна проходить над отверстием дыхательного горла, рискуя попасть в легкие, несмотря на удивительное приспособление, при помощи которого закрывается голосовая щель. У высших позвоночных жабры совершенно исчезли, но у зародыша щели по бокам шеи и петлевидные артериальные дуги все еще отмечают свое прежнее положение. Однако мыслимо, чтобы совершенно утраченные в настоящее время жабры были постепенно переработаны естественным отбором для какой-нибудь иной цели: так, например, Ландуа показал, что крылья насекомых развились из трахей; таким образом, весьма вероятно, что в этом обширном классе органы, когда-то служившие для дыхания, действительно превратились в органы летания.

При обсуждении вопроса о переходах между органами так важно не упускать из виду возможности превращения одной функции в другую, что я приведу еще один пример. Стебельчатые усоногие имеют две маленькие складки кожи, названные мною яйценосными уздечками, которые служат благодаря липкому выделению для прикрепления яиц до тех пор, пока из них не вылупится молодь внутри мешочка. Эти

усоногие не имеют жабр, а вся поверхность их тела и мешочка вместе с маленькими уздечками служит для дыхания. У Balanidae, или сидячих усоногих, с другой стороны, не существует этих яйценосных уздечек; яйца лежат свободно на дне мешка внутри тщательно закрытой раковины; но на том же месте, где помещаются уздечки, у них имеются сильно складчатые перепонки, свободно сообщающиеся с циркуляционными полостями мешка и всего тела и рассматриваемые всеми натуралистами как жабры. Я полагаю, никто не станет спорить, что яйценосные уздечки в одном семействе и жабры в другом строго между собой гомологичны; в действительности эти органы постепенно переходят один в другой. Таким образом, нельзя сомневаться в том, что эти две маленькие складочки кожи, первоначально служившие как яйценосные уздечки и в то же время в слабой мере участвовавшие в дыхании, постепенно, под влиянием естественного отбора, превратились в жабры, просто увеличившись в своих размерах и утратив свои липкие железы. Если бы все стебельчатые усоногие вымерли – а они подверглись истреблению более, чем сидячие, – кому пришло бы в голову, что жабры в этом последнем семействе существовали некогда в виде органов, служивших только для того, чтобы препятствовать вымыванию яичек из мешка?

Существует и другой возможный способ перехода, а именно – через ускорение или замедление периода воспроизведения. Профессор Коп и другие ученые в Соединенных Штатах в последнее время особенно на этом настаивают. Теперь известно, что некоторые животные могут размножаться в очень раннем возрасте, даже прежде чем они приобрели вполне развитые признаки; если бы у какого-нибудь вида эта способность прочно установилась, то он, по-видимому, рано или поздно утратил бы зрелые стадии развития, и в таком случае, особенно если личинки резко отличались от взрослого животного, организация вида сильно изменилась и понизилась бы. Далее, немалое число животных уже по достижении зрелости продолжает изменяться в своих признаках в течение почти всей своей жизни. Так, например, у млекопитающих форма черепа нередко значительно изменяется с возрастом, чему д-р Мюри привел разительные примеры у тюленей; всякий знает, что разветвления рогов у оленя с возрастом более и более усложняются, равно как и оперение у некоторых птиц становится более развитым. Профессор Коп свидетельствует, что у некоторых ящериц форма зубов с годами значительно изменяется; у ракообразных, по наблюдениям Фрица Мюллера, не только многочисленные несущественные, но и некоторые важные части принимают совершенно новый характер после достижения полной зрелости. Во всех таких случаях – а их можно было бы привести немало, – если бы возраст воспроизведения был задержан, то и характер видов, по крайней мере в их взрослом состоянии, изменился бы; возможно также, что в некоторых случаях начальные и более ранние стадии развития протекают быстрее и, наконец, утрачиваются. Часто ли изменяются виды при помощи такого сравнительно внезапного способа перехода и изменяются ли они вообще этим способом, не берусь судить, но если он когда-нибудь имел место, то, вероятно, самые различия между молодым и зрелым и между зрелым и старым возрастом первоначально приобретались только постепенными шагами.

Особые затруднения, встречаемые теорией естественного отбора

Хотя мы должны соблюдать крайнюю осторожность, приходя относительно того или иного органа к заключению, что он не мог образоваться путем последовательных, малых переходных ступеней, тем не менее встречаются случаи, представляющие серьезные затруднения.

Одно из таких самых серьезных затруднений заключается в том, что бесполые насекомые часто отличаются по своей организации как от самцов, так и от способных плодиться самок; но этот вопрос будет рассмотрен в следующей главе. Электрические органы рыб представляют второе исключительное затруднение, потому что трудно представить себе, через какие промежуточные ступени могли проходить эти изумительные органы. Но это неудивительно, так как мы не знаем даже, для чего они служат. У Gymnotus и у Torpedo они, конечно, представляют собою могущественные орудия защиты, а может быть, и преследования добычи, но у ската Raja, как заметил Маттеуччи, аналогичный орган в хвосте производит мало электричества, даже когда животное раздражено, – так мало, что он едва ли может служить для указанных двух целей. Сверх того у Raja, помимо указанного органа в хвосте, существует, как показал доктор Р. Макдоннелл, другой орган близ головы, относительно которого неизвестно, следует ли его признать за электрический, но который, по-видимому, гомологичен электрической батарее у Torpedo. Общепризнанна тесная аналогия этих органов с обыкновенными мышцами как по внутреннему строению и распределению нервов, так и по воздействию на них различных реактивов. Должно заметить, что мышечное сокращение сопровождается электрическим разрядом, и, по словам доктора Радклиффа, «в электрическом аппарате Torpedo существует в состоянии покоя заряд, совершенно подобный тому, который существует в покоящейся мышце и нерве, а разряду Torpedo, вместо того чтобы представлять что-либо исключительное, может быть только иной формой разряда, обнаруживающегося при действии мышцы и двигательного нерва». Далее этого пока наше объяснение в настоящее время не простирается, но так как наши сведения об этих органах еще весьма недостаточны, и мы ровно ничего не знаем о строении и образе жизни предков нынешних электрических рыб, то было бы крайне смело утверждать, что не могло существовать никаких подходящих переходных форм, проходя через которые, эти органы постепенно развились.

Но эти органы представляют и другое, может быть, более серьезное затруднение; они встречаются почти у дюжины различных рыб, из которых иные связаны только очень отдаленным родством. Когда один и тот же орган встречается у нескольких представителей одного класса, в особенности же у таких, которые обитают при очень различных жизненных условиях, мы обыкновенно можем приписать его присутствие унаследованию от одного общего предка, а его отсутствие у некоторых представителей – потере вследствие неупражнения или благодаря естественному отбору. Таким образом, если бы электрические органы были унаследованы от какого-нибудь древнего предка, мы должны были бы ожидать, что все электрические рыбы находились в близком родстве; но на деле это не так. Геология также не дает оснований предполагать, что большинство рыб обладало некогда электрическими органами,

утраченными их изменившимся потомством. Но когда мы присматриваемся к делу ближе, мы убеждаемся, что у различных рыб, снабженных электрическими органами, последние расположены в различных частях тела, что они построены различным образом как в отношении распределения пластин, так, согласно Пачини, и по способу возбуждения в них электричества и, наконец, что они снабжены нервами, направляющимися из различных центров; это последнее различие, быть может, самое существенное. Таким образом, у различных рыб, снабженных электрическими органами, эти последние не могут быть рассматриваемы как части гомологичные, но только как органы, аналогичные по своей функции. Следовательно, нет основания предполагать, что они были унаследованы от общего предка, так как в подобном случае они должны были бы близко походить друг на друга во всех отношениях. Таким образом, затруднение, заключающееся в факте появления, по-видимому, одного и того же органа у видов, находящихся в очень отдаленном родстве, отпадает само собой, оставляя только хотя и меньшее, но все еще достаточно большое затруднение, – именно, неизвестность тех ступеней, через которые должен был пройти этот орган у каждой отдельной группы рыб.

«Обширные ряды фактов, не объяснимых с иной точки зрения, объясняются теорией изменения путем естественного отбора»

Органы свечения, встречающиеся у немногих насекомых из очень далеко отстоящих друг от друга семейств и расположенные в различных частях тела, представляют при нашем современном состоянии знаний о них пример трудности, совершенно аналогичной с трудностями, представляемыми электрическими органами. Можно привести и еще подобные примеры; так, например, у растений в высшей степени удивительное устройство пыльцевой массы, снабженной ножкой с липкой желёзкой на конце, почти одинаково у Orchis (орхидеи) и у Asclepias (ласточника), двух родов, настолько далеких друг от друга, насколько это возможно у цветковых растений; но и на этот раз части не гомологичны. Во всех случаях, когда далекие друг от друга в систематическом отношении организмы снабжены сходными своеобразными органами, оказывается, что, как бы велико ни было сходство этих органов по общему виду и функции, можно всегда обнаружить существенные различия между ними. Так, например, глаза у головоногих и у позвоночных с виду поразительно сходны; но в таких далеких группах ни малейшая доля сходства не может быть приписана унаследованию от общего предка. М-р Майварт выдвигал этот пример как особое затруднение, но я не усматриваю, в чем собственно заключается сила его аргумента. Всякий орган зрения должен быть образован из прозрачной ткани и должен заключать известного рода хрусталик, чтобы отбрасывать изображение на заднюю стенку затемненной камеры. Далее этого поверхностного сходства едва ли можно найти какое-либо действительное сходство между глазом головоногих и позвоночных, как это с очевидностью вытекает из прекрасного исследования Гензена о глазе головоногих. Я не могу здесь входить в подробности, но должен все же указать на некоторые черты различия. Хрусталик у высших головоногих состоит из двух частей, помещенных одна за другой, как две линзы; и та, и другая как по строению, так и по положению коренным образом отличаются от того, что мы видим у позвоночных. Сетчатка совершенно иначе построена, с перевернутым расположением ее составных частей и с большим нервным узлом, заключенным внутри самих оболочек глаза. Отношение мускулов так различно, как только можно себе представить; то же относится и к другим частям. Отсюда довольно трудно даже решить вопрос, насколько можно употреблять одни и те же термины при описании глаз головоногих и позвоночных. Конечно, всякий волен отрицать, что в том и другом случае глаз выработался путем естественного отбора последовательных слабых изменений, но, если это допустить в одном случае, ясно, что это возможно и в другом, и коренное различие в строении органа зрения у двух групп можно было бы предвидеть на основании этого взгляда на способ их образования. Подобно тому как два человека иногда независимо один от другого нападают на одно и то же изобретение, так, по-видимому, и в различных приведенных выше случаях естественный отбор, действуя на пользу каждого существа и пользуясь каждым благоприятным изменением, произвел органы, сходные, поскольку это касается их функции, у различных существ, но не обязанные ни одной из сходных своих черт унаследованию от общего предка.

«Бесчисленные промежуточные разновидности, тесно связывающие все виды одной группы, когда-то существовали, но самый процесс естественного отбора постоянно клонится к тому, чтобы истреблять родоначальные формы и промежуточные звенья»

Фриц Мюллер, желая подвергнуть проверке выводы, к которым я прихожу в этой книге, тщательно проследил почти сходную линию доказательств. Некоторые семейства ракообразных заключают несколько видов, снабженных особым дыхательным аппаратом и приспособленных к жизни вне воды. В двух из этих семейств, особенно тщательно исследованных Мюллером и близко друг с другом родственных, виды сходны друг с другом по всем существенным признакам, а именно органам чувств, системе кровообращения, расположению пучков волосков внутри сложного желудка и, наконец, по всему строению служащих для дыхания в воде жабр, вплоть до микроскопических крючков, которые очищают их. Вследствие этого можно было бы ожидать, что и у немногочисленных видов обоих семейств, живущих на суше, столь же важные аппараты для воздушного дыхания будут также сходны; в самом деле, почему бы только этот единственный аппарат, служащий для одинаковой цели, оказался бы различным, между тем как другие важные органы вполне между собой сходны или даже тождественны.

Фриц Мюллер заключает, что это близкое сходство в столь многочисленных чертах строения в соответствии с защищаемыми мною взглядами должно объясняться наследственным влиянием какого-то общего предка. Но так как громадное большинство видов в указанных двух семействах, равно как и большинство всех ракообразных, ведет водный образ жизни, то представляется в высшей степени невероятным, чтобы их общий предок был приспособлен к воздушному дыханию. Это заставило Мюллера тщательно изучить аппарат дышащих воздухом видов, и он убедился, что у каждого из них этот аппарат отличался в нескольких весьма существенных отношениях, каковы положение отверстий, способ их открывания и закрывания и некоторые другие второстепенные подробности. Такие различия вполне понятны, их даже следовало ожидать, исходя из предположения, что виды, принадлежащие к различным семействам, медленно приспособлялись ко все более и более продолжительной жизни вне воды и к дыханию воздухом. Так как эти виды принадлежали к различным семействам, то они должны были в известной мере различаться, и в силу того, что природа всякого изменения зависит от двух факторов, – природы самого организма и природы окружающих условий, – их изменения не могли быть вполне тождественными. Следовательно, естественному отбору предоставлялся различный материал, т. е. различные изменения, для обработки и приведения к одинаковому функциональному результату; понятно, что приобретенные таким образом органы неизбежно должны были различаться между собой. На основании гипотезы отдельных актов творения приводимый пример с начала до конца оставался бы непонятным. Этого рода аргументация, по-видимому, всего более повлияла на Фрица Мюллера и побудила его принять те воззрения, которые я привожу в этой книге.

Другой выдающийся зоолог, покойный профессор Клапаред, рассуждая сходным образом, пришел к тому же результату. Он указывает на то, что существуют паразитические клещи (Acaridae), принадлежащие различным подсемействам и семействам и снабженные прицепками для охватывания волос. Эти органы должны были образоваться независимо одни от других, так как могли быть унаследованы от общего предка, и у различных групп они образованы видоизменением передних ног, задних ног, челюстей или губ и придатков на нижней поверхности задней части туловища.

Предшествующие примеры показывают нам, как достигался один и тот же результат, осуществлялась одна и та же функция у существ, только мало между собой родственных или совсем не родственных, при помощи органов, очень сходных по внешнему виду, но не по развитию. С другой стороны, по обычному в природе правилу та же цель достигается самыми разнообразными средствами, даже иногда у близко между собой родственных форм. Как различно построены оперенное крыло птицы и перепончатое крыло летучей мыши и как еще более различаются четыре крыла бабочки, два крыла мухи и снабженные надкрыльями два крыла жука. Двустворчатые раковины построены так, чтобы открываться и закрываться, но сколькими разнообразными способами осуществлена конструкция этого шарнира, начиная с длинного ряда плотно захватывающих друг за друга зубцов, как у Nucula, и кончая простой связкой, как у ракушки (Mytilus)! Семена разносятся или просто благодаря их малым размерам, или их коробочка превращается в легкую оболочку, подобную воздушному шару, или они погружены в питательную, ярко окрашенную мякоть, образовавшуюся из самых различных частей и привлекающую птиц, которые и пожирают их, или они снабжены разнообразными крючками и якорями или зазубренными остями, которыми запутываются в шерсти четвероногих, или же, наконец, они снабжены различными по форме и изящными по строению летучками и хохолками, благодаря которым семена подхватываются малейшим ветерком. Приведу еще пример, так как этот вопрос о достижении одной и той же цели различными средствами заслуживает внимания. Некоторые авторы утверждают, что органические существа были созданы различным образом просто ради разнообразия – как игрушки в игрушечной лавке, – но такое воззрение на природу совершенно невероятно. Растениям раздельнополым и тем растениям, у которых цветы хотя и обоеполы, но пыльца не попадает сама на рыльце, необходима посторонняя помощь для оплодотворения. У самых различных растений это достигается благодаря тому, что пыльца, будучи рассыпчатой и легкой, подхватывается ветром и случайно попадает и на рыльце; это, конечно, простейший способ, какой только можно себе представить. Почти такой же простой, хотя и совершенно иной прием осуществляется у многих растений тем, что их симметричные цветы, выделяющие несколько капель нектара, посещаются вследствие этого насекомыми, которые и переносят пыльцу с тычинок на рыльце.

Coryanthes speciosa:

L – губа, В – ведро губы, H – придатки, выделяющие жидкость, P – сточная трубочка ведра, над которой навис конец колонки, несущий пыльник и рыльце

Начиная с этой простейшей стадии, мы можем проследить почти неистощимый ряд приспособлений, которые все ведут к одной и той же цели и осуществляют свое действие в основном одинаковым способом, но связаны с изменением почти всех частей цветка. Нектар может отлагаться во вместилищах самой разнообразной формы, а тычинки и пестики могут быть изменены самыми различными способами, то образуя своего рода ловушки, то обнаруживая крайне точно согласованные движения, вызываемые раздражимостью или упругостью. От этих органов мы можем пойти еще далее, пока не встретим такого изумительного приспособления, как то, которое было недавно описано д-ром Крюгером у Coryanthes. У этой орхидеи часть labellum, или нижней губы, образует углубление в виде большого ведра, в которое из двух находящихся над ним железистых роговидных отростков непрерывно падают капли почти чистой воды; когда ведро наполовину наполнится, вода стекает из него по боковому желобку. Базальная часть губы расположена выше ведра и сама также образует углубление в виде камеры с двумя боковыми отверстиями; в этой камере находятся любопытные мясистые гребешки. Самый изобретательный человек, если бы он не видел, что происходит в этом цветке, не отгадал бы, для чего служат все эти части. Но д-р Крюгер видел множество шмелей, посещавших гигантские цветы этой орхидеи не для того, чтобы высасывать нектар, а чтобы обгладывать гребешки в камере губы над ведром; делая это, они нередко сталкивали друг друга в ведро, и те, у которых крылья, вследствие этого, намокали, не могли улетать, но должны были проползать через проход, образованный желобком, отводящим воду. Д-р Крюгер наблюдал «непрерывную процессию» шмелей, выбиравшихся таким образом из их невольной ванны. Проход очень узок и сверху прикрыт, как сводом, колонкой, несущей пыльники и рыльце, так что шмель, силою пролагая себе путь из цветка, вынужден тереться спинкой сначала о липкое рыльце, а затем о липкие железки пыльцевых масс. Приклеенные таким образом к спинке шмеля, который первым выбрался через проход из недавно распустившегося цветка, эти пыльцевые массы выносятся таким образом наружу. Д-р Крюгер прислал мне заспиртованный цветок со шмелем, который был убит прежде, чем он успел из него выползти, с прилипшей к его спинке пыльцевой массой. Когда шмель, снабженный такой пыльцевой массой, прилетит на другой цветок или вторично на тот же, и его товарищи снова столкнут его в ведро, а он снова будет проползать через желобок, пыльцевая масса обязательно придет в соприкосновение с липким рыльцем, пристанет к нему, и цветок окажется оплодотворенным. Таким образом, мы, наконец, обнаруживаем все значение каждой части цветка: выделяющих воду рожков, ведра, наполовину наполненного водой, мешающего шмелю улететь и вынуждающего его ползти в желоб и продираться мимо надлежащим образом расположенных липких пыльцевых масс и липкого рыльца.

«Шансы нахождения в ископаемом состоянии видов с переходными ступенями в строении органов будут всегда малы по сравнению с шансами нахождения видов с вполне выработанными органами, так как первые всегда были менее многочисленны»

У другой, близкой в систематическом отношении, орхидеи – у Catasetum – строение цветка совершенно иное, хотя не менее удивительное и служащее для той же цели. Шмели посещают эти цветки, так же как и цветки Coryanthes, для того чтобы обгладывать губу, – при этом они неизбежно задевают за длинный, заостряющийся к концу чувствительный отросток или, как я его назвал, сяжок. Этот сяжок при малейшем прикосновении передает раздражение или сотрясение перепонке, которая моментально разрывается, благодаря чему освобождается пружина, которая выбрасывает пыльцевую массу, как стрелу, в надлежащем направлении, так что своим липким концом она пристает к спинке шмеля. Пыльцевая масса мужского растения (у этой орхидеи цветы раздельнополы) переносится таким образом на цветок женского растения, приходит в соприкосновение с его рыльцем, поверхность которого достаточно липка, чтобы порвать эластичные нити и удержать пыльцу, благодаря чему и достигается оплодотворение.

Спрашивается, каким образом можем мы объяснить в этом последнем случае и в бесчисленном множестве других случаев постепенное усложнение организации и осуществление одной цели самыми разнообразными средствами. Ответ, как уже было замечено, будет, несомненно, тот, что при изменении двух форм, уже отличающихся одна от другой в некоторой слабой степени, эти изменения не могут быть совершенно одинакового свойства, а следовательно, и результаты, достигаемые естественным отбором, хотя и клонятся к одинаковой цели, не могут быть одинаковыми. Мы не должны также упускать из виду, что каждый высокоразвитый организм прошел через много изменений, что каждое изменение в строении имеет наклонность передаваться по наследству, так что ни одно изменение не может быть легко полностью утрачено, а будет вновь и вновь изменяться далее. Таким образом, организация каждой части любого вида, для чего бы она ни служила, является суммой многих унаследованных изменений, через которые прошел данный вид в своем последовательном приспособлении к менявшимся условиям и образу жизни.

В конце концов, хотя во многих случаях трудно даже себе представить, через какой ряд переходных форм тот или другой орган достиг своего современного состояния, тем не менее, имея в виду, как ничтожно число современных, нам известных форм по сравнению с вымершими и нам неизвестными, я могу только удивляться тому, насколько незначительно число органов, по отношению к которым нам не известно никаких переходных ступеней. Несомненно верно то, что новые органы, как бы созданные для некоторой специальной цели, редко или даже никогда не возникают у одного какого-нибудь существа – это выражено в старинном, хотя, может быть, и несколько преувеличенном естественно-историческом изречении «Natura nоn facit saltum.» («Природа не делает скачков»). Мы встречаемся с этим допущением в произведениях почти всех опытных натуралистов; Мильн-Эдвардс превосходно выразил ту же мысль в следующих словах: Природа щедра на разнообразие, но крайне скупа на нововведения. Почему же на основании теории Творения так много разнообразия и так мало действительной новизны? Почему все части и органы многочисленных, совершенно независимых существ, которые, как предполагает эта теория, были созданы каждое отдельно для занятия определенных мест в природе, обыкновенно связаны друг с другом постепенными переходами? Почему Природа не переходит внезапными скачками от одного строения к другому? На основании теории естественного отбора мы можем ясно понять, почему естественный отбор действует, только пользуясь каждым слабым последовательным уклонением; он никогда не может делать внезапных больших скачков, а всегда продвигается короткими, но верными, хотя и медленными шагами.