Текст книги "Хроники Доминиона. Меч Самурая"

С ревом булава описала в воздухе дугу, оставив позади себя искрящий багровый шлейф, и выпала из рук человека. Закашлявшись, Альберт рухнул на колени и судорожно хватал ртом воздух.

– Пламя доминанты, – безразлично объявил Гонк, холодно наблюдая за страданиями человека. – Так и знал, что ты сможешь. Раз можешь говорить, я был уверен, получится. Звери так не могут. Да, ты проиграл. Да, ты слабак. Но ты можешь то, что никогда не сможет ни один безродный раб. Они даже не смеют смотреть мне в глаза, но ты! Ты! – цатэр повысил голос, отчего у изрядно пострадавшего человека остро заболели еще и уши. – Не боишься меня! Постоянно препираешься! Со мной! Цатэром! Самым ужасным воплощением воли Алегрофа! Как? Откуда ты берешь на это силы?!

Гонк подхватил булаву и, сдавив ее, со всего размаха швырнул себе под ноги. С грохотом она взорвалась, оставив после себя кратер и осыпав человека песком.

– Учиться не стыдно. Стыдно быть слабаком. Поэтому я буду тебя учить. Как не быть слабаком.

Всю ночь Альберт не мог сомкнуть глаз. Как там цатэр назвал это? «Пламя доминанты»? Что-то подобное он говорил и тогда, когда отказался пускать его на арену… Теперь он не мог думать ни о чем другом, раз за разом повторяя в памяти картину того мгновения.

Как он берет оружие из рук цатэра, замахивается, делает привычное движение… Он помнил, что рукоятка была теплой, даже горячей, и покалывала кожу, но он не обратил на это внимания, списав на нагрев от ладони гиганта. В момент удара руку его словно на мгновение окунули в кипящий котел, и это тоже не было иллюзией – теперь в том месте, где кожа его соприкасалась с поверхностью оружия, краснели яркие ожоги.

В тот миг он почувствовал себя таким сильным, непобедимым… Нет. Никакого обмана. Всё это время он был свидетелем множества невероятных вещей, но теперь и сам, своими руками сделал что-то невообразимое.

Всё его естество сопротивлялось допустить мысль, что ужасный цатэр, представитель народа, причинившего ему столько страданий, действительно мог его чему-то обучать. В несуразной, дикой, варварской манере…

Он вновь проиграл в голове воспоминание, как легкие его молниеносно сжались под давлением доминанты… Но чего-то не хватало, какая-то важная деталь выпала у него из памяти, и вновь он погрузился в бесплодные поиски в потемках своего сознания.

Лишь под самое утро ему удалось ненадолго прикрыть глаза.

* * *

Цатэр появился точно по расписанию. Здоровенный мешок, перетянутый кожаным ремнем, свисал с плеча гиганта, намекая, что на сегодня тот приготовил что-то особенное.

– Эй, мелкий! Аль Берт! Я добыл тебе новый титул, теперь ты дьярфо!

Человек поднялся на ноги и, обдумывая сказанное, посмотрел на гиганта. Слово звучало весьма просто, он ощущал его значение, символизм, будто на него повесили яркую ленту, четко закреплявшую статус в обществе.

– Дь… йа… дя… – попытался он произнести слово, но лишь издал несколько нелепых звуков. Слово не поддалось ему, и легкая паника просквозила в голосе мужчины. – Что… Что это значит?

– А-а-а, так на чистом ты не можешь, значит… – зловеще ухмыльнувшись, потер подбородок цатэр. – На новом языке это значит «ученик».

Нет, значение Альберт и так инстинктивно понимал, его вопрос заключался не в этом. Необычное слово, похоже, скрывало гораздо больше смысла, чем могла вместить простая языковая конструкция.

– Что это значит для меня?

Цатэр снял тяжелую ношу и, приставив к стене, задумчиво постучал костяшками пальцев по подбородку, не торопясь подбирая слова.

– Некоторые народы умеют приручать разных забавных тварей и обучать их трюкам… – медленно начал он, но человек тотчас перебил его.

– Что?! – возмутился Альберт. Только он начал сомневаться в абсолютной бездушности цатэра, как тот сделал его своей ручной обезьянкой! Гонк лишь ухмыльнулся.

– Не смотри на меня так! Это гораздо лучше, чем быть безродным рабом. Теперь не нужно запирать тебя на септы вялой, можешь свободно ходить по городу, спать где хочешь, есть где хочешь… Точно! – воскликнул цатэр, бросив взгляд на сморщенный кусок мяса, всё это время служивший человеку источником пищи. – Пойдем! Будем есть! Бери свой корм и заходи в дом! – последние слова его прозвучали особенно ярко и остро.

Вот! Та деталь! Приказ! Вновь тело его двинулось вопреки воле, и не желавший делить с цатэром трапезу человек внезапно обнаружил себя сидящим подле остатков своих припасов, руки его потянулись к мясу, но усилием воли он остановил их. Что бы он там ни надумал, цатэр всё еще легко мог контролировать каждый его шаг. Он медленно оглянулся, и взгляд его задержался на окровавленной кляксе на стене. «Нет, никогда не стоит доверять цатэру! Это порождение зла, творение ненависти!» – такие мысли пробились сквозь отуманенное зловещей волей легионера сознание человека.

– Ха! Сокрушительно! – воскликнул цатэр, хлопнув себя по коленям. – Умеешь сопротивляться Слову! Как? Самый лучший дьярфо!

Махнув на человека рукой, Гонк подхватил сверток и, бросив тому через плечо «Ну и не иди!», удалился. Он не пытался скрыть ни существования самого «приказа», ни того, что он использовал его на Альберте. Догадки подтвердились, вот как вчера он смог сотворить то чудо с булавой. Последний раз цатэр использовал приказ, но он был слишком зол, чтобы заметить это. И он исполнил его беспрекословно. А сейчас сумел противостоять. Но почему сам цатэр был столь доволен?

Внутри человека птицей в клетке билось противоречие. Гонк, чудовищный цатэр, не причинял ему особого вреда… С другой стороны, «обучать трюкам забавных тварей» – это вообще никуда не годилось!

– Я человек! – выкрикнул Альберт, хотя здесь он оставался в одиночестве. Клетка была открыта, и ничто, кроме уязвленной гордости, не удерживало его внутри. В конце концов, цатэр всего лишь позвал его на завтрак – в свойственной ему безжалостной манере легионера. И лучшее, что он может сейчас сделать, принять правила изувера, выудить из него как можно больше информации. Оторвав ломоть сушеного мяса, Альберт отправился в основную часть жилища.

В зале никого не было. Темный багровый огонь тихо потрескивал в камине, а на столе освещенная прямоугольным столпом света из дыры в потолке красовалась целая нога слепого зверя, на кости и сырая. Кровь стекала по кривой поверхности столешницы и капала на расстеленные на полу шкуры.

Потирая руки, с опустевшим мешком на плече на пороге показался хозяин жилища.

– Пришел всё-таки! Хорошо! Залезай на стол! – крикнул цатэр, небрежно отшвырнув мешок в угол.

Альберт не сдвинулся с места. Приказ? Нет. В этот раз голос гиганта был ровным. В черепной коробке не звенел острый металл. Помедлив, человек всё же пошёл к столу и, припомнив, как это сделал рейтар, взобрался по выступам на одной из ножек.

Оказавшись на вершине, помимо разложенной на грубом блюде конечности, Альберт обнаружил расстеленную у самого края небольшую шкурку прямо напротив лавки, на которой расселся великан. Это место цатэр приготовил специально для него. Альберт осторожно устроился на ней и исподлобья бросил на гиганта недоверчивый взгляд.

– Злишься? Хорошо, – усмехнулся Гонк, поймав его взгляд. – Ешь. Кровавая мразь – пища для Воинов. Хорошая. Сегодня тренироваться не будем, будем говорить.

Подхватив с блюда ногу, он впился в нее острыми зубами и, резко дернув головой, вырвал здоровенный ломоть плоти. Кровь зверя брызнула во все стороны, лишь чудом не попав на Альберта.

Громко чавкая, гигант пережевывал мясо; вопиющее варварство и невероятная дикость никоим образом не способствовали пробуждению аппетита, но всё же человек, отщипнув небольшой кусочек, бросил его в рот и приступил к жеванию, не проронив ни слова.

– Верно, жареная лучше! – объявил цатэр и, перекинув руку через спинку лавки, просунул пищу прямиком в топку камина. Зашипело мясо, под напором темного бездымного пламени тут же разливаясь ароматом горелой плоти. Когда гигант извлек его, Альберт успел заметить, что кожица снаружи обуглилась, но внутри блюдо высокой цатэрской кухни оставалось столь же сырым, лишь едва просохнув.

– Сокруши-и-и-ительно… – блаженно протянул гигант, прожевав следующий кусочек. – Давай так, сначала я спрашиваю, а ты отвечаешь, потом спрашиваешь ты, а я буду отвечать. Любые вопросы. Согласен?

– Согласен! – молниеносно отозвался Альберт, едва не подавившись пищей. У него были разные планы, как выведать хотя бы крупицу знаний, но он и подумать не мог, что цатэр сам предложит подобные честные условия.

Но честные ли? Цатэр обещал ответить на вопрос, но потребовал спрашивать первым. Что он спросит? Сейчас уже поздно было взвешивать варианты. Гонк, схватив зубами самую середину, громко, с звучным хрустом переломил конечность и, разгрызя вместе с костями почти половину, отложил остаток на огромное блюдо. Он и сам не особо спешил, хорошо обдумывая свой вопрос.

– Ты воин своего народа? – наконец произнес он.

Вот что интересовало дикаря! Вопрос оказался не так прост: Альберт понимал значение слова не до конца. Но не чувствовал ни злого умысла, ни принуждения. Слово «воин», похоже, имело в Легионе несколько более обширное значение, нежели тот смысл, который видел в нем человек. И подсознательно он чувствовал, что в его случае ответом будет и да, и нет.

– Я сэкондар, – подобрал наиболее подходящий ответ Альберт.

– Стой-стой. Так не пойдет. Ты научился говорить на нашем, но знаешь мало слов. Когда ты используешь чужие слова, слова своего наречия, я не понимаю. Что значит «Сэ Кон Дар»? Я не понимаю. Говори так, чтобы я понял, объясняй, как я про дьярфо, или ответ не считается, – погрозил цатэр ему пальцем.

Альберт задумался: неужели он действительно столь хорошо овладел языком, некогда звучавшим чуждым звериным рычанием, что мог теперь легко добавлять туда слова родного ему, и ведь цатэр при этом его понимал! Вернее, лишь слышал, не понимал. Так же, как и он когда-то слышал, но не понимал легионеров. Гигант потребовал объяснений… Справедливо.

– У нас две армии. «Прима» и «Сэконда». Воины. «Прима» – больше, лучше. «Сэконда» – вторая армия. Я из «Сэконды».

– Ха! Какая глупость! Зачем вам две армии? – развел руками в стороны гигант.

Человек удивленно вскинул брови. Как странно…

Он не знал, где, в каком захолустном мирке он очутился, как далеко от родины оказался. Из какой дьявольской бездны вырвались все кошмарные представители Легиона, но даже здесь он услышал тот же вопрос, что регулярно слышал дома из уст своего лучшего друга Николая. Какой ответ ему выбрать?

Сказать, что «Прима», оставшись в гордом одиночестве, столь безобразно злоупотребляла властью, что народ не мог не восстать против ими же избранных защитников, что должны были воплощать в себе все лучшие качества их цивилизации?

Сказать, что природа человека порочна, и на протяжении всей истории своего существования люди только и делали, что боролись между собой, и стоит лишь ненадолго утихнуть бесчисленным распрям в болоте единства, как вновь разгораются искры конфликта?

Сколько раз он спорил с Ником об этом? И верно, должно быть, природе всего человеческого не чужда ни злоба, ни ненависть, ибо как еще ему, человеку, поддался бы голос, язык Легиона, из чистой злобы сотканный?

Впрочем, сейчас он не собирался отвечать никак.

– Это уже другой вопрос.

– Верно, – кивнул цатэр. – Теперь ты спрашивай.

Вот и пришел его черед. Что же спросить? У него было столько вопросов… Что выбрать первым? Ну конечно же то, что не выходило у него из головы последнюю ночь. Нужно попытаться выведать главную тайну, хотя бы часть ее.

– Что такое «доминанта»? – медленно произнес Альберт, глядя великану прямо в глаза. Он хорошо помнил, как тот завелся, когда его назвали лжецом, и теперь ему был интересен не только ответ, но и реакция собеседника.

– Ого! Ха! Вот это вопрос! – хмурый до сего мгновения цатэр резко повеселел и одобрительно махнул кулаком. Альберт попал в яблочко, он и сам понял это, глядя во вспыхнувшие глаза гиганта.

Гонк, понимая, сколь сложную вещь ему предстоит объяснять самыми примитивными способами, думал, как донести мысль до этого маленького забавного зверька, дабы тот усвоил хоть что-нибудь.

– Доминанта – это всё, – наконец начал он и, вытянув руку, снял со стойки с оружием не самый большой из имеющихся топорик. – Доминанта – это Закон. Доминанта – это Язык. Каков закон? Вот смотри: топор падает, таковы правила.

Цатэр вытянул руку над полом и разжал кулак. Оружие рухнуло вниз, с лязгом отскочив от металлических пластин. Поначалу Альберт был разочарован: неужели под словом «доминанта», к коей цатэр относился с таким благоговением, скрывалось всего-навсего учение о законах природы, вроде гравитации?

В таком случае, это академически подкованный человек должен был объяснять ему работу четырех основных сил природы, таких как электромагнетизм и ядерное взаимодействие, но вряд ли не обученный даже манерам за столом дикарь сможет хоть что-нибудь из этого понять. Тогда его вопрос пропал зря… Тем не менее, Альберт скрыл свои чувства, видя, что гигант намерен продолжать.

Гонк поднял топор и показал его человеку. Это был самый что ни на есть примитивный топор, треугольный кусок зазубренного металла, тремя гвоздями прибитый к кривой деревяшке.

– Закон, – повторил цатэр и кивнул, словно самому себе. – Но откуда взялся закон? Кто его установил? Как он работает? Этого я не знаю. Зато я знаю, тот, кто владеет доминантой, может изменять закон. Устанавливать правила.

Цатэр быстрым движением вновь занес оружие над землей.

– Топор не падает! – выпалил он, и в голове человека прозвенел металл. Голос цатэра был тяжел и мрачен, вот он – приказ! Теперь он точно умел определять его. Но кому? Неужели топору? Гонк разжал пальцы и резко отдернул руку.

От этой неожиданной картины Альберт не мог оторвать округлившихся от удивления глаз. Топор так и остался неподвижно висеть в воздухе – ровно в том месте, где его отпустил великан. Спустя пару мгновений лезвие выходящего за рамки обыденного орудия тихонько завибрировало. Камертонный гул нарастал, и, задрожав, топорик с лязгом рухнул на пол, но теперь нотки надменности на лице человека сменились абсолютным потрясением.

– Ха-а-а… – с толикой грусти протянул цатэр. – Я плохо умею, отец гораздо лучше делал. Вот что такое доминанта. Я ответил на твой вопрос?

Человек лишь кивнул, запустив пальцы в длинные грязные волосы. Вот тебе и дикари… Да, им определенно не были известны такие понятия, как «пространственно-временной континуум» и «кипение вакуума», они не вручали друг другу вычурных премий и не носили торжественных нарядов. Но всё же их понимание о принципах мироздания оказалось несоизмеримо больше, нежели такие обширные, но сугубо теоретические заскорузлые представления человечества, давно уже принимаемые как данность и рассматриваемые как единственно верные.

Некогда Альберт читал, что в далеком прошлом, еще до великого переселения, людьми выдвигалась смелая гипотеза, что законы природы, принятые как константы, могут не только различаться в разных уголках Вселенной, но и могут быть изменены. Тогда тех смелых ученых подняли на смех; интересно, кто бы смеялся сегодня, глядя в глаза цатэру?

Почти весь день они говорили, и тревоги медленно покидали разум человека. Гонк спрашивал человека про его народ и что Альберт умеет делать, но, несмотря на продолжительную речь о всей важности и сложности работы биолога, тот в итоге просто обозвал его «садовником», ибо какая разница, как ты это называешь, если большую часть времени, согнувшись над землей, возишься с растениями? Альберт продолжал жадно впитывать всё про Легион и доминанту. Он узнал, что сам язык, который наконец поддался ему, неразрывно связан с красной доминантой. Что не способные говорить языком доминанты и вовсе не считаются разумными. Он узнал, что доминант может быть довольно много, а сам Гонк не слишком хорошо разбирался в других, будучи твердо убежден, что красная – безусловно лучшая, а если ему так хочется поговорить про другие, то лучше сделать это с Иверитом или прочесть «Книгу Злобы», где вопросам чужих доминант посвящена отдельная глава. И Альберт даже не знал, что хуже – обратиться к ненавистному рейтару или книге со столь зловещим названием?

К большому удивлению человека, цатэр не пытался узнать ни откуда он появился, ни какая участь постигла его народ, по всей видимости, не считая эти невероятно важные для Альберта аспекты достойными даже упоминания. Куда больше его интересовало, как столь маленький, жалкий и слабый организм сумел совладать с их древним и могучим диалектом, но на этот вопрос Альберт и сам хотел бы получить ответ, ограничившись лишь тем, что слушал и повторял за легионерами.

– Ладно! Давай твой последний вопрос, и хватит. Поговорим еще.

Последний вопрос… Для утоления неудержимо вспыхнувшей жажды познания ему теперь не хватит одного вопроса, человек жадно выискивал глазами что-нибудь, что стало бы достойным завершением беседы, за которую он узнал едва ли не больше, чем за всю свою жизнь. Он хотел знать, кто такой Алегроф, кто такой Блэкэн`Уæй’ и откуда в Легионе знают о нем, он хотел понять, где вообще он находится и что за мир стал его пристанищем.

Взгляд его зацепился за острую кость, коей цатэр отскребал от острых зубов остатки трапезы. Кажется, он говорил…

– Этот зверь называется «кровавая мразь»?.. – вслух едва слышно произнес человек.

– Да, верно, кровавая мразь. Очень ценный, полезный зверь, – кивнул Гонк, протянув человеку кость, и расхохотался. – И это последний вопрос? Ха!

Альберт почувствовал себя невообразимо глупо, он действительно потратил его столь бездарно. Но и ответ оказался таким же… «Кровавая мразь»! Какое нелепое, но точное название! Всё-таки никак ему не понять Легион.

Гонк встал изо стола и сообщил человеку, что ему, как судье, сейчас предстоит отправиться на суд, и это может быть очень надолго, и чтобы человек не скучал, во дворе он оставил целую кучу оружия, что входит в некий «набор пехотинца» и прекрасно подходит для воинов. И человеку надлежит ознакомиться с ним и выбрать что-нибудь, если он планирует извлечь из будущих тренировок хоть какую-то пользу.

Он напомнил: дьярфо может свободно перемещаться по городу, и пока на нем остается грязная изодранная одежда, что некогда выдал цатэр, никто его не тронет, но всё же ему не стоит излишне привлекать внимание прочих легионеров, ибо они, в отличие от Гонка, могут быть не столь благосклонны к нему.

Тяжелая дверь скрипнула, оставив человека в одиночестве посреди огромного жилища, что было таковым лишь для сидящего на шкуре посреди стола мужчины. Сейчас, здраво оценив габариты цатэра и площадь комнаты, Альберт понял: тот живет в куда более стесненных условиях, нежели он сам, будучи запертым в клетушке.

* * *

Взволнованный трепет тут же улетучился, едва Альберт вышел во двор и осмотрел с таким жаром расхваливаемый цатэром «набор пехотинца». Если те образцы, что он хранил на полке внутри своего жилища, человек и мог охарактеризовать как «грубые», то для этих… «Произведений оружейного ремесла»… У него и вовсе не было никаких слов.

Огромные мечи, устрашающие топоры и тяжеленные копья – вот и всё, из чего ему предстояло сделать выбор. Грубо сработанные куски дрянного металла изобиловали шипами, зазубринами и остриями – явно с расчетом на нанесение как можно более ужасных ранений. Ему было даже страшно подумать, какие мучения испытывают несчастные жертвы, угодившие под эти скорее пыточные приспособления, нежели действительно оружие. Один из топоров был настолько огромен, что Альберт задумался, зачем цатэр вообще его принес, ибо очевидно, что ни при каком раскладе человек не сможет орудовать чем-то, существенно большим, чем он сам.

Всё же, смеха ради, он взял его за кончик рукоятки и попытался поднять. Каково же было его лицо, когда он понял, что не только лезвие, но и древко топора, похоже, тоже было сделано из металла! Кое-как втащив рукоятку себе на колено, Альберт прекратил этот фарс, и древко глухо шлепнулось в песок. Зрительно отсеяв все наиболее огромные образцы, он попытал удачи с самым маленьким топориком и, поплевав на ладони, резко поднял и закинул на плечо.

Тяжелое оружие представляло для человека куда большую опасность, нежели для его потенциальных противников, но, если повезет, он сумет махнуть им разок. Или, может, даже два. Топор вернулся на свое место на песке.

Следующим этапом на пути уже не питавшего особых надежд человека были копья. Их было всего два – первое огромное, с одной стороны оканчивалось длинным лезвием-острием, позволявшим рубить, колоть и кромсать, на другом конце имело два острых шипа, и вполне могло бы использоваться и как клевец. Второе маленькое, каких-то метра четыре, не больше, со всех сторон обильно утыканное длинными тонкими иглами и шипами, и Альберт даже представления не имел, как вообще к нему подступиться. В принципе, если он возьмется за те немногочисленные участки, лишенные выступающих объектов, и упрет его в землю, а враг будет столь великодушен, что сам прыгнет на острие, то у него, пожалуй, еще есть шанс…

Среди мечей он выбрал самый маленький, отметив, что, судя по форме, это скорее всего обломанная половинка от среднего варианта. Отлично. Единственное, чем он может пользоваться, – сломанный меч. Отложив в сторону и его, Альберт печально вздохнул.

Он вернулся внутрь дома и внимательно осмотрел коллекцию цатэра, состоящую в большинстве своем из недалеко ушедших от «набора» экспонатов. Разве что здесь присутствовали еще и дробящие варианты, несколько шипастых дубинок и палиц, включая ту, с коей он недавно упражнялся. Если использовать ее как тренировочный снаряд еще представлялось возможным, то в качестве оружия она годилась даже меньше, чем взвешенный им на улице топор.

Да, топоры Гонк, похоже, любил больше всего, их тут едва ли не половина, и конечно же – жемчужина всей коллекции, исполинский «Бешеный зверь», с ржавого лезвия которого в маленький жестяной тазик на полу медленно капала темная кровь. Альберт не видел, чтобы цатэр снимал его со стойки, тем не менее, факт оставался фактом. Это явно его излюбленное оружие. Среди подобного богатства самыми удивительными выглядели совсем небольшие короткие мечи, ножи и даже пара замысловатой формы ружей, разительно отличавшиеся от основной массы. Должно быть, это захваченные военные трофеи, иного объяснения он не мог найти.

Занимавшая большую часть стены коллекция обрывалась, и начиналась самая загадочная часть комнаты: практически пустая, со скромной вешалкой и столиком, где время от времени восседал злобный рейтарский прислужник. Она занимала едва ли не половину всего пространства, и для цатэра, ютившегося тут почти как собака в будке, подобная организация пространства выглядела совсем не логичной.

Тем не менее, Альберт ни разу не видел, чтобы Гонк пересекал незримую разделительную линию или вообще приближался к той половине. Он остановился у самой границы царства гиганта и окинул взглядом свободное пространство. Всё выглядело слишком загадочно, чтобы не обращать на это внимание. Бумаги на столе рейтара манили всевозможными тайнами, что откроются перед ним, стоит лишь сделать шаг. Не было никакого барьера или ограждения, человек не ощущал ничего, тем не менее, от одной лишь мысли об этом его охватывал страх.

Гонк предупредил, его долго не будет, ну хоть одним глазочком… Набрав полную грудь воздуха и зажмурившись, Альберт решительно переступил незримую черту.

Ничего. Он ожидал, что его поразит молния, или он съежится до размеров кота, или… Или хоть что-нибудь! Но ничего не произошло. Отогнав мысль о неизбежном и непоправимом, он уверенно зашагал к столу.

На грубо сбитой толстой столешнице в абсолютном хаосе раскиданы всевозможные свитки, бумаги, печати, письменные принадлежности… Альберт устроился на низенькой неудобной табуреточке и схватил первый попавший листок. «Запрос канцелярии Владыки Алегрофа № 123-653235-22-15. Когорта № 39 «Переломный момент». Предоставить: Челнок транспортный, один», – гласила неуклюжая надпись в верхней половине пожелтевшего листа плотной бумаги. Под ней россыпью раскинулось несколько алых печатей, делавших полностью нечитаемой следующую часть текста, а в самом низу куда более аккуратным почерком приписано «Запрос одобрен. Канцелярия Владыки Алегрофа, Иверит, рейтар». Что бы всё это ни значило, это выглядело невообразимо скучно. Содержимое следующего листа практически ничем не отличалось, разве что вместо «челнока транспортного» запрашивался некий «камнеруд грязнобитный», в объеме шести преторов мэтэйских норм. И вот ради этого он сюда забрался? Альберт разочаровано перебрал несколько аналогичных буклетов и уже был готов покинуть злосчастный стол, как на глаза ему попалась виденная ранее листовка.

«12-815

Регулярные палки|СМЕРТНИК|7 колодок

Дьярфо: Гонк, цатэр.

Подтверждено: Канцелярия Владыки Алегрофа,

Иверит, рейтар».

Вот как изменилась, как выразился Гонк, «история его жизни». Альберт взял бумагу в руки и обнаружил под ней еще более интересные вещи. В первую очередь – весьма крупную книгу, на которую в обычных обстоятельствах он и внимания бы не обратил, озаглавленную как «Уход за дьярфо». Взявшись двумя руками за массивную обложку, Альберт открыл книгу и пробежался по страницам.

С каждым словом в тексте его охватывала всё большая ярость. Бедным языком написанное руководство рекомендовало начинающему тамеру дьярфо установить со зверьком доверительный контакт, предоставив ему свободу в перемещении по жилищу и позволяя принимать пищу в своем присутствии. Правильно обученный дьярфо может быть весьма полезным помощником по хозяйству, но стоит проявить достаточно терпения и настойчивости, ибо поначалу невообразимая глупость этих созданий может спровоцировать лишь желание как можно скорее оборвать их жалкую жизнь.

Руководство настойчиво не рекомендовало привязываться к дьярфо, насколько бы способным он ни оказался, поскольку срок жизни их короток, а возможности ограничены. В середину книги были подоткнуты еще несколько листов, и когда Альберт добрался до них, то окончательно вышел из себя. «Наблюдения за рабом 12-815. Наблюдатель: Гонк, цатэр. 3 септа 683/1414. Демонстрирует признаки разумного поведения. Способен воспроизводить звуки, отдаленно напоминающие речь», «Наблюдения за рабом 12-815. Наблюдатель: Гонк, цатэр. 2 септа 684/1414. 12-815 объявил, что его зовут «Аль Берт». Пока неизвестно, понимает ли он смысл того, что говорит, но он настаивает на участии в турнире», «Наблюдения за рабом 12-815. Наблюдатель: Гонк, цатэр. 3 септа 687/1414. Первоначальные подозрения не подтвердились: 12-815 не был подослан Воинами ради забавы, демонстрирует улучшение речевых навыков».

Человек продолжал читать лабораторные заметки, сжимая их дрожащими руками, и возмущению его не было предела: «Наблюдения за рабом 12-815. Наблюдатель: Гонк, цатэр. 4 септа 1/1415. 12-815 едва не скончался при встрече с Владыкой Алегрофом, черты доминантности полностью отсутствуют», «Наблюдения за рабом 12-815. Наблюдатель: Гонк, цатэр. 3 септа 5/1415. 12-815 хорошо распознает речь, демонстрирует удивительную способность противостоять Слову. Умеет произносить более половины когорты слов».

Альберт гневно стукнул кулаком по столу. «Вот, значит, за кого он меня держит! А я-то уши развесил!» – думал человек, складывая все бумаги обратно в расчете скрыть следы своего присутствия. Судя по мелкому и аккуратному почерку, все эти заметки цатэр не записывал лично, должно быть, рейтар составлял их для него под диктовку. Альберт едва успел закрыть книгу, как раздался протяжный скрип и на пороге появилась знакомая фигура.

– Ужасный был суд, хорошо, что он сам… – скрипучим голосом через плечо невидимому собеседнику говорил рейтар и, повернув голову, оборвался на полуслове, едва заметив восседающего на его месте Альберта. Громко ахнув, он побледнел, будто увидел призрака, и прикрыл ладонью рот. В тот же миг в жилище ворвался взволнованный цатэр.

– О нет… – расстроено обхватил он себя руками за рога. – Вторжение, это пять палок… Верт, скажи, что ты его пригласил!

– Конечно нет! Я его терпеть не могу! Грязными руками… Мои вещи… – причитал рейтар, не обращающий внимания на нависавшее над ним воплощение смерти.

– У меня чистые руки! – напомнил о себе Альберт.

– А ты вообще молчи! – рявкнул цатэр и с сокрушенным видом прошествовал к своей коллекции оружия. Он снял с крючка дубинку – верного помощника надзирателя за рабами.

Альберт раскаивался в своей наивности: друг цатэр! Что за нелепицу он выдумал! Разве такое вообще возможно? Конечно, как можно было думать, что он займет сторону человека. Ведь даже зная его имя, он всё еще записывал его как «12-815»…

– Слушай внимательно, Аль Берт. За подобное преступление полагается наказание в пять палок. У тебя есть выбор: ты можешь либо принять наказание, либо потребовать суд, либо вызвать обвинителя на поединок. В твоем случае суд скорее всего объявит удвоение. Пять палок за преступление и еще пять – за трату времени суда. Если я буду в составе судей, то проголосую за удвоение. Не будь глупцом, бери пять палок, Верт не будет тебя слишком сильно бить!

– Еще как буду! – подал голос рейтар.

Альберт лишь беззвучно всплеснул руками. Вот еще, будет он слушать цатэра после всего!

– Что там было про поединок? – крикнул он, прямо глядя на надменную физиономию рейтара.

– Бери пять палок! – грозно повторил Гонк.

Человек сверху донизу осмотрел щуплого рейтара, что, в свою очередь, скрестив руки на груди, пренебрежительно оценивал самого Альберта. Раз драться ему предстояло не с огромным цатэром, то в самом деле, какой смысл унизительно позволять этому выскочке побить себя палкой?

– Я хочу вызвать его на поединок! – решительно кивнул Альберт, указав пальцем на рейтара.

– Вызов принят, – пренебрежительно скривил губы тот.

– Поздно… – процедил сквозь зубы, словно для себя, цатэр, вешая дубинку обратно на крючок. – Бой пройдет по правилам турнира. Исключение: убитому сразу присуждается поражение. Выбирайте оружие!

– Выбор Воина! – торжественно объявил рейтар и демонстративно отвернулся, презрительно махнув костлявой рукой.

– Иверит! – гневно выпалил, казалось, готовый взорваться цатэр.

Переводя взгляд с одного легионера на другого, Альберт пытался понять, чем столь невинная фраза могла вызвать подобную реакцию, и, видя, сколь подавлен цатэр, засомневался, не лучше ли было взять пять палок?

– Что… Что это значит?

– Верт – Воин, ты нет. Он объявил тебя настолько ничтожным и жалким противником, что согласен на любые твои условия, если они осуществимы для другой стороны. Нельзя потребовать бой в воде с тем, кто не может плавать, или в небе с тем, у кого нет крыльев, – холодным бесстрастным тоном, словно приговор, зачитал цатэр, но под конец всё же сорвался и, перейдя на едва слышное бормотание, добавил: – Позор, какой позор…