Текст книги "Хроники Доминиона. Меч Самурая"

* * *

Очередной день, полный тягостной работы. Сегодня их привели в большую яму, полную крупных черных камней. Но что-то было не так. Альберт почувствовал подвох, едва обратив внимание, что ежедневно сопровождавшая их на всех участках рейтарка отсутствовала. Пленников было в два, а то и в три раза меньше, чем обычно. Надсмотрщиков – всего четверо. Альберт, конечно, еще не очень хорошо разбирался в особенностях геологии этого мира, но определенно это совсем не месторождение камней. Это просто песчаная яма, в которую сваливали камни. Им даже не выдали кирки, просто заставили собирать самородки голыми руками. Ситуация стала совсем подозрительной, когда, разобрав каменные завалы на дне ямы, они обнаружили схрон разнообразного оружия. А надсмотрщики, обычно бдительные и всевидящие, как бы невзначай отошли и отвернулись в сторону, к тому же вместо привычной одной дубинки на всех сегодня каждый мог похвастаться монструозным мечом, топором или копьем.

Укрытые от взора тюремщиков, некоторые невольники, большая их часть, тут же оживились и стремительно разбирали снаряжение. Момент для побега выдался как нельзя лучше, но всё выглядело чересчур гладко. Карикатурно гладко. Да еще и дюжина пленников как ни в чем ни бывало продолжала переносить камни. Альберт прикоснулся к тяжелому копью и взвесил его в руках, но, поколебавшись, положил на место и, закинув булыжник на плечо, потащил в телегу, из которой его, по всей видимости, некогда и выгрузили.

Провожаемый презрительными взглядами осторожно выглядывавших из ямы невольников, он, не останавливаясь и не оборачиваясь, шагал по песку, глядя в спину идущему прямо перед ним невысокому товарищу по несчастью. Дойдя до большой телеги, покрытый редким мехом страдалец закинул внутрь камень и тотчас шмыгнул за угол, укрывшись за высоким бортом вагонетки. Шедший следом человек последовал за ним и увидел сжавшихся, еще более жалких, чем обычно, узников, закрывавших руками глаза и уши и безумно раскачивающихся из стороны в сторону, изо всех сил прижимаясь к металлу телеги, словно в ожидании бури. Они определенно что-то знали…

Не успел Альберт избавиться от своей тяжелой ноши, как кто-то из надсмотрщиков яростно закричал:

– Восстание рабов!

С гоготом и ревом четверка тюремщиков бросилась навстречу нестройным рядам ощетинившихся копьями пленников. «Восстание рабов», – снова и снова повторяли они. Размахивая оружием над головой, они пробежали мимо тележки, словно вовсе не видя ни ее, ни прятавшихся за ней невольников, ни стоящего прямо у них перед носом Альберта. Обрушившись с силой урагана на карточный домик, они ворвались в толпу оказывавших сомнительное сопротивление восставших.

Пару раз бедолаги сумели попасть по своим мучителям метким выпадом копья или порезать удачным ударом меча, но сила действия совсем не равнялась силе противодействия. Под зловещий хохот после каждого взмаха оружия обрывалась чья-то жизнь. Сокрушительные удары топора разрубали несчастных пополам, отсекая руки, ноги, головы. Конечности разлетались во все стороны и с такой скоростью, что наблюдавший сие действо человек выронил дурацкий черный камень, глухо шлепнувшийся в песок.

Фрагмент запястья приземлился совсем рядом, и бешено колотящееся в груди сердце забилось еще быстрее. То, что наблюдал человек, нельзя было назвать «битвой». Это не было даже «побоищем». Единственное слово, подходящее для описания происходящего, по его мнению, было «утилизация».

Всё случилось очень быстро: вот несколько десятков невольников подняли копья – и вот уже удар меча убивает последнего. Довольно гогоча, хорошим пинком краснокожий тэй сбил застрявшее тело со своего оружия и поднял меч над головой, триумфально ликуя. Его товарищи подхватили клич и, заведенные, подпрыгивали на месте.

Шокированный человек смотрел на них не в силах сдвинуться с места. Они не выглядели злыми, яростными или кровожадными. В голосах, низких и грубых, он не чувствовал жестокости. Им было просто весело. Искренне, непосредственно весело. Они улыбались и смеялись, задорно хлопая друг друга по плечам. Это пугало больше всего. «Абсолютные, непроходимые, невероятные дикари! – думал Альберт. – Да что же вы за звери такие!»

Он оторвал взгляд от веселящихся и посмотрел на укрывшихся на время резни за тележкой немногочисленных выживших. А они знали, точно знали, чем всё закончится.

К моменту, когда всё было конечно, на горизонте появилась запыхавшаяся рейтарка. Она эмоционально размахивала руками и что-то кричала, а тэй с мечом, небрежно почесывая небольшую рану от копья на груди, как ни в чем не бывало двинулся ей навстречу. Голос ее, и до того не слишком приятный, достиг порога ультразвука, она кричала и неистово жестикулировала, когда четверка убийц лишь продолжала хохотать. Будь у нее волосы, она наверняка бы сейчас рвала их на себе, осыпая резкими воплями еще совсем недавно такого довольного здоровяка, вдруг начавшего сдуваться под ее напором.

Он пытался что-то вставить, но совсем небольшая девушка молниеносно перебивала его, даже простой диалог на их языке ощущался как поединок. Отдышавшись и переведя дух, приказным тоном рейтарка рубанула последнее веское слово и указала длинным пальцем на тележку.

Шлёпая босыми ободранными ступнями по красному песку, тонкая вереница узников шествовала обратно в казематы под аккомпанемент завывающего горячего ветра. Путников настигла алая волна, стремительно пронесшаяся над головой и слегка присыпавшая песочком. Впереди колонны шагали трое краснокожих тэев, капая с закинутых на плечо топоров и копий еще свежей кровью, замыкал шествие недовольно ворчавший тюремщик с мечом, о чем-то переговаривавшийся с отчитавшей его рогатой барышней.

Совсем растерявшийся Альберт брел в середине, стараясь привлекать как можно меньше внимания. Вот так он и увидел впервые Легион в бою. Недавние события шокировали его, посеяли семена, что проросли, оставив в голове множество распустившихся яркими цветами вопросов.

Почему они убили тех пленников? За что? Почему не убили его и остальных? Почему им было так весело, а теперь они столь хмуры? Что вообще здесь происходит? Да что это за место такое?!

Вот и дверь камеры. Прислонив к стене окровавленный здоровенный меч, тюремщик протолкнул ключ в скважину и глухо щелкнул механизмом. Дверь распахнулась, и пережившие этот день узники медленно побрели внутрь. Альберт переступил порог и увидел, что клетка вовсе не была пустой. Здесь уже занято, а теперь с новоприбывшими в камере заперли больше тридцати пленников! С первых дней, проведенных в обществе товарищей по несчастью, юноша усвоил ключ к выживанию: попадать в камеры с наименьшим числом узников, ведь ежедневной порции пищи едва хватало и на пару десятков. Это, должно быть, какая-то ошибка…

Искра озарения болезненно вспыхнула в сознании. Не ошибка. Он сделал это специально. Получивший выговор угрюмый палач отомстил, отыгрался на беззащитных узниках. Но за что? В чем провинился Альберт и остальные, что выполняли их же требования и переносили чертовы камни?!

Напряжение среди сокамерников росло. Как бы измучены и истощены они ни были, все понимали, что во время кормежки разгорится битва. Сидевшие до того по углам пленники встали и медленно прохаживались по камере, внимательно наблюдая за новоприбывшими.

Альберта, не раз уже демонстрировавшего свою свирепость, многие узнали, как узнал и он. Самых сильных и агрессивных, доминировавших у кормушки, включая него, было пятеро. Человек снискал дурную славу, опустившись до уровня дикого зверя. То же можно было сказать про остальных.

Но не все разделяли царившее возбуждение. Некоторые, осознавая свои ничтожные шансы, совсем раскисли, как тот маленький людоящер – вновь судьба свела человека с ним. Альберт не видел его много дней и вот наконец встретил. Ребра проступали через тонкую, покрытую мелкой чешуей бурую кожу. Уши его обвисли; закрыв глаза дрожащими руками, бедняга забился в угол.

Он был такой не один. Большинство из присутствовавших пленников уже много дней нормально не ели, а теперь у них не осталось и малейшей возможности…

Роковой удар колокола громом отозвался в сердце. Едва в корыто повалились помои, почти все присутствующие сорвались с мест и сгрудились у кормушки. Шум, гам и потасовки наполнили камеру. Острый коготь рассек лицо узника, и в корыто упали первые капли крови. Но Альберт лишь стоял в стороне, наблюдая за разгорающимся безумием. Дикость, ненависть, бесконечная жестокость… как он устал от всего этого. На глаза ему попалась крупная ветка, торчащая из кучи досок и травы. Он мог бы, как и некоторые другие, воспользоваться ей, дабы проложить себе путь к кормушке, но…

Человек взял в руки деревяшку и медленно поднял над головой.

– Палка! – что было мочи выпалил Альберт.

Конечно, при обычных условиях никто бы и внимания не обратил на эту мелочь, если бы он не кричал на языке Легиона. Слово это, вызывающее в сознании юноши ассоциации с высекающим искры ударом камня о камень, гулко разнеслось по камере. Эффектной «искры» у него не получилось, но вот «камень о камень» вышел вполне сносно.

С дикими воплями ужаса пленники бросились врассыпную, утратив всякий интерес к некогда столь желанной пище.

– Палка! – повторил человек, подбегая к корыту. Прочие спасались от него как от огня, спотыкаясь, падая наземь, судорожно колотя всеми конечностями по полу в стремлении сбежать как можно дальше от вдруг вспыхнувшего в пороховой бочке пламени. Кто-то в ужасе бросился к стене и, со всего размаху ударившись в нее головой, рухнул без сознания. У практически полной, едва тронутой кормушки человек остался в одиночестве. Но он не спешил притрагиваться к еде.

Вместо этого юноша выудил в куче мусора небольшую дощечку и, бросив на нее несколько горстей каши из корыта, поспешил в угол, где сжимался в ужасе рептилоид. Осторожно человек взял его за руку и отвел ее от лица, открыв один из его больших глаз, что тот сей же миг зажмурил и задрожал от страха.

Медленно Альберт вложил ему в руку дощечку с пищей и осторожно отошел в сторону. Несколько мгновений пленник непонимающе смотрел на дощечку, но наконец сообразил и, бросив быстрый, полный благодарности взгляд на юношу, обеими руками начал забрасывать еду себе в рот. Удовлетворенно улыбнувшись, человек взял другую дощечку и, проследовав к кормушке, повторил бесхитростные манипуляции. Да, он не мог ничего противопоставить абсолютной ярости Легиона, но нашел силы и способ бороться с тяжкой участью узников. Пока он кормил третьего голодранца, страсти в камере несколько стихли, и некоторые осмелевшие обитатели осторожно подошли к корыту, решив удовлетворить насущные потребности самостоятельно и во внеочередном порядке.

В тот же миг человек бросился к корыту, грозно размахивая веткой.

– Палка! – еще раз крикнул он.

С воплями узники разбегались кто куда, один из них, схватившись руками за грудь, и вовсе рухнул, как молнией пораженный, задыхаясь и трепыхаясь в конвульсиях. Панель в стене отъехала в сторону, и сердитое лицо мэтэя-надсмотрщика заглянуло внутрь. Панель закрылась, а через несколько мгновений механизм двери щелкнул и мэтэй появился в камере целиком.

– Ты чего творишь, гаденыш? – рявкнул он на Альберта. Человек вздрогнул. Нет-нет-нет, только не стена! Неужели его сейчас накажут, заставив покончить с собой? Сердце заколотилось, дыхание участилось.

Мэтэй вырвал ветку у него из рук и отбросил в сторону, а после, предварительно осмотрев камеру, полную сжавшихся от страха жалких пленников, схватил Альберта за руку и потащил наружу.

Бедный, глупый, наивный Альберт. Ты ведь хотел как лучше, правда? Поступить правильно… Когда же ты наконец поймешь: здесь всё это не работает.

Мэтэй провел человека по коридорам и загнал в другую камеру. Первое, чем она отличалась, это тем, что замка и двери не было вовсе. Второе: у стены за длинным столиком, заполненным пожелтевшими бумагами, восседал деловито заполнявший их рейтар. И третье: здесь полным-полно цепей, стальных клеток и прочих… «устройств», от одного вида которых внутри у Альберта всё съежилось. «Пыточная, – думал он, задрожав сильнее. – Уж лучше бы заставили разбиться о стену…»

– Что-о-о такое, Брут? – протянул рейтар, не отрываясь от бумаг.

– Уродец взбесился. Двоих рабов уже завалил! Остальных распугал! Дай ему колодки… – сердито протараторил мэтэй, дернув Альберта и выгнав его на середину комнаты.

Вокруг в клетках на земле и подвешенных к потолку томились узники. Некоторые из них уже были мертвы. Некоторых цепями приковали к полу, а рядом со столом рейтара в странной позе лицом к стене стояла целая толпа пленников. Молодой рейтар с роскошными рогами спрыгнул с табуретки и жестом пригласил Альберта, но не успел человек и шагу ступить, грубая рука мэтэя резко схватила его за шею, и в следующий миг Альберт обнаружил свою голову на плахе.

Перепуганный человек забился, но вырваться из железной хватки силача не представлялось возможным. Он пищал и трепыхался, ибо окончить свою жизнь вот так бесчестно, быть зарезанным подобно поросенку… Он дергался изо всех сил, но не смог поднять голову ни на сантиметр, увидел поднимающуюся над плахой черную тень, и на глазах выступили слезы…

Он услышал два щелчка и осторожно приоткрыл глаза. Его не убили. Руки и шею человека заковали в тяжелые деревянные колодки, и всю эту конструкцию поставили к стене так, что человек оказался согнутым буквой «г», уткнувшись носом в потную спину стоящего перед ним страдальца. Просто поставили, как вещь. Боком, в неудобной позе, где все кости его, мышцы его затекли и застонали спустя совсем непродолжительное время.

В довершение, закончив со своей работой, рейтар погасил светильник и ушел, оставив перепуганных стонущих узников в полной темноте, изнемогающих от боли, голода и справлявших нужду прямо под себя. Что такое, Альберт? Не ты ли назвал их абсолютными, невероятными, непроходимыми дикарями? Так чего ты ожидал? Ты теперь их раб, и пора бы уже привыкнуть к этому.

* * *

Над широкими улицами Времянки-2 быстро поднималось яркое голубое солнце. Крохотные множественные капли воды поблескивали на крышах, приветствуя начало нового дня. Такая влажность для этого времени года – явление само по себе экстраординарное, но еще вчера эти капли и вовсе были снежинками. После появления пришельцев с погодой вообще стали твориться странные дела. А жизнь людей с каждым днем становилась всё труднее. Из прекрасной Новы, жемчужины Колыбели, построенной поселенцами на крови и костях своих предков, людей попросту выселили.

Теперь это была полностью их территория, за несколько месяцев увеличившаяся втрое. Вновь старинные, наспех возведенные первыми колонистами улицы городов-времянок стали прибежищем для многих тысяч беженцев, не способные принять такое количество.

Блэкэн`Уæй’ не солгал. По какой-то неизвестной причине его действительно интересовала именно планета, а встреча двух цивилизаций – не более чем досадная случайность. «Досадная случайность»… Именно так это представляла общественности набиравшая обороты машина пропаганды «Сэконды». Совпадение. Столкновение двух частиц в бескрайнем хаосе Вселенной.

Людей действительно оставили в покое. Но, пусть пока у них и были обширные запасы продовольствия, оставшиеся с последней жатвы, какие бы стойкие и плодородные сорта растений ни имелись в их распоряжении, растений, способных пережить три внезапных зимы в течение месяца, у них не было. Посевы раз за разом погибали, и всё недовольство падало на плечи на ладан дышащей «Сэконды», устроившей последнее пристанище в доме № 6 по Архитекторской улице.

Сидя за широким столом с сомкнутыми в замке руками, Барнаби Коврич глазами следил за расхаживавшей туда-сюда забинтованной Алисией Стиллет.

– Ну и что нам теперь делать? – всплеснула руками девушка. Она еще не оправилась от тяжелых ран, но уже рвалась в бой, не находя себе места.

– Я не знаю, – покачал головой Барнаби.

Свою часть сделки – прекратить сопротивление и погасить все очаги мятежей – он выполнил, на блюдечке предоставив пришельцам столицу. О том факте, что он расселил почти всех оставшихся представителей «Примы» в собственной недвижимости, он скромно умолчал, отчитываясь перед Яжж, одним из шести советников-айвеотов, что выступал посредником между людьми и своим повелителем, обычно слишком занятым, чтобы лично следить за подобными мелочами.

– Нам нужно что-то делать! – в сердцах произнесла Алисия.

– Мы не можем сражаться. Ты сама помнишь, что было в день прибытия. А теперь их в десять раз больше…

Девушка болезненно промычала и совершила еще один круг по комнате.

– Они убивают нашу планету… – умоляющим голосом произнесла она, глядя прямо в глаза старику.

Сейчас перед «Сэкондой» стояли проблемы, совсем не входящие в ее компетентность. Гражданское ополчение, «La Militia Secondaris», задумывалось всего-навсегда как поддержка и контролирующий орган для своих куда более милитаризованных коллег, а вовсе не для борьбы с фундаментальными проблемами вроде голода, перенаселения и катастрофических изменений климата.

Это если на время отвлечься от ставшего источником вышеперечисленного инопланетного вторжения. Но больше у человечества никого не было.

– Я знаю, Лиска, я знаю, – пробормотал Барнаби, устало уронив голову на шершавые старческие ладони.

Акт IV
Раб

Ледяная струя неистовым потоком ударила в лицо, вырвав человека из тяжелых объятий Морфея. Наглотавшийся воды Альберт закашлялся и, кое-как вывернув голову, посмотрел себе за спину. Вчерашний молодой рейтар в черных кожаных штанах одной рукой почесывал красное тощее брюхо, а второй из толстого шланга поливал пленников, смывая все нечистоты и пробуждая тех ото сна.

– О Владыка, какая вонь! – брезгливо пробормотал он, прикрывая нос ладонью.

Окончив утренний бодрящий душ, он по одному оттаскивал узников в колодках на плаху и с помощью пассатижеобразного инструмента освобождал от тяжелого ярма. Не обладая столь выдающимися физическими данными, подобно мэтэю, легко складывавшему несчастных ровными рядами, небольшой рейтар хватал колодку за угол и, отталкиваясь ногой от стены, резко переворачивал, со скрежетом волоча по полу.

После десятка подобных маневров очередь дошла и до Альберта; сильно рванув колодки, тюремщик чуть не свернул нелепо семенящему человеку шею и, надавив щипцами на два крепления, освободил того от тяжелой ноши. Тут же Альберт обхватил себя онемевшими руками за затекшую шею. После невыносимо долгой ночи на ногах она превратилась в окаменевший комок боли. Но хуже всего, как бы сильно он ни стремился сдерживаться, но это просто выходило за рамки его биологических возможностей, и к середине срока наказания Альберт обмочился, окончательно осквернив последнюю память о доме и «Сэконде». Какое бесчестье…

Пока человек приходил в себя, юркий надзиратель парой быстрых движений надел ему на запястье браслет из толстой красной проволоки и, щелкнув инструментом, заварил его концы, подарив юноше очаровательное перманентное украшение. Метка смертника.

Сей аксессуар получал каждый, кто хоть единожды провел ночь в колодках, и у большинства присутствовавших такие браслеты уже были, лишь Альберт на пару с большеухим горбуном с интересом изучали новое приобретение. Сверившись с записями на столе, рейтар вытолкал едва стоящих на ногах узников в коридор и, ловко управляясь с целой связкой цилиндрических ключей на большом кольце, рассаживал пленников по камерам, предварительно удостоверившись о наличии свободного места в оных. Как мило с его стороны!

Пройдя внутрь клетки на ватных, подкашивающихся ногах, человек кое-как проковылял к стене и обессилено рухнул в кучу соломы. Все мышцы его болезненно пульсировали, разум переполняли тревожные мысли, тело терзал голод. Немного отдышавшись, юноша подробнее осмотрел новое приобретение.

Небольшой красный браслет сидел на руке не плотно, но сделан был таким образом, что снять его не представлялось никакой возможности. Вернее, Альберт уже нашел как минимум один способ, но отгрызать себе ради этого руку ему не хотелось.

Модная примочка пользовалась большой популярностью. Наверное, каждый пятый мог похвастаться подобным, но, лишь получив в свое распоряжение собственный, Альберт наконец обратил внимание на наличие украшения на руках сокамерников.

Альберт поднялся на ноги и подошел к кормушке. Разумеется, там было пусто. Лишь пошаркав ногтями по дну, он наскреб жалкие крохи, что даже не притупили голода. В большой бочке воды оставалось чуть меньше половины. Человек утолил жажду и горестно вздохнул. Теперь его разум занимала идея стирки. Но для этого ему предстояло обнажиться пред многочисленными взорами сокамерников, хищно следящих за каждым его шагом. В идеале, конечно, хотелось бы полностью сменить всё белье и одежду, но, в отличие от прочих, у него она хотя бы была.

Набирая горстями воду, юноша поливал свои вещи, в отчаянной попытке смыть позор и унижение. Облачившись во влажные обноски, он отполз обратно в свою кучу соломы и, растянувшись на спине, уставился в потолок. Сквозь тяжелое стекло он видел нависающее над ним мрачное багровое небо с медленно плывущими вдали темными кручами облаков. Всё, о чем сегодня он молил небеса, это лишь бы не было работы. Только бы не работа.

Раздавшийся вдали почти в тот же момент звон колокола саркастично разрушил его нелепые мечтания.

Внутри казематов царило оживление. Впервые человек слышал, чтобы колокол, приглашавший невольников к началу рабочей смены, звонил более раза. Но удары сериями по два повторялись снова и снова. Коридоры кишмя кишели узниками, спешившими наружу.

На площадке, где их обычно собирали, яблоку было негде упасть. В этот раз из подземелий, наверное, выгнали вообще всех тамошних обитателей. Так много рейтаров в одном месте он прежде не видел. Вот и тот, что посадил и извлек Альберта из колодок, вот ответственная за раскопки, и несколько тех, что он видел впервые. Центром притяжения служила еще одна рейтарка в роскошном черном наряде, с длинными тонкими рогами и множественными рядами морщин на отдающей серостью коже.

Тяжелым скрипучим голосом она отдавала приказы без конца прибывающим тюремщикам и одновременно с помощью массивного перстня ставила печати на бумагах, что во множестве протягивали ей толпящиеся вокруг сородичи. «Важная шишка», – подумал Альберт, вознамерившись во что бы то ни стало держаться от нее как можно дальше. Построив узников в три большие колонны по нескольку сотен голов в каждой, она взмахнула костистой рукой с перстнем, и стоящий неподалеку от нее мэтэй громко рявкнул:

– Всё, пошли! Бегом, бегом!

Все побежали, и он побежал. Хотя бежать – это последнее, чего хотелось Альберту и его измученным ногам. За бодро подскакивающими рабами спешили не менее бодрые тюремщики, числом как минимум в две дюжины, со всей тщательностью следившие, чтобы ни один отставший от основной массы узник не оказался обделен палкой. На этом всё и заканчивалось, и бедолага либо догонял товарищей, либо его так и оставляли среди песков. Вся эта армия на марше следовала прямиком вглубь пустыни, где не было ни дорог, ни воды, ни пищи, так что большинство выбирало первый вариант.

Многочасовой забег закончился у подножья высокой красной скалы, в тени коей человек заметил несколько покосившихся домиков и еще один металлический купол.

А в чреве горы, под огромной металлической аркой, Альберт вновь увидел его. «Короля демонов». И еще одного! Два огромных рогатых исполина сновали внутри уходящего вглубь скалы туннеля и, подхватывая огромные камни, выносили их наружу, швыряя на сотню метров прочь в пустыню. Но как же так… Альберт был уверен, что это правитель… Правители… Но занимались они совсем не «царской» деятельностью…

Гиганты обменялись несколькими фразами с роскошной пожилой рейтаркой и, посторонившись, пропустили вереницу рабов внутрь туннеля, где уже работали несколько их братьев по несчастью.

Своды штольни обрушились, и теперь прибывшей делегации полагалось расчистить завалы. Уже имея не самый приятный недавний опыт по расчистке камней, человек отнесся к заданию с некоторым подозрением, но вид работающих исполинов совсем сбил его с толку. Впервые он видел, как даже надсмотрщики, освободив руки от палок, взялись за работу. Так дело и спорилось: двое гигантов брали самые крупные и тяжелые камни, пушечным броском запуская их за горизонт; меньшие по размерам, но не чудовищности, соратники занимались средними вариантами, а всю мелочевку собирали множественные дрожащие руки узников, ручейком циркулирующие между туннелем и стремительно растущей кучей горной породы.

Закинув на плечо, Альберт нес большущий пористый булыжник, что весил гораздо меньше, нежели выглядел на первый взгляд. Не дойдя до кучи каких-то сотню шагов, человек почувствовал острую боль. Не выдержав столь большой нагрузки, его тело дало сбой, мышцы правой ноги схватила судорога. Сделав еще пару неловких шажков, он оступился и, заскулив побитой собакой, упал в песок, выронив ношу. Ногу сводило всё сильнее, и, обхватив себя обеими руками за голень, юноша изо всех сил стремился погасить болезненный спазм.

– Палка! – раздалось неподалеку. Охваченный паникой человек тут же попытался встать, но лишь упал на четвереньки; в тот же миг его настигла и палка. Получив болезненный удар по ключице, человек собирался облегченно выдохнуть, легко отделавшись, но через пару мгновений жгучая боль охватила и поясницу. А второй-то раз за что?!

Не удостоив человека объяснением, краснокожий тэй с дубинкой в одной руке и булыжником под мышкой в другой невозмутимо продолжил шагать к куче. Немного отдышавшись, Альберт сумел подняться на ноги и, прихрамывая, поковылял с камнем вслед за ним, дабы не получить повторную экзекуцию, когда тот пойдет обратно. Разминувшись с не одарившим его и взглядом надсмотрщиком, человек позволил себе короткий отдых и, набрав в грудь побольше воздуха, медленно побрел обратно в шахту.

В небе раздался оглушительный грохот, и от неожиданности Альберт испуганно вздрогнул. Повернувшись в сторону источника звука, он увидел черный крылатый корабль, контрастно выделяющийся на фоне багрового неба. С громоподобным ревом он приближался, медленно снижаясь, и, вертикально развернув гондолы с двигателями на коротких крыльях, плавно опустился в песок совсем рядом с кучей камней.

Не успели еще стойки массивных полозьев шасси коснуться земли, как из нескольких открывшихся отсеков по бортам летательного аппарата уже выпрыгивали рогатые пассажиры.

Одним из первых покинувших судно был здоровенный цатэр, коих Альберт ошибочно окрестил «Правителями» и «Королями демонов».

– А ты говорила, не успею! – громко крикнул он, шагая навстречу не слишком впечатленной подобным столь эффектным появлением старой рейтарке.

– Да-да, молодец. Мы уже половину разобрали, – небрежно отмахнулась она, поправляя короткие рукава длинного платья, складки которого занимали ее куда больше громом среди ясного неба появившегося в небе летательного аппарата с по меньшей мере полусотней дуболомов на борту.

Подгоняемые гигантом, они пулей забежали под своды штольни и первым делом недвусмысленно выгнали оттуда всех рабов. Некоторым бедолагам особенно не повезло; получив хорошего пинка, они подлетали в воздух, разбегались во все стороны из шахты, куда их совсем недавно загоняли. Что до Альберта, то он, обхватив голову руками, продолжал ошарашенно смотреть на черный корабль, заглушивший двигатели и покоящийся на песке.

Нет, конечно, он и раньше имел некоторые подозрения, особенно обострившиеся после встречи с ушастиками в подземельях, но – космический корабль! У этих дикарей! Как?! Да кто они такие?! Да что это за место?!

Бороздящие бескрайние просторы космоса звездолеты и деревянные дубинки никак не укладывались в его картину мира, и позабывший обо всем на свете человек наверняка бы сейчас отведал палки, если бы про узников вообще хоть кто-нибудь вспомнил.

Вновь собрав невольников в одну кучу, надсмотрщики предоставили их самим себе и вместе с прибывшими на корабле работали сами, бодро и быстро. Сидя на песке в окружении братьев по несчастью, Альберт наконец-то мог передохнуть.

По кромке невидимой границы, отделявшей стадо узников от прочих, одаривая отдыхающих брезгливыми взглядами, важно прохаживалась рейтарка. Она совсем не вписывалась в окружение; тонкие рога ее, уходя к затылку, множественным образом причудливо переплетались, всё сильнее истончаясь к кончикам, образовывая короткую косичку. У самой головы на рогах в изобилии присутствовали украшения из тонкого желто-красного металла, возможно, золота. Может быть, и нет, но, в отличие от изделия на руке человека, определенно очень дорогие. На шее красовалось ожерелье с крупными разноцветными камнями в белых оправах. Черное кожаное платье, идеально подогнанное по фигуре, сужалось, резко обрываясь чуть ниже колен, создавая привлекательный силуэт.

И из всего этого великолепия торчали кривенькие босые ноги с ужасными, грязными, почерневшими ногтями.

Следом за ней, шаг в шаг, семенила куда более молодая версия в куда менее броском облачении.

– И сколько их у вас? – наконец нарушила молчание фифа, обведя взглядом дрожащих узников.

– Когорта с половиной, – быстро отрапортовала ее спутница, вытянувшись по струнке.

Альберт осторожно разглядывал обеих, стараясь не пересекаться взглядом с важной особой. Тогда, выходит, это она тут – «Королева»? А здоровенные лбы – кто? Ему, конечно, хоть как-нибудь хотелось разобраться, но после всего увиденного человек был вынужден сдаться, признав окружающее выходящим за рамки его понимания.

– Я заберу два претора в конце сезона, – коротко бросила через плечо пожилая, и ее спутница рассыпалась в почтительном поклоне.

– Как пожелаете, писарь Марва!

Из-под свода штольни вырвался сонм радостных криков, и наружу в сопровождении еще сотни узников вышло существенно больше бугаев, нежели вошло. Тотчас работавшие надсмотрщики потеряли к камням всякий интерес, побросав их себе под ноги и обратив взоры к сидевшим на песке невольникам. После еще одной рокировки они поменялись местами с рабами, отправив последних в шахту, а сами расселись на их месте. Осторожно ступая внутрь, Альберт рассматривал сильно изменившиеся туннели.

Большую часть крупных камней уже вынесли, оставив на земле множество груд мелких и обнажив уходящие в темноту три провала, освещенных тусклыми багровыми лампами. После непродолжительной работы, несмотря на то, что внутри всё еще оставалось много мусора, пленников повели обратно через пустыню, и можно было только радоваться, что надсмотрщики не устроили новый забег.