Текст книги "Хроники Доминиона. Меч Самурая"

* * *

Суетливый топот сотен тяжелых ног. Сердитые выкрики грубых голосов. И леденящий душу злобный вой тысячи глоток, что эхом разносился над туманными холмами.

– Грррррооооо! – хором вторили монстры, неисчерпаемым потоком выбираясь из ямы. «Гррррррооооо» – раз за разом раздавалось в разуме человека, водопадом воспоминаний обрушиваясь на сознание Альберта. В сопровождении завесы искрящего черного дыма к воинам Легиона спешили те самые трехпалые монстры, что некогда разорили его родной дом. Те самые, что убили Катарину. В бессилии человек рухнул на колени. Что, Альберт? Неужели ты правда думал, что Легион в самом деле может заниматься такой глупостью, как потешные маневры игрушечных воинств? Беспроигрышное сражение против эфемерного «условного противника»? О, даже для тебя это чересчур наивно.

Неважно, о чем думал в тот момент человек и какие ожидания теплились в его разуме. Гонк привел его на войну. Кошмарные события «Двенадцатичасовой войны», что поставили человечество на грань вымирания, вопреки убежденности Альберта, вовсе не были катастрофой. Не были трагедией вселенского масштаба. Разорившее собственный дом человечество нашло новое прибежище в прекрасном девственном мире на берегу реки времени, но слишком близко к ее бурному течению, и неизбежно стало участником процессов, бурлящих и пенивших сии воды тысячелетиями. И пусть Альберт считал всё это кошмаром, навсегда перевернувшим его жизнь, Гонк жил в этом кошмаре с самого рождения. Вот и вся история.

– Цатэры с топорами! – разнесся голос Крига, который вполне мог ограничиться только первым словом, ибо среди собратьев он единственный, кто, вопреки рекомендации Брåдога, размахивал широким плоским мечом. Как титанический дирижер, отрывистыми взмахами он направлял воинов, что из шумной толпы вытягивались в ровную линию, покуда воющая лавина вырывавшихся буквально из бездны отродий неумолимо приближалась.

Искрящий дым оседал, и к трехпалым бестиям присоединились пронзительно визжащие тонконогие, стремительно скользящие по растекавшейся пульсирующей субстанции, и какие-то мелкие твари, почти полностью скрывавшиеся в темном тумане.

– Ломаки! И скоробежки, Криг! – крикнул чей-то знакомый голос из рядов.

– Убиваги! – ответил ему командир, и тотчас тэи и мэтэи, вскинув длинные шипастые копья, образовали живой забор: воины первого ряда держали оружие плашмя, упираясь острием в шипы на копье соседа, а второго – перекинули через это импровизированное ограждение, выставив вперед широкие острия.

Эта конструкция медленно пришла в движение, удавкой сжимая кольцо вокруг набиравшего силу потока врагов. Не испытывая ни малейшего смущения перед многократно превосходящим в численности противником, Легион пошел в атаку.

Воинства сближались, легионеры успели пройти десятка три шагов, когда Брåдог, до сего шедший позади вместе с другими цатэрами, вдруг небрежно переступил через бойцов с убивагами и, разбежавшись, бросился в сторону врагов в одиночестве. Когда до искрящегося моря оставалось каких-то пару цатэрских прыжков, он подскочил и высоко вознес топор над головой.

Потемнели небеса.

На мгновение безмятежную лазурь охватила багровая ярость и вспыхнула мрачным блеском, когда Воин, как ковшом, зачерпнул топором ее щедрую горсть. В тот же миг Брåдог швырнул его вниз, и с пронзительным свистом топор утонул в черном море хаоса.

Но Брåдог ни в кого не попал. Вместо этого оружие угодило прямиком в гранитный валун, что верхушкой айсберга поднимался над искрящим неистовством. Пройдя сквозь монолитный камень как сквозь масло, с оглушительным грохотом топор разорвался и, расколов валун на тысячи смертоносных осколков, картечью разлетелся во все стороны. Даже черный туман побагровел от свершившегося кровавого безумия, прежде чем отступить, обнажив взгляду темную землю, усыпанную мертвыми изувеченными телами чудовищ.

Планировал ли цатэр это изначально, или то была невероятная боевая удача, но всё вышло как нельзя лучше. Это было просто…

– Сокрушительно! – воскликнул Альберт, выведенный буйством цатэра из замешательства. От созерцания происходящего глаза человека наполнились бордовыми слезами, а на лице в нескольких местах проступили крошечные, едва заметные ручейки крови, будто и до него, стоящего в нескольких сотнях метров, долетели осколки истолченного в крошку камня.

Услыхавшие возглас человека легионеры, удерживавшие строй, расхохотались.

– На нашем-то как лихо стелет!

– Самый лучший дьярфо!

Тем временем Брåдог и не думал останавливаться: врагов оставалось превеликое множество, и, выбрав среди них самого крупного трехпалого бегуна, он направился прямиком к нему. Монстр, воя и раскачивая щупальцами, поднял перед собой темный барьер высотой по пояс цатэру, но Брåдог лишь завел руку с топором за спину и, резко наклонившись, протаранил его рогом на голове.

Краткое мгновение, и цатэр выпрямился вновь – лишь темная кровь стекала по его лицу, а монстр, описав в воздухе широкую дугу, глухо шмякнулся за спинами легионеров. Гигант топтал врагов ногами, крушил топором, раздавливал черепа, нисколько не озабоченный опасностью утонуть в неиссякаемом цунами противников. Скользнув под шипастым лезвием, тонконогий вонзил острые конечности в бедро гиганта, и в тот же миг на него обрушился кулак, размозживший космического монстра, который столь легко расправлялся с лучшими солдатами человечества, словно с ничтожными насекомыми. Лишь два обломка теперь торчали из тела цатэра.

– И что, вы позволите Брåдогу веселиться одному? Цатэры, в атаку! – выпалил Криг, командующий когортой, и в голосе его явно чувствовалась досада. Не так, совсем не так представлял себе он картину сражения.

Вспоминая напутствия цатэра, Альберт прижался к рядам бойцов с копьями. Искрящийся дым добрался до них, и сейчас человек шагал, по колено погрузившись в пульсирующую массу. Где-то впереди, скрытые за спинами тэев и мэтэев, огромные цатэры рвали на части едва способных оказать им сопротивление пусть и многочисленных противников, покуда шипастый забор неуклонно продолжал продвигаться вперед.

Вопреки дикости и неуправляемости, Легион прекрасно понимал соотношение размеров, используя его в полной мере: могучие цатэры катком прокатывались по рядам неприятеля, а не столь огромные соратники держали оружие достаточно низко, чтобы никто из тварей не смог вырваться из окружения. Подлетавшие на большой скорости тонконогие напарывались на шипы, безжизненно обвисая тряпичными куклами, те же, кто пытался протиснуться, тут же получали в угощение холодный металл наконечников копий, а если кому и удавалось проскользнуть через неуловимую брешь, то в дело вступали бойцы с мечами и топорами, среди коих были и юркие рейтары, что, в отличие от Альберта, отлично справлялись и с полноразмерным оружием.

Леденящий душу вой, визг, брызги крови, зловещий хохот легионеров… Чудовища убивают чудовищ.

Человек с трудом сохранял самообладание. Лучше бы он и в самом деле угодил в ад, где черти сварили бы его в котле. Но реальный мир оказался намного, намного ужаснее любых самых смелых представлений человечества.

Едва заметная тень скользнула над головой.

– Прыгуны! – выкрикнул кто-то неподалеку, и, повернувшись на голос, Альберт заметил доселе невиданное создание. Совсем небольшой монстр с круглой головой без глаз, ушей, с раззявленной пастью, полной мелких кривых зубов, медленно подкрадывался к ним сзади. Тщедушное тело его с проступающими ребрами и кривым позвоночником перемещалось при помощи четырех совершенно одинаковых трехпалых конечностей, каждая из которых, казалось, двигалась совершенно независимо от прочих, а изо рта вываливался длинный сдвоенный язык.

Не успел Альберт толком испугаться, как к нему подскочила рейтарка и, хорошенько размахнувшись, срубила твари уродливую голову. Едва она перевела дух, как сверху прямо ей на голову рухнул еще один точно такой же, и, тихо вскрикнув, она провалилась в темный дым. В памяти Альберта ярко вспыхнуло воспоминание, как некогда, очень давно, практически так же в туман провалилась Алисия Стиллет, и в бешенстве он бросился на монстра.

Напоров визжащую и извивающуюся бестию на острый обломок меча, он спихнул ее с рейтарки и, рыча неистовым зверем, снова и снова вонзал окровавленное острие в плоть чудовища. На помощь в борьбе с прыгунами спешили несколько цатэров, что, подражая их манере передвижения, перескакивали через ряды легионеров и с грохотом обрушивались на головы врагов, среди прочих был и Гонк.

– Гонк, твой взял одного! – крикнул тому краснокожий тэй, безжалостно лишенный Брåдогом роскошной накидки.

– А злобный-то какой гаденыш, ух! – восхищенно поблагодарила Альберта спасенная рейтарка, поднимаясь на ноги.

Сражение стихало. Воины раздавили пытавшихся сбежать прыгунов, и вскоре всё было кончено. Последний тонконогий, в бесплодных попытках дотянуться до обидчика, дрыгал острыми конечностями, покуда раненый мэтэй, напоров того на длинное шипастое копье и воздев высоко над головой, не отнес прямо к расщелине и не скинул бестию обратно в ту яму, из коей она и выползла.

– Легион! – хором выкрикнули Воины, знаменуя безоговорочную победу когорт.

Альберт прохаживался по полю боя, медленно приходя в себя. Земля вокруг была усеяна телами чудовищ, не меньше тысячи тварей встретили здесь свой конец, когда погибших легионеров можно было пересчитать по пальцам.

Темный дым не спешил рассеиваться, тут и там клочками покрывая землю, и лишь к тому месту, куда попал топор Брåдога, так и не смел приближаться. Над размолотыми в крошку камнями поднимался обломок рукоятки топора, всё еще дымящийся и раскаленный. Бывший хозяин топора, слегка прихрамывая, проходил мимо, когда командир когорты поймал его взгляд.

– Брåдог, ты как?

– Я в порядке, бить… – заговорил он, и голос, необычно спокойный, эхом отозвался в разуме человека, будто происходил изнутри. Из бедра гиганта всё еще торчали обломки костяных ног, живот и руки были сплошь покрыты рваными ранами, мешковатые брюки порваны в лохмотья, а по лицу, шее и плечам стекала темная кровь.

– Где-то тут я ломака швырнул, надо найти, знатный череп выйдет… – объявил он, взглядом прочесывая поле брани. К ним подключился и Гонк, закинув топор на плечо, ухмылявшийся всеми острыми зубами.

– Хорошая битва была.

– Ага, хорошая… – нервно хихикнув, отозвался человек, всё еще с трудом веривший, что смог это пережить.

– Понравилось?

– Еще как… – ответил Альберт, запустив пальцы себе в волосы, но цатэр, не распознавший его сарказма, лишь рассмеялся.

– А что это за твари? И почему мы с ними сражались?

– Это пагнойщики, рабы Препоганого, Блэкнд\аида. Их если сразу не извести, пока немного, тут всё кишеть ими будет, и мы в две когорты уже не управимся. А нам эта падаль тут не нужна, это наш мир.

Гонк говорил с гордостью, и ему по праву было чем гордиться. Если вот это он называл «немного»… Альберт не мог перестать думать – будь у них тогда хоть пяток бойцов с ужасными убивагами, быть может, всё сложилось бы по-другому. Его друзья бы не погибли. Он не оказался бы здесь.

– Кто такой Блэкэндуайт? – спросил Альберт, разглядывая изуродованные останки чудовищ, испытывая благоговейный ужас и благодаря всех богов, что Брåдог сражается на его стороне.

– Он, как и Алегроф, Ан`Одэр, но это низкое презренное убожество не достойно такой чести, и мы бы давно уже его убили, не будь эта тварь столь изворотливой! Если бы я знал, в каком мире он укрывается, да все ребята в когорте не пожалели бы и жизни, мы бы весь мир спалили дотла, но извели эту гадину! – с каждым словом доселе веселый цатэр становился всё мрачнее, в глазах его появились недобрые огоньки – одна мысль о Блэкэн`Уæй’е приводила гиганта в бешенство.

Так значит, никто не знает, где он укрывается? Что ж, с этим Альберт, пожалуй, мог бы помочь. Гонк звучно выдохнул и, собравшись с мыслями, продолжил:

– Вообще в «Книге Злобы» про него есть отдельная глава. Так… я слышал, ты завалил кого-то! Ломака или прыгуна?

– Я… Я не знаю… – рассеяно ответил человек. Он и не задумывался об этом, по большей части просто поддавшись импульсу.

– Пойдем, покажешь!

Они поднялись обратно к тому месту, где некогда стоял ощетинившийся копьями ряд легионеров, и легко отыскали желаемое. Под мягкими лучами далекого солнца в низкой траве лежало тело монстрика, и, хотя прошло совсем немного времени, оно уже источало невероятный смрад. Изо рта чудовища вывалился язык, сочащийся темной жижей, а из во множестве мест прорубленного брюха выпадали внутренние органы.

– Прыгун! Уродливый какой! Ты смотри, распотрошил как паршивую ряху! – воскликнул цатэр, звонко рассмеявшись, а Альберт с едва слышным «Ай» подскочил на месте. Последнее слово остро кольнуло его в уши.

– Теперь швырнешь в кучу трупов! Бери его! – скомандовал Гонк.

– Что? – человек решил, что неправильно понял цатэра.

– Я так рад за тебя! Первый убитый в когорте! Теперь ты можешь швырнуть его в кучу трупов. Я вот таким малышом был, когда своего первого слабака в кучу швырнул, – Гонк постучал ребром ладони по груди, и хотя Альберт всё еще не понимал, чего хочет от него цатэр, эта перспектива совсем его не привлекала.

– А мне… Нет, мне не нужно…

– Еще как нужно! – настаивал на своем цатэр. – Ладно, я пока понесу его для тебя, но только до челнока!

Гонк подобрал тело, и Альберт поежился. Горячка битвы оставила его, и холод этого мира вновь напомнил о себе. Значительная часть воинов уже побрела обратно по своим следам в ту сторону, где их должен был поджидать оставленный корабль, но Гонк решил пока присоединиться к тем, кто сгрудился возле самого ущелья.

Десятка три легионеров собрались подле ямы, служившей укрытием для чудовищ. Среди них были представители обеих когорт, и если товарищи Альберта пришли с голыми руками, то отмеченные номером «59» прикатили две тележки, груженные металлическими бочонками. Здесь были и оба командира, и теперь цатэр с плащом смотрел на Крига без всякой надменности.

– Одни только дарки. Вам не кажется странным, что здесь только индэдарки? – заговорила розовощекая рейтарка, ловко перепрыгивая через узкий отрезок расщелины.

– Да какая разница, твари и твари, засыпайте уже и дело с концом, – фыркнул Криг.

– Наро-о-од! Наро-о-о-од! – долетел до ушей звонкий голос рейтара, тащившего в руках нечто. – Гляньте, че нашел!

Низенький тощий рейтар в облезлых брюках и с повязанным вокруг шеи платком куда больше походил на обитателя казематов, нежели полноправного члена общества Легиона. Он подбежал к основной массе и бросил им под ноги склизкий черный комок, полный кожистых шаров.

– Что это такое, Оверт? – скривился Криг.

– Понятия не имею, – отдышавшись, заговорил рейтар. – Я в яму залез, а там такое – на самой верхушке почти. Там еще есть, но немного, – тараторил он, а тем временем один из шаров практически беззвучно лопнул, и на свет показалось крошечное существо, что, едва слышно пища, попыталось подняться на четыре длинные тонкие ноги, но, неловко разъезжаясь в стороны, постоянно падало. С громким хрустом Гонк раздавил его кованым сапогом.

– Какая мерзость! Надо это обязательно уничтожить!

– И лучше всего с применением черного огня… – добавил Оверт, брезгливо отряхиваясь.

– А я знаю, что это. Это их мелкие, – озвучил свою версию краснокожий тэй, нашедший на замену накидке Брåдога серое одеяло в тележке другой когорты.

– Да ну, не похож. Наши-то хоть похожи на взрослых.

– Ну так они и не наши, – покачала головой розовощекая рейтарка.

– Где это видано, чтобы в гнездах были мелкие? – прорычал командир «Отрубленной головы». – Никогда такого не было! Если уж эти твари до того обнаглели, что выводят потомство на нашей земле, я тут всё сожгу! Устанавливайте заряды!

Легионеры подкатили тележки к самому краю обрыва и разбирали бочки; Альберту, как обладателю маленьких и ловких рук, поручили помогать рейтарам обвязывать их шнурами, на которых воины спускали бочонки в черноту ущелья. Равномерно распределив их по всей площади, легионеры отошли на почтительное расстояние.

На фоне белоснежных скал неистово трепетал плащ за спиной цатэра, над головой он держал факел, что беззвучно воспламенился и через секунду уже летел в бездну. Серия приглушенных хлопков – и земля под ногами задрожала. Из этой ямы больше никто и никогда не вылезет.

Воины распрощались и побрели к своим кораблям. Некоторые тащили трупы тварей, другие помогали идти раненым, и Альберт поразился, ведь при этом все тела павших товарищей они так и бросили на поле боя, что не укладывалось в голове человека. Вернувшись к кораблю, они загрузили тела в бочки и отнесли в трюм, та же участь постигла и мертвого прыгуна, что вопреки желанию человека принес Гонк. Но хуже всего, на обратном пути ему приходилось делить бочку с телом монстра, и пусть Альберт понимал, что он мертв и не представляет никакой опасности, каждый раз бросая взгляд на дно емкости, крепче сжимал края бочки, не желая ни при каких обстоятельствах свалиться в объятья растопырившего окоченевшие конечности чудовища.

От подобного обращения изрядно пострадавшее тело совсем развалилось, даруя чуткому обонянию мужчины такой поток эмоций… Эх, знал бы он заранее, постарался бы заколоть тварь как-нибудь поаккуратнее. Нет, все-таки никак ему не понять Легион.

* * *

Бледные лучи холодного весеннего солнца безжалостно выжигали последние островки снега, ютившиеся на земле посреди мертвой травы. С пологих крыш, звонко барабаня по оконным отливам, стекали ручейки, а в городе царило давно не виданное оживление. Вновь на улицы Времянки пришел праздник.

Но на лицах изможденных и измученных людей вряд ли удалось бы отыскать хоть малейшие признаки радости. Облаченные в идентичные однотонные серые робы, уныло брели они вдоль широкой дороги, занимая заранее отрепетированные места. То был «дар равенства», что торжественно преподнес им новый правитель. Дар, шедший рука об руку со страхом, голодом и смертью.

На самом краю площади, подле давно не работавшего фонтана, в окружении двух мрачных фигур стоял единственный человек, чья одежда хоть сколько-нибудь отличалась от прочих. Серую ткань пересекали две полоски, игриво переливающихся в лучах света, менявших цвет при каждом новом взгляде, и никто не мог точно сказать, что за дивный оттенок он видел, но любой отмечал тот отпечаток, что оставлял в его душе глубокий темный пурпур. Еще один дар, знак благосклонности за проявленную верность и преданность господину, в чью честь и предназначалось мероприятие, вырвавшее последних оставшихся людей из холодных постелей.

– Блестяще, блестяще… – беззвучно хлопая костлявыми ладонями, бесстрастно хвалил старика за проделанную работу Яжж, что вопреки обыкновению не только говорил, шевеля тонкими губами, но и стоял на земле на собственных ногах.

При ходьбе он приподнимался при каждом шаге, отчего движения существа выглядели еще более противоестественными, а сам советник-айвеот чувствовал себя кремневой пластиной суперкомпьютера, по которой били камнем пещерные дикари, дабы высечь искру и разжечь огонь, но раз таково было Его желание, кто он такой, чтобы противиться?

Разглядывая протянувшиеся вдоль обеих сторон дороги длинные ряды людей, он то и дело переводил взгляд на опиравшегося на деревянную трость старца.

– Вижу, мы не ошиблись с выбором. Поздравляю, наместник.

Другой из присутствовавших здесь длинных тонких пришельцев, напротив, не проявлял никакого интереса ни к происходящему, ни к собравшейся публике, неотрывно глядя на грязное серое небо. Он не считал необходимым открывать рот, и когда взгляды пришельцев ненадолго пересеклись, Яжж лишь услышал в своем разуме короткое «Он здесь».

– Время пришло, – заговорил он, вновь поворачиваясь к старику. – Пора засвидетельствовать свое почтение.

Где-то позади бесшумно вспыхнула черная молния, и пожилой мужчина, стараясь не смотреть в ту сторону, медленно опустился на колени и изо всех сил прижал голову к земле. Его примеру последовали все собравшиеся на площади. И пусть на безобразном лице советника и заиграла зловещая улыбка, этот позорный и унизительный ритуал вовсе не был придуман таинственными захватчиками. Они лишь подглядели его на страницах человеческой истории.

Вместе со всеми, уткнувшись носом в мостовую, девушка терпеливо ждала начала процессии. И хотя тело ее застыло всё в той же согбенной раболепной позе, разум Лидии не находил покоя. Повелитель всего сущего, Блэкэн`Уæй’, продемонстрирует сегодня свою невообразимую милость и, пройдя по улицам города и неся с собой дар своего благословенного общества, покажет, что вовсе не презирает сей ничтожный народец. Но какой в этом смысл, если все поголовно будут сверлить взглядом исключительно пыль под ногами? Как вообще он может пройти здесь, если, по сообщениям разведчиков, он дерево, разбросившее корни на несколько гектаров в сотнях километров отсюда?

И самое главное, она ведь точно знала, когда всё начнется и когда закончится. Она видела линии, что принадлежат советникам. И пусть то были не тонкие кардиограммы, а целые клубки перекрученных и перепутанных корней, их было всего две. Где же тогда его линия? А существует ли сам «повелитель», наперебой расхваливаемый советниками, коим, по правде говоря, вряд ли вообще можно доверять. Неужели никто, кроме нее, этого не замечает? Что если все это блеф, обман, надувательство? Что если сам «Лорд Блэкэн`Уæй’» – иллюзия, созданная хитрыми пришельцами с целью держать беспокойный народ в бесконечном страхе?

Процессия находилась совсем рядом, когда в голову ей пришла мысль, что с тем же успехом советники могли бы просто прокатить по мостовой соломенное чучело, и никто из тысяч людей, будучи всего в паре метров, так никогда и не узнал бы правды.

Подумав об этом, она едва слышно хихикнула. Столь тихо, что этого не слышали не только ее соседи, но даже она сама.

Что ж, кто-то всё же услышал.

Девушка почувствовала себя очень легкой, а за плечи, шею и голову ее будто едва ощутимо осторожно подхватили десятки маленьких невидимых рук. Вдруг она осознала, что большая часть тела ей не подвластна, и даже биение собственного сердца теперь под контролем чужой зловещей воли. Ее подняли как тряпичную куклу, и, изрядно перепугавшись, девушка изо всех сил зажмурилась. Но страх не мог претендовать на владение ее душой, ибо ей уже завладело любопытство. Проклятое порочное любопытство…

Явственно осознавая, что это возможно последнее, что она сделает в своей жизни, Лидия распахнула глаза, и в мгновение, когда взгляды их пересеклись, само понятие времени вдруг прекратило для нее существование. Она видела… Замерзавший огонь, горящий лед – всё это одномоментно отражалось в глазах, охваченных бушующим, непрестанно менявшимся вихрем, и чем сильнее она пыталась понять, что именно видят ее стекленеющие очи, тем в более кровавую кашу обращался ее разум.

Острая боль прекратилась, и девушка, всё еще чувствующая себя обездвиженной, глянула себе под ноги и с удивлением отметила, что ни площади, ни людей вокруг, ни жутких советников – никого не было: она оказалась на вершине пронзающей бескрайние небеса острой скалы, а подле нее вся земля бурлила, обратившись океаном безбрежного ничто.

Себя же она обнаружила привязанной к длинному шесту, подобно ведьме перед экзекуцией. «Еще бы на кресте догадались распять…» – только успела подумать она и, повернув голову в сторону, озадаченно прищурилась: руки ее тяжелыми гвоздями были прибиты к широкому деревянному кресту, а из болезненно потягивающих ран на запястье капала темная кровь.

– От тебя пахнет пагнойщиком. Кто ты? – хором тысяч потусторонних голосов разнеслось в ее сознании, и девушка одарила взглядом своего собеседника. Тело его, клубок темных нитей, безостановочно изменялось, подобно податливой глине в руках искусного гончара, покуда не приняло облик почти человеческой фигуры мужчины с кожей из чернейшего обсидиана и рубиновым блеском в глазах.

Хоть образ этот нельзя было назвать однозначно неприятным, за спиной его – отражением, тенью, эхом – едва уловимо проступал облик куда более ужасный, и одного короткого взгляда на него хватило, чтоб в тот же миг ее словно пронзило электрическим током. Девушка, уронив голову на грудь, закашлялась.

– Страх лишил тебя дара речи? – продолжал хор голосов. – Не бойся, я не причиню тебе вреда. Кто ты? Отвечай мне.

Но девушка вновь обратила взор на свою руку. Она болезненно сжала и разжала кулак, и по гвоздю в запястье заструился тонкий ручеек, бордовыми каплями исчезающий в непроглядной темноте под ногами.

– Глупое создание, неужели ты не понимаешь, я могу сделать твое существование бесконечным кошмаром одним лишь взмахом руки? – вновь прозвучали голоса, и нотки интереса сменились оттенками утомления.

Лидия продолжала смотреть на свою кисть. Всё ощущалось таким настоящим, но она явственно помнила – руки ее были связаны за спиной, но как только она подумала про распятие… Так почему… Если только… Если только всё происходящее не находилось внутри ее собственного разума.

– Я знаю, – заговорила она, повернувшись к таинственному собеседнику, и брови ее взмыли ввысь, едва девушка услышала звучание собственного голоса. Вернее, того, каким она себе его представляла.

– Неужели это лучшее, что ты можешь сделать?

Как быстро она поняла правила игры. Раз всё происходило внутри ее головы, значит, она больше не была скована привычными законами. В монотонном хоре голосов послышался разлад:

– Неразумное дитя, я сделаю этот мир лучше. Прекраснее. Я избавлю его от красной чумы. Но разве ты можешь меня понять? Ты умираешь лишь от того, что пытаешься общаться со мной…

И он не лгал. Ни в одном из его слов не было и малейшей лжи, он разгуливал по чертогам ее разума как по саду, проглатывая ее мысли и воспоминания, подобно спелым плодам, но теперь, когда в саду объявилась хозяйка и заперла все двери, противодействие столь могучей воле сделало ее хрупкой и уязвимой. В глазах темнело, мысли спутывались в бесформенные клубки, руки и ноги безжизненно холодели, и Лидия понимала, что не сможет поддерживать подобный контакт долго.

Из последних сил она заглянула в рубиновые глаза таинственной сущности.

– Что-то я не заметила, чтобы с твоим приходом наш мир стал хоть чуточку лучше, – и в глазах девушки, уже давно готовой к смерти, он не увидел ни страха, ни трепета, ни благоговения. Лишь безразличная, презрительная усмешка.

Где-то далеко-далеко отсюда один молодой цатэр с пытливым умом сделал смелое предположение, что податливый и адаптивный человеческий разум может, пусть и недолго, но противостоять могуществу доминанты. Что ж, он был прав, и Альберт действительно умел избегать наиболее разрушительных последствий контакта.

Но Лидия не была Альбертом.

Девушка рухнула под ноги непостижимому Владыке, хватая ртом воздух и уперевшись невидящим взором в пустоту. Множество мышц в ее теле были разорваны, внутренние органы сочились кровью. Для всех прочих на площади это произошло практически молниеносно – вот она поднялась и тотчас рухнула без чувств, и лишь двое знали, что случилось на самом деле.

* * *

Под багровым сводом Красной Звезды по кривобоким улочкам среди угрюмых черных хибар, кряхтя, ворча и хрипя, человек тащил на спине мертвое тело инопланетного чудовища. Монстр столь хлипкого телосложения на деле оказался куда тяжелее, чем выглядел, и, опираясь на сломанный меч как на походную трость, человек безуспешно пытался нагнать абсолютно безразличного к страданиям подопечного цатэра, бодро вышагивавшего впереди и рассказывавшего об истории этого района.

Остановившись на перекрестке, он дождался, пока человек доковыляет, и наконец не выдержал.

– Смотреть больно! – в сердцах воскликнул цатэр и, выхватив у человека из рук обломок оружия, быстрым движением зашвырнул его за горизонт. Альберт с недоуменным видом проводил взглядом исчезнувшую в небе темную точку и тяжело вздохнул: это совсем не то, чего он ожидал, но ему действительно стало легче.

Всё чаще на пути стали попадаться легионеры, волочащие за собой тела всевозможных созданий, и вот, завернув за угол, он увидел, куда они шли. Альберт, растерявшись, оступился. Сердце его дрогнуло, а содержимое желудка готовилось покинуть пределы организма, но, к счастью, он давно уже не ел.

Высоко над красными песками ввысь поднималась настоящая гора, целиком сложенная из мертвых тел. То была куча трупов, что человек в далекие времена своей непроходимой наивности счел дикарской свалкой. Ссохшиеся, изможденные тела, хранящие на себе отпечатки древнего ужаса, небрежно сваленные вместе. К вершине утеса через прорубленный в сплошной массе тел проход вела широкая металлическая лестница, тяжелыми клиньями прибитая к пустым глазницам искаженных невообразимыми страданиями черепов, сломанным ребрам, истлевшим костям. Чем выше Альберт поднимался, тем более ужасная картина представала его взору, и, бросив последний взгляд на рассыпавшийся остов китообразного создания, он уткнулся взглядом себе под ноги не в силах более выносить увиденного.

То воплощение истории, начертанной рукою Легиона на страницах летописей времени.

Десятки народов, населявших сотни миров, все они оказались здесь, и этот безмолвный памятник рассказывал о судьбах куда многословнее, нежели картины в вычурных рамах, величественные статуи и блестящие, позвякивающие на груди медали, что так любили вешать друг другу генералы далекого прошлого. «Тебя не станет, меня не станет, а куча расскажет потомкам об этом дне», – долетели до разума слова цатэра, когда они оказались на самой вершине.

Перед человеком с высоты птичьего полета раскинулось застывшее море боли и смерти. Все эти существа под ногами объединяла одна общая черта – они встретили смерть в бою с Воинами Легиона.

Он уже знал, что нужно делать, видел, как шедшие впереди легионеры небрежно опорожняли свои бочки.

Подобравшись к самому краю, он столкнул с обрыва мертвое тело твари, что, устремившись вниз, беззвучно влилось в кучу, тысячелетиями ссыхавшуюся и под грузом всё новых и новых тел медленно обращавшуюся красной пылью, что повсеместно устилала собой поверхность мира, носящего имя Красной Звезды.

Осыпав потерянного человека красным песком, над чудовищным утесом пронеслась багровая волна.

Тяжелая ноша покинула плечи мужчины, но легче ему отнюдь не стало. Альберт чувствовал себя причастным к этому кошмару, алой грязью въедавшемуся в волокна его души. Следуя обратно за Гонком, он, пусть и имел множество вопросов, не хотел задавать ни один из них. Человек боялся, что еще чуть-чуть, еще немного ужасов, и его разум не выдержит. Всё, о чем он мог сейчас думать, это как поскорее упасть в груду соломы и провалиться в бессознательное забытье, и может даже, если очень повезет, проснуться от этого безумия. Он хотел узнать правду о мире, но не думал, что окажется к ней не готовым.