Текст книги "Хроники Доминиона. Меч Самурая"

Альберт проснулся от чудовищного грохота, будто в жилище угодил артиллерийский снаряд. Человек вскочил с места и пытался осознать происходящее. Из проломленного металлического пола торчала рукоятка исполинского топора, покинувшего место в центре коллекции, а над ним возвышался злобно оскалившийся, тяжело дышащий гигантский цатэр.

– Определился твой соперник во втором круге. Это точно Граз подсуетился, разорви его щервед! – рявкнул Гонк и, выкорчевав топор из половиц, тут же сделал новую пробоину.

Подскочивший Альберт тщетно пытался понять причину столь внезапного гнева цатэра.

– Твоим противником будет Торан, мой брат, – процедил он сквозь зубы и добавил, словно сплюнув: – Ряха.

* * *

В конце длинного коридора в глаза Альберту ударил яркий алый свет; прикрыв лицо ладонью, он зажмурился. Прежде чем увидеть стадион, он смог его расслышать: шум многотысячной толпы монструозных созданий производил совсем другое впечатление, когда ты стоишь внизу арены в каменной клетке. Ему предстояло сойтись на большом песке с цатэром.

Неважно, ряха – не ряха, это брат Гонка, и Альберт, прежде никогда не задумывавшийся, что будет, если ему придется сражаться с Гонком, теперь не имел другого выбора. Со всех сторон на него сыпались сотни крошечных раскаленных игл, воздух в легких стал тяжелым, всё напоминало тот день, когда он впервые узрел Алегрофа, но сейчас он чувствовал в себе силы противостоять этому.

– …с тремя победами из трех в первом круге тропой трупов выходит… уродливый хлюпик! – торжественно представил его пожилой рейтар, не жалея глотки кричащий в сплетение медных труб.

От недавней пренебрежительности Альберта не осталось и следа, он был бы рад вернуться на тот скромный маленький стадион и драться со зверьками до конца своих дней как заправский гладиатор, но сейчас мог лишь крепче сжать в руках оружие и надеяться на лучшее.

– Его противником будет отвратительный ряха – предатель Торан!

По рядам прокатился недовольный гул; даже появление Альберта, сопровождавшееся смешками, не вызывало у Легиона такой реакции, как упоминание ряха.

– Всё внимание на стезю смертников… Выходит… – продолжал говорить рейтар, но на другом конце арены так никто и не появился.

Беспокойные трибуны поначалу отзывались недоумением, но всё больше проступали оттенки возмущения, наконец не выдержал и рейтар:

– И я пришел ради вот этого… В пижаме?! Да это худший бой, что я видел! – с нескрываемой обидой в сердцах выпалил рейтар и, пробубнив нечто невнятное, но очень оскорбительное, безразлично провозгласил: – Победил уродливый хлюпик!

Ловко спрыгнув со своего места, он зашагал вверх по трибунам, активно жестикулируя и что-то бормоча, а Альберт, так и не понимая, что происходит, направился к выходу с арены, ступая собственными ногами. Едва он покинул ее пределы, коротко скомандовав «Идем!», его наставник, кипя от гнева, зашагал прочь, и Альберту приходилось бежать, дабы не отстать от него.

Обойдя стадион, они вышли к противоположному входу и, наткнувшись на уходящие в сторону пустыни огромные следы, последовали по ним. Они сохраняли хороший темп, и через время за парой барханов показался силуэт огромного создания.

– Торан! – громогласно выпалил Гонк, и преследуемый цатэр остановился и медленно развернулся.

Он выглядел точно так же, как Гонк, будучи несколько крупнее его, но на этом различия оканчивались. То же лицо, тот же взгляд, та же самодовольная мина. Окромя длинного, почти во весь рост копья, у него больше ничего не было – ни обуви, ни одежды. Ставшего свидетелем анатомических особенностей цатэра – точно вылепленной из глины фигурки – Альберта стал мучить вопрос: «Как размножаются цатэры?»

– А, мой маленький братец! – радушно улыбался гигант. – Как проходит праздник? Ты выглядишь не слишком-то радостным…

– Ты!.. – рычал Гонк, не находя слов. – Можешь ненавидеть меня, но ты выставляешь на посмешище весь Легион! Весь турнир! Память моего… Нашего отца!

– Да? – безразлично отозвался тот. – И что бы сказал Брåнг?

– Что ты позор всего цатэрского рода! – рявкнул Гонк, с трудом сохраняя самообладание. Его собеседник, напротив, с ледяным спокойствием лишь швырнул на песок копье, что глухо шлепнулось прямо под ноги Гонка.

– Ну тогда убей меня и смой этот позор! Давай, судия! Ах, ты не можешь… «Правила»! – ликующе вскинул руки гигант и мрачно расхохотался, пока Гонк бурчал ругательства и проклятия.

Альберт угодил в эпицентр конфликта, берущего начало еще до того, как в Гизе заложили первый камень великой пирамиды, и, чувствуя себя здесь лишним, не знал, куда деться. На деле же именно его взбалмошное решение некогда отправиться на стадион стало катализатором сей драматической встречи. Торан одарил человека загадочным взглядом и, оскалив острые зубы, вновь заулыбался.

– А мог бы и поблагодарить. По правилам, твой зверек только что победил цатэра.

Оставив оружие в песке, он развернулся и продолжил путь вглубь пустыни.

У полных рейтарами стоек в холле стадиона царило серьезное оживление. Создался прецедент, и никто не получил желаемого. Искавший чести человек обрел что угодно, но только не ее. Жаждавший привлечь к себе внимание Гонк в целом исполнил задуманное, но разве подобной славы он искал? Желавший отправить того в рабство цатэр Граз и сам угодил в затруднительную ситуацию с долгами, и, как это часто бывает в жизни, всё, что могло пойти не по плану, именно так и сложилось.

Праздник продолжался, и в силу уже свершившихся событий человека спешно переквалифицировали в тайтира.

– Ладно! Я буду с ним драться! – объявил мрачного вида мэтэй в черной кожанке. Покрытые костяными наростами мэтэи – не самые крупные представители Легиона, но всё же, будучи почти вдвое больше человека, это грозный противник, считающий, что быстрее будет расправиться с чудным выскочкой на арене и продолжать турнир, чем ждать разрешения всех тягот рейтарской бюрократии. Вызов был принят, и после пары поединков других участников Альберт вновь был готов ступить на песок.

Черный как уголь дуболом уже стоял в центре арены, пока под неугасающие речи рейтара человек приближался к нему. Он быстро осмотрел незнакомца в шелковом кимоно и представился:

– Я Тагон, гвардеец. А ты кто такой?

– Я Альберт, самурай, – ответил человек и коротко поклонился.

– Ух ты! – вскинув брови, опешил мэтэй, на самом деле не ожидавший получить ответа. – Ну раз так, давай подеремся.

Держа в руках массивный металлический шар на цепи, обмотанной вокруг руки, он поднял его над головой.

– Тагон будет использовать хару! – объявил комментатор, и человек в свою очередь выставил вперед меч.

– Уродливый хлюпик использует… нестрахан! – выкрикнул тот и, еще раз сверившись с бумагами, предпринял новую попытку: – Нетстраханетс!.. Омений!.. О Владыка, ну кто догадался ТАК назвать оружие?! – всплеснул он руками, пытаясь разобрать записи.

Трибуны наполнились необычным шумом, бессмысленным для большинства, но Альберт понял – легионеры предпринимали попытки воспроизвести это слово. Какое бесчестье! Альберт угодил в болото стыда, представляя человечество, он сумел опозориться еще до начала поединка и, неловко переступая, поглядывал то на скорчившегося над бумагами старика, то на трибуны. Писать на языке Легиона оказалось вовсе не тем же самым, что читать на нем.

– Эй, куда ты смотришь? – напомнил о себе мэтэй. – Твой противник здесь, а не там!

Гвардеец перекинул шар в свободную руку и, освободив цепь, просто швырнул его в человека как снежок. Тут же шар охватила багровая тень, и оглушительным «РВОО!» он устремился к мужчине. Едва коснувшись кончика меча, он громогласно разорвался, и Альберт, отброшенный ударной волной, покатился по песку, ценой больших усилий сохраняя в руках оружие, ставшее очень горячим. Столь горячим, что, не успев подняться на ноги, он сам рефлекторно отбросил его и посмотрел на свои руки: на тыльных сторонах проступали дымящиеся обожженные пятна, в то время как ладони оставались на удивление чисты. В нос ударил запах хорошо пропеченной человечины, в разуме всплывали наставления цатэра о невероятной разнице между ним и любым из других участников турнира.

По сравнению с этим всё, что вытворял с ним Иверит, было не более чем дружеским похлопыванием по спине. Альберт понял: забавы кончились, и теперь ему предстоит выложиться на все сто, нет, даже на двести процентов, если он хочет, чтобы все эти годы тяжелой подготовки не пропали даром.

– У-у-у-у-у-у! Хару – это просто нечто! – воскликнул рейтар. – Многие из нас уже успели познакомиться с ним во время сражений на Ауре!

Комментатор пустился в пространные рассказы о происхождении оружия, пока мэтэй, обернув цепь вокруг талии, демонстрировал публике и себя, и само орудие. Ему-то было что показать! Гонк говорил, человека не будут воспринимать всерьез, и пока происходило это самое «не всерьез», он получил передышку. Подбирая меч, Альберт унимал дрожь в кистях и готовился к продолжению схватки.

Металлический шар размерами с хороший арбуз скрежетал в воздухе, царапая небеса и высекая искры, нарезая круги и зловеще завывая над головой мэтэя. Время от времени он устремлялся прямиком к отскакивавшему лягушкой человеку, быстро усвоившему: уклоняться хуже, нежели блокировать. Каждый раз, когда шар пролетал мимо, тело мужчины охватывал жгучий жар, будто на него выплескивали ведро кипятка, и сотни незримых раскаленных игл болезненно пронзали плоть. И действительно, в местах, где Альберт ощутил прикосновение игл, во множестве на коже проступили тончайшие ручейки крови, не оставляя сомнений в действительности угрозы. Иглы не появлялись лишь в том случае, если ему удавалось хотя бы коснуться шара своим чудо-мечом, но в таком случае нестерпимо раскалялся он, обжигая руки. Хитро провернувший цепь вокруг локтя гвардеец намотал ее на лезвие и добротным рывком выдрал оружие из рук человека – меч оказался в песке, и здоровяк придавил его босой ступней.

Где-то на высоких трибунах один из цатэров, обхватив руками рога, отвернулся, не силах более смотреть на творящееся непотребство.

– Расслабься, Го. Мальчик знал, во что ввязывается. Я его к этому готовил, – пожал плечами Иверит, невозмутимо закидывая ноги на так удачно освободившиеся соседние сидения.

– И это потеря! – вопил не на шутку распалившийся комментатор. – Ставки составляют одна к преторте после потери единственного оружия, Тагон швыряет хару… Прямое попадание!

Трибуны взорвались овациями, покуда истерзанный человек кувыркался по песку. Скрипя пером по бумаге, Иверит выводил короткое послание и, нащупав взглядом сидящую у самого прохода, точно маленькая горгулья, служку, присвистнул, привлекая ее внимание.

– Эй, малютка! Доставь это тому крикуну, – указал он крючковатым пальцем на повторявшего, как заевшая пластинка, «Можем ли мы продолжать?» ведущего. – Считай, что это самое важное сообщение в твоей жизни. Лети как молния!

Закивав маленькой круглой рогатой головкой, та бросилась в сторону башенки, даром что не ступая прямо по головам зрителей.

– Есть ставка, продолжаем! – выпалил комментатор.

– Да ладно?! Кто-то поставил на тебя?! – склонив голову к плечу, развел в стороны руками мэтэй, наблюдая жалкие потуги человека подняться на ноги. Кое-как нащупав руками землю, Альберт оттолкнулся, но, не устояв на дрожащих ногах, вновь рухнул в песок. Попадание хару походило на удары Иверита, но пронизывало болью сразу всё тело, а не только место непосредственного контакта. Он всё еще ни черта не смыслил в рейтарских системах, но определенно ставка на его победу как один к двадцати четырем недвусмысленно сообщала о его положении. Но как же ему не хотелось проигрывать… Не сегодня, не здесь, не так…

Скатившись по переносице, крошечная слезинка соединилась с ручейками крови и, сорвавшись с кончика носа, с шипением растворилась в песке Красной Звезды.

Он должен победить, любой ценой. Плевать, что остался без оружия, это всего лишь заостренная железяка. Можно победить и на чистоте. В конце концов, самурай без меча подобен самураю с мечом, только без меча.

Вновь стальной шар с ревом устремился к нему.

Под светом заходящего солнца, среди невысоких древ, на небольшой полянке старательно пыхтел мальчишка в коротких шортах и клетчатой рубашонке. Совсем недавно он переехал на Архитекторскую, где практически не было других детей, и посему ему приходилось скрашивать себе досуг самостоятельно. Прямо перед ним – небрежно сверстанная книжка, уроки кунгфу-дзюцу за авторством некоего лаосского мастера в четырнадцатом поколении, прославленного юданся Чу Пэня.

С первых страниц книга торжественно обещала: изучение ее неминуемо ведет к овладению совершенным стилем боевых искусств, разработанным лично мастером Чу, никогда не ведавшим поражения. Что может быть лучше для мальчишки? Не подозревающего, что корпит над трудом шарлатана, если чего никогда и не ведавшего, так это признания. Но ничего другого у него не было, и со звучными «Вху! Вху!» ребенок старательно повторял все движения схематически нарисованных на страницах трактата человечков.

Где-то невдалеке хрустнула ветка, и, повернувшись на звук, ребенок увидел девочку чуть старше его самого. Пышные угольные волосы подрагивали на теплом осеннем ветру, хулигански пытавшемся задрать ее волочащуюся по земле юбку. Загадочно улыбаясь, она теребила рукав тонкой кофты, не сводя с мальчика взгляда.

– Привет… – немного растерявшись, промямлил мальчик, но девочка ничего не ответила, лишь шире улыбаясь, изобразила несколько движений руками.

– Что? Я тебя не понимаю! – громко крикнул он, всерьез полагая, будто это поможет наладить контакт.

Незнакомка закатала рукав и обнажила браслет с экраном; постучав по нему пальцами, она развернула его к ребенку, где тот прочитал «Привет».

– Ты… Не можешь говорить?.. – почесав голову, наконец сообразил он. – Но ты меня понимаешь?

Незнакомка кивнула и вновь забарабанила по экрану.

– Лидия! – прочитал мальчик. – А я Альберт! Хочешь дружить?

Солнечно улыбаясь, она закивала головой и, воспроизведя его движения из книжки, сложила руки в замке, соединив вместе указательные и большие пальцы. Это Альберт смог понять и без дополнительных ухищрений.

– Хочешь со мной? Понравилось? – самодовольно уперев руки в боки, лучший ученик мастера Чу Пэня занял горделивую позу, покуда девочка вновь кивала. Она набрала на браслете новое сообщение, и Альберт прочитал: «Это такой танец?»

– Что? Не-е-ет… – поникнув плечами протянул он.

– Лидия! – со сгустком крови выплюнул на багровый песок Альберт. Почему он вспомнил это сейчас, когда в него летел стальной шар? Или… Не летел? Или возвращался обратно к гвардейцу? На самом деле он и сам не был уверен в том, что видел, будто вновь его затянуло внутрь «Книги Злобы», только теперь на ее страницах он видел свою собственную жизнь.

Возможно, именно так Владыка Алегроф и воспринимал реальность, записанную мудрыми рейтарами на ржавых листах, где пустые страницы представляли собой еще не свершившуюся историю будущего. Он взвалил на свои плечи непосильную ношу, под невероятным давлением багровая грязь в его душе раскалилась добела и, не выдержав, расплавилась, растекаясь и заполняя выгоревшие пустоты в потемках человеческой души, поблескивая нитями бледного металла среди многочисленных прожилок. Стала отзвуком в беззвучном оркестре мириад струн, что лежали далеко за пределами людского восприятия, незримых для глаз одареннейшего из художников, неслышимых вдохновеннейшими из музыкантов, неописуемых пером острейших поэтов.

Но из души Альберта сочился не дикий пурпурный хаос иных миров, не зловещее алое сияние ярости Легиона. Альберт не был избранным, не был особенным, у него не было ничего этакого; по правде сказать, даже среди своих сородичей он не был выдающимся: ни самым сильным, ни самым умным, ни самым красивым. Однако кое-что, чего не было у других, у него всё же было.

Его приверженность идеалам чести, что в человеческом обществе встречалась даже реже огромных кровожадных цатэров, и уникальный опыт взаимодействия с тремя доминантами. И, коснувшись нескольких из множества, он нашел свою собственную. Из души Альберта ледяным водопадом лилось черное серебро.

Никаких кардинальных изменений не произошло, он оставался всё тем же изможденным человеком, с трудом стоящим на горячем песке, изменилось лишь его восприятие. Время, расстояние… Для того, кто крутит доминантой, всё это имело не больше смысла, чем пустопорожние размышления, наполовину ли пуст стакан, или наполовину полон, он теперь мог определять, существует ли стакан вообще. Нырнув носом в песок, он пропустил летящий шар над собой, спину его не слишком нежно погладили наждаком, но, стиснув зубы и сверкнув бледной вспышкой, одним скачком он подобрался к гвардейцу и мощным ударом кулака огорошил мэтэя в подбородок.

Хороший удар, но недостаточный, чтобы серьезно навредить крепкому здоровяку. Зато достаточный, чтобы тот, опешив, отступил на пару шагов назад, освободив оружие человека. Подхватив меч, Альберт с той же стремительностью метнулся прочь, не подставляясь под неизбежное возмездие возмущенного столь дерзкой выходкой гвардейца.

– Пижамный наносит ответный удар, какой поворот! – выпалил рейтар, и сам не веря увиденному. – Но что он делает? Он чертит круг!

Вновь завыл над головой здоровяка металлический шар, разбрасывая снопы искр, но Альберт, не дожидаясь близкой встречи с ним, волоча за собой меч, побежал по кругу прямо за шаром, постепенно сокращая радиус, и, скользнув босыми ногами по алому песку, как по мокрому стеклу, что было мочи рубанул гвардейца мечом, подскочив ввысь на воздушном потоке, им же самим и созданном. Альберт с небес зашвырнул меч в противника, и тот, сверкнув в раскате грома, пронзил противника насквозь – лишь рукоятка торчала из груди грузно обрушившегося в песок бугая.

Сверкнув в бледной вспышке, человек уже стоял в дальнем конце арены, вновь оставшись без оружия, что глубоко увязло в плоти мэтэя. Теперь вернуть его будет не так просто, но что это? Тяжело дышащий Альберт вскинул брови: гвардеец бросил шар в песок и поднял над головой ладони.

– Я смотрю, тебе прямо очень надо, да? – крикнул он человеку, присаживаясь на колено. – Ну ладно, иди дальше, раз так хочешь!

Человек расселся на песке и, запустив пальцы в волосы, наблюдал за безуспешными попытками щурившегося и стискивавшего зубы мэтэя извлечь из своего тела меч.

– Ты знал! Ты точно знал! – рявкнул Гонк самодовольно ухмылявшемуся рейтару, блаженно таращившемуся в багровые небеса.

– Будет тебе, Го, побойся Владыки, откуда я мог знать? – отмахнулся Иверит. – Если бы он продул, я бы потерял полпретора норм, а если выиграл – я получаю полкогорты два претора. Такой шанс выпадает раз в жизни, как я мог им не воспользоваться?

Пробормотав нечто невразумительное, цатэр спустился вниз по ступеням амфитеатра и, достигнув края, глухо спрыгнул в песок. Подобрав едва остававшегося в сознании человека, он закинул его на плечо, как мешок картошки, и понес прочь с арены, пока трибуны утопали в криках, заглушавших прочие звуки.

– Я не смог уйти собственными ногами… – извиняющимся тоном пробормотал Альберт.

– Да это уже неважно, после всего, что ты сделал, к концу оборота точно попадешь в ограду! – оглушительно расхохотался цатэр у него над ухом.

– А кстати, что я сделал?.. – поинтересовался Альберт, смутно припоминая недавние события. Но даже Гонк не был достаточно сведущ в понимании произошедшего.

– Ну, ты… очень быстро бежал.

– Я-то думал, что уже проиграл… – устало улыбнулся Альберт, прикрыв глаза.

– Знаешь, как говорят рейтары? Ты не проиграл до тех пор, пока на тебя всё еще можно сделать ставку.

* * *

Ограда! Что за дивная традиция! С давних времен Воины Легиона после утомительных сражений любили собираться в тени крепостной стены и рассказывать небылицы о ратных подвигах, зачастую к действительным подвигам имевшие весьма опосредованное отношение. Хвастовство здесь – отнюдь не порок, а выражение «Попасть в ограду», вопреки неблагозвучности, – само по себе подтверждение доблести. Со временем владения Алегрофа ширились, настоящие войны случались всё реже, но желание собраться под стеной и побравировать перед товарищами никуда не делось. Так, возведя кусок стены посреди пустыни, легионеры собирались внутри декоративного укрепления прямо на Красной Звезде.

Гонк наконец добился своего: пусть на арене и проходили захватывающие поединки, его подопечный поразил всех, и теперь он пожинал заслуженные плоды славы и почета. По правде сказать, даже излишне наслаждался, оставив Альберта без внимания, в то время как человека окружало множество любопытных взглядов.

– Одежда у тебя странная! – объявил краснокожий тэй, с треском разгрызавший кость. – Слыхали, народ, рейтары говорят, это называется «пижама»!

– А что такое пижама? – спросил грубый голос у него за спиной.

– Тряпки специально для спанья. Что же это, Гонк тебя прямо из ночлежки да сразу на арену выкинул?

– Это не пижама, это кимоно, – держал ответ Альберт. – Одежда самурая.

– Сам урай… – цокая языком, произнес собеседник в точности как Гонк. – Это такие Воины? И они выходят в бой в этом? – продолжал напирать тэй.

Альберт бросил отчаянный взгляд на стоящего поодаль Гонка. Предатель! Бросил его тут отдуваться, а сам воркует с какой-то цатэрочкой!

– Ну, нет, обычно в доспехах… А это так… Одежда для отдыха… – неуверенно промямлил он, сам загнав себя в ловушку.

– То есть это всё же пижама? – присоединился к обсуждению здоровенный цатэр, оценивающе глядя на человека и потирая подбородок.

Смесь необычных чувств охватывала Альберта: глядя на множество окружавших его сердитых лиц, особого страха он не испытывал, в их взглядах он не видел злобы, но всё же чувствовал, что своими вопросами они будто прощупывали его оборону. Однако простым как сапог легионерам не было нужды пытаться поддеть или оскорбить его, такие глупости вообще не свойственны народу, что легко мог втоптать в грязь целые цивилизации, зачем тратиться на оскорбления? Их понимание слов и вещей серьезно отличалось от таковых у человека, но, осознав, что в мрачных глазах их не ненависть, а сам он легко может дать им желаемое, Альберт сдался и выдохнул.

– Да, это пижама.

– Во! Я ж говорил – пижама, – довольно скрестил на груди руки тэй.

– Должно быть, эти самураи – серьезные бойцы, раз приходят на драку в пижаме. Я бы швырнул парочку таких в кучу трупов! – присоединился к разговору еще один тэй в куртке из серой кожи с заклепками.

– Да он сам тебя в кучу кинет! Видал, что он на арене творит?! – вмешался знакомый мэтэй. Рука его совсем зажила, и лишь белесый шрам выдавал историю пережитых увечий. – У нас самая лучшая когорта, и в ней самые сильные Воины!

Его бахвальство не осталось незамеченным, и пока легионеры наперебой начали расхваливать собственные когорты, Альберт наконец получил передышку. Но к расслабившемуся человеку тяжелой поступью приближался гвардеец, мрачный как буря, позвякивая цепью от массивного шара. Готовясь к худшему, Альберт сглотнул, но Тагон лишь протянул ему шар.

– Вот, держи подарок, Пижамный Самурай.

– Спасибо… – промямлил он, принимая увесистую ношу.

В руках мэтэя это грозное оружие, но ему с таким только топиться. Он ухмыльнулся. «Пижамный Самурай»! То, что он принял за издевку, в итоге легионерами подавалось как преимущество. Столь силен, что выходит драться в пижаме! Он сделал себе имя, может и не такое, как хотел, но выцарапал его собственным мечом.

Кстати, что случилось с самим мечом? На груди мэтэя была лишь грязная повязка.

– Меч твой чудной, не застрянь там железяка, он бы глубже ушел, и так легко его уж не достать.

– Цуба?.. – пробормотал Альберт, пытаясь понять, о какой железяке говорил гвардеец.

– Так она там не случайно? А я думал, повезло мне! А зачем тебе железяка в мече?

– Ну… Цуба – это важная деталь… – ответил Альберт, посмотрев на здоровяка, и добавил: – Она маленькая, но сильная.

– «Маленькая, но сильная»! «Цуба»! – зловеще расхохотался тот. – Если у меня будет дочь, я знаю, как ее назовут!

– Нет-нет-нет, его меч называется «Нестраханетсомен»! – вклинился в их диалог морщинистый толстый рейтар, что, не слишком вдаваясь в подробности беседы, решил блеснуть сомнительными познаниями. Это его голос Альберт слышал во время поединка, и вновь ему стало неловко, пока легионеры снова и снова пытались произнести название, что никогда таковым не задумывалось.

– Меч самурая, – наконец пришел на помощь Гонк, и Альберт облегченно вздохнул.

Конечно, он мог бы попытаться объяснить разницу между одати и мечом самурая, катаной, но так он сделал бы только хуже.

– «Меч самурая» годится, – кивнул он, не желая разводить бузу.

– А где Граз? – покрутил головой рейтар, выискивая цатэра, некогда вступившего с Гонком в перепалку.

– Не пришел. Правильно мать мне говорила, не играй в ставки с рейтарами, без штанов останешься! – оскалившись всеми зубами, ухмылялся гвардеец, а после, посерьезнев, повернулся прямо к Альберту: – Вот что, Самурай, пойдешь к нам в «Дельцы»?

– Что это ты, на дьярфо моего глаз положил? – нахмурив брови, рявкнул Гонк.

– Воин не может быть дьярфо, – загадочно растянул губы Тагон, отчего опешил и сам цатэр.

Альберт вздрогнул. Это стало для него неожиданностью. Получается, он свободен и волен идти куда вздумается?

– Гонк, давай договоримся, отпусти его, а мы… Мы тебе… Два претора крушителей отдадим! – предложил гвардеец и тут же проглотил язык, увидев гневное лицо судьи.

– Нельзя продать Воина! В суд захотел?! – лязгнул холодной сталью в голосе Гонк.

– Благодарю за предложение, но я предпочту остаться в своей когорте, – разрешил конфликт Альберт, и только что готовый взорваться цатэр растаял в довольной улыбке.

Ночью Альберт не мог сомкнуть глаз. Гонк объяснил ему, что он и Воин, и нет одновременно. По закону, только Воин может победить другого Воина на турнире, чем обычно и пользовались ряха, желавшие восстановить доброе имя, но пока нужные бумаги еще не оформлены. Тем не менее, это просто формальность, вопрос уже решен, и к концу турнира он всё равно получит грамоту, подтверждающую его полноправный статус в Легионе.

Поэтому сейчас Гонк назвал его «сэкондар», и, осознав всю иронию, человек расхохотался столь звонко, что цатэр забеспокоился, не задыхается ли он. Воин Легиона… Он достиг своей цели, но действительно ли это было его целью? Была ли у него вообще цель? Если да, что ему делать дальше? В глубине души он чувствовал: ему просто всё равно, и он вновь выйдет на песок арены, потому что это стало не только битвой Гонка, но и его собственной.

Пока же он варварски забавлялся с новообретенной способностью, вновь и вновь переживая кошмарные события прошлого, отобравшие его дом и друзей, с каждым разом лишь сильнее распаляя жажду возмездия.

Ступая по горячему песку, человек изо всех сил сжимал челюсти, против его воли растягивавшиеся в счастливой улыбке, пока рейтар объявлял, что выходит «Самурай». Но настоящему самураю не к лицу быть чересчур довольным. Никто больше не назовет его ни рабом, ни уродцем, ни хлюпиком, оставалось решить лишь одно дело. С противоположенного конца арены навстречу ему выходил цатэр Граз.

Крупно проигравшись, он вызвал человека на бой и поставил на самого себя, но и Альберт не желал провести остаток своей жизни в страхе перед цатэрами. Да, гигант чудовищно силен, но и у него появился козырь – огромное превосходство в скорости, что даровало ему черное серебро.

Между бойцами у стены – длинная стойка с разнообразным оружием, среди прочего Альберт увидел там и свой меч, что, к его удивлению, уже заграбастал в свои ручищи цатэр.

– Граз выбирает меч самурая?.. – озадаченно произнес рейтар. – Он швыряет его под ноги сопернику! Граз выбирает волрикрах!

Цатэр прошелся по песку, оценивающе поглядывая на Альберта, и, остановившись посередине арены, объявил:

– Сразу падай на землю и уйдешь целым.

– Я не преклоняю колен перед самовлюбленными трусами, – не веря собственной смелости, крикнул ему в ответ человек.

– Ну тогда я тебе их отрежу! – рявкнул цатэр и бросился в атаку.

Альберт был прав: взбесившийся от гнева гигант импульсивно размахивал огромным двуручным топором, не имея практически ни единого шанса его достать, нужно было всего-навсего держаться подальше от раскаленного лезвия. Наконец, скользя по песку, он поразил цатэра по голени. Безрезультатно. Каким бы ни был его удар, пробиться через толстую, в два пальца, штанину из грубой ткани не представлялось возможным.

Ну конечно, большинство противников цатэров существенно меньше их, и посему облачение из мешковатых брюк делало тех практически неуязвимыми, единственные места, куда человек всё же мог поразить гиганта, – это торс и руки, но как ему до них достать?

Сколь бы невыносим ни был Иверит, поединки с ним не прошли даром: вспоминая его метод, Альберт взбежал по незримой лестнице и, единожды полоснув гиганта по ребрам, тут же осознал – ему подобное не подходит. Слишком шаткой казалась «лестница», слишком сильно он боялся споткнуться, нет, его путь куда прямолинейнее, ему нужно было лишь наметить точку в пространстве и, сверкнув серебряной молнией, пронестись мимо, выставив меч.

Пространство – лишь частный случай проявления времени, и, чувствуя течение времени, не было никаких проблем соединить две точки пространства как соседние.

– Самурай наносит первый удар! – выкрикнул рейтар, утопая в криках трибун, скандировавших «Сам-урай! Сам-урай! Сам-урай!»

На песок брызнула темная кровь гиганта. Альберт наносил удар за ударом, пусть не слишком мощных, не глубоких, но рано или поздно от кровопотери гигант устанет и не сможет продолжать бой, этого будет достаточно.

Глубоко в толще металла и камня, в тайной комнате под неистовствующими трибунами, через тонкую щель, совершенно незаметную для находящихся на арене, за поединком внимательно наблюдали еще две пары глаз, пожелавшие скрыть свое присутствие.

Покрываясь испариной от столь продолжительного и сильного контакта, подле трона Владыки обмахивала себя веером пожилая рейтарка. Не думал же ты, Альберт, что подобные выкрутасы прямо под носом разрушителя миров могут остаться без Его внимания?

– Что он себе думает? – едва шевельнув губами, произнес Алегроф, и в комнате стало столь жарко, что, проскрипев сухим воздухом в опаленных легких, рейтарка болезненно зажмурилась.

– Извольте, Сир… – скрежещущим голосом, отдышавшись, произнесла она. – Доминанта, безусловно, не Ваша, но этот… с позволения… «Самурай»… Похоже, изо всех сил стремится соблюдать правила. Боюсь только, он убьет его, Сир. Граз ни за что не преклонит колена перед подобным, Граз не остановится. Он убьет его, бой надо прервать.