Текст книги "Хроники Доминиона. Меч Самурая"

И работа закипела. Теперь цатэр проводил много времени, обучая человека премудростям Легиона. Альберт учился обращаться со сломанным мечом – к большой потехе гиганта, постоянно предлагающего перестать позориться и взять топор или на худой конец булаву, но мужчина был непреклонен. Показанные Гонком движения вовсе не были сложными, но, хорошо помня предыдущий опыт, Альберт повторял их со всем возможным усердием.

Мышцы его стонали и изнемогали, но сквозь боль и усталость человек с каждым днем держался всё увереннее. Однако теперь на его лишенном конечной цели пути появилось новое препятствие.

– Мне нужна пища, – объявил Альберт, отдыхая после длительной тренировки на шкуре на столе, что теперь так же служила ему и местом для сна.

– Я тебе уже давал! – фыркнул Гонк, восседая в кресле у камина перед раскрытой книгой.

Глаза гиганта были закрыты, и Альберт ни разу не видел, чтобы тот переворачивал страницы, так что мужчина преисполнился уверенности, что таким образом Гонк просто изображает занятость, когда не хочет возиться с его персоной.

– Так закончилось, – развел в стороны руками Альберт.

– Уже?! Ты всё сожрал?! – с неподдельным удивлением воскликнул цатэр, звучно захлопнув книгу. – Как там называется твой вид – «пожиратели»? Ужасные пожиратели! Небось, сидите и всё время жрете без остановки!

Цатэр рассыпался в насмешках, хотя, казалось бы, в пору ли ему, за один присест способному прикончить блюдо в два-три человеческих веса, обвинять Альберта в прожорливости.

– Я ем не чаще двух раз за оборот! – попытался отстоять честь своего народа человек, но лишь раззадорил этим гиганта.

– Как кровавая мразь! Вот почему я больше не видел похожих на тебя – ты их всех сожрал! Небось, и меня скоро обглодаешь!

Гонк рассмеялся, но Альберт не оценил его юмора. В желудке у него урчало, а последний клочок мяса пошел в расход еще утром.

– Сколько ты можешь выжить без пищи? – вдруг посерьезнев, продолжил цатэр, внимательно глядя на Альберта.

– Пять, максимум семь оборотов, – взяв несколько мгновений на размышления, ответил Альберт.

Гонк смотрел на него с таким ошарашенным видом, будто это не он регулярно откалывал трюки за гранью понимания, а человек объявил что-то невообразимое.

– То есть ты всё время норовишь подохнуть?! Как вы вообще выжили?! – вскинул руки он. – Ладно… Верт! Где этот невыносимый рейтаришка?

Гонк поднялся на ноги и прошелся по жилищу. Рейтара не оказалось ни на привычном месте, ни где бы то ни было еще. Альберт вообще не помнил, чтобы видел его хоть раз за прошедшие дни, и, хотя он всего-навсего попросил о самом насущном, вид у цатэра был такой, будто человек объявил, что смертельно болен и вот-вот неизбежно умрет. Улыбка покинула лицо гиганта, и, сделав круг вокруг стола, тот подхватил со стойки с оружием топор и направился к выходу из жилища.

– Ты точно не можешь есть ту траву, что я приносил? – не дойдя несколько шагов до двери, спросил он через плечо.

– Да… – не слишком уверенно потер голову Альберт. – Подожди, а сколько ты можешь обходиться без пищи?

– Два сезона. Если буду мало двигаться и беречь силы – три, – холодно и отрешенно отозвался цатэр, явно поглощенный собственными думами. – Вот что, постарайся не сдохнуть и никуда не уходи! – по-отечески напутствовал его гигант, притворяя за собой дверь.

И вновь Альберт остался один. Цатэр не вернулся и когда алая волна, знаменующая начало нового дня, прокатилась, разогнав черные тучи по грязному небосклону. Голод быстро овладевал разумом, и, будучи предоставленным самому себе, человек планомерно переворачивал каждый клочок площади в жилище Гонка в поисках съестных припасов. Ничего. В доме гиганта, битком набитом оружием, книгами и шкурами, не было ничего, что могло бы сгодиться в пищу. У цатэра не было ни кладовой, ни амбара. И что скрывали комнаты по ту сторону от уходящих вверх и вниз лестниц, выяснить не удалось, ибо массивные металлические двери слишком тяжелы для Альберта, не будь он даже ослаблен голодом, но, судя по последним словам Гонка, вряд ли там скрывалась коллекция вин и копченого мяса.

Время шло, а в жилище никто так и не объявлялся, даже невыносимый рейтар, и, хотя наученный горьким опытом человек более не решался ступать на его половину, он и отсюда прекрасно видел всё ее содержимое. Он даже попробовал в качестве эксперимента угоститься соломой, но лишь порезал язык. Идею отправиться в город и просить подаяние он сразу отмел как несостоятельную: нет, местные, конечно же, накормят его. Палкой.

Он боялся их. По правде говоря, он и Гонка-то боялся до полусмерти, но каждый раз, когда чудовищный цатэр голиафом нависал над ним, когда душа его сжималась и уходила в пятки, какой-то незримый, невидимый стержень всегда помогал найти опору.

Не боясь ни боли, ни смерти, он боялся лишь, что перед лицом Вселенной он, возможно, будучи последним живым человеком, последним аккордом сонаты человечества, покажет себя недостойным.

Спустя два оборота затея перестала выглядеть столь безумной. Человек уже не думал, что он будет делать дальше, главное для него было выбраться, но… Всегда есть это неприятное «но». Он вдруг осознал, что находится в ловушке.

Дверь наружу закрыта, и он не мог ее открыть. У двери даже не было замка, просто человеку не доставало физической мощи. С диким воплем вновь и вновь он обрушивался на невозмутимый металл, чуть не вывернув себе плечо, но едва ли смог сдвинуть ее и на миллиметр. Дверь, ведущая во двор, также была закрыта, как и решетка клетушки, что отгородила спасительное окошко. Взявшись изо всех сил за прутья решетки, он дергал их, калеча себе руки, но ничего не смог сделать с весившей в несколько раз больше его самого клеткой.

В какой-то момент он, осознав, что теперь изо всех сил пытается проникнуть обратно в тюрьму, истерично расхохотался и бросил бессмысленную затею. Выхода не было. Цатэр запер его. Сделал он это специально? Вовсе нет. Гигант и подумать не мог, что простой дом может таить смертельную опасность для кого бы то ни было. Альберт всё больше понимал, насколько огромной была пропасть между ним и цатэром, насколько хрупка жизнь и слаба человеческая природа. Гонк вечно дразнил его, называя слабаком, и с каждым мгновением он всё ярче осознавал, почему.

Вот прошло три оборота. Альберт забрался на стол и растянулся на шкуре на спине. Высоко над ним – квадратный световой колодец, ближайший ход наружу. Слишком высоко. Если бы цатэр забрался на стол, а он – ему на плечи, может, и получилось бы дотянуться, но без лестницы или веревки с крюком у него не было ни единого шанса. Альберт вытянул руку и, растопырив пальцы, разглядывал ее темный силуэт на фоне багрового неба. «Вот как, должно быть, чувствуют себя домашние животные, брошенные хозяевами на произвол судьбы», – думал Альберт проведя несколько забавных аналогий. Какая получится глупая, нелепая смерть. «Никуда не уходи», – сказал ему цатэр. Как будто у него есть выбор.

Глаза человека уже застилал темный туман, и, не имея никакой пищи для тела, ему оставалось лишь упиваться пищей для ума.

К середине четвертого оборота, когда Альберт находился в полусознательном бреду, дверь жилища скрипнула, и на пороге показался изможденный цатэр с окровавленным топором наперевес. Тело гиганта покрывали многочисленные кровоточащие царапины и следы когтей, а в кулаке он сжимал хвост обезглавленной слепой бестии. На брюхе твари не хватало большого куска, и лишь по следу длинных острых зубов можно было предположить, куда он подевался.

Оставляя позади кровавый след, цатэр протащил тушу по полу и, разжав пальцы, устало объявил:

– Вот, ешь.

Глаза его были налиты кровью куда сильнее обычного, а в голосе сквозило железо. Кое-как собравшись с силами, Альберт спустился со стола и впился зубами в плоть животного.

* * *

Силы быстро вернулись к человеку. Всего один небольшой перерыв на дрему, и вот – Альберт, свесив ноги с края стола, уже как ни в чем не бывало разглядывал лежавшего в углу мертвого зверька. Чего нельзя было сказать о цатэре. Поднявшись на самый верх своей башенки, тот не показывался на глаза целый оборот, покуда, ворча и кряхтя, не занял свое место в кресле у камина. Раны его затянулись и теперь, изрядно потемнев, проступали на алой коже гиганта тигриными полосками. Некоторые ранения были весьма глубоки, но Гонк прекрасно обошелся и без медицинской помощи.

– Если тебе сырая не нравится, попроси Верта сделать рванину, – вместо приветствия бросил он человеку, проследив за направлением его взгляда.

– Чтобы он отравил меня? Вот еще!

И пусть ему не нравилось сырое мясо, он предпочел бы до конца своих дней есть только его, лишь бы никогда не связываться с рейтаром.

– В прошлый раз ты не жаловался!

Альберт запнулся. Неужели та вкусная вырезка, что служила ему пищей все эти дни, действительно была приготовлена рейтаром?

– Он же меня ненавидит…

– Ну, ненавидеть кого-то – нормально для Воина Легиона, – пожал плечами цатэр. В тот же миг дверь жилища тихо скрипнула, и в небольшую щель юркнул и сам рейтар, объявившийся словно по сигналу.

– Помянешь черта… – процедил сквозь зубы Альберт.

Держа в руках огромный ворох бумаг, он прижимал верхушку подбородком и, деловито пройдя середину зала, остановился, бросив взгляд на израненного цатэра.

– Ужасно выглядишь, Гонк.

– Проклятые череполомы, целая орта!

Рейтар лишь пожал плечами и, нащупав взглядом тушку кровавой мрази, недоверчиво изогнул бровь.

– Ты что, на охоту ходил?

– Да… – обнажив ряд острых зубов, усмехнулся цатэр, поглаживая шею.

Пробурчав нечто неразборчивое, Иверит добрался до своего стола и сбросил тяжелую ношу. Едва успевшие освободиться ладони рейтара тут же стали заполняться бумагами со стола, но, вдруг вспомнив что-то важное, он отложил их в сторону.

– Точно, твое прошение, Гонк. Исполнено, – объявил он и быстрым движением опрокинул принесенную стопку, перемешав новые бумаги со старыми и погрузив стол в абсолютный беспросветный хаос. Каким-то чудом отыскав в этой груде желаемое, он подхватил одну бумагу и, молниеносно метнувшись, вручил ее цатэру, что тотчас повеселел. Не успел гигант поблагодарить его, как он вновь навис над столом и, собрав в охапку кучу бумаг, направился к выходу. Отвесив на прощание короткий полупоклон, рейтар исчез столь же внезапно, как и появился. Гонк же, поднявшись с кресла, спешил последовать его примеру; всю его ворчливость и хромоту как ветром сдуло. Накинув на шею пепельный шарф, он ушел, не проронив и слова. Альберт, ничего не понимая, безмолвно хлопал глазами.

Цатэр вернулся обратно, не успел человек спуститься со стола. За спиной он тащил некий прямоугольный предмет – почти во весь собственный рост, надежно обернутый плотной тканью и кожаными ремнями. Гонк пристроил его у свободной стены подле вешалки и, расстегнув ремни, нетерпеливо сорвал ткань.

– Во! – торжественно объявил он. – Гениальное рейтарское изобретение, ложный повторитель! Я за него две нормы отдал!

Но, вопреки восторгам цатэра, человек смотрел на гениальное изобретение с изрядной долей скепсиса, ведь несмотря на все хвалебные оды гиганта, за столь эксцентричным названием скрывалось обычное зеркало в простой металлической рамке. Просто зеркало. Оно даже не было качественным; местами грубо полированную поверхность затягивала мутная пелена, а три из четырех углов покрывала тонкая паутинка трещин.

Но Легион – общество Воинов, и что для Альберта было обыденностью, для чудовищного цатэра – невообразимая роскошь.

– Можно видеть себя! И разные вещи, когда ты далеко! Я могу даже видеть раны, которые иначе бы никак не увидел! – продолжал с жаром описывать весь невероятный функционал устройства цатэр и, повернувшись к зеркалу спиной, ткнул себя пальцем в темную полоску под лопаткой и расхохотался. Альберт осторожно подошел к невероятному ложному повторителю и замер как парализованный.

С покрытой царапинами поверхности на него смотрело странное, жалкое существо. Незнакомец стоял на двух ногах и имел две руки. Из грязной грубой рубахи торчала тонкая шея, усыпанная бурыми и красными пигментными пятнами. Голова его утопала в буйной растительности, густые свалявшиеся волосы торчали во все стороны, опускаясь вниз и перетекая в не менее безобразную бесформенную бороду, занимавшую большую половину лица. Над этим лохматым океаном айсбергом поднимался обожженный красный нос с облезающей кожей, а в самой середине, двумя островками, два глаза с огромными, занимающими теперь почти всё пространство мутными серыми зрачками.

Такие он уже видел – глубоко в подземельях казематов. И пусть его взгляду пока еще было далеко до той беспросветной пустоты, добрая половина пути уже была пройдена.

– Это я?.. – едва слышно пробормотал Альберт, прикоснувшись пальцами к лицу.

– Да. Но не совсем, это иллюзия, – продолжал объяснять принцип работы устройства цатэр.

Альберт подошел к зеркалу и дотронулся до его поверхности – до своего отражения, с трудом принимая увиденное.

– Ха! Ты так впечатлен, что слова не можешь вымолвить! – рассмеялся цатэр.

Гонк продолжал тренировки человека, уже и самого с трудом способного ответить, зачем ему это нужно. Самые важные уроки, что Альберт усвоил, не имели никакого отношения ни к оружию, ни к сражениям. Сейчас он продолжал упорно упражняться, одержимый одной идеей – стать сильнее. Намного сильнее, насколько это возможно. Во время одной из тренировок Гонк объявил, что теперь Альберт будет еще и работать – «в оплату за обучение». Не то чтобы Гонк сильно перенапрягался в роли наставника, в основном только подгонял да посмеивался над человеком, но Альберт не жаловался. В конце концов Гонк спас его жизнь. В действительности, множество раз, даже когда сам он и не понимал этого. Да и работа вовсе не была ему в тягость, он считал это скорее продолжением тренировок. Цатэр буквально брал работу на дом, приволакивая тележки прямо во внутренний двор; они шумно грохотали кривыми колесами по металлическим половицам хижины.

Те самые знакомые тележки, пробуждавшие загнанные в глубины подсознания болезненные воспоминания о темных временах в казематах, но Альберт больше не боялся. Единственное, что смущало человека, это разброс нагрузки. Иногда от него требовалось наколоть дров, и, с трудом управляясь с огромным топором, он до самого вечера едва осиливал половину, а когда цатэр поручал рассортировать камни в зависимости от качества по разным ящикам, то Альберт управлялся быстро и большую часть времени скучал.

Гонк не видел разницы между качественной и количественной работой, а посему человек больше времени отдыхал, чем работал. Он стал проводить много времени перед ложным повторителем, не в силах смириться с тем, во что превратился. Как назло, теперь каждый день объявлялся Иверит, усаживался за стол с самого утра и уходил только перед самой волной. Где он был, когда был так нужен? Он бы по крайней мере мог открыть дверь и выпустить Альберта наружу… Как вообще он, имея сопоставимые с человеком габариты, столь легко управлялся с тяжеленной дверью?! Но рейтар молчал, лишь изредка тихо посмеиваясь над позировавшим перед зеркалом человеком, ведь для него это было трогательным развлечением – наблюдать за обезьянкой, дорвавшейся до сложного технического прибора.

Звучно выдохнув, Альберт плюхнулся в песок и потер лоб. Его сегодняшнее задание – очистить от ржавчины десяток тяжелых мечей – наконец выполнено, и вновь у него выдалось много свободного времени. Отправившись в жилище с целью утолить жажду, мужчина взглядом вновь зацепился за зеркало, и в очередной раз он не смог устоять. Разглядывая отраженное жалкое существо, он вновь и вновь отказывался признавать его собой. Разве таким он помнил себя? Нет, конечно нет.

В этот раз рейтара не было, и человек смог разойтись на полную – он даже разделся и осмотрел свою спину, покрытую гадкими темными пятнами. Что с ним стало? Трогая себя за бороду, он повторял этот вопрос снова и снова, но лишь бессильная злоба была ему ответом. Резким движением головы Альберт отвернулся от неприятного зрелища, и взгляд его уткнулся в стойку с оружием. Несколько небольших кинжалов привлекли его внимание, и в беспокойном разуме человека распустились цветы навязчивых идей.

Альберт снял висящую в самом низу булаву с длинной рукояткой и, взявшись обеими руками за набалдашник, кончиком ручки пытался попасть по высоко висящему ножу. Привстав на цыпочки и подняв оружие над головой, он коснулся и подвинул нож. Еще немного. Еще. Есть.

Со звонким лязгом кинжал отскочил от пола, и, вернув дубину на место, Альберт тотчас поднял его. Для Гонка он, должно быть, был не более чем булавкой, но вот человек уже нашел ему иное применение. Намотав грязные волосы на кулак, одним движением Альберт отсек их и небрежно отбросил в сторону. Несколько раз повторив подобные манипуляции, он разобрался с верхней половиной и теперь, устроившись перед зеркалом, смотрел на лезвие ножа. Достаточно острое. Подойдет. Медленно и осторожно Альберт брился, всё же несколько раз порезавшись, но теперь, глядя на отражение своего, пусть и не слишком ровно выбритого кровоточащего лица, впервые увидел улыбку. Наконец он снова узнавал себя!

Звучно скрипнув дверными петлями, в жилище размашистым шагом вступил цатэр.

– Эй, Аль Берт! – выкрикнул он с порога. – Да где этот мелкий пар… – и вот, заметив пред зеркалом искомую персону, Гонк оборвался на полуслове.

Несколько мгновений гигант непонимающе буравил человека взглядом, брови его поднимались и опускались, пару раз он открывал рот, но, так и найдя нужных слов, лишь беззвучно прикрывал обратно.

– Твое лицо… Оно обезображено! – заговорил он. В глазах гиганта вихрем пронеслась буря эмоций – от легкой дымки непонимания до всеохватывающего пламени ярости. – Это Верт с тобой сделал?! Да я ему рога вырву! Это переходит все границы!

Альберт растеряно следил за расхаживающим по жилищу цатэром, пока вдруг не осознал всю комичность ситуации и поспешил утихомирить закипающего от гнева великана.

– Нет, Гонк, стой, всё в порядке! Я просто побрился! Рейтар меня не трогал! – в примирительном жесте вскинув ладони заговорил Альберт.

Конечно, он был бы совсем не против, если бы ненавистного рейтара наконец постигла какая-нибудь кара, но сейчас это было несправедливым. Гонк остановился и внимательно всматривался в лицо с трудом сдерживавшего смех человека.

– Тебе не больно? У тебя куска не хватает! – поднес он руку к своему подбородку и погладил невидимую бороду. Без пышной растительности габариты головы человека действительно сильно изменились.

– Это просто волосы! Я могу срезать их все, и мне ничего не будет! Они мне не нужны! – Альберт подергал себя за локон на голове в подтверждение своих слов, но цатэр смотрел на него с недоверием.

– Зачем у тебя на лице растет что-то, что тебе не нужно? Это бессмысленно! Сделай так, чтобы не росло, и тебе понадобится куда меньше пищи!

Альберт едва слышно хмыкнул. С одной стороны, цатэр говорил какую-то дикую глупость. «Сделай так, чтобы не росло»! Ну разве может он заставить волосы и ногти прекратить бесконечный рост? Но Гонк произнес это так, будто это само собой разумеющееся. Немного задумавшись, он согласился: ведь разве не он, владелец тела, должен решать, на что разумнее тратить драгоценные ресурсы организма. Развивая эту мысль, человек понял, что в действительности он вообще мало чем управляет в собственном теле, многие его потребности, желания и реакции обусловлены гормонами, работающими без его ведома и участия.

Мог ли он вообще считать себя оператором, пилотом, направляющим действия неуклюжей оболочки, или был лишь пассажиром на борту следующего предопределенным курсом не слишком комфортабельного лайнера и мог только наблюдать за происходящим через два маленьких иллюминатора?

И всё это несуразное хозяйство человечество некогда объявило вершиной эволюции, калькой, снятой с божественных лекал, по образу и подобию творца всего сущего… Альберт с большим удовольствием сейчас бы надолго и глубоко погрузился в экзистенциальный кризис, если бы Гонк не спустил его с небес на землю в неподражаемой манере Воина Легиона.

– Как ты безобразен… Ты стал еще гаже, чем раньше… – не сводя с него взгляда, задумчиво произнес он.

– Да ты всегда так выглядишь! – всплеснул руками Альберт.

И пусть шкура цатэра, грубая, толстая и прочная, что броня носорога, и покрывала всё его тело с головы до ног, на лице гиганта, за исключением двух кустистых щетинистых бровей, растительность отсутствовала. В отличие от человека, у цатэра не было ничего «лишнего», что требовалось бы срезать, сбривать или стачивать. Все в Легионе – словно вылепленные из воска непостижимым мастером солдатики, идеально выполняющие задачи, для которых и были созданы.

– Вот именно! Я всегда такой! – подтвердил его слова Гонк. – А ты теперь поменялся, а я уже привык к мохнатенькому!

Альберт усмехнулся. Это он считал, что вернул свой «истинный» облик, в то время как цатэр никогда не видел его таким и именно «мохнатенькую» версию, должно быть, считал правильной.

– Ладно! Я не за тем пришел! Вечно ты меня всякой ерундой отвлекаешь… – махнул гигант рукой, заканчивая тему внешности и ее восприятия. – Сегодня два претора две орты оборотов от конца турнира, и мы с ребятами в когорте договорились устроить вылазку. Как дьярфо, тебе позволено меня сопровождать. Ну что, готов показать, чему ты научился и на что годится «сэ-кон-дар»?

Цатэр загадочно ухмыльнулся, и Альберт понял: цатэр предлагал ему принять участие в чем-то, что станет для него экзаменом. Экзаменом, где Гонк определится, стоит ли Альберт чего-нибудь как дьярфо. Стоит ли он чего-нибудь как сэкондар. Стоит ли он чего-нибудь как человек.

– Да, – решительно кивнул Альберт.

– Тогда бери свой позорный огрызок и идем к челночьим, – обрадованный ответом оскалился Гонк.

* * *

Следуя по пятам за Гонком, Альберт шел по однообразным улицам, думая о том, как легко здесь заблудиться. Еще никогда он не отходил так далеко от жилища цатэра и сейчас сомневался, что сможет самостоятельно вернуться обратно.

Одинаковые дома, одинаковые дороги, полное отсутствие указателей, названий улиц и номеров домов превращали город Легиона в абсолютно непроходимый лабиринт. Гонк бодро вышагивал впереди, сменив свое обычное облачение на более парадную версию из черной куртки. Он даже надел дырявые ржавые сапоги, что звучно позвякивали при каждом шаге.

– Ладно, узнай время, – бросил он человеку через плечо, остановившись на перекрестке в тени под стеной трехэтажного дома, точь-в-точь такого же, что служил жилищем ему самому.

– Как? – удивился человек.

– Да что ж ты бестолковый такой! – всплеснул руками гигант и указал ладонью на лежащего подле соседней стены слепого монстрика. – Видишь, лежит кровавая мразь…

– Ну… – непонимающе кивнул головой Альберт.

– Дай ей пинка.

– Что?! – воскликнул человек и недоверчиво покосился на цатэра. – Ты меня разыгрываешь…

Гонк пробурчал что-то нечленораздельное и, подойдя к зверьку, поддел его кончиком ботинка, грубо перевернув на спину. В ответ монстрик неуверенно заворчал и кряхтя перевернулся обратно. Недолго пофыркав на цатэра раззявленной пастью, он проковылял несколько шагов в сторону и улегся обратно.

– Вот, мразь вялая. Значит сейчас септа вялой мрази. Теперь смотрим на небо, – цатэр вскинул вверх палец. Высоко над головой небо было затянуто темными тучами. – А небо грязное, значит оборота еще не было. Выходит, сейчас первая септа вялой мрази, а значит, мы уже опаздываем!

Альберт шокировано смотрел на цатэра.

– Вы так время узнаете?! – вырвалось у человека, до сего момента уверенного, что его уже ничем не удивить.

– Ну да, а вы как?

– У нас часы есть… Там стрелки разные… И они показывают… – пролепетал человек, не отрывая взгляда от хрипящего и ворчащего зверька. Ему было тяжело увязать в одну систему телепортацию, доминанту, космические корабли и что-то подобное.

Словно издеваясь над ним, высоко в небе с грохотом разорвалась вспышка, откуда появился черный летательный аппарат и спланировал над городом, исчезнув за крышами домов.

– Во, челнок на посадку пошел. Нам как раз туда, – объявил Гонк, взглядом проследив направление движения корабля.

Город остался позади, и лишь по левую руку от путников раскинулись безобразной грудой ветхие хибары. На широкой, рассекавшей пески дороге, в отличие от практически пустынного города, собралось множество гигантов, но даже для такой широкой полосы их было слишком много, и не без помощи перевернувших длинную телегу слепышей на пути образовался затор, вынуждавший легионеров искать пути обхода по песку. Альберт поспешал за Гонком, бормотавшим под нос неразборчивые ругательства и проклинавшим рейтаров, в то время как сам он почти по колено проваливался в необычно рыхлый песок всего в паре шагов от твердой дороги.

Здесь, в пустыне, где стояла аномальная даже по местным меркам жара, справа от дороги из земли, вздымаясь над разломом скал, высоко в небеса устремлялся величественный черный шпиль. Могучий, необъятный стержень поднимался над барханами, как кончик шпажки, на которую подобно немыслимых размеров тефтельке и была нанизана вся планета. Чем бы оно ни было, это место определенно являлось центром всего мира красного песка.

– А что это? – пользуясь замедлявшей шаг пробкой, спросил Альберт у ругающегося цатэра, в глубине души догадываясь об ответе.

– Башня Алегрофа, – небрежно отмахнулся Гонк.

Алегрофа… Разумеется. Погрязнув в будничной суете, Альберт совсем позабыл, какое чудовище, одним своим взглядом выворачивавшее его душу наизнанку, обитает здесь, под сводом багровых небес. И теперь он шел мимо стен его обители, к коей и сами черные тучи, затянувшие небосвод, не смели приближаться. От одних лишь воспоминаний о лике, клеймом отпечатавшемся в сознании, человека охватила дрожь.

– Алегроф – кто он? Что-то вроде бога? – опасливо спросил Альберт, и цатэр хрипло рассмеялся. Преисполненный трепета человек под звуки раскатистого хохота гиганта почувствовал себя неуютно.

– Те жалкие твари, одэры, что вы, безродцы, считаете «богами», как дикари поклоняетесь им… – насмешливо заговорил цатэр. – Ну, Владыка Алегроф их убивает как назойливых паразитов. Кем они и являются. Ибо он – Ан`Одэр, Иной, Хозяин Ненависти. Он и нас научил…

И хотя Гонк говорил совершенно спокойно и в голосе его не было никакого религиозного благоговения, Альберт почувствовал, с каким почтением он отзывается об Алегрофе. Информация, что цатэр с таким безразличием сообщил человеку, уже разрушила сотни миров, погрузила в хаос бесчисленные цивилизации, да и его родной мир не смог бы перенести ужасной правды, сообщи ее кто-нибудь в стародавние времена, и тотчас его сожгли бы на костре как еретика…

Сам Альберт отторгал услышанное всем своим естеством. Откровение подобной важности, сакральное знание, по его представлению, обязательно должно сопровождаться атмосферой некой торжественности, тайности и недоступности, а не вот так, неохотно, в перебой с грязными ругательствами, от которых у человека гудели уши, в пробке на кривой дороге посреди нигде…

Альберт отчаянно искал предлог, под которым мог бы отвергнуть весь этот вздор. Быть может, он что-то не так понял или неправильно произнес, всё-таки он не так уж и хорошо знал язык, быть может… Или…

Нет, Альберт, ты всё понял правильно. Легион – убийцы богов. И теперь настал черед Гонка с полным правом называть тебя дикарем.

– Подожди… Боги существуют? Вы их убиваете? – хватался он за последнюю соломинку окончательно обращавшейся в пепел картины мира, не в силах признаться, ответ на который из двух вопросов он боится услышать больше.

– Ага, еще как! – хищно облизнувшись, отозвался цатэр. – В «Книге Злобы» про это есть отдельная глава. Ха, пришли! Поговорим еще, если выживешь…

Человек хотел высказаться по поводу последних слов цатэра, но дорога резко повернула, и за высоким песчаным барханом обнажилась широкая равнина, полная рядами крупных кораблей. Грохоча двигателями, летательные аппараты взлетали и садились на длинные полосы, грубо выровненные прямо на песке и отгороженные друг от друга рядами круглых серых камней, выполнявших скорее декоративную функцию, нежели действительно способных остановить движение тяжелого транспорта, ежели по каким-то причинам тот сойдет со своей полосы. Практически все корабли, за исключением цифр и немногочисленных рисунков на них, были абсолютно одинаковы: длинные сигарообразные корпуса оканчивались широким раздвоенным китовым хвостом, а по бокам с обеих сторон – два изогнутых дугой крыла, совсем небольших для таких габаритов, с бочкообразными двигателями на концах.

Глядя, как один из кораблей, стремительно набирая скорость, плавно скользнул вдоль полосы и, набрав высоту, растворился в небе в раскате грома, оставив после себя лишь бледно-желтое размытое пятно, Альберт не мог заставить себя перестать задаваться вопросом: «Те, кто отправился сейчас на этом судне к далеким звездам, тоже пинали кровавую мразь, чтобы узнать время?»

Дорога уткнулась в развилку, где большая ее часть, огибая стоянку кораблей, исчезала в песках, а меньшая вела к небольшой площадке, где полукругом стояла группа колонн, используемых для куда более быстрого способа передвижения, нежели ходьба ногами. Эта часть дороги была перекрыта двумя массивными цепями, на каждой из которых висело по табличке с надписью «Закрыто – ремонт».

– Ленивые ублюдки! – прокомментировал надпись на табличках Гонк, заканчивая свой бранный монолог по поводу состояния одной из главных транспортных артерий. У самой развилки над песками поднимался высокий указатель с черепом крупного монстра пустыни и надписью: «Челночьи поля».

Так Альберт оказался в одном из самых священных для Легиона мест, даже не догадываясь, какое значение имеют для местных и сами корабли, и площадка для их хранения, ибо не только Гонк, но и любой другой житель Красной Звезды в принципе не владели концепцией религиозности, пусть множество их действий были ритуальны и несли исключительно символический смысл.

– Наша полоса претор-три, помогай искать, – крикнул Гонк, бросив быстрый взгляд на извлеченный из кармашка на рукаве клочок бумаги.

Поначалу Альберт не оценил всей сложности задачи, ибо у каждой полосы стояло по столбику с цифрами, но как только человек понял, что никакого порядка в этих записях нет, а соседями полосы под номером «9» были «122» и «64», то осознал всю бренность бытия. Разве нельзя было расположить их последовательно или по какой-нибудь системе? Но нет, Легион оставался Легионом даже в таких мелочах.